Сгущенка и война

 Поехали мы как-то на днях в русский магазин. По старой советской привычке я люблю иногда добавлять в черный кофе ложечку сгущенки. Детство напоминает. В одном магазине поискали, в другом обошли все полки. Нет как нет.

- Девушка, а куда сгущенка подевалась? - спрашиваю я. - Всегда навалом было, а сейчас как корова языком слизала...
- Не корова, а война, - ответила продавщица сурово. - Сгущенка украинская была. Теперь неизвестно, когда будет. Приходите в субботу, из Латвии должна прибыть.
- Нет, это совсем не то...Украинская вкуснее. Ну ладно, извините.

Подошла я к лоточку с мороженым. Рядом кудрявый малыш лет четырех, прилежно переворачивал горки с мороженым и тоже что-то безуспешно искал.

- Что ты ищешь? Давай помогу, - сказала я.

Малыш поднял на меня печальные бархатные глаза с загнутыми ресницами и ответил:

- Спасибо, ты мне не поможешь ( В Израиле нет обращения на "вы", и дети это сразу впитывают). - Я думал, что пришло мороженое...пломбир, называется "Эскимос". Его делают в Житомире. Но его так до сих пор и нет. А другое я не хочу.

Слово за слово, мы разговорились, пока мой муж стоял в очереди в мясном отделе, а бабушка Даника ( так звали черноглазого малыша) выбирала молочные продукты. Родители Даника из Харькова и там до сих пор живет его двоюродная сестренка Олеся, она начала заикаться, потому что в соседний дом попала бомба и разворотила все верхние этажи. Мама Олеси и тетя Даника не может приехать в Израиль, потому что не хочет расставаться с мужем, папой Олеси. Папа сражается на передовой, а без него мама и Олеся никуда никогда не уедут. Даник ни разу не видел свою двоюродную сестренку, но очень любит ее и тревожится о ней в силу своих четырехлетних чувств. Они раньше часто болтали по видеосвязи, а сейчас уже несколько дней Олеся не отвечает, и бабушка Даника не знает, что и думать.

Нашу беседу с интересом слушал дядя Вова с нашего микрорайона. Он неодобрительно покачивал головой, косился на меня злым взглядом, досадливо поглаживал плешь, заботливо укрытую тремя волосинками и, в конце концов, вмешался в наш диалог.

- Послушай, Даник, сейчас я тебе все растолкую! Какая это ерунда - мороженое, сгущенка...На самом деле, в страну, где жили плохие дяди, пришла другая страна, с хорошими дядями. Плохие дяди много лет стреляли в маленьких детишек, вот в таких, как ты...Они их убивали, понимаешь! Это надо было прекратить. И хорошие дяди сейчас за это наказывают плохих. Понял теперь, Даник?

Даник соображал несколько минут. Потом выпалил:

- А почему хорошие дяди, наказывая плохих, бомбят мою сестренку Олесю? Она разве виновата в том, что дяди не могут между собой разобраться?

- Ты опять не понял! - дядя Вова раскраснелся и повысил голос. - Вот прикинь, Даник, мы с тобой сейчас говорим по-русски и никого не боимся. Хотим - на иврите говорить будем, хотим - по-русски. А там - нельзя. Там деткам запрещали говорить по-русски, понимаешь, Даник? Там во всех школах запретили русский язык! Вот так-то, Даник!
- А у нас в детском садике тоже только на иврите говорят,- парировал Даник. - а у старшего брата в школе - тоже только на иврите учатся.

Дядя Вова шумно высморкался в два пальца, вздохнул, но не сдался.

- Даник, послушай! Вот мы с тобой сейчас говорим по-русски и все тут вокруг говорят по-русски. А там за это - побить могут! Ну как до тебя не доходят такие простые вещи, Даник!

- А как же мы с Олесей говорили по-русски по телефону...и все люди рядом с ней тоже говорили по-русски! И никто никого не бил!

Дядя Вова мученически вздохнул, крякнул, но не прекратил процесс воспитания.

- Скажи, Даник, у твоего папы татуировки есть?

Даник подумал.

- Нет.

Дядя Вова обрадованно закивал и улыбнулся во весь рот, демонстрируя новенький протез.

- Вот видишь, Даник! У твоего папы нет! А вот у плохих дядей, на которых напали хорошие - у них у всех есть татуировки! Ужасные, фашистские татуировки! Как ты думаешь, это тоже надо было стерпеть?

Даник пожал плечами.

- Ну и что...у моего старшего брата есть тату...Мама его ругала, что он много денег за это отдал. Какое дело хорошим дядям до того, что у плохих - тату? Почему из-за этого надо было бомбить Олесю? Пусть плохие дяди живут со своими татуировками...Зато раньше был пломбир Эскимос и Олеся была радостная и смеялась.

- Понимаешь, малыш...Хорошие дяди не бомбят маленьких деток. Это свои, плохие дядьки, бомбили людей и дома. Потому что они фашисты! - Дядя Вова изобразил на помятом лице скорбь и опять кому-то покивал.

- Это что же, Олесин папа бомбил Олесю?? - Даник смерил странного старикашку таким возмущенным, недетским взглядом, что дядя Вова невольно поежился.

Я слушала этот диалог, усмехаясь в душе. Ребенок прекрасно отбивал нападки взрослого. Дядя Вова поймал мой насмешливый взгляд и выругался:

- Черт знает что...Пацан какой-то умственно неполноценный...

Эти слова услышала вернувшаяся с молочного отдела бабушка Соня. И, уперев руки "в боки", она громогласно ответствовала:

- Что ты сказал? Ах ты, алкаш поганый! Ты чего к мальцу прицепился, дебил? Жену воспитывай своей пропагандой!  Давай-ка ноги в руки и пошел отсюда, пока не схлопотал от меня по рылу!

Дядя Вова махнул рукой и позорно обратился в бегство, выбросив на прилавок баночку пива. Настроение у него было испорчено вконец. Я же сказала с чувством:

- У вас растет замечательный парень, дорогая Соня. Стойкий и справедливый.


Вот такая зарисовка из жизни.