Белые снегири - 49 -2-

 2. РАССКАЗЫ

Александр ВОРОНИН
(г. Дубна, Московской обл.)
Член Союза писателей России



РАКИ

- Если в водоёме есть раки, значит вода чистая!
- А если раки больше метра?
                Фольклор

В наших болотистых местах раки почему-то не водятся. Они  любят чистую,  проточную воду, чтобы был  песочек и мелководье без мути, тины и ряски. Поэтому ел я их редко, а ловил всего два раза в жизни. Иногда мы покупали раков на рынке, ещё  реже   родителей угощали знакомые рыбаки и  всего  несколько раз  мы с отцом в городской бане брали их на закуску - он под пиво, а я под лимонад, так как был ещё школьником.
Первый раз сам покупал себе раков весной 1972 года в пивбаре “Жигули” на Калининском проспекте. Мы с другом по техникуму приехали из Конаково навестить своих невест, которые были на производственной практике в Москве. Куда в то время можно было сводить девушку? Сначала съездили в зоопарк, а потом два часа стояли на улице в очереди, чтобы выпить пивка с раками. Результат оправдал наши ожидания - память осталась на всю жизнь. В подвале, отделанном под пещеру или древний замок, на толстых дубовых столах мы пили светлое пиво, отличавшееся от бутылочного, как шампанское от кваса. А в середине стола стояло огромное блюдо с варёными красными раками. И по ценам было вполне приемлемо для студентов, у которых стипендия была  20 рублей. (Для сравнения: моя бабушка Лукерья Петровна получала тогда пенсию в деревне лишь 12 рублей в месяц.)
Как ловить раков и какими способами я знал с детства из рассказов бывалых рыбаков и охотников, но на практике применил свои знания только летом 1973 года в городе Электренае в Литве. Вокруг Литовской ГРЭС, на которой мы работали, было много сообщающихся между собой озёр, из которых брали воду для охлаждения агрегатов, а обратно сливали тёплую. Даже зимой озёра не замерзали и в этой тёплой и чистой воде развелись в огромных количествах озёрные раки.
Но рядом с городом ловить было неинтересно, да и главное, раки были просто предлогом, чтобы заманить девчонок в поход с ночёвкой. Как известно, раки днём спят в норах и под камнями, а выползают на кормёжку только с наступлением темноты. Местные ребята прожужжали нам все уши про какое-то особое озеро в десяти километрах от города, где раки сами ночью выползают на пляж - только ходи в обнимку с невестой и окладывай их в ведро. Проблем было  две: одна - это собраться вместе всем желающим, так как приезжие студенты работали в разные смены и редко виделись на отдыхе. Вторая проблема была в девчонках - они   только что закончили десятый класс, готовились поступать в институты, а в силу своей молодости и неопытности боялись родителей – те не отпускали с ночёвкой в лес. Вот из-за этой организационной неразберихи поход всё время откладывали.
Мою любимую невесту и девушку-литовку, которая  тоже очень нравилась, так и не отпустили родители. Остальные пошли на хитрость и сказали, что идут в поход всем классом вместе с учительницей. В конце концов, однажды утром в субботу в поход с ночёвкой вышли всего семь человек - три парня и четыре девушки, вместо пятнадцати собиравшихся раколовов. Все наши студенты были заняты, пришлось взять  двух местных русских  друзей. Я был  старшим по возрасту и самым опытным в походных делах - мне было 19 лет. Дорогу мы одолели быстро, поставили на  берегу  две палатки (мужскую и женскую), натаскали из леса дров для костра и  сели пить красное   литовское вино, в ожидании вечера. Я    не очень верил местным ребятам,   и   несколько раз заходил в воду, искал   следы пребывания там раков, но ни клешней,   ни хвостов   на чистом  жёлтом песочке не было видно. А  пацаны  уверяли, что скоро нам мало будет двух вёдер, которые мы  принесли  с собой,  для  варки  на  костре раков.
