Пушкин и Друзья-Поэты. Жизнь в Стихах

К ПОЭТАМ  ПУШКИНСКОГО  ОКРУЖЕНИЯ  ОБЫЧНО   ОТНОСЯТСЯ:

Бестужев - Марлинский Александр Александрович (1797–1837)
Боратынский Евгений Абрамович (1800–1844)
Батюшков Константин Николаевич (1787–1855)
Барон Дельвиг Антон Антонович (1798–1831)
Веневитинов Дмитрий  Владимирович (1805–1827)
Воейков Александр Фёдорович (1779—1839).
Вяземский Пётр Андреевич (1792–1878)
Гнедич Николай Иванович (17684–1833)
Давыдов Денис Васильевич   (1784–1839)
Жуковский Василий Андреевич (1783–1852)
Козлов Иван Иванович  (1779–1840)
Кюхельбекер Вильгельм Карлович (1797–1846)
Плетнёв Пётр Александрович (1792–1856)
Туманский Василий Иванович (1800–1860)
Туманский Фёдор Антонович (1799–1853)
Языков Николай Михайлович  (1803–1849)
____________

В первой четверти 19 века в России не существовало понятия – профессиональный поэт: только поэт – поэзия как призвание и  дело жизни. Каждый сочиняющий и иногда печатающий стихи считался поэтом. А стихи или их ритмическое подобие в высшем свете пописывали многие: в моде были альбомы, куда записывали мадригалы.  Достаточно ли это, чтобы считаться поэтом?! Едва ли! Нужно ещё и осознание своей значимости на фоне культуры: осознание цели своего творчества. Нужно и читателей довести до этой мысли! Увы! И именно эта программа всегда неугодна властям. Поэт всегда сражается только на своей стороне.

Поэтам пушкинской плеяды поэзию приходилось совмещать со службой, что нередко неблагоприятно сказывалось и на одном, и на другом занятии. Поэзия с точки зрения высших чинов бюрократического государства считалась в лучшем случае безобидным развлечением, в худшем – подрывом основ государственности и узаконенных общественных отношений. Эта позиция ярко выражена в выговоре опубликовавшего некролог на смерть Пушкина  редактору   А. А. Краевскому от попечителя С.-Петербургского учебного округа и председателю цензурного комитета князю М. А. Дундукова-Корсакова:

«К  ч е м у   э т и  п у б л и к а ц и и о Пушкине? Что это за черная рамка вокруг известия о кончине человека не чиновного, не занимавшего никакого положения на государственной службе? Ну, да это ещё куда бы ни шло! Но что за выражения! "Солнце поэзии!!" Помилуйте, за что такая честь? "Пушкин скончался... в середине своего великого поприща!" Какое это такое поприще? Сергей Семенович (Уваров) именно заметил: разве Пушкин был полководец, военачальник, министр, государственный муж?! Наконец, он умер без малого сорока лет! Писать стишки не значит еще, как выразился Сергей Семенович, проходить великое поприще…»

 Собственно, Пушкин всей жизнью своей и боролся за то, чтобы звание «поэт» воспринималось равноправно с прочими профессиональными занятиями. Первую половину жизни такая борьба получалась «сама собой», исходя из свободолюбивого темперамента. Вторую половину жизни такая борьба была уже сознательной. А те, кого называют поэтами пушкинского окружения, были соратниками в этой борьбе. 
__________________________________________

НЕ ВСЕ В СПИСКЕ ВЫШЕ  КАК  ПОЭТЫ РАВНО  ВЕЛИКИ. Обоих троюродных братьев  Туманских можно отнести к искренним поэтам-любителям, так же и Кюхельбекер и Плетнёв, на наш взгляд, не вполне поэты, а философы в рифму, в чём университетский профессор и цензор Плетнёв сам и сознавался.  Веневитинов умер слишком молодым и талант его не успел развиться. Воейков – самостийный писавший в рифму сатирик. Николай Гнедич более известен не как оригинальный поэт, но как переводчик «Илиады» Гомера, имя же переводчика – справедливо или несправедливо – в большинстве случаев остаётся в тени. (В чём заслуга переводчика, сумевшего перевоплотиться в переводимого поэта!). Бестужев - Марлинский – известный «модный» прозаик - романтик, писавший стихи лишь иногда.

