Таланту А. П. Чехова. Психопаты

   Титулярный советник Семен Алексеич Нянин,
служивший когда-то в одном из провинциальных коммерческих судов,
и сын его Гриша, отставной поручик - личность бесцветная,
живущая на хлебах у папаши и мамаши, сам – без хлебов,
сидят в одной из своих маленьких комнаток и обедают. Но тишина не царит.
Гриша, по обыкновению, пьёт рюмку за рюмкой и без умолку говорит;
папаша, бледный, вечно встревоженный и удивлённый, робко в его лицо заглядывает
и от какого-то неопределенного чувства, похожего на страх, замирает.
— Болгария и Румелия (*1) - это одни только цветки, - говорит Гриша, почёсывая ухо
и с ожесточением ковыряя вилкой у себя в зубах, - это что, пустяки, чепуха!
А вот ты прочти, что в Греции да в Сербии делается, да какой в Англии разговор идёт!
Греция и Сербия поднимутся, Турция тоже... Англия вступится за Турцию. Так-то вот!
— И Франция не утерпит ... - как бы нерешительно замечает Нянин, давно забывший про магарыч.
— Господи, опять о политике начали! - кашляет в соседней комнате жилец Фёдор Фёдорыч. -
Хоть бы больного пожалели!
— Да, и Франция не утерпит, - соглашается с отцом Гриша, - так и будет на самом деле!
Он словно не замечает кашля Фёдора Фёдорыча за стеной в пределе. —
Она, брат, ещё не забыла пять миллиардов!(*2) Всё держит в уме!
Она, брат... эти, французы, брат, себе на уме!
Того только и ждут, чтоб Бисмарку фернапиксу задать
да в табакерку его чемерицы насыпать! (*3)
А ежели француз поднимется, то немец не станет ждать -
коммен зи гер*, Иван Андреич, шпрехен зи дейч!..** ( *4)
Хо-хо-хо! Будем подождать!
За немцами Австрия, потом Венгрия – полна бушующих умов,
а там, гляди, и Испания насчёт Каролинских островов... (*5)
Китай с Тонкином, афганцы... и пошло, и пошло, и пошло!
Такое, брат, будет, что и не снилось тебе! Вот попомни моё слово!
На них уже что-то нашло!
Только руками разведёшь... Всё - будто спокойствию назло!
   Старик Нянин, от природы мнительный, трусливый и забитый,
ещё больше бледнеет и перестаёт есть.
Гриша тоже перестаёт есть.
   Отец и сын - оба трусы, малодушны и мистичны;
душу обоих наполняет какой-то неопределенный, беспредметный страх,
беспорядочно витающий в пространстве и во времени:
что-то будет!! Ах!!
  Но что именно будет, где и когда, не знают ни отец, ни сын.
Старик обыкновенно предаётся страху  безмолвствуя, не как сын -
Гриша же не может без того, чтоб не раздражать себя и отца, наконец, -
длинными словоизвержениями; он не успокоится, пока не напугает себя вконец.
— Вот ты увидишь! - продолжает он. - Ахнуть не успеешь,
как в Европе пойдет всё шиворот-навыворот. Достанется на орехи! Ахнуть всё ж успеешь!
Тебе-то, положим, всё равно, тебе хоть трава не расти, а мне - пожалуйте-с на войну!
Мне, впрочем, плевать... с нашим удовольствием. В битву себя окуну!
    Попугав себя и отца политикой,
Гриша начинает толковать про холеру со страшной критикой.
— Там, брат, не станут разбирать, живой ты или мёртвый,
а сейчас тебя на телегу и - айда за город!
Лежи там с мертвецами хоть год!
Некогда будет разбирать, болен ты или уже помер опять!
— Господи! - кашляет за перегородкой Федор Федорыч. - Мало того, что табаком начадили
да сивухой навоняли,
так вот хотят ещё разговорами добить! Уже доняли!!
— Чем же, позвольте вас спросить, не нравятся вам наши разговоры? —
спрашивает Гриша, возвышая голос истошно.
