Война и мир. 1-2-19а

1-2-19а

Победа шестого еге;рского по;лка
Возможность дала отступленью всех сил,
Лишь правому флангу «укрыться от волка»,
Пока неприятель его не разбил.

Тот факт, под началом лишь Багратиона,
Вселило уверенность в весь их отряд,
Открылась ухода надёжная зона,
Им всем не вкусить смертью пахнущий яд.

А в центре, забытая та батарея
Успела Шенграбен придать всю огню,
Она помешала врагу продвиженье,
Создав, как для «времени просто броню».

Поспешно и шумно центральное войско
Успело уйти чрез глубокий овраг,
Но, как бы им не было трудно и скользко,
Настигнуть не мог их французский наш враг.

Но левый фланг был атакован французом
И даже подвергся сраженью в обход,
Там Ланн был начальником, думал он в узел
Загнать весь отряд, перекрыв кислород.

Сорвать этот замысел их окруженья
Был послан Жерков, передать им приказ,
Приказ — отступать, не вступая в сраженье,
Уйти поскорей, дорог каждый здесь час.

Едва он отъехал от Багратиона,
Как силы волнения за жизнь свою,
Сказались сильнее присяги-закона,
Его пленил страх, мог погибнуть в бою.

Подъехав к войскам уже левого фланга,
Не стал дальше ехать на звуки стрельбы,
Искал он начальство высокого ранга,
Но там, где они, даже быть не могли.

По этой причине приказ командира,
О том, чтобы им поскорей отступать,
Им не был передан в условиях ада,
И оба полка не могли о них знать.

Они должны были внезапной атакой
Расстроить французский захвата их план,
Но вместо того, они «тихою сапой»
Всё ждали, когда их окружит тот Ланн.

Но старшим и главным начальником фронта
Тот самый пехотный был им генерал,
Который Кутузову полк в виде смотра
Под Браунау ему представлял.

Командовал конным полком Павлоградским,
Полковник, был немец — большой специалист,
По части лошадок, в сраженьях участным,
И предан России, как банный тот лист.
 
Они всё рядились, кто должен быть первым,
Атаку начать, не гнушаясь потерь,
И немец особенно в деле был нервным,
Вся местность — в кустах, как закрытая дверь.

Французы успели за время их спора
Отрезать весь путь отступленья полков,
Теперь бесполезен был смысл разговора,
Враги ликовали за славный улов.

Теперь, не взирая на эту же местность,
Атака могла лишь спасти эскадрон,
Дорогу себе проложить в неизвестность,
Какая слабее из вражьих сторон.

Опять, как на Энском мосту, ждала встреча
Ростова с врагами, лицом и к лицу,
И вновь черта страха, висевшая вечно,
Вдруг стала знакома любому бойцу.

Черта, отделявшая жи;вых от мёртвых,
И как её, эту черту перейти,
Где каждому брать намерений тех твёрдых,
Явить свою храбрость, но счастье найти.

Полковник уже объявился пред строем,
Уже он команду к атаке отдал,
Остаться в живых можно только лишь боем,
И каждый всегда это всё понимал.

«Скорее бы», — думал Ростов, наконец-то,
Пришло время прелесть атаки вкусить,
В гусарах закончилось всё его детство,
И имя гусара достойно носить.

— Ну, с богом, ребята! — Денисова голос,
И чётко, и внятно — на весь эскадрон:
— Марш  рысью, — он словно родной им всем колос,
И сабли все вскинуты вон из ножён.

Ростов замечал лишь ряды гусар наших,
А дальше, виднелась одна полоса,
Ему уже не был и чёрт даже страшен,
За эти, какие-то четверть часа.

Слышны были выстрелы, но в отдалении,
Конечно же, это же был его враг,
И каждое в скачке его промедление,
Замедленный или неправильный шаг;

Мог быть роковым, распрощавшимся с жизнью,
Но он поглощён был атакой гусар,
Виденья всё время маячившей тризны
Исчезли, наверное бог подарил этот дар.