Названия - удел графоманов 5

Снега тонны в город пали, обреченной тишиной,
Мы гуляем средь завалин, освещённые луной,
Тонким слоем, как патина, струйка капает из глаз,
Менестрель уйдёт счастливым, допечатав свой рассказ.
 
В нём было столько боли, столько смерти, грусти,
Он не хотел его писать, но уж назвался груздем,
Сузив глаза он описал природу захолустий,
В которых обитал однажды, это мы опустим.

Но вспомнить стоит, что когда-то был окружён любовью сын,
И с тихим шёпотом старушка, его кутАла в палантин,
Не был отбросом, детство-детством, накрытый стол и теплый хлеб,
Теперь же, в лучшем приближении, его домишко - чахлый хлев.

Сейчас же путь, за годом год, куда идёт - не ясно,
Он пишет в стол, в него поёт, всё кажется напрасным,
Его хвалили пару раз, бодрили, братский был совет:
«Уж коли хочешь мясо есть, выкладывайся в свет!»

Он отвечал: «Ну что вы, други! Кому всё это надо!?
Не ради денег! Ради всех, кто был услад отрадой!»
В подушку голод удушал, с друзьями пил на брудершафт,
Болел идеей стать таким, кому не смогут помешать.

Но станет ли? Ответ вы сами видели ни раз, ни два…
Лесами тёмными, Сусанин, куда ведет его тропа!?
Устами сонными, местами, он говорил, что счастлив был,
Глазами томными, ушами, он понимал людей, творил.

Кем быть хотел на самом деле, ясно и без слов,
В тиши ночной он представлял, как жить всегда готов:
Там деньги, женские тела, от алкоголя боль,
Под утро менестрель один, уставший, шел домой.

И дальше он писал, творил и торговал лицом,
Чего скрывать, конечно же, он стал бы подлецом!
Он никого бы не любил, да черт бы с ними всеми!
Не умирать же за любовь, в холодном, грязном сене!