Искромётные, исполненные жизни стихи Дениса Давыдова в тяжёлый период войны 1812 вдохновляли воинов – даровали силу в победу. Однако Давыдова тема только гусарских доблестей немного узка. Лицейский друг Пушкина барон Антон Дельвиг был более  известен не своей поэзией, но  как издатель и подобно Давыдову душа компании. Козлов, Языков и Батюшков при своих несомненных поэтических достоинствах ныне известны лишь страстным любителям поэзии. (Много ли таких в наш слишком прозаически - политический век?!)

Средне статический гражданин в наше не поэтическое и мало читающее время на вопрос, каких поэтов пушкинской поры он может назвать, после Жуковского, возможно, с некоторыми усилиями припомнит имена Дениса Давыдова и Евгения Боратынского, памятник которому видел в Александро-Невской лавре. Но было нечто всех выше перечисленных  тесно объединяющее:  умение мыслить поэтически посреди житейской прозы;  умение мыслить стихами и в рифму, что отражено в посланиях друг к другу иногда чрезмерно философских, а иногда озорно и даже слишком игриво эпиграмматических.
____________

ДРУЖЕСКИЕ ПОСЛАНИЯ относятся к стихам «на случай», которые далеко не всегда случаются гениальными даже у великих поэтов. Собственно, быть гениальными – совсем и не цель не предназначавшихся для широкой публики– посылавшихся в частных письмах либо читаемых в дружеском кругу стихов «на случай»: их цель – донести некие мысли и отразить личные чувства поэта конкретно к своему адресату. Поэтому дружеские послания частенько не включаются в сборники стихотворений. А это несправедливо! Эпоха не менее важна, чем в этот период созданные гениальные творения! Не было бы определённого эпохального настроя умов – не было бы и гениальных творений в стихах, прозе, красках или звуках!

ЧТО  ЖЕ  ТАКОЕ  ПУШКИНСКАЯ ЭПОХА  ДЛЯ САМЫХ ПЕРЕДОВЫХ УМОВ СВОЕГО ВРЕМЕНИ  – ДЛЯ САМИХ ПОЭТОВ ПУШКИНСКОГО КРУГА?!  Это время почитания миссии не только церковного, но и светского Слова превыше всей прочей земной власти. Одновременно на поэтическое Слово возлагалась высокая пророческая или  бичевания пороков миссия. Это было время порыва к духовной свободе и на этом фоне бурного развития русской поэзии и прозы: её стремления стать известной на европейском уровне, что в итоге и будет достигнуто усилиями Пушкина. Однако увенчались бы его усилия успехом, не будь у него «тыла» в лице единомышленников?! Например, Денис Давыдов переписывался с известнейшим, при жизни переведённым на 13 языков английским романистом – «шотландским бардом» сэром Вальтером Скоттом. Жуковский был знаком с повлиявшим на всю мировую культуру великим немецким поэтом Гёте.

Наконец, это было время, когда дружба поэтов самими поэтами считалась высоким призванием – единством неординарных личностей, способных повлиять и должных повлиять на общество  во благо просвещения. Все поэты пушкинского круга в такую миссию верили. Свидетельство чему  Антона Дельвига «Прощальная песнь воспитанников Императорского Лицея в Царском Селе», написанная в весной 1817 г. для лицейского выпуска 9 июня.

Сочинение песни директором Лицея Е. А. Энгельгардт было поручено Пушкину; но тот замешкался, а потом и отказался. Тогда Энгельгард перепоручил сочинение Дельвигу, который, собственно поэтически исправил план самого Энгельгардта. Песня (на музыку В. Теппера де Фергюсона) была популярна среди лицеистов и исполнялась при выпусках. В 1835 г. Энгельгардт издаст «Прощальную песнь» отдельной брошюрой:

Х О Р
Шесть лет промчалось, как мечтанье,
В объятьях сладкой тишины,
И уж отечества призванье
Гремит нам: шествуйте, сыны!

