Кавалер Полярной Звезды

 1. Песни и пламя.

… Я познакомился с ним на Всекузбасском фестивале бардовской песни «Зори над Томью». Ежегодно, летом, на берегу Томи, близ деревни Журавли, проводится этот фестиваль, куда со всей Сибири съезжаются поющие поэты, выступают, знакомятся, общаются. «Наша Кузбасская Грушинка» - улыбается Татьяна Болотова, организатор этого мероприятия. «Где-то далеко-далеко, за уральскими горами течёт величавая Волга, на берегу которой каждый год проводится Грушинский фестиваль бардовских песен. Велика бескрайняя Россия!.. Текут на Север и на Восток - к Ледовитому и Тихому - братья и сестры Волги – Иртыш, Обь, Томь, Ангара, Амур, Зея… И на многих этих реках проводится свой фестиваль авторских песен» - рассказывает Татьяна.

 Вечер, костер, звон серебряных гитарных струн, огромная луна напомнили мне мою далёкую юность. «Искры камина горят как рубины, переливаясь огнем голубым. Из молодого, цветущего, юного - стал я угрюмым, больным и седым…» - ля-минорно пел парень в чёрной кожаной косухе из Мариинска. Так уж устроен человек, что везде, где б он не был, - ищет своих земляков, и когда объявили: «Поёт Геннадий Лузянин, посёлок Красный Брод»», - я встрепенулся: « Бог ты мой! Земеля!.. Интересно! Надо бы встретиться, поговорить…»

Я тогда сотрудничал внештатно с одной газетой, где вёл рубрику «Герои среди нас», и в каждом своем собеседнике видел потенциального главного персонажа своих будущих статей. Геннадий Лузянин исполнял песни на стихи своей жены Ирины Воробьевой, и они всем очень понравились. Мы познакомились. «Пенсионер Гена», - представился он и протянул руку. Этого статного, моложавого мужчину трудно было назвать пенсионером, - если пенсионеров ассоциировать с сидением на лавочке, домино, скепсисом, нытьем, сплетнями, вечными жалобами и огульным охаиванием всего и всех… Нет!.. Гена (позволю так его назвать, ибо у нас небольшая разница в возрасте) был другой: веселый, талантливый, интересный собеседник. Завязался разговор, зазвучали серебряные струны его гитары, плыли песни над ночной Томью.Опускался туман. Изредка плескалась какая-то огромная рыбина. Щука, наверное… Неподалеку, возле своего костерка расположились кружком парни и девушки. Одна из них, с белокурыми вьющимися локонами до плеч, в синем спортивном костюме пела красивым грудным голосом:

«Опять пурга во тьму умчалась воя, и на снегу - не видно ни следа... А над моею, над самой головою, горит огромная Полярная звезда. Экспресс полярный звал меня гудками и я сказал: "Как много дней в году!.. чтоб не забыть, - возьми её на память и подарил тебе Полярную звезду!..»  Отблеск протуберанцев пламени плясал на щеках и волосах девушки, на деке её гитары…

 «Боже правый!.. – промолвил Геннадий, - как же она похожа на мою Алёнку!..

- Алёна… Алёна…  Где же ты теперь? … - задумчиво добавил он, вспоминая свою первую любовь…  Я бросал дрова в костёр, они с треском разгорались, салютуя искрами лету, реке, звёздам и ушедшей юности…

О волшебная пора нашей юности!.. Где, в каких краях, отзвенели твои синие ,звонкоголосые колокольчики?.. В каких мутных потоках чёрных дней утонул твой златоглавый Китеж?.. Где же мы растеряли тот великий дух молодости, дружбы, взаимовыручки?.. Нет мне ответа… И только быстрая Томь несёт свои воды туда, на Север, чтобы обнявшись с Обью поспешить к Ледовитому океану. Лунная дорожка хрупким мостком манила на другой берег... Было уже далеко за полночь, кто-то ушёл спать в свои палатки, мы пили крепкий чай, читали стихи, и я попросил Геннадия рассказать о себе…