Второй целью нашего похода было соблазнение литовских девчонок, чтобы потом было чем похвастать по возвращении в Россию. Не повезло  - все четыре девчонки были русскими, ни одну литовку так и не смогли заманить в поход. К тому же, самая младшая была ещё школьницей – перешла лишь в десятый класс. Поэтому, пили вино на равных, спаивать никого не стали. К началу темноты девчонки все крепко спали в своей палатке, а мы в рубахах (июльские ночи уже прохладные) и в трусах вышли на охоту. Место для ловли раков было идеальное - метров на пятьдесят от берега глубина была не выше колена. (Потом, путешествуя по стране, я узнал ещё несколько похожих мелких мест на пляжах: в Анапе, под Таллинном  в  Пирите, на озере Севан  в  Армении  и  на  Соловецких  островах.)
Процесс ловли был несложным. Двое из нас ходили с фонариками, а третий за ними с ведром. Увидев на дне ползущего по песку рака, надо было одной рукой светить ему в глаза, чтобы он замер на месте от удивления, а другой рукой быстро схватить его в воде за бока и вытащить на воздух. Руку заводить надо было со стороны хвоста, так как он двигался задом наперёд и в случае побега, сам шёл на ловца. В таком положении рак не мог тяпнуть своими клешнями и только беспомощно болтал ими в воздухе. Лично я больше боялся за свои голые пятки, чем за руки, так как знал, что речные и озёрные раки пальцы не откусывают. И всё равно, с непривычки, упустил несколько крупных экземпляров. Они так быстро убегали задом, поднимая муть со дна, что догнать их и снова схватить было трудно. Несколько раз мы выходили из воды, чтобы погреть ноги у костра и дать отстояться воде, взбаламученной нашей беготнёй за раками. Мы, как индейцы на охоте, так громко кричали от радости, что разбудили одну из  девчонок  и она тоже стала  бегать  за  нами  с  ведром, укладывая туда пойманных  раков.
Прошло столько лет с тех пор, а я помню до мелочей ту ночь. Тихая  тёмная  вода  озера, с жёлтой дорожкой от луны, костёр на берегу, в одном ведре шумно возятся и щёлкают клешнями живые сине-зелёные раки, а во втором  кипят уже красные. Мы вчетвером сидим на корточках у костра, пьём из гранёных стаканов, украденных в заводской столовой, красное вино, курим дешёвые сигареты и радуемся жизни. Что ещё в молодости нужно для счастья?
Наевшись раков, я всю ночь целовался и валялся на траве с нашей помощницей. Она была самой опытной из четверых и с такими пышными формами, что упустить этот случай я никак не мог. Почти как у Высоцкого: “А у соседа мясо в щах и дочка старшая в прыщах - созрела,  значит”. Целоваться она умела и тоже очень любила, так что всё было по согласию. Утром  бедняжка  отсыпалась в палатке, а я, как командор похода, и ответственный за питание, с другой девчонкой, говорившей по-литовски, ходил на соседний хутор за сметаной и зелёным луком для всех.  Потому что сам  не  знал  язык, а в деревнях литовцы или не говорят по-русски, или  из вредности делают вид, что не понимают ничего.
Ребята валялись с похмелья и не хотели ничего делать. Поэтому, опять мне пришлось с самой молодой и красивой  из четверых,   идти за питьевой водой  к роднику километра за два. Там, в тенистом овраге у ручья, под кронами мощных деревьев, она стала расчёсывать свои шикарные до пояса волосы и по-детски наивно соблазнять меня. На ней был тонкий, обтягивающий фигуру  синий   хлопчатобумажный спортивный костюм, который совсем не скрывал её литое тело спортсменки-воднолыжницы. Она мне давно  нравилась своей чистотой, молодостью и какой-то детской наивностью в широко распахнутых доверчивых глазищах. И это несмотря  на то, что я встречался с её подружкой. В мою невесту,  кстати, безответно был влюблён  старший брат этой спортсменки и мой хороший дружок.  Вот такая там была среди нас Санта-Барбара.
