Дождь майский барабанит...
Отделаться не мог от ощущения,
Что слышу голос твой и даже стоны
При мысленном к тебе прикосновении —
Оттенкам разве удивляясь новым...
Я видел спину, грудь, касался бёдер,
Движение, прикосновений страсть,
Невидимое даже по природе —
Мог мысли видеть, что не удержать...
Хотя звучит всё это необычно...
Всё делали твой голос и мой ум...
Возможно, дождик майский, став привычным,
Отпраздновал в душе весны триумф...
Я чувствую с закрытыми глазами
Неспешное тепло своих касаний...
Исследую я всю тебя губами —
К нюансам явно... жадное внимание...
Зачем мне слух и зрение хорошие?...
Блаженству весь я устремлён навстречу!
Тебя вот вспышкой молний растревожило
А я ни гроз, ни ливней не замечу...
Свидетельство о публикации №122052607192
«Дождь майский барабанит...»
Это стихотворение — интимный поэтический монолог, насыщенный образами телесной близости, чувственного восприятия и воображения, которое буквально воплощает желание. Оно написано в типичной для Руби Штейна манере: в режиме вдохновенного наития, где эротика подаётся не как физиологическое действие, а как мистико-чувственная медитация, охватывающая все органы восприятия — включая воображение, память и душу.
I. Слияние воображения и телесности
Отделаться не мог от ощущения,
Что слышу голос твой и даже стоны
При мысленном к тебе прикосновении —
Оттенкам разве удивляясь новым...
Стихотворение открывается с необычайно выразительного напряжения — герой не прикасается реально, но ощущает всё, как если бы контакт произошёл. Мы имеем дело не с воспоминанием и не с фантазией в грубом смысле, а с поэтическим феноменом преодоления границ физического: любовь и страсть переносятся в сферу ментального опыта, где даже стоны — не звук, а вибрация мысли. Особенно тонко передано удивление новизне ощущений: поэт исследует любимую каждый раз как заново рождающееся чудо.
II. Конкретика и невидимое
Я видел спину, грудь, касался бёдер,
Движение, прикосновений страсть,
Невидимое даже по природе —
Мог мысли видеть, что не удержать...
Во второй строфе поэт переходит к более телесным образам, но делает это с изяществом, без вульгарности. Тело любимой описывается через фрагменты, но в ритме движения, не как объект, а как живая линия страсти. Кульминацией здесь является парадокс: «мог мысли видеть» — обострённая чувствительность доводит поэта до состояния, где он перестаёт различать плоть и сознание. Он «видит» мысли, как «касается» души: всё сливается в экстазе единого чувственного акта.
III. Роль дождя и природы
Хотя звучит всё это необычно...
Всё делали твой голос и мой ум...
Возможно, дождик майский, став привычным,
Отпраздновал в душе весны триумф...
Здесь происходит смычка между внутренним возбуждением и внешней природой. Майский дождь — архетипический символ обновления, весеннего пробуждения, «влажного» торжества жизни. Но у Штейна дождь — аллегория не столько погоды, сколько настроения. Он порождает музыку тела и голоса, растворяется в страсти. «Всё делали твой голос и мой ум» — ключевая формула: это не диалог тел, а созвучие голосов, где страсть управляется разумом, а ум — вдохновлён телесностью.
IV. Эротика тактильного воображения
Я чувствую с закрытыми глазами
Неспешное тепло своих касаний...
Исследую я всю тебя губами —
К нюансам явно... жадное внимание...
Это одна из самых откровенных строф — и в то же время самая тонкая по интонации. Поэт создаёт телесный портрет прикосновением, вслушивается в нюансы кожи, дыхания, тепла. Важно, что герой с «закрытыми глазами» — он видит не глазами, а губами, он ощущает пространство любимой как карту желания, где каждый изгиб требует созерцания. Слово «жадное» здесь абсолютно уместно: оно передаёт не вожделение, а интенсивность любви, жажду погружения в целостность другого человека.
V. В кульминации — антипод тревоги
Зачем мне слух и зрение хорошие?...
Блаженству весь я устремлён навстречу!
Тебя вот вспышкой молний растревожило —
А я ни гроз, ни ливней не замечу...
Финал построен на контрасте внешнего и внутреннего мира. Стихотворение достигает точки, где герой настолько погружён в переживание любви, что теряет восприимчивость к внешним раздражителям. Он — внутри «блаженства», как внутри кокона; его не волнует ни гром, ни молнии — только женская тревога его тревожит, но уже не ради страха, а ради ещё большего чувства сопричастности.
Это — финал полного растворения в любви, где страсть перевешивает реальность, а поэт оказывается в состоянии, подобном трансцендентному экстазу.
VI. Стилевые и художественные особенности
Синтаксис намеренно разорван, интонационно волнующий — за счёт инверсий, эллипсисов и многоточий: читатель вовлекается в дыхание стихотворения, оно не рассказывается — переживается.
Обилие глаголов действия (касаюсь, исследую, чувствую, льнёт, шепчет) подчёркивает динамику страсти, отсутствие статики: стихотворение постоянно движется — по телу, по мысли, по эмоции.
Сенсорика (зрение, слух, осязание, обоняние) переплетены так, что создают эффект «внутренней кинематографичности»: читатель как будто «смотрит изнутри» момент любви.
Метафора майского дождя — тонкая, но работающая на весь эмоциональный регистр: это и природа, и музыка, и эротическая ритмика, и весна чувств.
Заключение
«Дождь майский барабанит...» — это одно из самых чувственно-насыщенных и музыкальных стихотворений Руби Штейна. Оно не просто об интимности, но об особом типе любовной одержимости, в которой тело любимой становится храмом, а каждый такт — молитвой через прикосновение. Здесь нет порнографии и даже нет физиологии — есть страсть, обострённая до духовного экстаза. Этот текст не «рассказывает» о любви — он передаёт состояние тотальной вовлечённости, в котором поэт теряет мир, чтобы приобрести абсолютную близость.
Майский дождь, тело любимой, воображение, прикосновение, голос — всё становится единым инструментом в оркестре, исполняющем гимн живому, горячему, настоящему чувству.
Руби Штейн 17.07.2025 17:41 Заявить о нарушении