О Мастере и Маргарите

На Патриаршие снова пришла весна,
Мир утопает в зелени и цветах.
Птицы от счастья как будто сошли с ума —
В разных тональностях радостно голосят.
Мир улыбается, ветер играет гимн
Рыжему солнцу, волнующим небесам,
В мире цветущей волною вскипает жизнь,
Хочется верить несбывшимся чудесам.
А на бульваре – счастливый ребячий смех,
По тротуару несется веселый мяч,
Мало иль много ты прожил на свете лет,
Сладкие грезы весна пробуждает в нас.
Всё будет правильно – мир так устроен наш:
Воланд пришлет приглашение на майский бал,
Кто-то всё истину ищет в обрывках фраз,
Кто-то блуждает в осколках кривых зеркал.
Кем-то сценарий написан давным-давно:
Аннушка масло прольет, и спасенья нет!
Всё будет так, как на небе предрешено,
Так, как прописано кровью в канве судеб.
Этих цветов желтизна отравляла взор,
Сердце щемило невстреченностью разлук,
Там, под ребром, зарождалась глухая боль
И аритмиею гулко вплетался пульс
В эту весеннюю сказку с названием жизнь.
Я оглянулся и встретился взглядом с ней,
С грохотом рухнуло сердце куда-то вниз,
И вокруг нас закружилась земля быстрей.
Эта любовь запылала огнем свечи,
Мы выпивали друг друга, боясь дышать,
Нежно касаясь волшебной струны души,
Мы научились, обнявшись, вдвоем летать.
В жалком подвале нам было зимой тепло,
Для настоящей любви не нужны дворцы.
Я называл ее нежной своей Марго
И за двоих был готов крест грехов нести.
Муза смеялась – ей было со мной легко,
Буквы, узором слагаясь, рождали слог,
Звезды, мигая, заглядывали в окно,
А на страницах романа философ – Бог
Снова и снова врагов завещал прощать,
А над Голгофой готов был взметнуться крест,
Это нелепо – заставить Его страдать
За философию и перемену мест.
Боль словно хищник сжимает кольцом виски,
И прокуратор решает Его судьбу,
Хочется точку поставить в конце главы,
Иешуа смотрит в глаза, я опять не сплю.
Вечного нет ничего, я сжигал листы,
Воланд смеялся, в молчанье застыл Пилат,
Стены больницы сомкнули свои персты,
А по ночам приходил синеокий взгляд.
Нежно лаская, он силы мне жить давал,
И, в темноту погруженный, ее я звал,
И по примеру Га-Ноцри врагов прощал,
От провиденья счастливых знамений ждал.
Тенью блуждая среди полоумных лиц,
Для Маргариты в уме сочинял стихи,
А на московском балу Воланд был кумир,
С ним королева божественной красоты.
Вальсами Штрауса в полночь взрывался зал,
Гелла смеялась, а Кот развлекал гостей.
Кто-то несчастной Фриде платок подал,
А Азазелло вино разливал во тьме.
Черные кони летят над седой землей,
И для влюбленных разлуки прошла пора,
Вечность склонилась у ног, подарив покой,
Домик и садик, где вечно царит весна.
Лунной тропинкой шагает в ночи Пилат,
Иешуа рядом идет, излучая свет.
«Не было казни, - с улыбкой в который раз
Он говорит прокуратору, — Смерти нет!»
Лунной рекой разливаясь, вскипит тропа.
Воланд смеется – ведь рукопись не горит!
Сага о нашей любви будет жить в веках,
Как эталон для взрослеющих маргарит...