— Не люблю невежества... Уж очень тошно.
— Тошно, так и не слушайте...
Так-то, брат папаша, быть делам! Разведёшь руками, да поздно будет.
Хотите – слушайте, хотите – не слушайте.
А тут ещё в банках воруют, в земствах... Там, слышишь, миллион украли,
там сто тысяч, в третьем месте тысячу... будто каждый день все вокруг крали!
Того дня нет, чтоб кассир не бегал
или на тот свет не убегал.
— Ну, так что ж?
— Как что ж?
Проснёшься в одно прекрасное утро, выглянешь в окно,
ан ничего нет, всё украдено.
Взглянешь, а по улице бегут кассиры, кассиры, кассиры...
Хватишься одеваться, а у тебя штанов нет - украли!
Вот тебе и что ж! Мы ж это чувствовали!!
    В конце концов Гриша принимается за процесс Мироновича. (*6)
— И не думай, не мечтай! - говорит он отцу. - Этот процесс во веки веков не кончится.
Приговор, брат, решительно ничего не значит. Ничем закончится.
Какой бы ни был приговор, а темна вода во облацех! Сущая грусть!
Положим, Семенова виновата... хорошо, пусть,
но куда же девать те улики, что против Мироновича пока?
Ежели, допустим, Миронович виноват, то куда ты сунешь Семёнову и Безака? (*7) (*8)
Туман, братец... Всё так бесконечно и туманно, что не удовлетворятся приговором,
а без конца будут философствовать хором...
Есть конец света? Есть...
А что же за этим концом? Тоже конец есть...
А что же за этим вторым концом?
И так далее... Так и в этом процессе... с безконцом.
Раз двадцать ещё разбирать будут и то ни к чему не придут, а только туману напустят... Семёнова сейчас созналась, кто ей наобещал, что за правду отпустят?
А завтра она опять откажется - знать не знаю,
ведать не ведаю.
Опять Карабчевский кружить начнёт...(*9)
Себе десять помощников наберёт и с ними кружить, кружить, кружить по новой начнёт.
— То есть как кружить?
— Да так: послать за гирей водолазов под Тучков мост – справедливости послужить! (*10)
Хорошо, а тут сейчас Ашанин (*11) бумагу: гири не нашли!
Карабчевский рассердится... Как так не нашли?
Это оттого, что у нас настоящих водолазов и хорошего водолазного аппарата нет! Выписать из Англии водолазов, а из Нью-Йорка аппарат!
По времени - для целого романа сюжет!
Пока там гирю ищут, стороны экспертов треплют. А эксперты кружат, кружат, кружат. Один с другим не соглашается, друг другу лекции читают...  явно с умом не дружат!
Прокурор не соглашается с Эргардом, а Карабчевский с Сорокиным... и пошло, и пошло! Выписать новых экспертов, позвать из Франции Шарко! (*12) Вот уже и поехало!
Шарко приедет и сейчас: не могу дать заключения в данную пору,
потому что при вскрытии не была осмотрена спинная кость! Вырыть опять Сарру!
Потом, братец ты мой, насчёт волос...
Чьи были волоса всерьёз?
Не могли же они сами на полу вырасти, а чьи-нибудь да были же!
Позвать для экспертизы парикмахеров! – Тотчас же!
И вдруг оказывается, что один волос совсем похож на волос Монбазон! (*13)
Позвать сюда Монбазон!
И пошло, и пошло. Всё завертится, закружится.
А тут еще англичане-водолазы в Неве найдут не одну гирю, а пять. Голова вскружится!
Ежели не Семёнова убила, то настоящий убийца наверное туда десяток гирь бросил.
Начнут гири осматривать, как кто-то просил.
Первым делом: где они куплены? У Подскокова, у купца!
Подать сюда купца!
«Г-н Подскоков, кто у вас гири покупал?» — «Не помню». —
«В таком случае назовите нам фамилии ваших покупателей!
Или я вам их в кутузке напомню!»
Подскоков начнёт припоминать да и вспомнит – убьёт без ружья наповал: 
вспомнит, что ты у него что-то когда-то покупал.