На берегу ручья, в прохладном полумраке, мы с ней впервые  поцеловались. Да так нам это дело понравилось, что в последующие дни, когда моя невеста уезжала в Вильнюс на экзамены, мы, встретившись на танцплощадке, взявшись за руки уходили в кусты и часами там целовались, сидя на поваленных стволах деревьев, до звона в ушах и до звёздочек в глазах. Жениться я ей не обещал, так как она была ещё школьницей, а я заезжим командированным студентом с неясным будущим. Но она так радостно шла со мной целоваться и ничего не просила взамен, что иногда я чувствовал себя страшно виноватым перед ней. В  конце  концов,  она сама мне призналась в любви, а я мысленно рвал на себе волосы от бессилия и обиды на судьбу, потому что в то время (от избытка здоровья и жизненных сил) любил сразу троих, а жениться мог только на одной. Вот после этих нравственных мучений я и стал завидовать всем мусульманам, которые втихаря от советской власти, но согласно заповедям Корана,  уже в то время имели по три-четыре жены.
После обеда мы стали собираться домой. Вино и сигареты  закончились ещё ночью, все были сонные, нервные и пока я целовался с белокурой русалкой у ручья, оставшиеся у озера успели переругаться между собой. Ребята ушли вперёд, а мне пришлось тащить палатку девчонок и все их вещи. В городе мы  взахлёб хвастались своими подвигами перед теми, кто не смог пойти с нами. Они вздыхали, завидовали, но, несмотря на наши восторженные рассказы о походе и ночных посиделках у костра, повторить ловлю раков больше не удалось. Не смогли собраться. А вскоре мы уехали из Литвы домой.
Второй раз я ловил раков днём и не руками, а небольшим бреднем, метров десять длиной. В начале восьмидесятых годов я был в отпуске в гостях у тёщи в посёлке Горном Ростовской области. Изнывал от безделья и ждал, когда поедем с женой на море. Однажды заходит  в гости  такой же  отпускник двухметровый сосед Петя (по местному - Пеца) и предлагает съездить на речку за раками. Знаю, говорит, такое место, мешка по три наловим запросто. Ему просто нужен был второй компаньон, чтобы тащить бредень, а все молодые, кроме меня, были или на работе или уже валялись пьяные. Взял я охапку мешков у тёщи в сарае и на красном мотоцикле “Ява” с приваренной коляской от “Урала”, рванули за двадцать километров ловить удачу. Успели зайти только раза три вдоль берега и набить один мешок раками, как вдруг потемнело небо и засверкали молнии.
Были бы мы на “Урале”, так и ловили бы дальше. Беда в том, что “Ява” не приспособлена ездить по грязи - колёса тут же забиваются. Когда грунтовая дорога сухая  и  накатанная, она блестит  как зеркало и по ней можно гнать под сотню. Стоит только капнуть дождю, как эта дорога начинает  наворачиваться блином на колесо или налипать лепёшками на ноги. Мотоцикл или буксует на месте, или колёса просто не вращаются.   Когда   хлынул   ливень, мы успели   проехать к  дому только треть пути. Километра два мы промучились, всё время останавливаясь и палками выталкивая куски грязи из-под щитков. Потом  Пеца  плюнул на эту возню, кое-как мы дотащили мотоцикл до федеральной трассы Москва-Ростов “Дон”, проходившей рядом и рванули по ней, хотя это был крюк километров в десять. Зато мы ехали по асфальту, а не буксовали в грязи.
Сначала я обрадовался тому, что скоро буду дома, а потом   всю  дорогу  жалел, что не верю в Бога, не успел покреститься  и  не довелось вырастить дочку. Мы были в одних рубахах, без касок, к тому же, очки мне  сразу  забрызгало грязью из под встречных машин и я всю дорогу ничего толком не видел. Такого кошмара у меня в жизни ещё не было - дорога узкая, всего две полосы, обгонять из-за встречных машин невозможно, дождь льёт стеной, в низинах  было по колено  воды, в десяти метрах впереди ничего не видно. Я прижался к широкой спине Пецы и только вздрагивал, когда мимо нас с рёвом пролетали, внезапно появляясь из пелены дождя, встречные огромные ревущие фуры и самосвалы, обдавая нас волной грязной воды. В такие моменты наш лёгкий мотоцикл кидало из стороны в сторону.
