Война. В августе 1914-го

Раннее утро, солнце восходит на небе,
В зелёной лощине стоит лазарет.
А вдалеке бухают выстрелы пушек,
Трещат пулемёты и ружейные залпы,
Клубится в небе дымок от разрывов шрапнели.
Выбегают солдаты из лощины на гребень:
Посмотреть, куда там снаряды ложатся,
Казалось им, далеко всё это от них,
А они, как из ложи, наблюдают за зрелищем…
Вдруг словно тень на ложбину упала,
Перелетел снаряд, и повеяло смертью,
Появились на гребне десятки раненых.
Шли они друг за друга держались,
Спотыкались, падали, медленно приближались.
Страшным было это их шествие:
Рваные клочья мундиров в крови
И хлюпала кровь у них в сапогах,
Много было их, больше сотни.
Пояснил офицер, что попали они под огонь:
Подняли руки австрийцы, опустили винтовки,
А они поверили, подошли совсем близко,
И тогда стали из пулемёта их поливать,
Это всё, что осталось от их полка…
Бросились все перевязывать раненых,
У многих кровь сочилась в разных местах,
Кипела работа, а раненые всё прибывали,
Измученные, покрытые серой пылью.
Конные ординарцы мимо них проносились,
Вот офицер какой-то лошадь остановил,
Спросил, почему не уходят они отсюда,
Ведь австрийцы уже в двух верстах!
Но нет предписания у лазарета…
Махнул рукой офицер, всё равно уже поздно,
Зловеще прозвучали эти его слова,
А потом развернулся и прочь поскакал.
Те, кто уже перевязан, мгновенно исчезли,
Бросился лазарет к лошадям и повозкам,
Всё давно уже стояло у них наготове.
А в воздухе раздался какой-то свистящий визг,
Аэроплан! И ездовые яростно лошадей хлестали…
Залила клокочущая лавина дороги,
Двуколки, ящики и повозки заполнили всё.
Не было ни рядов, ни команд, ни связи,
Артиллерия смешалась с пехотой,
А гражданское население с войском.
Громыхали крестьянские фурманки,
Голосили и рыдали разноголосо бабы,
И, дико блестя глазами, без конца солдаты брели…
Наступила душная и безлунная ночь,
Лишь костры и пожары слегка разгоняли тьму.
Металось повсюду тёмное и слепое безумие,
Люди, лошади, пушки расплывалось всё в темноте,
Превратилось всё в сумрачный многоголосый хаос…