Люська

ЛЮСЬКА

    Родители её нарекли Люсей. Но в деревне все кликали Люськой, а, когда окончила основную восьмилетнюю школу в своём сельсовете и уехала учиться в город, стали называть для неё незнакомым и каким-то неродным  именем Людмила. И так оно ей не нравилось, что при очередном обращении к ней «Людмила» Люська делалась как струна – тронь, и зазвенит… А в остальном – девчонка как девчонка: бесшабашная и рисковая, как все деревенские дети. Первой не заедалась, но и обидчикам спуска не давала. Может быть, потому, что у неё не было ни братьев и ни сестёр и защиты ждать было не от кого. Поэтому ходила вечно в ссадинах, с разбитыми коленками. Родители никогда не вникали в проблемы Люськи, и она познавала жизнь сама на себе: на своих победах и ошибках. С детства очень доверчивая верила всему, что слышала. Это позднее, встречая ложь и предательство со стороны подружек, одноклассников, научилась  распознавать хороших и плохих людей. А пока слушала старших, выполняла требования родителей,  и даже в мыслях не было их ослушаться.  Поэтому, начиная с тех пор, как научилась ходить, выполняла прикреплённые за ней домашние дела: прибиралась дома, подметала пол, мыла посуду. И, чем становилась старше, тем серьёзнее становились поручения, одни из которых выполняла с удовольствием, а другие не переваривала, одно из которых, например, приглядывание за цыплятами. Цыплята, жёлтые пушистые комочки, ей очень даже нравились, но их вечно кто-нибудь да подкарауливал: то кошка, то коршун. И, если исчезал цыплёнок, её, конечно, ругали, после чего она уединялась  и долго натирала слёзы и сопли на свои маленькие кулачки, но никогда и никому не жаловалась, только насупится и всё. Тогда мать говорила ей:
– Чего смотришь исподлобья-то – за дело ругаю.
Её подружки Анька и Нинка каждое лето ездили в лагерь, а Люську не отпускали, так  как она была незаменимым помощником в дому: пасла овец, ходила подпаском пасти коров, помогала родителям сенокосить… А, когда она перешла в седьмой класс, отец вручил ей косу со словами:
– Вот это будет твоя коса. Учись косить. Уже не маленькая.
Как ей нравилось косить! Коса «Вжик да вжик! Вжик да вжик!» А в душе такая гордость: «Вот и я, как мама и папа, уже кошу». Косу один раз отец пролопатил, а потом сказал:
– А теперь сама.
И Люська училась. Стала лопатить косу, да и случайно провела пальцем о лезвие косы. Она даже не почувствовала боли, только увидела, как ручьём хлынула кровь. Поблизости стояла мать, увидев у Люськи кровь, закричала:
– Сти, давай, сти быстрей на палец!
Люську ошарашила такая команда, но родителям виднее, решила она, и сделала то, что велено. После мать, оторвав от своей белой рубахи лоскут, палец забинтовала.   На удивление, он зажил быстро, только небольшой шрамчик на пальце и напоминал о первом лопачении косы.

Она очень любила родителей и жалела, видя, как они работают почти без отдыха  спозаранку и допоздна, и старалась помогать им изо всех детских сил. Посмотрит: они набирают ноши, и давай тоже набирать. Долго у неё не получалось. Наберёт,  кажется, и хорошую ношу, а станет поднимать на плечо – она и рассыпалась, осыпая её сухим колючим сеном с головы до ног. Но не на ту напали: загребёт сено в валок и давай снова к ноге прибивать… Научилась-таки набирать не хуже родителей! А после уж и на стог её поставили. Так и училась Люська понемногу премудростям деревенской жизни.