Пока доехали до посёлка,  я успел много раз проклясть всё на свете, начиная с раков и кончая жадной женой, которая их очень любит. И не один раз пожалел, что согласился на эту поездку. Но как только оказался дома, переоделся в сухое, махнул, чтобы не заболеть, пару стопок мутной тёщиной самогонки, то эта поездка стала казаться мне всего лишь очередным смешным приключением в моей скучной семейной жизни. Даже стал жалеть, что не поехали пораньше, тогда наловили бы не мешок на двоих, а по три каждому.  Пока я переодевался  в  доме, мокрый  Пеца  у  нас  во дворе  вывалил на землю раков и разделил на две кучки. Довольная жена тут же стала варить их в ведре. Но по размерам эти раки были помельче, чем литовские. Может здесь порода другая, а может,  просто не успели бедняги вырасти, так как, наверняка, мы с Пецей не единственные, кто любит этот деликатес и сопутствующие приключения, связанные с его добыванием. Больше до речки мы не добрались - сначала из-за дождей, а потом я уехал с молодой женой на море. Там прямо на пляже толстые неряшливые бабки продавали с рук варёных крупных раков. Мужики брали под пиво. А так как я был вместе с жадной женой, которую почему-то тошнило от одного вида этого чудесного мужского напитка (кстати,  прекрасно  воспетого   знаменитым   шотландским  поэтом  Бернсом),  то мне оставалось только вздыхать и облизываться, наблюдая за счастливыми соседями. Все мои попытки выпросить денег хотя бы на пиво, даже без раков, заканчивались истерикой жены, с очередным  напоминанием  про мой маленький оклад и неумение шабашить по вечерам.  Поэтому, чтобы не остаться ночью без сладкого, приходилось забыть про пиво и идти  нырять в море. Наплававшись и  нахлебавшись солёной воды, про  пиво  я   ненадолго  забывал.
Сам  раков никогда не варил. Жалел их. Всё время поручал кому-то и лишь наблюдал со стороны. Какая-то непонятная жалость была к этим страшненьким усатым существам. Зато любил анекдоты про них: “Штирлиц варил раков. Раки покраснели. – Наши! – обрадовался Штирлиц”.
Были ещё неудачные попытки ловли раков в маленькой речушке в нашей деревне. Где-то далеко она впадает в реку Мологу, в которой, по рассказам местных, полно раков. Вот мы и думали, а вдруг они весной, по большой воде и до нас добрались. Но сколько мы ни совали руки и палки в норы по берегам под водой, ни одного рака так и не достали. Видимо, раки любят песок, а у нас там одна глина и толстый слой грязи на дне речушки. Если лето жаркое, речка вообще пересыхает и вода стоит только в глубоких ямах, которые  в  деревне  называют  бочагами.
А ещё я всегда был сладкоежкой и моими любимыми конфетами в детстве были “Раковые шейки”. До сих пор не могу понять, что общего у раков и полосатых красно-белых конфет. Только цвет и хруст?


 БАРАБАНЫ

- Папа, ты можешь починить мне барабан?
- Нет, сынок. Я  в  барабанах  ни  бум-бум.
                Анекдот

В молодости я очень любил громкую музыку. Тогда мы считали, что чем громче, тем лучше и моднее. Радио и магнитофон всегда включал дома на полную мощь, а на улице тем более. Ходил с музыкой в руке по Дубне, Конакову, Антропову, Электренаю - аж у самого в ушах звенело. И таким я себе казался модным и красивым, что дух захватывало, когда представлял, как выгляжу со стороны. Особенно в глазах девчонок. Надо было соответствовать своему времени, и хоть этим, но выделяться из толпы сверстников. На танцах и дискотеках тоже, чем больше ансамбль выдавал шума и грохота, тем он был круче и   сильнее нравился  молодёжи. И мы шли толпами не в консерватории и планетарии (которых в нашем городе и не было), а туда, где нас глушили  и  оболванивали.