2.   Монгольская одиссея Геннадия Лузянина



 - ... Родился я 27 сентября 1953 года, закончил в 1970 году десятилетку и сразу же пошел работать в мехцех. Ну, думаю, - поработаю тут до армии. Ушёл в армию в 1971 году, служил в поселке Пограничный Приморского края, укрепрайон там, пограничные войска и часть наша там стояла. И вот теперь, 28 мая каждый год я отмечаю День пограничника. Ну, хоть я и по связи был , но, тем не менее, -  пограничник. Два года пролетели - как один день!.. После демобилизации я вернулся в родной Красный Брод, и опять устроился на работу в свой родной мехцех. Меня там ждали… Однажды я увидел бурстанок, который нам привезли на ремонт, и спросил мастера: «Что это за техника?»... Заинтересовался… «Буровой станок 2СБШ-200!» - ответил мне Иваныч, и я решил пойти на курсы бурильщиков. После окончания этих курсов - я стал работать на бурстанке… На дворе стоял 1975 год… В то время было модно работать в одно лицо, до тех пор, пока на Новосергеевском разрезе не придавило машиниста. Он пошел шарошку менять, зажал штангу плохо, и она упала на его руки, он стал замерзать, кричать пока кто-то его там не нашёл… Его услышал белазист, проезжавший мимо, освободил и с той поры стали работать в два лица: помощник и машинист…
 
 ...Так я и работал до 1982 года, и тут мне предлагают поехать в командировку во Вьетнам. Что-то я начал раздумывать, ехать мне, не ехать?.. Во второй раз предложили, - опять во Вьетнам, не поехал я… Отправили туда Чернова Ивана Федоровича. А в третий раз мне предлагают: « В Монголию поедешь?..» Ну, я и согласился… Уехал в туда в 1982 году, оформил документы через «Зарубежуголь»… Там тогда открывался молодой Баганурский угольный разрез и нужны были специалисты по обучению местного персонала. Баганур – это небольшой город с 3-мя тысячами жителей. Бурые угли там - вертикального залегания… И вот идут  - ЭШ15/90, ЭШ20/90,- «шагари» - вскрывают пласты угля, добычные экскаваторы, здоровенные монстры. И следом идёт - уступом другой экскаватор и эту яму засыпает, будто и не было ничего вовсе… Отличная рекультивация! Нет там этих страшных фантастических ям-кратеров «лунного пейзажа» как у нас... Потом бульдозера – разз!.. раззз!.. – зачистили и хоть боком катись на легковушке!.. Уголь, конечно, уступает по качеству нашему, бурый – одно слово, я его в Кузбассе никогда его не видел и здесь встретился с ним впервые.

 - ... Что там, в Монголии, понравилось?.. Рыбалка! Отменная!.. Ах, каких я там тайменей подсекал!.. Красавцы! Японский бог!... Я ведь на Родине ничего кроме окушков и карасей не видывал, а там -  знатная рыба: и ленок, и хариус, и таймень!.. Просто обалденно!.. Хоть там, мы и на разрезе были, но совсем недалеко обитала, резвясь в речке, непуганая рыба. В 4 км от города протекала река Керулен, по ней мы иногда уезжали дальше,дальше, - на моторке, километров за 50! Ощущение такое: приедешь, и кажется, что здесь никогда не ступала нога человека, до чего чисто всё... нет ни мусора, ни следов… Никаких следов! Прямо Робинзонами себя чувствовали!.. Однако, конечно же, был тут человек, конечно был, - так не бывает… Где-то, здесь, неподалеку, как гласит легенда, была могила Великого Монгола – Чингисхана, но не смотря на многочисленные поиски её никто до сих пор не нашел… Не дается ханское курганское золото в алчные руки кладоискателей, не даётся.

... Выпрыгнет к небу, - словно синий марлин из рассказа папы Хэма! - здоровенный красавец-таймень, резко, со звоном натянется, будто струна, леска... Начнётся борьба Человека и Рыбы не на жизнь, а на смерть!.. И если Человек победит в этой борьбе, то это будет картина более величественней, чем падение Трои. Но и Рыба - не мальчик для битья,она поборется за свою жизнь, она ещё себя покажет!.. Ломается катушка спиннинга, Геннадий наматывает на ладонь леску, она режет кожу, врезается всё глубже и глубже в плоть, - будто раскалённый нож сквозь масло! - капает, капает его русская кровь в монгольскую реку, теперь они побратимы, - братья по крови! - русский парень Геннадий и монгольская река Керулен, поившая своей холодной водицей бешенную конницу Чингисхана, помнящую много чего на своем веку… Бьётся, бьётся таймень – красава! – но всё же устаёт... устаёт... круги его - всё ближе и ближе к берегу.  Геннадий шепчет, мотая головой: «Врёшь, не уйдёшь!..», и - ловко, не торопясь, боясь сделать резкое движение, вытаскивает обессиленную Рыбу на крутой берег…  Бежит, бежит, серебряная река; падает за сопку пурпурное солнце... Вечереет… Геннадий закуривает папиросу, смотрит на Рыбу. Теперь можно и передохнуть. В этом поединке он – Победитель!..

