Шельма 1 глава

ПРОЛОГ

Я та,  о ком в коридорах офисов работники или на попойках друзья говорят: «Стерва и шлюха». Ох уж эта цензура, доставшаяся после распада СССР от предыдущего поколения. В моём небольшом городке, административном центре области, до сих пор рассуждают, что женщина не имеет права самостоятельно забрать что-то жизненно важное для неё и, стоя за мужчинами в очереди, она должна терпеливо ожидать, когда её великодушно порадуют объедками и остатками. По мнению большинства жителей провинциального городишка, у каждой представительницы женского пола «за тридцать» должен быть муж и ребёнок, а блестящая карьера считается не обязательной в списке её основных приоритетов.
Иногда, заехав в Москву по делам, я поражалась отсутствию подобных стереотипов хотя бы в столице России. Свобода без осуждения ощущалась в те моменты, когда я, тридцатилетняя независимая и не обременённая семьёй девушка, участвуя на досуге в приватных вечеринках, находила секс-партнёров своего возраста или старше для разового чувственного наслаждения. Моё откровенное поведение не вызывало вопросов или удивления, когда я подходила к понравившемуся мне молодому человеку первой и предлагала весело провести ночь без обязательств. В таких поездках я бесстыдно брала желаемое.
Я и дальше собираюсь нагло брать от жизни всё, что захочу, не оглядываясь назад и не слушая сплетни за спиной.

ЧАСТЬ 1. БИЗНЕС               
Глава 1. Уйти от обыденности

Я прощально окинула взором привычную обстановку светлого просторного кабинета директора и одновременно моего друга Федора. Сколько же воспоминаний связано с этим местом и компанией, в которой я отпахала около семи лет! Я засмотрелась на подросший кактус на белом подоконнике, подаренный мною начальнику, когда я впервые пришла работать сюда. Маленькие, тоненькие колючки на нём с возрастом стали длинными белыми смертельно опасными иглами. Такие же изменения постигли и меня.
Моё трудоустройство в аналитическую фирму произошло сразу после университета. До боли смешно при мысленном обращении к образу прежней себя: юная отличница с горящими глазами и верой в чудеса – вот какой я была в те далёкие времена. Горящие глаза превратились в оценивающий, холодный взгляд без эмоций за годы общения с клиентами, конкурентами и руководством. Вера в чудеса пропала после первого года активной деятельности в режиме жесткого соперничества за право оставаться вначале стажёром, а позже – работником на полную ставку в частном бизнесе Федора. Теперь я могла с уверенностью сказать, что без связей, когда в наличии только красный диплом и энтузиазм, каждый шаг по карьерной лестнице делался, будто на ноги были привешены гири.
Заканчивая здесь в качестве заместителя директора по финансовым вопросам, я многое узнала о мире и о том, как добиться того, чего страстно желаешь. Принцип один – переть, как танк, к своей цели и использовать при этом гибкость и женскую хитрость. Благодаря правильной формуле успеха я отвоевала отдельный уютный офис на восьмом этаже и стабильный, приличный доход вместе с завидной должностью. Однако, достигнув потолка в карьере и мало-помалу утратив ощущение полноценности существования в стоячей воде, я решила идти дальше: переехать в Москву и продолжить борьбу за место под солнцем. В борьбе рождался адреналин, бурлила кровь, и вкус жизни чувствовался именно в переломные моменты. Требовалось дать себе новый старт, что я и сделала.
Мои размышления по поводу переезда прервал обеспокоенный вопрос начальника:
– Марго, действительно хочешь уехать?
Я сосредоточила внимание на собеседнике, грузном седом мужчине шестидесяти лет, в настоящее время восседавшем на высоком тёмном кожаном кресле перед чёрным большим столом. Федор Геннадьевич Преображенский нервно теребил край заявления на увольнение, вытирая пот со лба, и пристально вглядывался в моё лицо.
