Из Лоуренса Ферлингетти - I Genitori Perduti

                Лоуренс Ферлингетти


                I Genitori Perduti
                (Утраченные родичи)


                Чайки белые словно голуби
                в утреннем тумане
                на мокрой лужайке Вашингтон-Сквера
                каждая маленький призрак в сумерках
                Может быть души переселились
                с окутанных туманом берегов Гудзона
                сквозь все эти безмолвные годы -
                Первая из них возможно мой мафиозный папаша
                в своём ярко-белом костюме и чёрных туфлях
                в его конторе недвижимости на Сорок Второй
                или за первым столом где бы он ни был
                Вторая моя драгоценная ушедшая матушка с блёклой улыбкой
                которая заперлась от меня во времени
                Третья мой братец Чарли продающий всю жизнь поворотники
                в Централ-Парке Нью-Йорка
                А четвёртая мой клёвый брат Клем
                потевший в мрачных кабинетах Синг-Синга
                тридцать лет отпахавший заместителем начальника тюрьмы
                наблюдая за казнями в своём деревянном кресле
                (с кожаными ремешками и чёрным капюшоном)
                в конце концов он тоже свихнулся
                И наконец самый близкий мне братишка Гарри
                всё такой же добряк и миляга в далёком пригороде
                Я вижу их наконец-то ко мне возвращающихся
                с глазами такими же как у чаек в бледном рассвете
                зовущими меня сквозь безмолвную травку


                31.05.22


I Genitori Perduti

The dove-white gulls
on the wet lawn in Washington Square
in the early morning fog
each a little ghost in the gloaming
Souls transmigrated maybe
from Hudson’s shrouded shores
across all the silent years—
Which one’s my maybe mafioso father
in his so white suit and black shoes
in his real estate office Forty-second Street
or at the front table wherever he went—
Which my dear lost mother with faded smile
locked away from me in time—
Which my big brother Charley
selling switching-signals all his life
on the New York Central—
And which good guy brother Clem
sweating in Sing Sing’s darkest offices
deputy-warden thirty years
watching executions in the wooden armchair
(with leather straps and black hood)
He too gone mad with it in the end—
And which my nearest brother Harry
still kindest and dearest in a far suburb—
I see them now all turn to me at last
gull-eyed in the white dawn
about to call to me
across the silent grass