Оп 2-46

Выпросив что-нибудь для нее соблазнительное, после она любила пирата, делала знаки внимания, была весела. А когда ей самой надо было что-то сделать, то ругала весь свет и его вместе с ним, всю команду называя то бездельниками, то бракоделами, то просто очень неумными людьми. ...Свое лукавство она называла умом, гордость мужеством, упрямство настойчивостью, скрытность сдержанностью, раздражительность нетерпимостью к несправедливости, резкость правдивостью, суматошность энергичностью, суетливость расторопностью, глупость милой беспечностью, жадность восхищением, скупость бережливостью, болтливость доброжелательной общительностью, а лень - милым недостатком, простительным женщине. Если же речь шла о пирате ее одноглазом, то все повторялось с точностью до наоборот. Она, душа, втянула его в какую-то странную игру, в которой говоришь не то, что чувствуешь… Получается, не он ее спас и сохранил, а она его погубила и сделала пленником. Тут вспомнишь «возненавидь и душу свою»… Короче, вспоминая жену, свирепел одноглазый и срубал очередную башку - подозревая, к тому же, что и в ней имеются лукавые мысли... Но к концу похода его слишком мучил стояк и он опять тащил ей подарки... Других баб избегал, опасаясь, что от таких шевелений только глубже увязнет в болоте... До чистого моря будет совсем не добраться, думал он, и  в своей скучной, казалось бы, водной пустыне просыпался в холодном поту...


Темные кучи вещей ночью смотрят врагами; в них уже жилища и норы врагов; и та ваза стала женою врага, для него оголилась; и тот карандаш писал то, чего не хотел…
Пират стал землею ночью - все его враги могут встать и ходить по земле. Он стал черным воздухом и черной морскою водою... Клубы черного дыма делают из потолка черное небо, его корабль  опять дымит и чадит, не горит, не стоит. Черные сковороды всюду - колеса, арены. Едут пираты ко злу, закончились все представления, лишь по краям остатки жалкие зрителей. Входит кто-то в черном пальто и говорит, что теперь он будет наш капитан... В общем, одноглазый в белой горячке бросился за борт, его там долго ловили гигантским сачком... И это ещё неизвестным осталось, как он действительно  пытался корабль подпалить -  оправдался тем, что просто пьяным заснул с сигаретой... Корабль мокроват оказался, плохо горел, давал много дыма - и это заметил единственный остававшийся трезвым пират, стоявший на шухере. Такой была его служба; "Последним предохранителем" его называли и был он антиподом моего одноглазого - очкарик, в четыре глаза за порядком смотрел...