Нордоскопист. Выдержки из новеллы

Сводчатое окно, больше напоминающее крепостную бойницу, пропускало мало света. Кипарисы за окном давали столько тени, что даже в самое яростное летнее пекло казалось, будто вечер на улице. 

Слышалась отдаленная игра на фортепиано. Помещение было пустым, за исключением пары резных напольных статуэток в полинезийском стиле, чучела жакаре на чёрной лакированной подставке и нескольких эстампов и картин, а то и фотографий, развешанных по стенам на разной высоте.  На подоконнике, вытянув, точно гусь, длинное узкое горлышко, умещался восточный кувшин с розой, не то высохшей, не то сотканой умелой рукой модистки из папье-маше и кружев. Сумрак, помноженный на Генделя, прохладу, тонкий запах сандала и тосканской кожи стоял в комнате.
Внимание наше привлекла напечатаная на дешёвой бульварной бумаге, порыжевшая от времени картинка журнального формата в одну восьмую, забранная в простую деревянную рамку. Видимо, владелец жилища относился к картинке, как к памятной вещи, которую желательно держать на виду, а не где-то в  шкафу на полке.

Скорее всего, это была часть старого комикса. Полотно  делилось на прямоугольники, как обычно и бывает в американских комиксах. В каждом прямоугольнике находилось изображение, сделавшее бы честь самому Ксаверию Смиту или Жоржу Кристофу де Молле.   Переплетения  хоботов-щупалец, вооружённых друзами присосок, принадлежащих скользкому пульпу, вьющемуся в рифтовых провалах Тускарорской впадины; соловей, похожий на креветку, или, напротив, креветка, притворившаяся соловьем на изогнутой ветви неизвестного подводного растения,  напоминающего новозеландские папоротниковые узоры та-моко; самый же верхний рисунок содержал портрет смотрящего исподлобья  бородатого человека в чалме, закутанного то ли в тёмный бурнус, то ли в   джеллабу на ватной подбивке.

- Эй, да этот персонаж - копия вы, Тимоти! — удивлённо заметил Мадзинагу, поправляя монокль и пристально вглядываясь в рисунок.- Тот же нос, те же глаза. Только вам бороды с усами не хватает.
- Это Хорхе из Толедо. Моряк с "Зикуки ди Мирафлорес" , ставший героем комиксов издательства "Пингвин". Он родился в начале восьмидесятых, работал на паровых судах в Северной Пацифике, участвовал в двух революциях и одной гражданской войне ;  полагал, что он сумасшедший арабский поэт из Саны, ну, и вёл себя с подобающим образу эпатажем.
- Вот как? Реальный человек?
- Да. Писал стихи в перерывах между морскими вахтами, интересовался археологией и естественными науками,  путешествовал в поисках следов древних и глубоководных, поднимался на  вершины и спускался под землю. Есть версия, что именно Хорхе из Толедо первым из европейцев достиг вулканического острова Алаид и составил подробное описание его фауны и флоры, в частности, после него осталось несколько приличных дагерротипов командорского кальмара, равноногой креветки-эквипода, птицы-тупика и краба-садовника . Одному провидению известно, обрёл ли он  связь с упоминаемыми им мифическими существами, которых никто и никогда не видел, всеми этими возвеличенными плеядой авторов-фантастов и мистиков в бульварной литературе того времени Ктулху, Глааки и Тсаттогуа, именно таковы были болезненные химеры воображения безвременно сгинувшего непонятно куда чудаковатого типа, но, судя по тому, что художники воплотили Хорхе, пусть и в гротескном виде, на страницах своих комиксов, доля славы во времена маккартизма его не миновала.  Наша с доном Хорхе схожесть имеет под собой основание, учитывая факт, отраженный в метриках. Он мой дед по отцу.
- Сразу было понятно! - довольно сказал Мадзинагу, оглянулся, словно боялся, что его застигнут за неким недостойным занятием и щёлкнул камерой, сделав фотоснимок раритета, - у меня глаз наметан.
- Агнцы прозрели! — задребезжал вдруг старческий голос со стороны смежной комнаты. Голос раздался столь неожиданно, что мы вздрогнули. - Бедные агнцы ослепли, чтобы прозреть!
Идиотская реплика принадлежала отнюдь не старику, а высокому, полному мужчине, итальянцу, судя по внешности и произношению, субъекту с вьющимися чёрными волосами, начинающими редеть, закутанному в простынь, наподобие римского оратора, видимо, только что вышедшему из душевой и шлепающему босыми ногами по неровному венецианскому граниту.
- Простите за внешний вид, господа, - смутился он, глядя на нас виновато необычными для представителей средиземноморской расы  голубыми глазами, - спектакль в десять, я репетирую.
Меня зовут Джек Синистрари. А вы те самые господин Тимоти Фархад и господин  Мадзинагу Тэкки, если правильно понял?
Я и Мадзинагу сдержанно поклонились, но Синистрари, пренебрегая условностями, пожал нам руки ещё влажной после омовения ладонью