Вот, скажет, покупали у меня товар такие-то и такие-то
и между прочим титулярный советник Семен Алексеев Нянин! - Изображали политес!
Подать сюда этого титулярного советника Нянина!
Пожалуйте-с!
   Нянин икает, встаёт из-за стола
и, бледный, растерянный, нервно семенит по комнате вокруг стола.
— Ну, ну... - бормочет он. - Бог знает что! Как  будто в ад попасть пришлось!
— Да, подать сюда Нянина! Ты пойдёшь, а Карабчевский тебя глазами насквозь, насквозь! «Где, спросит, вы были в ночь под такое-то число?»
А у тебя и язык прилип к гортани.
Сейчас сличат те волосы с твоими, пошлют за Ивановским, (*14) и пожалуйте, г. Нянин,
 на цугундер пришли сами!
— То... то есть как же? Все знают, что не я убил! Что ты?
— Это всё равно! Плевать на то, что убил не ты!
Начнут тебя кружить и до того закружат так,
что ты встанешь на колени и скажешь: я убил! Вот как!
— Ну, ну, ну...
— Я ведь только к примеру.
Мне-то всё равно. Я человек свободный, холостой, жениться не имею манеру.
Захочу, так завтра же в Америку уеду! Только держи покрепче вожжи!
Ищи тогда, Карабчевский! Кружи!
— Господи! - стонет Фёдор Фёдорыч. - Хоть бы у них глотки пересохли!
Попал будто на тот свет!
Черти, да вы замолчите когда-нибудь или нет?
    Нянин и Гриша умолкают. Обед кончился.
После беседы - не голова, а сплошной нерв!
Оба они ложатся передохнуть на свои кровати. Обоих сосёт червь.
_____
Сноски:
* подойдите сюда (нем. kommen Sie her).
** говорите ли вы по-немецки? (нем. sprechen Sie deutsch?).
*1.  Румелия — южно-болгарская провинция. Восточная Румелия объединилась с Болгарией после восстания в сентябре 1885 г. Известия о волнениях в Румелии появились в русских газетах задолго до переворота (например, «Русский курьер», 1885, № 147, 31 мая, и след.).
*2. И Франция не утерпит ~ пять миллиардов! — По заключенному в 1871 г. Франкфуртскому мирному договору Франция уступила Германии Эльзас и Восточную Лотарингию и обязалась уплатить пять миллиардов франков контрибуции.
*3. ...в табакерку его чемерицы насыпать! — Чемерица — ядовитое болотное растение.
*4. ...Иван Андреич, шпрехен зи дейч!.. — Цитата из «Мертвых душ» Гоголя (в сходном контексте употреблена в рассказе «Надлежащие меры», 1884).
*5. ...Испания насчет Каролинских островов... — В августе 1885 г. русские газеты сообщали о попытке германского правительства завладеть одним из Каролинских островов: «Официозные органы прямо заявляют, что если Германия не откажется от своего намерения занять эти острова, то Испания порвет с ней дипломатические отношения» («Новое время», 1885, № 3400, 16 августа). На эту же тему откликнулись и «Осколки» — «К вопросу о Каролинских островах (из испанско-немецкой политики)», 1885, № 36, 7 сентября, обложка.