Сейчас историки пишут, что молодёжь таким громким способом выражала свой протест против тоталитарного строя коммунистов. Но мы почему-то орали по ночам не на ступеньках горкома КПСС, а под окнами женских общежитий и для девчонок во дворах и парках. Давно нет коммунистов у власти, мне уже далеко за пятьдесят, но когда я по радио или телевизору слышу знакомые звуки рок-н-ролла, то опять врубаю звук на всю мощь и начинаю прыгать, как в молодости, если, конечно, меня  никто  не  видит. Так же мы ведём себя и на встречах школьных выпускников - пусть молодые попробуют угнаться за нами. Поэтому, современные политологи нагло врут, в своих интересах искажая ход  истории. Моё поколение как тащилось от громкой музыки, так и будет тащиться до последнего вздоха. И никакие  коммунисты тут  ни  при  чём.
Своё музыкальное творчество я начинал, как обычный романтик шестидесятых - с семиструнной гитары. Страшно завидовал всем, кто вечерами бренчал на гитаре, окружённый толпой восхищённых девчонок. Мечтал тоже выйти однажды  во  двор и выдать хриплым блатным голосом что-нибудь особенное, не как у всех. Но после многих неудачных попыток освоить игру на гитаре, пришлось забыть о карьере популярного барда. Видимо, что-то у меня не так с музыкальным слухом. Зато появился вдруг интерес к барабанам. Младший брат тогда играл в школьном ансамбле, и у нас дома для тренировок стояла пара барабанов и две латунные тарелки. Днём, пока родители и соседи были на работе, можно было отрываться  по  полной,  как  тогда  говорили.
В 1977 году, вернувшись из костромской глубинки в Дубну, соскучившись по большому искусству и громкой музыке, я стал регулярно посещать все концерты и городские вечера отдыха. Особенно,  когда  развёлся  с  первой  женой  и  появилось много свободного времени.  Младший   брат отца подрабатывал  вечерами  в ДК “Мир” рабочим сцены и для меня все двери были открыты на любой вечер с любыми артистами. В те годы “Москонцерт” привозил сборную солянку из артистов всех жанров, но в конце обязательно выступал ансамбль с гитарами и ударными установками. Иногда приезжали такие виртуозы и мастера своего дела, что дух захватывало. Когда шло  представление членов коллектива, каждый показывал класс, хвастался чем-то особенным, своей изюминкой  в      игре:   гитарист     выдавал     умопомрачительные      пассажи,  саксофонист тянул   из нас жилы, а барабанщик  пускал такую дробь  минут на десять, что половина зала начинала  притопывать  ногами   ему в такт.
Если я перед концертом заходил домой, переодевался в парадный костюм, то сидел в зале или пил кофе в буфете, ожидая завершающего выступления ансамбля. А часто бывало так, что прямо со стройки, в рабочей одежде я прибегал  узнать, какие будут артисты и  не успевал домой, оставался и пил с дядькой его любимый портвейн, помогал таскать стулья и столы после торжественной части, освобождая сцену для артистов. А потом с интересом вблизи наблюдал, как артисты готовятся к выходу на сцену.
