Все они ведьмы...

             Позже она не раз со смехом говорила ему, что сразу поняла, как все будет. Все они ведьмы.
       Он, большой, смешной и нелепый, потерянно топтался в углу маленькой переполненной людьми комнаты и не понимал, как вписаться в этот человеческий муравейник. Зачем его, человека серьезного и далекого от всех этих песен-танцев, отправили сюда.
       Пока она шла к нему, он успел неловко боднуть головой полочку с книгами. На пол полетели и книги, и всяческая ерунда, которую обычно выставляют на такие полочки. Пока он с шипением потирал ушибленное место, шедшее мимо начальство, порядком уставшее, а потому ужасно нервное, наорало на него и за полочку, и за мятый реквизит, горой сваленный здесь же на гладильной доске. Что ж, у начальства есть свое начальство, его понять можно… А вот ее… Все это время она стояла и, слегка наклонив голову к плечу, рассматривала его. Так дети замирают и выпадают из мира, встретив на дороге большого диковинного блестящего жука. Я - жук, подумал он и как-то немного даже разозлился.  А она стояла, смотрела, и в ее глазах плескались тысячи солнечных зайчиков…
       Потом начальство выдохлось и удалилось. Зайчики выпрыгнули в комнату. Она засмеялась, и вокруг зазвенели, закивали лазоревыми головками колокольчики… От неожиданности он даже ошалело помотал головой: так не бывает… колокольчики не звенят… Потом, пока он прилаживал полочку, она быстро вернула на место все, что рассыпалось, как-то легко и ловко переутюжила мятую одежду, иногда поглядывая на него, прикусив губу, чтобы не рассмеяться. Потом она убежала, унося стопку одежды, по пути взъерошив ему волосы и достаточно чувствительно ткнув локтем под ребро: мол, просыпайся… А он в это момент ощутил себя щенком, готовым прыгать на задних лапах и радостно вилять хвостом, лишь бы эти руки опять приласкали… Он прислушивался к себе и не понимал, что чувствует: злится?..  радуется?..
       Кто-то толкунул его, и мир вокруг задвигался и ожил. Только словно чего-то не хватало. Как будто выключили солнце… И он понял, что обречен… Обречен всегда и везде искать и этих зайчиков, и эти колокольчики, и эти руки… Где-то глубоко в груди стало горячо… Наверное, солнце, подумал он.  И рассмеялся. Все они ведьмы…