– Да. Я не просто горю желанием уехать – я должна. Тут я будто завязла в болоте. Ещё чуть-чуть, и вместо меня появится скучная старая дева.
Я пододвинулась к столу и погладила пухлую руку директора, чтобы успокоить его. Федор знал о моём стремлении перебраться в Москву, но он не ожидал, что я перейду от слов к действиям так скоро.
Разглядев во мне твёрдую решительность, он в тишине поставил визу на заявлении.
– Без отработки.
– Спасибо.
После предупреждения по телефону секретаря о проведении собрания по поводу образовавшейся вакансии замдиректора он убрал прощальную бумагу в стол и достал из бара бутылку виски пятилетней выдержки.
– Считаю, нам можно нарушить правила и выпить в рабочее время. Сегодня я потерял хорошего сотрудника, но, надеюсь, не лишился лучшего друга, – с надеждой в голосе сказал Федор и протянул мне наполненный до половины стакан с красновато-коричневой жидкостью. Я приняла с благодарностью символ подтверждения нашей дружбы.
– Не потерял и не потеряешь. Неужели ты думаешь, что я дружила с тобой только потому, что ты – мой начальник? Я могу быть расчётливой стервой со всеми, кроме тебя и Оли.
– Тогда выпьем за дружбу.
Мы звякнули стаканами и залпом опрокинули терпкий алкоголь в себя. В голове приятно зашумело.
Странные отношения были у меня с Федором. Когда-то давно, в первый год моей гонки в его компании, я и босс закрутили роман, но уже тогда он оказался слабым любовником. Мы завершили нашу связь крепким дружеским альянсом, приносившим нам большее удовлетворение, чем никудышный секс.
Три года назад приятель женился на женщине его возраста Ольге, с которой я быстро нашла общий язык. Я и Федор договорились, что его жена никогда не узнает о мимолётной ошибочной интрижке.
В последнее время Преображенские приглашали меня на все праздники и всегда принимали в своей семье, словно родную дочь. Благодаря им я не была совсем одинока после смерти родителей и расторжения помолвки с женихом.
Два года прошло с тех страшных событий, которые я старалась забыть. Резкая потеря близких людей привела к переосмыслению жизненной позиции. Я перестала откладывать важные дела на потом. Теперь во мне не было ни грамма стеснения что-то взять. Сейчас, полностью меняя всё, я брала вовсе не то, что сегодня навязчиво предлагало мне. Вертя стакан с виски в руке, я понимала: освобождение насиженного местечка – благоразумный поступок.
Глоток алкогольного напитка. Ещё глоток. Доверительная беседа с каждой новой порцией спиртного приобретала всё более приватный и откровенный формат. Я переместилась с неудобного стула на комфортабельный кожаный диван, расположенный у дальней стены, и прилегла там. Федор развалился почти напротив меня на директорском троне в другом конце офиса.
 – Кого назначим на твою должность? – уточнил Федор.
– Витя будет хорошим замдиректора.
– Ты его предложила, потому что с ним спала?
– Точно не из-за этого. Ты же знаешь, в нашей фирме в моей постели не побывали только геи и импотенты. Все остальные мной опробованы. Конечно, Виктор – самый умелый парень в постельных делах из всех старателей нашей организации. Если бы моя должность предполагала встречать клиентов сексуальными услугами, то однозначно его персона была бы главной в списке претендентов на должность замдиректора. Но это же не так. Я советую его, потому что он аналитик с организаторскими способностями. Тебе необходимо их лишь развить.
– Я подумаю над этим. Не представляю, как ты останешься без свиты преданных поклонников.
– Временно обойдусь без неё, а, когда заскучаю, создам новенькую.
Я хитро улыбнулась другу, и его серые глаза заблестели озорной искоркой. Мы редко обсуждали интимные подробности моих свиданий, но когда это случалось, он активно интересовался ими. Исходя из его недавних заявлений, отныне он был способен исключительно слушать, а не участвовать в секс-марафонах. Жаль, что мужской век всё чаще обрывается до шестидесяти лет.