Окончив среднюю школу, а затем получив специальность бухгалтера, стала работать в одном крупном колхозе, в двадцати километрах от дома. Из бесшабашной и рисковой Люськи она превратилась в ответственную и сдержанную Людмилу Петровну. Зарекомендовав себя хорошим специалистом, она была назначена главным бухгалтером. И покатились дни, месяцы и годики: начисления, отчисления, бухгалтерская и статистическая отчётность… Ни выходных тебе нормальных, ни отпуска: Людмила Петровна, это сделайте, Людмила Петровна, то сделайте…
Пролетели тридцать лет, как один день. И как-то сидит она однажды вечером у телевизора, и звонок по телефону. Посмотрела, а номер незнакомый. С опаской проговорила:
– Алло.
– Люська, привет! Это я, Анька!
– Анька? Какая Анька?
– Ты что? Подругу детства забыла?
– Сидоренкова что ли?!
– А то! Собственной персоной!
– Ты где?
– Да в Питере я, в Питере! Завтра домой еду. Давай встретимся!
– Ой, не знаю. А где? Как?
– Я приеду, тебе перезвоню. А там договоримся.
Людмила Петровна дома была одна. Дети, их у неё с мужем было двое, дочь и сын, жили уже своими семьями на городах, а муж уехал к сыну помогать строить дом. Телефон уже молчал, а она сидела и не двигалась… Хорошо, что ничего можно сейчас не делать. Разволновалась от обращения к ней родным именем «Люська», от знакомого до боли голоса из детства.  И поплыли воспоминания…

«Анька была на год меня младше, но разницы в возрасте я не чувствовала.  В отличие от меня, Анька в семье была седьмым ребёнком, но и за ней, как и за мной,  особого пригляда со стороны родителей не было. И если дел дома не намечалось, то мы или в лес за ягодами бежали, или рыбу колоть вилками (сиряков да ершей) или бежали на речку купаться. Это летом. А зимой, конечно же, на гору с чунками или с лыжами. Парни сделают трамплин такой, что вдвоём лягут под него, а человек с горы поедет через трамплин и не заденет их. Конечно, если бы родители увидели, что их дети вытворяют, то задали бы им трепака, да куда там, родителям не до детей: работа, своё личное хозяйство, огород… Ломались и лыжи, и чунки, а мы обходились только синяками. Правда, когда уже учились в городе в средней школе, на гору не ходили, оставили её малышне, а сами вставали на лыжи и ехали торить лыжню. Случались пологие спуски. Лёгкий морозец. Солнышко. А тебя несёт навстречу солнцу, навстречу мечте…
Ой, а один раз, это было в весенние праздники, как раз первого мая, Анька предложила  идти в поход за реку. Набрали мы еды, попить воды и пошли. Выбрали место на открытой поляне и стали разжигать костёр, а у нас, возьми, да и вспыхнула сухая трава. Хорошо, что мы сразу сообразили: она водой поливала, а я сняла кофту и кофтой прибивала пламя. Нам удалось потушить пламя, но помню, как мы обе перепугались. А, когда убедились, что всё основательно потушено, вернулись домой.
Ах, детство-детство… Наши дороги разошлись. И вот на тебе, Анька звонила… Через тридцать лет… Всё, надо поспать»,  – и с этими мыслями Людмила Петровна направилась в спальню.

Долго ворочалась с боку на бок, но сон никак не шёл. Спустила ноги на пол, присела на краешек кровати. Задумалась. «Последний раз с Анькой виделись, когда я окончила техникум. Помню: приехала домой, а она как раз гостила с маленькой дочкой у своих родителей. Услыхав про меня, пришла в гости. Оказалось, что после школы она нигде больше не училась, а сразу родила. Мужа не было. А дочка родилась с больной ножкой, и ей требовалась операция. Живёт на Урале, работает продавцом в магазине. Я слушала её и жалела. В школе-то она училась на четыре и пять, могла бы институт окончить. А вот, видишь, как получилось-то. Почувствовав мою к ней жалость, она неискренне рассмеялась и сказала: «Не бойся. У меня всё отлично! А вот ты, Люська, какая-то не такая стала: умная больно что ли…»  Помню, я даже расстроилась после этих слов и внутри обиделась на подругу, но вида не показала.  Но Анька вдруг сослалась на занятость,  заторопилась и ушла. И всё. С тех пор мы с ней не виделись. Конечно, я у родственников спрашивала, где она да как. Даже взяла номер домашнего телефона. Дважды пыталась дозвониться, но в ответ только длинные глухие гудки. И вот на тебе – звонит сама Анька!»

Людмила Петровна снова прилегла и через недолго с блуждающей полуулыбкой на губах заснула.