- ... Ну, вот, стал обучать я монголов, - сначала работе на бурстанках... Правда бурстанки там – СБР-160, шнековые, 8 м шнеки, у нас таких нет, учил как нужно его эксплуатировать, сам немного подучивался, работа не стояла на месте… Если что у моих учеников не получалось, они у меня уточняют, вторая группа - у первой учится. Я по бурстанкам из Союза один был инструктор там. Также по одному человеку было по экскаваторам и по БелАЗам инструктора.
 
... Кружит, кружит холодный ветер, вздымая снежную пыль. Вращаются, вращаются с хрустом шнеки, и острые, как ханские стрелы, коронки вгрызаются в мезозой, и в более поздние эпохи, потревожив вечный сон соратников Чингисхана. Недовольно бормочут они в своих курганах, посылая проклятья прогрессу и тем, кто их разбудил. Геннадий, словно Прокоп из чапековского «Кракатита», колдует над аммоналом,  засыпая его в набуренные скважины, молча помогают ему монголы.

 КОНТАКТ! ЕСТЬ КОНТАКТ! ВЗРЫВ!!!

 Сотрясаются основы мирозданий, хмурит брови вечно улыбающийся Будда, летят к черному небу полуистлевшие щиты, мечи, наконечники копий сподвижников Великого Монгола, летят к звездам бивни мамонтов, зубы драконов, останки кочевников и черепа их лошадей… Не всё перетёрли в пыль безжалостные жернова Времени, не всё утонуло в зыбких песках прошедших эпох… «Взорвано! Уложено! Сколото! - бурое монгольское золото» - бормочет, перефразируя  Высоцкого, Геннадий… На того, кто сегодня движет горами, на русского парня Гену, - монголы глядят с благоговением. Здесь и сейчас, в карьере, - он второй после Бога…

 - ... Контракт у меня подходил к концу и больше не было возможности его продления по этой специальности, нужно было возвращаться в Союз. Но я-то работал ещё и в мехцехе довольно долго, знал эту кухню, имелись неплохие навыки, а там как раз сдавался в эксплуатацию огромный мехцех, прям как небольшой завод… А ещё специфика работы бурстанков там такая: пород крепких, скальных - как здесь - у них там нет, в основном мы бурили зимой по мерзлоте. А летом там - бурильщикам делать нечего, «шагарь» и так все возьмёт. Сам разрез – 6 млн. проектной мощности бурых углей… И вот там - сдается механический цех, станки надо запускать, осваивать, почти все они - гидравлические,  а мне все это оборудование давно знакомо. Пресс там был – 630 тонн усилия, огромнейший пресс! Поршень – метр с гаком в диаметре. Они, монголы, - не фурычили ничего в гидравлике, а там всё почти - гидравлика. Но я разобрался с этим прессом, отрегулировал, настроил его. И он - стал работать. Потом меня назначили инструктором по механическому оборудованию. Монгольский механик там был, мой ученик. Были наладчики... были слесаря…

…Кружится, вальсирует без устали, шар голубой – Земля, день сменяет ночь, летит, летит, по эллипсу вокруг Солнца, повинуясь законам Создателя. Весна перетекает в лето, осень – в зиму…  Как быстро минул год!.. Вращается шпиндель бурстанка, вращаются шнеки, стираются коронки, скрипит горельник, растет количество скважин. Позади - остается дырчатая земля, будто пошехонский сыр... Геннадий смотрит на восток: там, в столице его уголь ждёт прожорливый Молох - Улан-Баторская ТЭЦ, которая требует 10 тыс.тонн угля в сутки. Ревут сирены, грохочут взрывы, освобождая пласт угля от плена пустых и ненужных пород... К 15 декабря будет выполнен годовой план. Вращаются,урча, мощные генераторы электростанции, ток  течёт по проводам в самые дальние монгольские селения… Скоро Новый Год…  Интересно, а здесь, в Монголии, наряжают ёлку?..
 
... "Где-то там, за сопками, есть страна Сибирь, там седые вьюги занесли  крыльцо, там лохматый Шарик бродит по цепи, там глядит с портрета девичье лицо…" - бубнит Гена стих неизвестного автора, вспоминая картину Сальвадора Дали "Постоянство памяти"... Скукоженные циферблаты, - скорее мёртвые, чем живые! - вечно ускользающее, умирающее Время...
 