Из моих рассказов Федор доподлинно знал, что за два года я переспала чуть ли не со всеми коллегами мужского пола, в том числе с женатыми. В большинстве из них я разочаровалась, кроме Виктора. Он на фоне других мужчин выглядел терминатором. Предыдущие полгода мои встречи с ним были регулярными, частыми и долгими. Обычно три раза в неделю после работы мы собирались либо у меня, либо у него. Удовольствие без чувств и привязанностей – то, на чём базировались наши неодухотворённые, сугубо плотские отношения, и оттого известие о приближающемся расставании ублажатель моего тела воспринял так же, как и я, спокойно.
«Пути для отступления нет. Пора прощаться», – закрыв глаза, подумала я, и щемящая тоска накатила на меня, словно разрушительное цунами. Я вспомнила радостные эпизоды повседневности в этой компании: драгоценные секунды заключения трудового договора или издания приказа о моём повышении до заместителя директора, новогодние корпоративы с экзотическими гавайскими танцами на заснеженной турбазе, воскресные пикники на природе с играми в бадминтон, нарды и шахматы. Как много всего хорошего приходилось оставить в прошлом! Крохотная непрошенная слеза скатилась по щеке вниз. Вытерев её, я удивленно посмотрела на влажный указательный палец.
– Оказывается, ты умеешь плакать, – Федор был ошарашен моей сентиментальностью не меньше меня. 
Последний раз я рыдала примерно два года назад, а потом, не испытывая никакой жалости, ранимости, грусти и боли, будто трансформировалась в каменное изваяние. Изредка в голову закрадывалась мысль о том, что я бесчувственная сволочь. Как выяснилось, не я зачерствела, а было мало мгновений, цепляющих меня до глубины души.
Друг-приятель заметил очередную предательскую капельку, стекающую по моему лицу, и со словами: «Сейчас найдём чем утереться», – принялся искать упаковку с одноразовыми платочками в одном из многочисленных ящичков в рабочем столе. Лязг. Хлопок. Ругательства. Федор с возрастом начал подзабывать, где и что было запрятано в его вместительном хранилище.
– Коробка с платками должна быть внизу слева.
– Ты помнишь для меня все мельчайшие детали. Как же я буду без тебя!? Ты и дочь, и подруга, и коллега.
Его сердечная речь послужила спусковым крючком для выхода эмоций, и я окончательно разревелась. Любимая работа, единственный друг и его добрая супруга – всё, что я имела на сегодняшний день, оставалось в родном городе. При этом не только я страдала от собственного решения. Кинуть привыкшего полагаться преимущественно на меня Федора один на один с проблемами его фирмы, будто выстрелить в безоружного гражданского, – проявление чёрной неблагодарности и жестокого эгоизма с моей стороны. Поганые чувства: сожаление и вина. Захлебываясь в переживаниях, я прерывисто промямлила:
– Всё будет отлично. Ты спра…вишься. И я тоже. Ещё по телеви…зору меня уви…дишь.
– Главное – не в криминальных новостях.
– Обещаю.
Мужчина, сутулясь и шаркая, пересёк расстояние между нами, присел на незанятую часть моего ложа и промокнул сырые от солёных ручейков покрасневшие щеки. Я отшатнулась от утешающего прикосновения. Закоренелая привычка справляться с трудностями самой. Меня поняли. Преображенский деликатно передал платочек, и я торопливо взяла спасительную вещицу во избежание нелепой жалости.
«Распустила нюни. Хватит. Самое время уходить», – встряхнула я себя, и, сделав глубокий вдох и выдох, снова стала прежней Маргаритой Сергеевной Соболевой, женщиной без сожалений и без чувств, готовой идти до конца ради амбициозных целей.