я отойду

я отойду. россыпи снега откроют
проспект, они откроют умы,
и песня потечет по улицам, по улицам
потечет слово. из снега выйдут
насекомые, из снега выйдут
утопшие росы.
так мы возникнем, и отойдем
от главных вех, отойдем от главных дум.
в тишине сольется единая песня,
что будет проступать в маскараде,
и черные волны соткут небо,
черное весло потечет в прорубь,
и я откушу тебе яблоко,
я его пришью тебе к платью.
там, в синих волнах,
ты рассыпешь назидание,
и серые судороги будут плакать в тишине,
серые судороги будут изливать тишину в прорубь.
я поспешу околдоваться этими рассказами,
я поспешу влиться в поток истечения.
в судорогах - немые зубы,
что пишут о краже мимоз,
и молодые флейты зачитывают свою оттепель.
в молчании - мои одинокие губы,
и я постепенно падаю в оттаивание,
я постепенно снимаю колдовство с плеч.
так, из рук сходни плавятся,
из топора горки теплятся,
и стужа мирно ковыряет в плоскости,
и занимает у ковша,
и плоские катышки сочиняют в прорехе,
и я пою  им, пою им в тишине одинокой.
я тянусь к ней - она растет на глазах,
она падает в лилии, чтобы отдохнуть,
чтобы придумать, чтобы продумать.
так я олицетворяю утеху в отшатнувшемся ветре,
и единичность запирает двери на засов.
я прячу свой звук, свое время прячу горькими
словами. слова - они сохнут на сквозняке,
и теплые руки зашивают мое семя,
они зашивают его в реку.
река - она отдает последнее,
чтобы услышать, чтобы отслушать свое вретище,
и я, как насекомое, плаваю в одиночестве,
в своем одиночестве я как листопад,
как теплый живот, как мохнатый ум,
и руки спихивают свое время с колен.
корочка песни медленно отделяется,
корочка музыки вместо песни одевает
подлокотники,  и я разговляюсь в монотонном
назидании, прислоняясь своим телом к тополю,
к ступору. пассивные губы отрока медленно
плывут по реке, и я кричу им, я их спихиваю
с берега, я кричу им плыви! о губа,
о мое столкновение с невидимым.
немое время петли склоняет к истолкованию,
и мертвая песня закатывает истерики,
и рухлядь в мансарде - один кивок,
одно страдание у окна.