Один раз начальство и пожарники выгнали из-за кулис всех блатных зрителей,  и мы, прихватив стулья, спустились в зал, скромно сели сбоку от первого ряда. Тогда привезли какой-то знаменитый японский ансамбль танца. В первом отделении выступали миниатюрные японочки в жёлтых кимоно до пола и с огромными бантами чуть пониже спины. Их плавные движения под музыку так мне понравились, что я забыл, где нахожусь и в чём одет. А сидел в мятом рабочем костюме, без галстука, в грязных, заляпанных раствором ботинках. Вдруг эти маленькие мадам Баттерфляй порхают со сцены в зал, каждая берёт одного зрителя первого ряда за руку и тащит на сцену. И при этом так низко кланяются тебе в пояс, так обворожительно улыбаются белыми от грима личиками, что отказать практически невозможно. Даже инвалид на одной ноге и то поскакал бы за такой красавицей. Меня такая же малышка взяла за руку, тянет за собой, улыбается и  лопочет по-японски: “- Пошли, мой господин, не бойся, я тебя не укушу...” Видимо,  было  что-то в этих японочках  от профессиональных гейш, потому что я, не сопротивляясь, как в тумане или под гипнозом, поднялся за ней из тёмного зала на сцену под яркий свет софитов. А может,  мы просто размякли от их плавных танцевальных движений и расслабляющей музыки. К тому же, они были нашими гостями, а гостей у русских обижать не принято.
Моя гейша была одной из самых красивых, поэтому мы и встали с ней в центре. Остальные выстроились по бокам от нас цепочкой вдоль рампы, через одного - наш, японка, опять наш, - и стали кто танцевать, а кто просто приседать и раскачиваться под заунывную музыку, изображая морскую волну. Я балдею от необычных ощущений: стал настоящим артистом, да ещё с такими необычными партнёршами, две японочки с обоих сторон держат меня за руки своими мягкими пальчиками и что-то поют. Даже успел пожалеть, что в школе не учили японскому языку: сейчас бы поболтал с ними, познакомился, может,  среди них незамужние есть или разведённые,  как я, съездил бы к ним в гости на острова…  Стою, мечтаю, с блаженной улыбкой на лице.
А  весь зал шумит, аплодирует нам, кричат “браво”, “бис’ и ещё что-то, народ пришёл уже подогретым, да и в буфете многие успели перед концертом  добавить. Я осмелел, поднял голову, глянул в зал - вижу на лучших рядах полно знакомых из горкома партии и комсомола, из Объединённого института ядерных исследований, из руководства города, из иностранных землячеств. Вот и хорошо, думаю про себя, пусть все видят, что мы, строители, даже с японцами легко общий язык найти можем, на короткой ноге, так сказать,  уже  танцуем  вместе... И тут я за провод на сцене ногой зацепился, глянул вниз и похолодел - ё-моё! Оказывается,  я танцую в грязных ботинках, в мятых брюках, в расстёгнутой до пупа рубахе, так как было душно, а я не успел застегнуться, пока меня   тащили на сцену. Сразу захотелось убежать в темноту или, превратившись в мышку, юркнуть под рампу, из которой нас освещали   десятки   мощных   ламп.   А   мелодия   всё   не кончается,   японки пляшут и пляшут, им за это деньги заплатили, отрабатывать надо. Меня то в  холод,  то в  жар   бросает от  такого конфуза, боже  мой,  думаю, опозорил великий русский народ своим  неряшливым  видом, что теперь о  нас японцы будут думать.
Снова глянул в зал, а они там все со смеху покатываются. И такое ощущение, что  ржут только надо мной. Совсем скис, ноги как ватные стали, не могу оторвать их от сцены. Приседаю с японочками, кланяюсь залу в пояс, и уже чуть не плачу от обиды: надо же так опозориться в своём родном городе, ладно бы на гастролях где, в Конаково или в Кимрах, там меня никто не знает. Да ещё два фотографа бегают перед сценой и нас всех снимают. Вдруг в “Огоньке” или в “Смене” напечатают на обложке,  на  всю страну позор будет. Еле дождался конца танца. Наши мужики и не думают уходить со сцены,  топчутся на месте, ждут второго танца, целуют ручки гейшам, трогают у них пышные банты на заднице, а я  чуть  не  бегом  убежал   в спасительную  темноту  зала.
Под  конец вечера  вынесли  на  сцену  несколько  огромных барабанов, размером с человека и  голые  по  пояс японцы стали молотить в них палками со всей силы.  Грохот стоял страшный. Под этот шум  я  и ушёл, чтобы не встречаться со знакомыми, видевшими мой  позор  на сцене. Вот так большое искусство может радовать, а может и сильно огорчить неподготовленного к его восприятию человека.
