Настроение Распродажа альбом 4

Тебе красиво жить не запретишь.
Решай, искать небесного, земного?
Со свечкой перед образом молчишь?
Считаешь сколько мало, сколько много?

Ты где-то там, не здесь "на высоте".
Здесь равен каждый, ты и побирушка.
В душевной низости своей и красоте
И ты, богач, и "жалкая" старушка!

Хлеб чёрный, наделённый ею в дар,
Милее, чем в бумажках серых тыщи.
И лишь Господь расценит сей "навар",
Богатый ты душою, или нищий.



Цена за женщину назначена.
Бесповоротно, окончательно.
Раз в месяц, в "баксах", тысяча пятьсот.
Себя на рынок, как товар несёт.

А для меня ты высшей ценности!
Любви достойна! Счастья! Нежности!
На свете столько есть хорошего!
Зачем же стоишь ты так дешево?



Я сложности пытаюсь упрощать.
В душе давно ободраны коленки,
Когда стихи пытаюсь я читать.
Различным среди воблы, пива пенки.

Расслабленный, от водки размягчённый,
Плести пытаюсь рифмы наизусть.
И каждый кажется натурой утончённой,
В стакане ищущим и истину, и грусть.

Послали к чёрту,опоздал опять к трамваю.
И через город не иду к своей подушке.
Свои стихи я, словно песни, распеваю
За водку снятой на ночь, потаскушке.

Писательство, как Каина печать.
Не быть мне ни великим,ни известным.
Заткнуться, захлебнуться, замолчать.
Хочу, но не могу стать бессловестным.



Деваться некуда-такая полоса.
Аукаются в сердце голоса.
Глаза усталые меняю на глазищи
И прошлое бросаю пепелище.

Вот разбежались, потерялись все дороги,
И наугад бредут опять по свету ноги.
И парус мой, как знать,куда несётся?
Струной натянется ли, тряпкою сомнётся?




Россия, Русь, моя ты мать старушка,
Где глаз цвет васильковый из полей?
Ты пьяная,больная побирушка,
И мутным взглядом зришь на сыновей.

Где чистота и святость? Всё пропила!
На самогон сумела променять!
И к угощенью сволочь приводила,
Без мата Бога разучилась поминать!

От ухажёров вся в кровоподтёках-
Тебе хотелось нежности, тепла.
Ты битая лежала в битых стёклах,
Подняться и хотела - не могла.

А поутру похмельно умилялась,
Как мироточенье с икон смывало грязь,
То Богородица слезами заливалась,
Тебя, несчастную, жалея и стыдясь.

Мы - дети, подзаборные кутята,
Избиты мамкою за свой голодный крик.
"Забудьте,сучье племя, что когда-то
Был батька жив, хозяин и мужик!"

Сил нет, жалею пьяницу больную,
Что нет руки отеческой, мужской.
Но всё ж люблю, как матушку родную,
С сыновнею, щемящею тоской.

Это стихотворение написано довольно давно. Сейчас у нас есть
в стране и хозяин, и мужик В.В.Путин. Дай бог ему много, много лет
жизни во славу России!



К костру бродяга подошёл- налили чаю.
"Чем ты живёшь?" "Я песни сочиняю".
"Ну, спой, давай,про дальние дороги,
Про дым костра, про письма и тревоги".

"Нет, достучаться чтобы до сердец,
Спою вам лучше песню про овец".


"В одной стране, плачь пой, моя гитара,
Жила огромная, свободная отара.
Надзора не было. Гуляли и влюблялись.
Паслись вольготно, и обильно размножались.

"Зачем им вольности?"-спросили вдруг верха.
Назначили грузина пастуха.
Порядок наведёт,мол, генацвале,
Шашлык он любит кушать к "Цинандали".

А тот на место младших пастухов
Взял стаю недострелянный волков.
Овечкам понастроили загоны,
Раздали волкам плётки и погоны.

Овечкам что? Приходится мириться.
"Зато остались сено и водица.
А чтобы не страдала волчья сытость,
Повысим резко нашу плодовитость".

Мангалы над долиною дымяться.
Овечек режут, а кого волкам стесняться?
Редело стадо, и овечки приуныли.
Но что поделать? Так за них решили!

Не помню, долго ли всё это продолжалось,
Овечкам счастье, хоть и редко, улыбалось.
Старик грузин скончался от обжорства,
Прогнали стаю за излишнее проворство.

Овечье поголовье возродилось,
Верхи решили: "Перейти на силос!
Пусть травы вырастают "на потом",
А власть отныне в мире со скотом!

Пусть клевером позарастают горы.
Овец не есть пока, и укрепить заборы!
А чтобы шашни не водили, как французы,
Заместо хлеба дать им кукурузы!"

Овечки повздыхали втихаря,
Ведь овцы не рождают бунтаря.
Они ведь по природе не буйны.
"Ведь главное, чтоб не было войны!"

А пастухи меж тем чередовались.
Стоят загоны,в них овечки оставались.
"Вот тот хороший был, дышалось так свободно!
Он разрешил всем блеять, что угодно!".


Другой овечек долго обстригал.
Спасибо "доброму" что шкур не обдирал.
"А шта? Реформы, понимаешь, на закон!
Зато, давай, приватизируй свой загон!"

Пастух последний для овечек даже мил,
Он деловитость им немецкую явил.
И, глянув на овечек исподлобья,
Затеял переписку поголовья.

И от итога ахнул, впал в смятенье,
Призвал к себе министра по спасенью.
"Когда от голода где хвостик Задрожит,
Пускай министр тут же с помощью бежит.

Пусть позвонит овечка на "мобильник"
Сенца дадут несчастной хоть навильник!"

Тихи и кабинеты и загоны.
Откуда у овечек телефоны?
Да и до каждой всё равно не добежать.
И овцы продолжают вымирать.

Печальная судьба моих овечек,
Задумайся об этом, человече!

А овцы верят:"Мы-великая страна!
Овечка, милая, покушай, скажут, на!"
И лучше мамы кто-то станет и отца,
И не умрёт последняя овца!"

Затихла песня, смотрят все в смущении.
Затем виновного нашли, и вот решение:
"Как ты посмел нас всех так оскорбить?"
И начали бродягу больно бить.

Живёт овца с покорной головой.
Бараны бьются лбами меж собой.
И кончилось, что было человечье.
Сердца бараньи, головы овечьи.


Во имущества спасенья
Ты кричишь :" Моё, не трожь!"
И во снах твоих виденья
Алчущих наживы рож!

Разнесчастное созданье
Будешь плакать у окна.
Не вода твои рыданья,
Всё, осталась ты одна.

Скушай вкусную конфетку,
Сделай толстый бутерброд.
Пальцем помусоль газетку:
"Как ты там, простой народ?"

Я нашёл себе другую,
Что не бросила в беде.
Может вспомню, затоскую,
Как-нибудь и о тебе.

Раплатился весь с долгами,
Ветер дует по костям.
Необутыми ногами
Ухожу ко всем чертям.