*6. ...процесс Мироновича. — Упоминается в рассказе «Староста», стр. 116 и 482 этого тома. 27 августа 1883 года, в субботу, в Петербурге в помещении ссудной кассы, расположенной на Невском проспекте, в доме 57 (дом перестроен, сейчас там находится гостиница «Балтийская»), был убита Сарра Беккер, 14 лет. При осмотре места происшествия была обнаружена пропажа денег и ценных вещей на незначительную сумму. Шкафы для хранения ценностей остались нетронуты.  1883 года к приставу 3-го участка Московской части Петербурга явилась молодая женщина, назвавшаяся Екатериной Николаевной Семеновой, и объявила, что это она убила С. Беккер с целью ограбления ссудной кассы.  Деньги и вещи, похищенные с места преступления, были переданы ею M. M. Безаку. Вскоре был арестован Безак и обнаружены искомые вещи. Безак признал, что вещи им получены от Семеновой, но отрицал, что он знает что-нибудь об убийстве. B связи с недостатком улик 15 января 1884 года Безак был освобожден из-под стражи. A 25 января Семенова заявила, что она Сарру не убивала, и кто совершил это преступление, ей неизвестно. Вещи она получила от незнакомого мужчины в кассе, в день преступления. 15 февраля она отказалась от этого заявления и подтвердила свое первоначальное признание в убийстве. 18 апреля Семенова вновь возвратилась к своему заявлейию от 25 января... Достаточно было затем констатировать, что хозяином ссудной кассы был не кто иной, как Миронович, прошлое которого будто бы не противоречило возможности совершения гнусного преступления — насилия, соединенного с убийством, и обвинительная формула была тут же слажена, точно сбита накрепко на наковальне. Суд поставил присяжным только один вопрос: «Виновен ли Миронович в том, что вследствие внезапно охватившего его порыва гнева и страсти он нанес С. Беккер удары по голове каким-то орудием, душил ее, засунув в рот платок, отчего и последовала ее смерть?» Присяжные заседатели ушли на совещание в 2 часа ночи. B 3 часа 45 минут они вынесли вердикт: «Да, виновен, но без преднамерения и заслуживает снисхождения». Председатель суда попросил уточнить вердикт, так как он счел его противоречивым. Присяжные вновь удалились на несколько минут и на этот раз вышли с оправдательным вердиктом. Приговором суда Миронович был оправдан. Протест прокурора был оставлен Сенатом без удовлетворения.
*7. Семёнову и Безака? ~ Семёнова сейчас созналась... — Семёнова, бывшая сельская учительница, привлекавшаяся по делу Мироновича, признала себя виновной в убийстве девочки Сарры Беккер («Семёнова созналась...» — «Новое время», 1885, № 3444, 29 сентября).
*8. Безак — один из обвиняемых по делу Мироновича.
*9. ...Карабчевский кружить начнет... - Н. П. Карабчевский (1851 - 1925), известный русский адвокат, выступавший на процессе.
*10. ...послать за гирей водолаза под Тучков мост! — Семенова объясняла на суде, что «гимнастическую гирю, которой она убила Сарру, она бросила в воду с Тучкова моста» («Новое время», там же).
*11. ...Ашанин... - Судебным следователем на процессе был Ашинов (не Ашанин).
Прокурор не соглашается с Эргардом, а Карабчевский с Сорокиным... - Эдгард и Сорокин - судебные эксперты, врачи.
*12. Позвать из Франции Шарко! - (О Шарко см. в т. I наст. изд., примеч. к стр. 471.)
Жан-Мартен Шарко (1825-1893) - французский врач-психиатр и педагог, учитель Зигмунда Фрейда, специалист по неврологическим болезням, основатель нового учения о психогенной природе истерии. Провёл большое число клинических исследований в области психиатрии с использованием гипноза как основного инструмента доказательства своих гипотез. Основатель кафедры психиатрии в Парижском университете. Член Парижской академии наук (с 1863 года)
*13. Монбазон - (см. в т. III наст. изд., примеч. к стр. 192.).  Мария д’Авогур (де Бретань), в замужестве герцогиня де Монбазон - активная участница событий Фронды, одна из самых ярких красавиц французского двора, вторая жена Эркюля де Рогана, 2-го герцога де Монбазона, де Монбазон, желая навредить сопернице, сделала достоянием гласности пять писем, якобы написанных герцогиней де Лонгвиль к Колиньи. Играла активную роль во Фронде, в основном руководя действиями де Бофора, а также участвуя в переговорах между фрондерами и двором, и между фрондерами и Испанией. После победы правительства в этой гражданской войне, была среди высланных из Парижа лидеров Фронды.  Была известна своей скупостью и своей ослепительной красотой.
*14. ...пошлют за Ивановским... - И. И. Ивановский (1807-1886) - профессор международного права в Петербургском университете.