Геннадий закуривает, делает глоток крепкого чая, смотрит на фото, пришпиленное изолентой сверху в кабине. С фото улыбается в сиреневом платье Алёна... Над сопками встает пурпурное солнце. Помощник-монгол старательно укрывает мешками набуренные скважины…  Боже, как быстро минул год!..

- …Были там кой-какие нештатные ситуации. Например: полетела огромная шестерня на дробилке. Привезли запчасть… Надо на одну шестерню одеть другую, они,работяги, - и так и сяк, но - не получалось… «Не ту деталь привезли!..» - говорит старый  монгол. - Но там же, по документам, по чертежам заказали, по кинематике,ясно вам?.. Собрались все и говорят: - «Не та деталь!...». Но так получилось, что я, - раззз! – и одел эту шестерню во внутрь другой!... Ну, а те - там уже рапортуют, бумага пошла: - «Японский городовой! – Не та деталь!»  А это же опять - транспортные расходы, везти новую... возвращать старую... Я звоню, чтобы они отложили всю эту депешу на «верха», даю отбой всей этой лабуде. Они были уверены: «Да не может быть!..» Зубья там такие и число их - такое, модуль - такой-то, профиль зуба вроде как другой, - не должен одеться, нет!» И наш главный механик кивнул, согласился с этим... А я – чпок! чпок! - и одел!..  Были и другие там случаи: однажды лебедку, которая вагоны толкает, - тепловоз раздавил.

  Мне монгольский главмех говорит: «Ну что - сделаете?». «Ну, сделаем. Почему нет?.. Посмотрим - каков объем работы. "А за сколько времени?.." «Ну, дня за 4-5.» "А побыстрей?.." «Ну, не знаю, - если ночами тоже работать будем…» И - сделали, ничего страшного… Лебедка стала как новенькая!
 
- ... Какие казусы были в обучении монголов?.. Есть там хорошие парни, смекалистые, понятливые, а были - и не  очень… Токаришки в основном там - девчонки, дюймовочки такие: «Геня!.. Геня!..» Они никак не могли выговорить - «Гена». Ну вот… Молодцы, в общем-то… Но иногда попадались и «дубовые». Однажды, деталь дробилки нужно было просверлить, диаметром в 100мм. Положили мы эту деталь на радиальный сверлильный станок, настроили подачу, настроил я обороты. Как известно аксиома: чем больше сверло, тем меньше обороты, и наоборот!.. Настроил я всё, сделал пару отверстий, подзываю ученика и говорю: «Делай как я! В том же духе, понял?..» «Понял!»

 Я ушел по другим делам в другой конец цеха, через несколько минут возвращаюсь назад. Смотрю: он хватает эту стружку выходящую из-под сверла и хлоп! Обламывает! Я увидел, испугался, подбегаю: «Ты что делаешь? Нельзя так!» Он смотрит на меня … Я говорю «Тебе руку вот так разрежет!» - показываю. «Стружка – говорю -  как острый нож! Кинжал! Ятаган! Ты понял?..» «Понял…» Опять иду минут через 20 и думаю: «Как он там?» И вижу: опять ломает стружку рукой, паразит. Будто этим хочет помочь сверлу… Да что ж ты будешь делать! Я говорю: «Я сейчас пойду к начальнику цеха Чемидоржу,(Чемидорж был начальником цеха, - хороший,башковитый мужик) и скажу ему про тебя, что ты меня совсем не слушаешься! Нельзя рукой под рабочее сверло лезть!..» Он: «Ничего Геня! У меня – верхонка!» Я говорю: «Станок твою верхонку в лоскуты порвёт как Тузик грелку! Не делай этого больше, ладно?..» «Ладно!» В третий раз иду, и у меня на глазах - как резанёт ему!.. Он схватился за руку, кровь хлещет. Я подбежал - хлоп ему подзатыльник! - и говорю: «Беги в медпункт, я же тебе говорил, что нельзя  так делать!..»