1-Й ГОЛОС
О матерь! вняли мы призванью,
Кипит в груди младая кровь!
Длань крепко съединилась с дланью,
Связала их к тебе любовь.
Мы дали клятву: всё родимой,
Все без раздела — кровь и труд.
Готовы в бой неколебимо,
Неколебимо — правды в суд.
<…>
2-Й ГОЛОС
Тебе, наш царь, благодаренье!
Ты сам нас юных съединил
И в сем святом уединенье
На службу музам посвятил!
Прими ж теперь не тех веселых
Беспечной радости друзей,
Но в сердце чистых, в правде смелых,
Достойных благости твоей.
<…>
3-Й ГОЛОС
Благословите положивших
В любви отечеству обет!
И с детской нежностью любивших
Вас, други наших резвых лет!
Мы не забудем наставлений,
Плод ваших опытов и дум,
И мысль об них, как некий гений,
Неопытный поддержит ум.

ХОР
Простимся, братья! Руку в руку!
Обнимемся в последний раз!
Судьба на вечную разлуку,
Быть может, здесь сроднила нас!

4-Й ГОЛОС
Друг на друге остановите
Вы взор с прощальною слезой!
Храните, о,  друзья, храните
Ту ж дружбу с тою же душой,
То ж к славе сильное стремленье,
То ж правде — да, неправде — нет.
В несчастье — гордое терпенье,
И в счастье — всем равно привет!

ФИНАЛ
Шесть лет промчалось, как мечтанье,
В объятьях сладкой тишины,
И уж отечества призванье
Гремит нам: шествуйте, сыны!
Прощайтесь, братья, руку в руку!
Обнимемся в последний раз!
Судьба на вечную разлуку,
Быть может, здесь сроднила нас! (1817)
           *******

В 1825  ПУШКИН   К  СТРОКАМ   ДЕЛЬВИГА   ДОБАВИТ СВОЁ  «19 ОКТЯБРЯ»*

Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле,
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.

Печален я: со мною друга нет,
С кем долгую запил бы я разлуку,
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать весёлых много лет.
Я пью один; вотще воображенье
Вокруг меня товарищей зовет;
Знакомое не слышно приближенье,
И милого душа моя не ждет.

Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют...
Но многие ль и там из вас пируют?
Ещё кого не досчитались вы?
Кто изменил пленительной привычке?
Кого от вас увлек холодный свет?
Чей глас умолк на братской перекличке?
Кто не пришел? Кого меж вами нет?
<…>
Ты сохранил в блуждающей судьбе
Прекрасных лет первоначальны нравы:
Лицейский шум, лицейские забавы
Средь бурных волн мечталися тебе;
Ты простирал из-за моря нам руку,
Ты нас одних в младой душе носил
И повторял: «На долгую разлуку
Нас тайный рок, быть может, осудил!»

Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он как душа неразделим и вечен —
Неколебим, свободен и беспечен
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Всё те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село. <…> (1825)
          ***********
ПОСЛАНИЯ «НА СЛУЧАЙ» ПОЭТОВ ПУШКИНСКОГО  КРУГА ДРУГ К ДРУГУ ВЫЗЫВАЕТ ЗАВИСТЬ: за пределами обыденности Они так умели дружить! Они в общем и главном мыслили едино, несмотря на частные разногласия. (Например, Баратынский и Языков не смогли по достоинству оценить «роман в стихах» «Евгений Онегин» и с недоверием относились к реалистической прозе). А мы?! Ныне не только посланий в стихах, но и писем  почти не пишут… Сколь много человеческого мы  утеряли за истёкшие 200  лет: наши технические и мнимые политические новшества превысят ли духовные потери?! Не поучиться ли у прошлого – не поучится ли у «Золотого века русской поэзии»?!