________
А.П. Чехов. Психопаты.
   Титулярный советник Семен Алексеич Нянин, служивший когда-то в одном из провинциальных коммерческих судов, и сын его Гриша, отставной поручик — личность бесцветная, живущая на хлебах у папаши и мамаши, сидят в одной из своих маленьких комнаток и обедают. Гриша, по обыкновению, пьет рюмку за рюмкой и без умолку говорит; папаша, бледный, вечно встревоженный и удивленный, робко заглядывает в его лицо и замирает от какого-то неопределенного чувства, похожего на страх.
— Болгария и Румелия — это одни только цветки, — говорит Гриша, с ожесточением ковыряя вилкой у себя в зубах. — Это что, пустяки, чепуха! А вот ты прочти, что в Греции да в Сербии делается, да какой в Англии разговор идет! Греция и Сербия поднимутся, Турция тоже... Англия вступится за Турцию.
— И Франция не утерпит... — как бы нерешительно замечает Нянин.
— Господи, опять о политике начали! — кашляет в соседней комнате жилец Федор Федорыч. — Хоть бы больного пожалели!
— Да, и Франция не утерпит, — соглашается с отцом Гриша, словно не замечая кашля Федора Федорыча. — Она, брат, еще не забыла пять миллиардов! Она, брат... эти, брат, французы себе на уме! Того только и ждут, чтоб Бисмарку фернапиксу задать да в табакерку его чемерицы насыпать! А ежели француз поднимется, то немец не станет ждать — коммен зи гер1, Иван Андреич, шпрехен зи дейч!..2 Хо-хо-хо! За немцами Австрия, потом Венгрия, а там, гляди, и Испания насчет Каролинских островов... Китай с Тонкином, афганцы...
и пошло, и пошло, и пошло! Такое, брат, будет, что и не снилось тебе! Вот попомни мое слово! Только руками разведешь...
   Старик Нянин, от природы мнительный, трусливый и забитый, перестает есть и еще больше бледнеет. Гриша тоже перестает есть. Отец и сын — оба трусы, малодушны и мистичны; душу обоих наполняет какой-то неопределенный, беспредметный страх, беспорядочно витающий в пространстве и во времени: что-то будет!!. Но что именно будет, где и когда, не знают ни отец, ни сын. Старик обыкновенно предается страху безмолвствуя, Гриша же не может без того, чтоб не раздражать себя и отца длинными словоизвержениями; он не успокоится, пока не напугает себя вконец.
— Вот ты увидишь! — продолжает он. — Ахнуть не успеешь, как в Европе пойдет всё шиворот-навыворот. Достанется на орехи! Тебе-то, положим, всё равно, тебе хоть трава не расти, а мне — пожалуйте-с на войну! Мне, впрочем, плевать... с нашим удовольствием.
    Попугав себя и отца политикой, Гриша начинает толковать про холеру.
— Там, брат, не станут разбирать, живой ты или мертвый, а сейчас тебя на телегу и — айда за город! Лежи там с мертвецами! Некогда будет разбирать, болен ты или уже помер!
— Господи! — кашляет за перегородкой Федор Федорыч. — Мало того, что табаком начадили да сивухой навоняли, так вот хотят еще разговорами добить!
— Чем же, позвольте вас спросить, не нравятся вам наши разговоры? — спрашивает Гриша, возвышая голос.
— Не люблю невежества... Уж очень тошно.
— Тошно, так и не слушайте... Так-то, брат папаша, быть делам! Разведешь руками, да поздно будет. А тут еще в банках воруют, в земствах... Там, слышишь, миллион украли, там сто тысяч, в третьем месте тысячу... каждый день! Того дня нет, чтоб кассир не бегал.
— Ну, так что ж?
— Как что ж? Проснешься в одно прекрасное утро, выглянешь в окно, ан ничего нет, всё украдено. Взглянешь, а по улице бегут кассиры, кассиры, кассиры... Хватишься одеваться, а у тебя штанов нет — украли! Вот тебе и что ж!
