Тяжел ты, диакритический венец

Тяжел ты, диакритический венец (очерк)
АВТОР Павел Львович Котов

Знаменитый писатель Владимир Набоков обладал своеобразным психологическим качеством – синестезией. Он мог видеть произносимые звуки и буквы в цвете. Кстати, подобной особенностью отличался и композитор Александр Скрябин, став первым в мире музыкантом, использовавшим цветомузыку. Так вот, Набоков букву ё относил к жёлтой группе, вместе с охряным е, палевым д и латуневым ю. Саму же ё литератор называл «оранжевой и веселой». И с автором «Лолиты» можно было бы согласиться (как-никак буква ё уникальна и отсутствует в системах письма других народов), если не знать историю её драм и мучений в русской орфографии, которые доказывают, что семь (порядковый номер ё в русском алфавите) – не всегда счастливое число.

Однажды, учась на первом курсе истфака, я зашёл в Музей изобразительных искусств имени Пушкина. Это было давно, в середине 1990-х. Тогда в нашем учебном заведении преподавали ещё профессора старой школы, требовавшие от нас досконального знания этого музейного собрания: мы должны были заучивать расположение картин на стенах в каждом зале. Вот как раз с целью потренировать свою память, я и пошёл тогда в Пушкинский. Но на основную экспозицию я не попал, поскольку в тот день привезли картины старых мастеров из Дрездена, и я отправился смотреть новую выставку. Картин было много, и каждая из них представляла собой шедевр. Долго бродил я перед полотнами, пока не остановился перед холстом Антониса ван Дейка «Пьяный силен», изображавшего подгулявшего сатира среди вакханок. Рядом со мной стояла супружеская пара. Она – милая женщина, замученная домашним хозяйством; он – работяга, судя по носу и щекам, большой друг Бахуса. И вот между этой парой произошёл такой короткий диалог: «Тебе нравится? – Да. – Я считаю, что картина очень правильная, потому что, когда выпьешь, действительно становишься очень силён». Меня позабавила такая интерпретация названия, подписанного под полотном, и я задумался, чем она могла быть вызвана. Ответ нашёлся очень скоро: в большинстве отечественной печатной продукции буквы ё и е не различаются, читай, как хочешь. Вот и прочитал постсоветский труженик вместо «силен» – «силён». Прошло много лет, и мне снова встретилась буква ё. Журнал, в котором я тогда работал, назывался «Всё ясно» и его логотипом как раз служила буква ё. Тогда я и заинтересовался историей этой гласной, начал читать литературу и выяснил, что это, наверное, самая несчастная буква русского алфавита, несмотря на то, что стоит она под счастливым номером – семь.
После недельного сидения в библиотеке удалось выяснить главное: «день рождения» ё, неофициально отмечаемый в нашей стране 29 ноября – дата весьма и весьма условная. Дело в том, что в научно-популярной литературе утвердилась легенда, перекочевавшая потом в «Википедию», что букву ё предложила использовать княгиня Екатерина Дашкова – директор Петербургской академии наук. Случилось это на заседании Академии 18 ноября (29 по новому стилю) 1783 года. На самом деле, Екатерина Романовна предложила к употреблению не букву ё, а диграф – i;, чтобы писать не елка или еж, i;лка, i;ж. Эта буква (её рассматривали именно как букву) не была изобретением княгини, она была известна русским литераторам ещё с 30-х годов XVIII века. Здесь надо отметить, что древнерусский язык, как и церковно-славянский «ёкания» не знал и не знает. Это языковое явление начинает оформляться только с XIV века. Поэтому многие консерваторы века XVIII и начала XIX, например, адмирал Александр Шишков, воспринимали «ёкание» в штыки, полагая, что оно уродует патриархальный русский язык.
Настоящим отцом буквы ё можно, вероятно, считать историка и писателя Николая Карамзина, хотя пальму первенства у него и оспаривает поэт Иван Дмитриев. По крайней мере, точно известно, что буква ё была употреблена Карамзиным летом 1797 года в издании второй книжки альманаха «Аониды». Там она встречается, правда, только дин раз – в стихотворении «Опытная Соломонова мудрость, или мысли, выбранные из Экклезиаста», в слове слёзы, рифмующемся со словом розы. Нововведение сопровождалось примечанием: «Буква е с двумя точками наверху заменяет i;». Вероятно, диакритический знак (две точки) над е Карамзин поставил в подражание французскому или немецкому языкам. Правда, есть указания, что первая ё появилась в переиздании сборника «И мои безделки» Дмитриева на два года раньше. Но знатоки утверждают, что дата на переизданной книжке условна, и на самом деле в свет она вышла не ранее того же 1797 года. Так что, вероятно, установка памятника букве ё в 2005 году в Ульяновске (Симбирске), на родине Карамзина, исторически оправдано.
