Город. Холодная весна

За полчаса Нева выжигает подборовье
Соком лимонным, выжатым из светила,
За полчаса разъедает язык пустословье,
Судачащее о силе любви к городу и могилам
Ближних и дальних, лишь потому что прожит
Этот проспект, от начала и до развилки,
Лишь потому, что город шершавой кожей,
Внутрь прорастает во времени, как опилки
В душу рубанка.
Невское время. Почки
Сочатся росой нового поколения,
Красный трамвай огибая - злачные точки,
Тащит вагон свой до остановки "Тление".
Дремлет кондуктор, телефон упал на колени,
Трубка что-то громко говорит на арамейском .
В Питере проживает ни одно поколение курдов,
таджиков, узбеков, русских, евреев...
Впрочем, евреи лишние в этом списке,
Они ассимилировались и так пустили корни,
Что если захочешь их выкорчевать,
то придётся выкорчевывать вместе с городом.
Лето на взводе. палец дрожит на курке,
Скоро сорвётся, но ещё слишком холодно.
Ветер холодный заходится в нервном пике,
Шкуры каналов вспороты.
Жёлтая рыба плавниками мелькнет на миг,
И уходит в глубины пенного неба, чтоб превратиться в камень,
Эта весна в городе не идёт на бис,
а продвигается улиточными штрихами.
Зимняя шапка, ботинки на рыбьем меху
Не могут согреть даже маленькую подворотню,
Всё повидавшую на длинном своём веку,
Бывшую и ребёнком, и возлюбленной и сводней.
Старый фонарь, из прошлых советских времён,
Переживший смену власти, развал Союза,
Был когда-то в подворотню влюблён,
И предлагал, с галантностью француза,
руку и сердце.
Прошлое рушит стен рыхлый кирпич,
Осыпается штукатуркой прямо на улицы,
Словно избитый китч
Пудры на лице старой банановой шкурки.
Настоящее, по проспектам летит на новом Порше,
Проходит мостами, кутая шею в поднятый воротник,
Составляющий лишь иллюзию тепла,
Озябшими руками
прикуривает на проточном ветру,
И уходит, отстукивая каблуками
Азбуку Морзе - точка, тире, тире,
В будущее. Примите радиограмму !
На проводов натянутой тетиве,
Майское время играет осенние гаммы.
Питер, для слабонервных - аутодафе,
Кофе в Сайгоне, пиво, в петлице франта ,
Как многоликость улиц в каждой строфе,
Как Моцарт и рок в горле уличного музыканта.
Охта, Заневский, Удельная, Катькин сад,
Угол, под небом его не имеет значения,
Невское время, вросшее в вензель оград,
Моё пожизненное заключение,
В камере одиночеств его садов,
И в пестроте многолюдья его подземок,
В каждой улыбке сфинксов его любовь ,
В каждом зрачке поэта венок нетленок.
Финский залив омывает борта берегов,
Сеет черёмуха улицы белым снегом
Холодно. Ветер. В районе "пяти углов"
Лето на взводе. Обычное наше лето.