…Бегут, бегут первые весенние ручьи, скоро Керулен сбросит лед. Окончатся эти бесконечные выматывающие душу песчаные бури,  вот-вот зацветет вишня, и охватит сердце темная тоска: домой хочется!.. Как там мама, отец?.. Как Алёна?.. Как сыночек Женя?.. Стал я думать о них много, по ночам не высыпаться. А какой с невыспавшегося работник-то?.. Нет, думаю, - так дело не пойдет! Дай, думаю, песни писать начну, -  я ведь музыкальную школу по классу гитары окончил, всё какое-то отвлечение… Уезжая из Союза, с собой целый чемодан книг взял: Сергея Есенина, поэтов Серебряного века, Гумилева, фронтовиков наших  - Левитанского, Слуцкого, Поженяна, Симонова, Ваншенкина, Самойлова а также "шестидесятников" – Рождественского, Вознесенского, Евтушенко... Я ведь с детства поэзию люблю. «Сережка ольховая» -  Боже правый! Какая же прекраснейшая песня!.. "И, видимо, жизнь не такая уж вещь пустяковая,когда в ней ничто не похоже на просто пустяк..." Сижу, мелодию подбираю к чужим стихам, понравилось это дело, втянулся… А то - хоть криком кричи, как домой охота!.. Оттуда, из Монголии, -  истоки моих сегодняшних песен…

… Улепетывали, словно молодые сайгаки от пуль охотников, годы… Все задачи, которые ставило перед нами наше руководство - мы выполняли… Работали на совесть…  И вот меня летом 1987 года представили к награде: ордену «Полярной Звезды». Собралось нас в Улан-Баторе человек 600, праздник большой был... Зал огромный. И вдруг - ведущий объявляет: «Орденом «Полярной звезды» награждается Геннадий Леонидович Лузянин!» У меня аж мурашки по спине побежали… Двоих нас наградили этим орденом, остальных медалями. Приятно очень было. Так Монголия благодарила нас, русских, за самоотверженный труд.

- ... Когда я вернулся в Союз, пошел работать  в свой родной бурцех. Работали хорошо, не хуже других. Получил новый бурстанок 5СБШ-200 и давай мы со своей бригадой, рекорды ставить: рекорд сменной производительности – 390 погонных метров за смену! И рекорд суточной производительности – 790 погонных метров за сутки! Наша бригада - гремела!.. Я стал полным кавалером «Шахтерской славы»… Вот и всё, собственно говоря… Время текло, менялись лидеры. Славы мне хватило года на четыре, а потом другой парень побил все наши рекорды…  В 2005 году я вышел на пенсию.  Так и закончился мой трудовой стаж – без малого 35 лет! А вообще-то, совокупный трудовой стаж династии Лузяниных, включая дядьев и племянников – 350 лет!.. Это в 5 раз больше возраста поселка… Вышел на пенсию… Но без дела сидеть не люблю: я стал писать песни и участвовать во всех культурных мероприятиях, проводимых на Кузнецкой земле, вместе со своей женой, поэтессой  Ириной Воробьевой…» - закончил свой рассказ Геннадий. «Гляди-ка, рассвет над Томью уже занялся, давай Васёк, хоть часок покемарим...»
 




3. Ночная дорога домой




"... Ах Керулен, Керулен, юности чудо-река! Ах, Керулен, Керулен, ты  широка, глубока! Сладок берёзовый плен. Сумерки. Синий апрель... Ночью, сквозь память мою тихо журчит Керулен..." - пел свою новую песню Геннадий.

…Завершался песенный фестиваль, вечеровы зори опускались над Томью. Участники и гости собирались домой, укладывали палатки, чехлили гитары… По решению авторитетного жюри - Лузянин Геннадий и Ирина Воробьева стали лауреатами фестиваля в своих номинациях и были награждены Почетными Грамотами и подарками… Мы, собираясь домой, прогревали моторы своих железных коней.

 Над деревней красовалась огромная луна, - словно большущий новогодний апельсин выкатился из детства! - проклюнулись первые звезды: Большая и Малая Медведицы, Орион... гордо сияла Полярная...

 Откуда-то сверху из поднебесья, вдруг нежданно-негаданно зазвучала музыка строк:  «Над земляничными полянами, где повесть дней июль верстал – взойдет звезда моя Полярная, моя прощальная звезда… И поезда кричат, как пьяные,   вздымая пыль моих дорог… Гори, сияй, моя Полярная – с тобою я не одинок.  Меня ты помнишь «хлопцем гарным» - далёких лет… забытых чисел… В моих скитаньях, ты, Полярная – была частицею Отчизны. Полыни запах терпко-пряный напомнит о годах далёких…    Гори,гори, моя Полярная, лей свет в окошко синеокой… И в лунном свете окаянном  – мелькнёт, поманит чей-то стан… Над земляничными полянами взойдёт Судьбы моей звезда…».

 Мне подумалось, что на таких людях, как Геннадий Лузянин, держалась и держится село и город, мегаполис и полустанок, деревня и столица.

 Да и вся наша Россия.