Но после своего рождения буква ё появлялась в печати только спорадически. Её ставили в основном в иностранных словах и именах. Общие правила её употребления отсутствовали, что делало применение факультативным. В дореволюционной орфографии, в которой существовала буква ять, проблема с употреблением ё практически снималась: ять в ё не трансформировался. Вс; читалось как [фс'е], а все – как [фс'о]. Поэтому в слове всё букву ё можно было смело заменять на е, никто бы в прочтении не допустил ошибку.
Одним самых активных защитников буквы ё в дореволюционной России выступил Роман Брандт – филолог, член-корреспондент Петербургской академии наук.  «Писать е, где слышится о, есть столь грубое нарушение выговора, что против этого вопиют, заодно с моей фонетикой, также и обычаи современного всё-таки полузвукового письма… Допуская некоторые звуковые неточности, наш принцип требует, однако, чтобы не писать одинаково, когда при тех же условиях возможен двоякий выговор, и верное чтение сразу представляется лишь тому, кто вышколен посредством долгих и постоянных упражнений». Вместе с тем шли постоянные эксперименты над графикой новой буквы. Чего только не предлагали: и ;, и е с кружочком наверху, и ;, и ;, и ;, и е с горизонтальной черточкой. Между тем, в дореволюционный период буква ё отдельной буквой алфавита так и не стала. Об этом свидетельствует следующая история. Приведем её в пересказе историков В. Чумакова и Е. Пчёлова: «Вот как замечательные переводчики А.В. и П.Г. Ганзен вышли из положения, переводя прекрасную сказку Г.-Х. Андерсена «Скороходы». В ней говорится, что первый и второй призы за быстроту были присуждены зайцу и улитке, и одна из судей, межевая веха, пояснила свой выбор следующим образом: «Дело в том, что я всегда присуждаю призы по алфавиту: для первого приза беру букву с начала, для второго – с конца. Потрудитесь теперь обратить внимание на мой счет: восьмая буква с начала – «з», я и подала голос за зайца, а шестнадцатая, то есть дважды восьмая, с конца – «у», и вот я присудила второй приз улитке». Современный читатель, конечно, будет недоумевать, почему буква «у» – шестнадцатая от конца (на самом деле среди прочих букв после «у» в дореволюционном алфавите стояли и ять, и фита, и ижица), но то, что «з» – восьмая, показывает отсутствие Ё в алфавите».
Своеобразный приговор букве ё во второй половине XIX века вынес прославленный филолог Александр Востоков. В своем труде «Русская грамматика» он писал: «Для изображения звука i;, слышимого в просторечии вместо е, введено начертание ё; но употребление сего начертания некоторыми не одобряется, будучи признаваемо излишним там, где можно писать е, например, еж, лед, хотя бы и произносили i;ж, лi;д, точно так, как пишут о, произнося, а; огонь, вода, а не агонь, вада… Если и допустить сию букву ё в иностранных словах для изображения французского eu, например, Актёр (Acteur), то оная не должна быть смешиваема в употреблении с буквами i;, io или ьо, выражающими jo, уо иностранных слов, например, Сулiоты, медальон (а не Сулiёты, медальён)». Все это привело к тому, что в печати XIX-начала ХХ веков буква ё употреблялась крайне редко, по усмотрению издателя. 
В 1904 году Академией наук была собрана специальная Комиссия по вопросу о русском правописании. Её участники большинством голосов высказались за придание букве ё законного статуса в отечественной орфографии. Но закончить свою работу Комиссия не успела: начались нелегкие годы Первой мировой войны, а потом грянули Февральская и Октябрьская революции. Тем не менее постановление о реформе русского языка, составленное Комиссией, всё-таки увидело свет. Правда, уже при большевиках. Именно это постановление 10 октября 1918 года стало известно миру под именем Декрета о введении новой орфографии, подписанным наркомом просвещения А. Луначарским и одобренным Советом народных комиссаров. Этим документом из русского алфавита были исключены фита, ять и i. Интересно, что ижица была сохранена, она просто сама собой вышла из последующего употребления. Было также ограничено употребление твердого знака (это привело к тому, что в 1920-30-е годы вместо него в середине слова ставили апостроф, что сохранилось, например, на подъездах Политехнического музея). В общем, всё было взято из постановления Комиссии по вопросу о русском правописании. Правда, кроме одного пункта – того самого пункта, где говорилось о необходимости обязательного употребления буквы ё. Почему это произошло? Ответ дают В. Чумаков и Е. Пчёлов: «Введение буквы Ё (хотя бы частичное) потребовало бы изготовления множества литер для типографий, на что у советского правительства в условиях гражданской войны ни средств, ни материалов не было. Поэтому-то окончательная редакция декрета и вышла без этого пункта (пункта о букве ё. – Авт.). Все остальные пункты или исключали какие-то буквы, то есть литеры, или изменяли написание с помощью уже имевшихся».
