Ожидание
Люблю веселье, суету...
Люблю я, жизнь, тебя за выбор
Приятный сердцу моему.
И вот, когда мои желанья
Судьбе моей не по нутру,
Надежды я не оставляю.
Я ожиданием живу.
В таком же точно ожиданье
Живёт давно моя Страна.
Она со времени созданья
Всегда ждала… ждала... ждала…
Ждала когда настанет время
И всех повесят подлецов,
И скинет тягостное бремя
Власть предержащих дураков!
Дай Бог, и мы с тобой дождёмся!
... Хоть и не веришь ты сама...
Но, может быть...
... когда вернёмся...
... в утробе вновь...
Встречай, Страна!
Свидетельство о публикации №122061006076
Но постепенно личное перерастает в коллективное. «Я ожиданием живу» — эта фраза становится мостом к главной мысли: «В таком же точно ожиданье / Живёт давно моя Страна». Здесь страна — не абстракция, а живое существо, как бы мать или старшая сестра, которая веками «ждала… ждала… ждала…» — с той же упрямой верой, с той же усталой надеждой.
Ожидание имеет конкретный объект: время, «когда настанет время / И всех повесят подлецов», когда власть «дураков» рухнет под тяжестью собственной несправедливости. Это не призыв к насилию, а крик души — справедливости, очищения, хотя бы символического. В этом — боль и вера одновременно.
Финал — удивительно светлый, почти мистический. «Дай Бог, и мы с тобой дождёмся!» — обращение к стране как к близкому человеку. А последняя строфа — почти молитва, почти сказка: «когда вернёмся... в утробе вновь...» — намёк на возрождение, на новое рождение, на возможность начать всё заново. И тогда — «Встречай, Страна!» — как призыв к новой жизни.
Во всём стихотворении — ни гнева, ни отчаяния, а скорее тихая стойкость. Это не революционный клич, а глубинное народное чувство: ждать, надеяться, не терять веру — даже если сам почти не веришь.
И в этом — подлинная любовь: не к власти, не к символам, а к земле, к людям, к возможности лучшего.
Елена Петухова 67 11.11.2025 15:44 Заявить о нарушении