Анжелка Чебоненко. Детсадовская любовь

Число 25 для меня как-то особенно дорого. Дело в том, что уже в детском саду я имел первый опыт сильной влюблённости, тесно связанный именно с этим числом. Девочку эту звали Анжела Чебоненко. В неё было влюблено абсолютное большинство мальчиков нашей группы (у меня, кстати, была седьмая группа), она постоянно была у нас Снегурочкой, и я в ней просто души не чаял, считал её чрезвычайно красивой и испытывал к ней чувства, которые невозможно описать. Что-то сладко и больно тянуло меня к ней, к её ручкам и ножкам, личику, к всему её существу. Я, помню, думал про себя, каким наслаждением было бы для меня иметь при себе хотя бы её ручку или ножку, гладить её и прижимать к себе. Когда мы с ещё одним влюблённым в Анжелку мальчиком бывали дежурными и расставляли на тихий час раскладушки, то обязательно ставили постели с нашими номерами с обеих сторон её раскладушки. Мы были пронумерованы, по-видимому, в алфавитном порядке, но тогда, конечно, никто из нас, ещё и читать-то не умевших, этого не знал. Номера эти были на постельных принадлежностях, на раскладушках, на полотенцах, вообще, наверное, чуть ли не на всех наших казённых атрибутах. Номер этой девочки был 25. Мой номер был 6, но тогда я ещё находился в непроявленном состоянии.
В те дни, когда наши раскладушки стояли рядом, я, никогда в тихие часы не спавший, дожидался, пока Анжелка уснёт и потом начинал осторожно дотрагиваться до неё, гладить её тёплую ручку, высунутую поверх одеяла. … Если же в тихий час я лежал не рядом с ней, то очень любил тихим шёпотом рассказывать себе истории, тут же мною сочиняемые, о том, как я спасаю Анжелку и как она мне благодарна, как я ей нравлюсь и всякое такое. Очень даже в моём духе. Однажды, во время такого монолога раздался всеобщий смех, и я, испугавшись, что смеялись надо мной, что я как-то слишком громко разговариваю, потом уже сообщал самому себе свои «произведения» только мысленно.
… Помню, я представлял себе, что моя левая рука – это я, а правая – Анжелка. Мои руки начинали «бороться» друг с другом и после долгой и упорной «борьбы» всегда «побеждала» левая, слабая рука. … Она, между тем, меня не очень-то жаловала и когда кто-то спросил её, кого же она любит, она, милая барышня, назвала пятерых или шестерых из нас, и в их числе меня не было. Хотя под конец детсадовской жизни она стала ко мне милостивее, так что я уже начинал надеяться на включение в список «избранных».
Когда началась школа, я, кажется, уже и не помнил о ней, но боюсь, что тогда я вообще ничего хорошенько не помнил. Встречал я её после этого не больше раз трёх, мельком. В классе первом-втором, вспоминая о ней перед сном, я горько плакал от мыслей о том, что уже наверняка навсегда потерял Анжелку из своей жизни. Раз, помню, я зашёл к ней во двор и, кажется, увидел её со спины, играющую с подружками. В этот момент я почувствовал смятение, испугался и быстро ушёл оттуда.
В третьем классе я встретил на улице её маму, которая была со мной всегда очень приветлива. Она сказала мне, что они переезжают куда-то к Коломенской. Вот, пожалуй, и всё.
Всю свою последующую сознательную жизнь я относился к этой влюблённости совсем несерьёзно, иронически, так что был удивлён, когда уже в конце школы встретил своего бывшего одногруппника по детскому саду, одного из многих бывших поклонников Анжелки, и узнал, что он о ней ещё помнит, искал её и чуть ли даже не любит её до сих пор.
Детские впечатления несут в себе одну глубокую и странную особенность. Все вещи в этом возрасте воспринимаются совершенно иначе, чем уже подросшими детьми и, тем более, взрослыми. Во всём окружающем видится какая-то сказочность, глубина, символ чего-то более значительного. В этом возрасте закладываются глубочайшие ассоциации на всю жизнь. Сверстники, с которыми довелось быть в одной детсадовской группе, в одном классе начальной школы на всю жизнь остаются тебе необычайно близкими, глубоко родными людьми, даже если вы никогда и не дружили. Помню, что такие вещи, как яркая фотография на одеколоне «Русский лес», которым пользовался мой папа, или иллюстрации к сказкам, прочитанным мною в огромном количестве в те далёкие и смутные годы, бессознательно ощущались мною, как какие-то окошки в другую, более яркую и насыщенную реальность. Теперь эти чувства я иногда вспоминаю, неожиданно натыкаясь на них в себе при перелистывании старых своих книжек или при каких-то озарениях памяти. Так вот воспоминания об этой девочке очень многое значат для меня, и это я не могу себе рационально объяснить, а связанное с ней число 25 непосредственно ощущается мною как нечто бесспорно неотделимое от какого-то недоступного, но сладко и больно манящего к себе сияющего совершенства, от какой-то высшей и самодостаточной гармонии. … <Позже это число мало проявило себя в моей жизни.>
1993
на фото - Анжелка