 Здесь каждому поэту посвящён маленький раздел, куда вошли большею частью к нему обращённые послания друзей, стихотворные обращения самого поэта находятся в разделе адресата. А вот у Алексанра Пушкина нет своего раздела, потому что зачем, когда в любом разделе он упомянут?! В 1827 году В.И. Туманский писал своему приятелю Пушкину: «Н а р о д н о с т ь   т в о е й   с л а в ы,  твоя голова… все дает тебе лестную возможность действовать на умы с успехом гораздо обширнейшим против прочих литераторов. С высоты своего положения должен ты все наблюдать, за всем надсматривать, сбивать головы похищенным репутациям и выводить в люди скромные таланты, которые за тебя же будут держаться». (Одесса, апреля 12-го, 1827).
________________________________________________________
                _________________________________________________________

КНЯЗЬ  ПЁТР  АНДРЕЕВИЧ  ВЯЗЕМСКИЙ (1792–1878) — русский поэт, критик, переводчик, публицист, мемуарист, государственный деятель. Самое главное: Пётр Вяземский –  близкий друг и постоянный корреспондент Александра Пушкина.

 Испытав влияние ведущих русских поэтов конца XVII-начала XIX вв. — Гавриила Державина, Василия Жуковского и  французской игривой «лёгкой поэзии», Вяземский, тем не менее,  нашёл собственный стиль, поражавший современников «Вольтеровой остротой и силой» (А.Ф. Воейков). Константин Батюшков добавил, что стихи Вяземского нравятся, потому что подобны «живой и остроумной девчонке» (К. Н. Батюшков).

В 1813—1817 гг. Вяземский — один из самых перспективных молодых и модных поэтов России. Но судьба ничем не наделяет в равной мере:  Вяземскому суждено будет пережить не только друзей – представителей своего поколения,  и из восьми похоронить семерых своих детей. Исполнилось предсказание Пушкина из стихотворения «19 ОКТЯБРЯ» 1825 года:

КОМУ <ж> ИЗ  НАС  ПОД  СТАРОСТЬ  ДЕНЬ  ЛИЦЕЯ
Торжествовать придется одному?
Несчастный друг! средь новых поколений
Докучный гость и лишний, и чужой,
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой...
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведёт… (А.С.П. «19 октября 1825 года»
            ***********
Под старость друзей поминать придётся одному Вяземскому, хотя формально и не лицеисту. Поздние стихи Вяземского можно поставить эпиграфом ко всем прочим многочисленным друг к другу посланиям поэтов пушкинского круга:

ПЁТР  ВЯЗЕМСКИЙ    Д*Р*У*З*Ь*Я*М

Я ПЬЮ ЗА ЗДОРОВЬЕ НЕ МНОГИХ,
Не многих, но верных друзей,
Друзей неуклончиво строгих
В соблазнах изменчивых дней.

Я пью за здоровье далеких,
Далеких, но милых друзей,
Друзей, как и я, одиноких
Средь чуждых сердцам их людей… <…>
    ______________________
 
 ВЯЗЕМСКИЙ  ЭПИТАФИЯ  СЕБЕ  ЗАЖИВО

Лампадою ночной погасла жизнь моя,
Себя, как мертвого, оплакиваю я.
На мне болезни и печали
Глубоко врезан тяжкий след;
Того, которого вы знали,
Того уж Вяземского нет. (1877)
        *   *   *

А.С. ПУШКИН  К  ПОРТРЕТУ   Кн. ПЕТРА ВЯЗЕМСКОГО 

Судьба свои дары явить желала в нем,
В счастливом баловне соединив ошибкой
Богатство, знатный род — с возвышенным умом
И простодушие с язвительной улыбкой. (1820)
      *   *   *    

ЗАЧЕМ, ЗАБЫВШИ СЛАВУ,
Пускаешься в Варшаву?*
Ужель ты изменил
Любви и дружбе нежной,
И резвости небрежной?
Но ты все так же мил...
Все мил — и неизменно
В душе твоей живет
Все то, что в цвете лет
Столь было нам бесценно… (1917)
________
*В 1817 Вяземский отправляется в Варшаву переводчиком при императорском комиссаре в Царстве Польском. Там князь переводил речь Александра I, известную своими либеральными обещаниями. Неоднократно лично встречался с императором Александром I. На первых порах его деятельность В. ценилась высоко: 28 марта 1819 г. Вяземский получил чин надворного советника, а уже 19 октября того же года — равный полковнику чин коллежского советника. Отказ Александра I от идеи проведения масштабных реформ разочаровал Вяземского. Разочарование князь выразил в стихах («Петербург», «Негодование», «К Кораблю»), частных письмах и беседах. В результате Вяземский весной 1821 будет отстранён от службы, и оскорблённый подаст в отставку.
*   *   *