***

Блуждая по морям, полным чудовищ и храня в полуразрушенной памяти лишь смутные воспоминания о тех людях, которые могли ждать его на берегу, безумный араб совершенно не помышлял о возвращении. С упорством одержимого он продвигался дальше на север, следуя за стадами китов и моржей,  пока не достиг упоминавшегося в трактатах Аристотеля и трудах фон Юнцта огнедышащего острова Аль-Аид -  огромного конуса со срезанной вершиной, чей одетый в снежную простынь  силуэт закрывал добрую часть горизонта. Аль-Аид, Аль-Хаэд, Аль-Хад, или, в просторечии, - Ад. Родина аддитов, пристанище птиц-черепангелов, геологический Джудж и Маджудж в одном лице. Гора, которая с периодичностью раз в сто пятьдесят лет сотрясалась с такой мощью, что это приводило к опустошению тихоокеанских побережий по обе стороны материков.

***
- Сегодня мы отмечаем День Трёх Великих Телескопов, - патетическим голосом провозгласил Сприндалетти, - Вильяма Шекспира, Хаббла и Джеймса Уэбба!
Внезапно он всем корпусом повернулся к Жуберу, склонив голову набок, как лектор, которого хотят уличить в неточности.
- ?
- О Хаббле и Уэббе я ещё слышал, - промямлил Жубер, - но Шекспир.... Разве такой прибор существует?
Вместо ответа Сприндалетти простер руку к столь пугавшей юношу двери и она тотчас же распахнулась, с грохотом хлопнув по стене. Из проема, как петрушка из балаганного ада, сквозь нитяную поросль волшебной паутины выскочил некто, имеющий в точности академический облик Шекспира.
- Хоть я ещё не глобус в полной мере, зато для душ смятенных - телескоп! - выкрикнул создатель "Бури", вытаращив стеклянные шарики, которые заменяли ему глаза.
- Что? Что это такое? - кроме этого бестолкового вопроса Жубер не смог произнести более ничего.

Сприндалетти всем своим видом уже напоминал не человека, а отстранённый серый треугольник, который выполнил отведённую ему роль и теперь пребывал в безжизненности.
За него ответил "Шекспир".
- Риверва! - раскатисто крикнул он
Жубер немедленно упал в обморок, завершившийся обильным потоотделением и трясучкой. Конечно же обнаружил он себя ни в каком не особняке на Пляц Оттей, а в давешнем притоне, в ужасном состоянии. Мишеля подкидывало так, что содержатель опиекурильни приказал двум служанкам неустанно находиться у его постели до утра, а когда утро наступило, вытолкал доставившего столько хлопот гостя с наказом более не посещать его заведения. Как клиент Жубер не представлял никакого интереса, а беду мог навлечь и немалую.
***

- Ваши познания ограничиваются лишь общими мифами из скудных книжек, имеющих отдаленное отношение к объективному отображению действительно имевших место событий.
Итальянец не смог скрыть гримасы презрительного превосходства
- Да будет известно вам, что битва с Минотавром не прошла для Тезея бесследно! Вытекший левый глаз, наполовину ослепший правый глаз, сломанный позвоночник, вывернутое в обратную сторону колено, скальпированная рана головы,   сломанные пять ребер! Когда его фелюга вошла в Петалию он физически был не в состоянии отдать приказ о замене черного паруса на белый. Его папенька не мог и предполагать, что отпрыск валяется в каюте не живее дубовой колоды, а команда была не осведомлена об их уговоре. Старый дурак мог бы подождать пару часов до того, как спрыгнуть со скалы. Но он прыгнул! Эгей! Теперь все дурни, прежде чем совершить что-либо безрассудное выкрикивают его имя. И вы думаете он настолько скорбел по сыну? Хха! Этот вечно полупьяный идиот пустил Афины по ветру, заложив даже украшения своих шлюх мегарским ростовщикам! Одна надежда была на Тезея и на то, что податям, отправляемым на Крит придет конец.