Война и мир. 1-2-16

1-2-16

Объехав всю линию войск от всех флангов,
Поднялся на ту батарею наш князь,
Откуда всё поле видно; бумерангом,
Ему, чтоб понятна была эта связь.

Открылся вид расположенья всех русских,
А также французских, мюратовских сил,
Деревню Шенграбен в лощине столь узкой,
Как будто сам бог навсегда приютил.

Средь дыма костров там едва было видно
Всю массу готовых к сражению войск,
Французская линия, столь очевидно,
Была нашей шире, как главная кость.

Весь правый наш фланг на крутом возвышенье,
Господство имел над позицьей врага,
Казалось, столь мудрое наше решенье,
Поможет схватить нам быка за рога.

На нём расположена наша пехота,
Драгуны видны были в самом краю,
А в центре стояла вся Тушина рота,
Отлогий был спуск и подъём ко ручью.

Налево войска примыкали и к лесу,
Дымились где нашей пехоты костры,
Но, всё же, у них была дань перевеса,
С обеих сторон могли нас обойти.

За нашей позицьей крутой и глубокий
Раскинулся чудо природы овраг,
И путь к отступленью был слишком убогий,
Мог этим довольным быть только наш враг.

В блокнот себе он, как на память, наметил
План всех наших малых, в сравнение сил,
Но в паре мест в нём, как бы «вился и ветер»,
Поправки свои в этот план он вносил.

Представить заметки все Багратиону
И план, по возможности, весь уточнить,
Военному всё подчинить, как закону,
Иначе, быть может, придётся не жить.

Андрей относился к той части дворянства,
Которая честью и духом своим,
Не терпит ни лени и ни разгильдяйства,
Когда над Россией клубится уж дым.

Он должен быть родине просто полезен,
Примером тому мог служить и отец,
Мир пьянства, безделья ему просто тесен,
Стремился одеть на себя он венец.

Венец патриота, венец гражданина,
Примером служил ему Наполеон,
Когда под Россию заложена мина,
И в мире над ней вьётся слабости фон.

Но опыта, знаний в военном искусстве
Он просто ещё накопить не успел,
Но он, этот опыт, рождался, как в чувстве,
И в деле всём этом почти преуспел.

Но опыт приходит не так просто к людям,
Ежели ты сам не явил интерес,
То опыт тебя никогда не полюбит,
И в деле любом не достигнуть прогресс.

Но он, находясь постоянно при штабе,
Вникая в приказы, в сражения план,
Движения войск в их огромном масштабе,
(А, кроме того, ум природный и дан).

Прошедших времён изучая все битвы
И делая выводы наших побед,
Пролитая кровь в них как сотнями литров
И массу семейных солдатских всех бед.

Его подвигало вникать в положенья
Своих и, конечно же, вражеских сил,
Планировать ход и ошибки в сраженьях,
И помнить, что враг никогда не был мил.

И с этих позиций и сам он пытался,
Возможно, поправить позиций весь план,
Но он в, то же время, во всём сомневался,
При битвах возможен военный обман.

Ему представлялись случайности боя:
Атаку предпримет на правый фланг враг,
То оба полка удержание строя
Должны соблюдать до начала атак.

Пока все резервы российского центра
На помощь к ним во-время не подойдут,
(Подобно, как в море попутного ветра),
Мог быть защищённым остаться редут.

На случай атаки на центр, французы
Обстреляны будут наводкой прямой,
И синии формы военной — рейтузы
Застрянут, приняв на себя этот бой.

Когда он на тушинской был батарее,
То из балагана — слышны голоса,
В нём спор разгорался и всё горячее,
Как будто за камень цеплялась коса.

Спор был необычный, о жизни и смерти,
И что после смерти — возможно бы знать,
И в этой военной для них круговерти
Им надо Россию свою защищать!

Внезапно послышался свист и всё ближе,
Чужое ядро, возвещая войну,
Напомнив нам, русским, о вражьем престиже,
Влетело в наш лагерь на всю глубину.

И в то же мгновение из балагана,
С закушенной трубкой и прежде их всех,
(Ядро словно признак войны, как экрана),
Бежал Тушин к пушкам, прошедших тех вех.