    В конце концов Гриша принимается за процесс Мироновича.
— И не думай, не мечтай! — говорит он отцу. — Этот процесс во веки веков не кончится. Приговор, брат, решительно ничего не значит. Какой бы ни был приговор, а темна вода во облацех! Положим, Семенова виновата... хорошо, пусть, но куда же девать те улики, что против Мироновича? Ежели, допустим, Миронович виноват, то куда ты сунешь Семенову и Безака? Туман, братец... Всё так бесконечно и туманно, что не удовлетворятся приговором, а без конца будут философствовать... Есть конец света? Есть... А что же за этим концом? Тоже конец... А что же за этим вторым концом? И так далее... Так и в этом процессе... Раз двадцать еще разбирать будут и то ни к чему не придут, а только туману напустят... Семенова сейчас созналась, а завтра она опять откажется — знать не знаю, ведать не ведаю. Опять Карабчевский кружить начнет... Наберет себе десять помощников и начнет с ними кружить, кружить, кружить...
— То есть как кружить?
— Да так: послать за гирей водолазов под Тучков мост! Хорошо, а тут сейчас Ашанин бумагу: не нашли гири! Карабчевский рассердится... Как так не нашли? Это оттого, что у нас настоящих водолазов и хорошего водолазного аппарата нет! Выписать из Англии водолазов, а из Нью-Йорка аппарат! Пока там гирю ищут, стороны экспертов треплют. А эксперты кружат, кружат, кружат. Один с другим не соглашается, друг другу лекции читают... Прокурор не соглашается с Эргардом, а Карабчевский с Сорокиным... и пошло, и пошло! Выписать новых экспертов, позвать из Франции Шарко! Шарко приедет и сейчас: не могу дать заключения, потому что при вскрытии не была осмотрена спинная кость! Вырыть опять Сарру! Потом, братец ты мой, насчет волос... Чьи были волоса? Не могли же они сами на полу вырасти, а чьи-нибудь да были же! Позвать для экспертизы парикмахеров! И вдруг оказывается, что один волос совсем похож на волос Монбазон! Позвать сюда Монбазон! И пошло, и пошло. Всё завертится, закружится. А тут еще англичане-водолазы в Неве найдут не одну гирю, а пять. Ежели не Семенова убила, то настоящий убийца наверное туда десяток гирь бросил. Начнут гири осматривать. Первым делом: где они куплены? У купца Подскокова! Подать сюда купца! «Г-н Подскоков, кто у вас гири покупал?» — «Не помню». — «В таком случае назовите нам фамилии ваших покупателей!» Подскоков начнет припоминать да и вспомнит, что ты у него что-то когда-то покупал. Вот, скажет, покупали у меня товар такие-то и такие-то и между прочим титулярный советник Семен Алексеев Нянин! Подать сюда этого титулярного советника Нянина! Пожалуйте-с!
Нянин икает, встает из-за стола и, бледный, растерянный, нервно семенит по комнате.
— Ну, ну... — бормочет он. — Бог знает что!
— Да, подать сюда Нянина! Ты пойдешь, а Карабчевский тебя глазами насквозь, насквозь! «Где, спросит, вы были в ночь под такое-то число?» А у тебя и язык прильпе к гортани. Сейчас сличат те волосы с твоими, пошлют за Ивановским, и пожалуйте, г. Нянин, на цугундер!
— То... то есть как же? Все знают, что не я убил! Что ты?
— Это всё равно! Плевать на то, что не ты убил! Начнут тебя кружить и до того закружат, что ты встанешь на колени и скажешь: я убил! Вот как!
— Ну, ну, ну...
— Я ведь только к примеру. Мне-то всё равно. Я человек свободный, холостой. Захочу, так завтра же в Америку уеду! Ищи тогда, Карабчевский! Кружи!
— Господи! — стонет Федор Федорыч. — Хоть бы у них глотки пересохли! Черти, да вы замолчите когда-нибудь или нет?
Нянин и Гриша умолкают. Обед кончился, и оба они ложатся на свои кровати. Обоих сосет червь.