Сегодня

- Вставай, уже семь!
Встала, но только в восемь.
Портфель не собран. Забыла выучить города.
Скажу: оставила дома дневник, если географ спросит.
Русский – плёвое дело, а вот с английским беда.

Зуб отколот, синяк и разбитые в кровь коленки.
Ленка ходит в джинсах и восклицает «Oooops!»
Я просила у мамы Барби, такую же, как у Ленки.
«У Ленки отец в загранке, а у тебя есть пупс».

Обычное детство в безликом доме – игрушки, книжки.
Галстук повязан криво, на пальцах пятна чернил.
Они такие смешные, такие глупые, эти мальчишки,
Не было б в них никакого смысла, если бы не один.

Простое имя его на губах и сладко, и горько,
Влюблённый в мою подругу худой некрасивый брюнет.
Даёт свои позывные опять «Пионерская зорька»,
Эх, выбрать бы на экзаменах первый билет!

Папа на пенсии, но всё ещё вкалывает на заводе,
И у мамы, так странно, по-прежнему молодое лицо.
Я иду рядом с мужем, не думая о свободе и несвободе,
Трепещет юбка-солнце, на пальце сверкает кольцо.

Работа, учёба. Учёба, работа. Просто работа.
И вдруг Земля налетела на небесную ось.
Утро. Встало метро. Попытка переворота.
Кровь на асфальте. И – началось. И – поехало. И – понеслось!

Посыпалась на куски и потекла худая твердыня.
Куда положить соломки, вот бы заранее знать.
Дочь, просыпайся! Завтрак сейчас остынет.
Придёшь из школы, с псом не забудь погулять.

Кольцо потускнело, старую юбку пришлось расширить.
Но это не горе и не самая страшная западня. 
Сколько стран нашлось в потерянном было мире!
(Я не хотела лишь помнить, что существует Чечня).

И уже не давят сверху никакие авторитеты,
Не тянет к себе, не зовёт холодная колыбель.
Просто идешь в интернет и покупаешь билеты,
Чтобы увидеть, потрогать, понять тридевять разных земель.

Не стой на солнце, иначе не миновать ожога,
Не смотри на небо - ослепнешь, и уже не помочь.
Мама вздохнула и тихо ушла после дня рождения бога.
И я, наверное, тоже ушла бы, если б не дочь.

Выборы, площади, эхо, номер банковской карты,
Что-то читали, что-то смотрели в обход Кремля.
Дружили, делились секретами и ломали стандарты.
Смеялись, надеялись, жили. До двадцать четвертого февраля.

Мы больше не сможем на небо смотреть – и ныне, и присно,
И во веки самых долгих веков. И потому аминь.
В тот день у меня своровали весь мир и мою отчизну,
Убили прошлое, забрали будущее и лишили святынь.

Мне больше полвека. Как жить? Что делать? Не знаю.
Смеётся над вектором времени пространственная кривизна.
Я опять не дойду, заблужусь, не найду. А если найду – потеряю.
Смотрю на дочь.
Может быть, сможет она?

27.06.2022