Анонсы

***
Поклон тебе, святой огонь,
хранимый женскими руками.
Раскрыта узкая ладонь
над пляшущими языками.

Пригублен пламенный настой               
по заповеди ритуала,               
пронзен охряною стрелой               
наскальный силуэт марала.               

Играют блики в волосах               
и отразилось полнолунье               
в обсидиановых глазах               
обворожительной колдуньи.               

Поклон тебе, святой огонь,               
хранимый женскими руками,               
поклон тебе, святой огонь,               
хранимый целыми  веками.               

***
Сияньем дня ослеплена,               
вуалью опустив ресницы,               
бежала юная весна               
по улицам моей столицы.               

Лучом любви озарена,               
в порыве звонкого азарта               
бросалась пылкая весна               
в объятья солнечного марта!               

От дивного очнувшись сна,               
надежду вымыслом лелея,               
касалась робкая весна               
руки надменного апреля.               

И от всего отрешена,               
в конце салатового мая               
бродила грустная весна,               
людей вокруг не замечая.


***
Туман на трассе, дремлет под горой
укутанная снегом база.
Скучают лыжи, сумрак и покой,
туман на трассе, туман на трассе.

Дымит в бокалах пламенный глинтвейн,
приходят гости, говорят нам: «Здрасьте», -
мы руки жмем им, отвечаем: «Добрый день», -
хотя сегодня и туман на трассе,

Мы курим, допоздна горит свеча.
Разлиты в теле теплота и нега.
Грустит гитара, но светла ее печаль
и бьют в окно сырые комья снега.

А завтра может кончится метель,
разбудят нас хлопки лавинных пушек,
отступит снова сумрачный апрель,
вновь солнце лыжный хоровод закружит.

И над звонким хрустАлесьем
унесет нас в поднебесье
карусель веселых кресел,
золотая карусель!

***
Я - воин, стоящий в переднем ряду.
Я - в центре могучего строя.
Я знаю, что первым сегодня паду
в начале жестокого боя.

Лежит предо мною зловещая степь,
встревожены дали ветрами,
но я ощущаю полков наших крепь
и Лик златотканный над нами!

Пусть сбудется Предначертанье мое,
наступит минута отмщенья!..
Но злое, коварное вражье копье
мое остановит стремленье.

И я не увижу как раненый полк
уронит пресветлое знамя,
как рухнет под тысячи вражеских ног
он, сраму себе не имая.

И мне не услышать ликующий рык
над ордами орд супостатьих,
и как будет сторицею перекрыт
он поступью кованой рати!

Победа! Ты стягом взлетишь над землей
с приветствием многоголосым,
склонишься над полем безлунной вдовой,
уронишь горючие росы.

Я с теми, кто лягут в крови и пыли
во славе своей - не в бессилье -
и станут частицей родимой земли,
хлебами твоими, Россия!

Я верю, победу венчает поклон,
земной, благодарный, священный.
Лишь в нем подвиг наш до конца совершен,
в нем память о нас и прощенье.

Я - воин, сам выбравший долю свою.
Я - пахарь, кузнец и ваятель.
Я - воин, стоящий в едином строю.
Я встречу тебя, неприятель!
               
***
Рыжий дождь с тобой сегодня танцевал
на поверхностях расколотых зеркал.
Он скользил, кружа вокруг тебя листвой,
разлетаясь акварельной пеленой
словно вихрем вскинутых одежд.
Рыжий дождь несбывшихся надежд.

О-ста-но-вись! Зачем ты выбрала для нас
этот бесприютный и холодный вальс?
Вальс без музыки. В нем лишь сырая дрожь.
Вальс-бродяга, вальс - унылый рыжий дождь,
дождь-каприз придуманных обид,
вальс-порыв,
вальс-нерв,
вальс-плач-навзрыд!..

Рыжий дождь стучит в оконное стекло,
пуст танцзал и наше время истекло.

***               
Отброшена лютня, оставлена лодка,
в руках обрывается плющ,
а на балконе хохочет красотка -
о, как Купидон всемогущ!

Сильно вожделенье: любовь - это прихоть!
Нам счастье такое дано!
Нужно лишь только вскарабкаться лихо
и впрыгнуть к любимой в окно.

В трепещущей ночи останутся руки,
лишь руки и блестки в глазах,
святые объятия нежной подруги
и время в уснувших часах.

Увы, бесконечна людская беспечность!
Пусть грустен недолгий роман -
беспечным завещана пылкая Вечность
и сладостной страсти дурман!

***
Нагнать тоску не очень сложно,
но освятить ее притом!
Чтоб грусть казалась осторожным,
свечейным тонким языком.
Чтобы печаль о сокровенном
теплом разлилась, как вино.
Вот в этом таинстве волшебном
искусство все заключено.