В пору зелёной юности мемуары часть 2

В пору зелёной юности, то бишь начальной школы, кроме пары случаев поколачивания одноклассников да прыжков по гаражам ничего особенного не припоминаю. Правда, в первом классе, посреди урока, встала и порвала пропись соседа. 'А нечего было иголкой от кактуса колоть!' - призналась я года через два, чтобы поначалу боялись, как способную на приступы немотивационной агрессии.  

Отыгралась за временное затишье в пору активного созревания. Началось всё лет в двенадцать пионерско-лагерной жизни. Какой кайф был, когда мы с подругой закрылись в комнате с залетевшей трясогузкой, застелили пол матрасами, валялись и гоготали часа два - отчасти из солидарности с верещащей птицей, отчасти в трио с восклицающей воспитательницей. Но дверь была выбита вместе с выдернутым шпингалетом, а мы ещё не наржались, поэтому отомстили на следующий день - забрались на самое высокое дерево и смаковали, как мелкие людишки бегали и аукали нас.  

В музыкальной школе, куда я попала путём сбитых коленей, упрашивая мать разориться на двадцать один рубль уплаты за музыкалку, тоже веселилась. Однажды со всех дверей исчезли таблички с фамилиями преподов. Они перекочевали в мусорное ведро. Увещевания директора Молодцова не смогли вырвать из упрямого рта признательные показания. Никакие вышестоящие и проч смотрящие сверху вниз не только не смущали, а наоборот бодрили до окрылённости.  

Один из ряда вон случай не преминул настичь моё изощрённое воображение и невменяемую смелость. Альберт Николаевич частенько бывали пьяны, приходя на сводные оркестровые занятия с недоучками от всеобщей сыгранности и ровного звучания 'Время вперёд!' Его глумливая под парами рожа как-то достала всех. Вынашивая планы наказать за грубость и пороки, я всё же надеялась на то, что он придёт трезвеньким. Но нет. Краской залитая физиономия говорила об обратном. А ведь пару дней назад я всего лишь проколола пьянице шины перочинным ножом, в надежде на понятливость и благоразумие. Но нет. Тогда - да. Стащив из дома склянку с камфорным спиртом, я щедро полила им вожделенную мужскую дублёнку, предварительно срезав все до единой пуговицы. Коллектив несмелых и неспособных на тихо ржал в кулак, таким образом поддерживая эту офигенно запашистую идею. Альберт рассвирепел. Выдав тираду о милиции, которая придёт с собаками и найдёт вопиющего зачинщика, он закрыл сообщество разновозрастных обучающихся на ключ, дабы дождаться имени. Но... 'нам нет преград' помогло и здесь. Распахнув окно, я резво спрыгнула сначала на крышу подвала, затем в снег (это был второй этаж) и во всю безодежную и безудержную прыть побежала по морозцу до дома. Отец немало удивился, узрев на пороге дочь в свитере, задохнувшуюся от несправедливости. Наша разъярённая пара (отец всегда был за меня) застала мило попивающих чаёк преподавателей, предвкушающих покаяние и битие челом. Что им было... не пером описать. Альберта уволили. Народников взяла моя училка, которая по моим подозрениям когда-то была ещё хлеще. Жизнь гармонично наладилась, а 'Время, вперёд!' теперь звучало в безошибочной оркестровке удовлетворённых подростков.  

Всякие мелочи - как то обнесение чужих огородов и кузовов с арбузами и упоминать не стоит. Тем более, что возница-охранник кормового поля близлежащего села не единожды был обставлен - тикать в густые заросли кукурузы было привычно и щекотно.  

В школе настигла первая любовь и отвела от чего-то хулигански стоящего. До того я только и успела подложить в учительский дипломат яйцо, пообращаться к биологичке не по имени отчеству, а Кукуруза Кукурузовна, т к она особо смаковала фразу 'и служу я, кукуруза - для Советского Союза', поналивать на стул клей да пару раз демонстративно остаться в классе одна, не желая сбегать с уроков в пику стадности. Бойкоты были пофигу. Не пофигу были звёзды на крыше музучилища, на которую меня загнало нежелание рассказывать родителям где я пропадала целый день. Выгнанная и зарёванная - долго считала яркие точки и разглядывала муар ночного неба. Красота, которая успокаивает. Детство, которое покидает навсегда. Гормоны. Не гармония и ершистость рвано перебирались во взрослую устаканеннось. Но любовь была ещё тем движителем. Но это другая история, которая дождётся своего вывода из скрижалей памяти на белый свет.