Так что закрепиться букве ё не удалось и в 1918 году. Более того, после революции ее употребление стало еще реже, чем в предыдущий период. Но у несчастной были и свои стойкие защитники. Например, знаменитый филолог Лев Щерба, который, в частности писал: «Буква «ё» на практике почти не употребляется. Однако в теории она существует и абсолютно необходима. В церковнославянском алфавите не было особой буквы для обозначения гласного «о» после мягких согласных, так как в этом не было надобности, ибо в самом языке не было и фонетически не могло быть подобного сочетания… При параллельном существовании обоих языков в прежнее время произношение с «е» характеризовало высокий, специально литературный стиль, что дает себя чувствовать в современном русском литературном языке: совершенный и совершённый (причастие), крестный и крёстный, небо и нёбо (во рту) и т.д. По мере того, как язык обыденной жизни всё более и более попадал в литературный, понадобились точные указания, когда же надо произносить «е», а когда «о». Когда литературный язык окончательно сформировался для говорящих на нём, указания на произношение («е» или «ё») перестали быть такими важными и оказалось на практике возможным не писать двух точек над «ё»: контекст всегда помогал верно узнавать слова, тем более что буква ять в некотором количестве случаев с несомненностью определяла произношение с «е» (за исключением знаменитых гнёзда, звёзды, сёдла, цвёл, приобрёл, надёван). С уничтожением ятя положение вещей значительно ухудшилось и появилось множество омонимов: осел и осёл, помет (от помета) и помёт, мел и мёл, сел и сёл, лев и Лёв, вред (т.е. «врет» в произношении) и врёт, вес и вёз (т.е. «вёс» в произношении). Неудобство неразличения все и всё ощущается всеми, так как зачастую приходится перечитывать всю фразу, чтобы понять, о чём идёт речь. Но дело, конечно, вовсе не в омонимах, а в том, что при возможности читать букву «е» двояко чтение и восприятие слов вообще, конечно, замедлились».
Звезда буквы ё неожиданно взошла в грозные годы Великой Отечественной войны. Согласно легенде, Иосиф Сталин был очень недоволен управляющим делами Совнаркома Яковом Чадаевым. Тот, якобы, 5 декабря 1942 года принёс Верховному на подпись документы, в которых фамилии советских полководцев были написаны без буквы ё. Педантичный Сталин лично проставил все недостающие диакритические знаки в документе. Так ли это было или нет – неизвестно. Но 7 декабря 1942 года газета «Правда» вышла, распестрённая многочисленными ё. Вскоре за центральной газетой подтянулись и другие типографии. Ё стала обязательной и в школьной программе, что провозглашал приказ комиссара народного просвещения РСФСР Владимира Потёмкина от 24 декабря. В 1943-м и 1945-м годах большим тиражом был издан справочник «Употребление буквы Ё». Однако после смерти великого вождя всех времен и народов употребление седьмой буквы алфавита стало снова скатываться к факультативу. Во время хрущевской борьбы с культом личности орфографические нововведения Иосифа Виссарионовича стали рассматриваться как «блажь». В Правилах русской орфографии и пунктуации, вышедших в 1956 году, говорилось, что ё следует употреблять только в тех случаях, когда неправильное написание ведет к прямому непониманию текста, в сложных географических названиях, в литературе для дошкольников и детей младшего школьного возраста, в словарях и в учебниках для тех, кто изучает русский как иностранный язык. То есть, по сути, ё опять стала необязательной буквой. Вот не везёт ей, и всё тут!

В наши дни ситуация сильно не изменилась. Единственное, 3 мая 2007 года было издано Постановление Министерства образования и науки РФ, предписывающее обязательно писать букву ё в именах собственных. Это было сделано из-за значительных неудобств в делопроизводстве, когда Соловьева не могли отличить от Соловьёва, а Снегирева от Снегирёва. Правда, существуют ещё Правила русской орфографии и пунктуации от 2006 года, в которых ё рекомендуется писать в словах, имеющих распространенное неправильное произношение (побасёнка, приведённый, унесённый, осуждённый, новорождённый, свёкла, филёр, афёра и т.д.). Да, и сделана еще одна оговорка: по желанию автора или редактора любая книга может быть напечатана последовательно с буквой ё (чем, кстати, всегда пользовался Александр Солженицын).
Воистину, история седьмой буквы русского алфавита – это сплошной Скорбный путь. Даже современные учебники истории ее игнорируют. Вот и думают наши ученики, что кардинала звали Ришелье (когда на самом деле он Ришельё), философа Монтескье (правильно Монтескьё), а знаменитого русского путешественника Дежнев (правильно Дежнёв). Забавно то, что теперь и консерваторы-националисты должны оказаться на стороне буквы-изгоя, против которой они последовательно выступали в предыдущие периоды. Ведь благодаря необязательному употреблению ё в печати исконно русская фамилия героя «Анны Карениной» Л. Толстого – Лёвин (от Лёва – Лев) превратилась в еврейскую Левин (от Леви – член еврейского раввинского рода).