Позднее я ещё несколько раз слышал игру японцев на барабанах. Эффект можно сравнить с гипнозом. После концерта (пусть ненадолго) в душе воцаряются гармония и мир, хочется всех любить и делать добрые дела. Недаром один из ансамблей носил имя  “Ямато” – в древности так называли японское государство. А в переводе ямато означает – великая гармония и мир. Эффект становится ещё убойней, когда под этот грохот на сцене танцуют маленькие глазастые гейши.
Пусть природа меня  обидела, лишив  музыкального слуха, но несколько простых пассажей на барабанах я всё-таки разучил. Играл  их только когда хорошо выпью, чтобы снять синдром стеснительности. На двух свадьбах в посёлке Горном Ростовской области, пока ансамбль отдыхал и закусывал, я садился на место ударника и давал шороху. Не знаю, как гости, а я получал массу удовольствия от грохота барабанов.
В отличие от меня и жены, дочка в детстве была очень музыкальной и певучей. Любую мелодию схватывала на лету и повторяла без ошибок. Нравилось ей играть и на всех музыкальных инструментах, до которых  она дотягивалась. Но из-за патологической жадности жены  (пианино стоило четыре месячных зарплаты в то время – 500-600 рублей), вместо музыкальной школы, ей пришлось учиться в художественной, где  краски  и карандаши стоили  копейки.
Но перед этим, втихаря от жадной жены, я успел купить  маленький детский барабан и подарить его дочке. Сколько было радости и визга! Ей тогда было годика четыре. В садике у них был барабан, но домой его брать не разрешали, а  там   мальчишки не давали  играть, тут же подбегали и отнимали –  мол, иди к своим куклам, а наши игрушки не трогай. Месяца два я по всем магазинам безуспешно искал  барабан. С  большим  трудом  нашёл  в Москве,  купил, привёз и спрятал дома. Для  дочки  будет  сюрприз, а  от  жены -  чтобы  по  дурости и из зависти  не  выбросила,  как  многие   мои  подарки.  На другой день на работе  выстрогал  палочки  и  тоже  спрятал.
Обычно  по  вечерам,    укладывая  дочку спать в  её  комнате,  я  рассказывал ей своими  словами  сказки  и разные  истории  из  моей   богатой на  приключения  жизни. А тут перед сном, вместо  сказок,  вручил ей барабан и палочки. Она, сидя на кровати,  как  вдарит по барабану - вот радости было у ребёнка! Ей вдвойне приятно от  того,  что мама запрещала покупать барабан, а папа всё же купил, и сбылась ещё одна её  детская  мечта. Жена прибежала на шум - и ругается, и смеётся  одновременно. Ругается, потому что  опять,  по  её  мнению,  деньги на ветер выбросили, а смеётся, глядя на  безудержную  радость дочки. А та рот открыла, язык от удовольствия высунула  и  молотит  со  всех  сил  по  барабану.
Перед сном дочь  каждый  вечер  прятала барабан под кровать от мамы (чтобы не выбросила),  а  палочки  под  подушку. И  засыпала,  сжимая  их там  рукой. Вот  так  и  жили.  Под ругань мамы  и  под  барабанный  бой  папы  с  дочкой.         
И напоследок анекдот из жизни 1990-х. И в те страшные годы мы умели пошутить  над собой.
У братка в малиновом пиджаке день рождения. Ему подарили барабан от Страдивари. Он радуется, продемонстрировал своё умение собравшимся. Самый умный из гостей-братков говорит:   “- Я точно не знаю, но, по-моему Страдивари скрипки делал…” Именинник:     “- Вот гады! Фуфло подсунули! Пойду, позвоню, разберусь!”  Через некоторое время возвращается: “Всё о,кей! Мне один компетентный человек объяснил, что скрипки Страдивари делал для лохов. А для нас, конкретных пацанов, он делал барабаны!”