ПУШКИН САМ ПРО СЕБЯ ПУШКИН ОКОЛО ТОГО ЖЕ ГОДА В ШУТКУ:

ВЕЛИКИМ БЫТЬ ЖЕЛАЮ,
Люблю России честь,
Я много обещаю —
Исполню ли? Бог весть.  (1817—1820, dubia <латынь – сомнения)>)
 
 ПУШКИН — ИЗ ПИСЕМ  К КН. П.А. ВЯЗЕМСКОМУ

БЛАЖЕН, КТО В ШУМЕ ГОРОДСКОМ
Мечтает об уединенье,
Кто видит только в отдаленье
Пустыню, садик, сельский дом,
Холмы с безмолвными лесами,
Долину с резвым ручейком
И даже... стадо с пастухом!
Блажен, кто с добрыми друзьями
Сидит до ночи за столом
И над славенскими глупцами
Смеется русскими стихами;
Блажен, кто шумную Москву
Для хижинки не покидает...
И не во сне, а на яву
Свою любовницу ласкает!.. (1816)
      *    *    *

САТИРИК И ПОЭТ ЛЮБОВНЫЙ,
Наш Аристип и Асмодей*,
Ты не племянник Анны Львовны,
Покойной тетушки моей.
Писатель нежный, тонкий, острый,
Мой дядюшка — не дядя твой,
Но, милый, — музы наши сестры,
Итак, ты все же братец мой. (1825)**
_________
*Аристипп (ок. 435 — ок. 355 до н. э.) — древнегреческий философ из Кирены в Северной Африке, основатель киренской, или гедонической, школы, ученик и друг Сократа. Геодонизм высшей целью жизни считает наслаждение.
Асмодей — адский дух — прозвище Вяземского в «Арзамасе», заимствованное из баллады Жуковского «Громобой».

**В 1821—1828 гг. Вяземский в опале и под тайным надзором живёт преимущественно в Москве. Не будучи сторонником декабристов, воспринял разгром восстания 14 декабря 1825 г. как личную трагедию и резко осудил казнь пятерых участников восстания. Пушкин в это время тоже под надзором в ссылке в своём имении Михайловское.
 
   ПЁТР  ВЯЗЕМСКИЙ  —  «1828 ГОД»

ДРУЗЬЯ!  ВОТ  ВАМ  ИЗ  ОТДАЛЕНЬЯ*
В стихах визитный мой билет,
И с Новым годом поздравленья
На много радостей и лет.
Раздайся весело будильник
На новой, годовой заре,
И всех благих надежд светильник
Зажгись на новом алтаре.

Друзья! по вздоху, полной чаше
За старый год! и по тройной
За новый! Будущее наше

Спит в колыбели роковой.
Год новый! Каждый, новой страстью
Волнуясь, молит новых благ:
Кто рад испытанному счастью,
Кто от приволья ни на шаг.

Судьба на алчное желанье
В нас обрекла жрецов и жертв.
Желанье есть души дыханье:
Кто не желает, тот уж мертв.
Оно — в лампаде жизни масло;
Как выгорит — хоть выкинь прочь!
Жар и сиянье — всё погасло;
Зевнув, скажи: покойна ночь!

На всё тогда гляди бесстрастно
И чувство в убылых пиши;
Огнивом жизни бьешь напрасно
В кремень беспламенной души:
Не выбьешь искры вдохновенной,
Не бросишь звука в мертвый слух,
Во тьме святыни упраздненной,
Без жизни — жертвенник потух.

Во мне еще живого много,
И сердце полно через край;
Но опытность нас учит строго:
Иного про себя желай!
И так в признаньях задушевных
Я сердца не опорожню,
А из желаний ежедневных
Кое-что бегло начерню.

Будь в этот год — бедам помеха,
А на добро — попутный ветр;
Будь меньше слез, а боле смеха;
Будь всё на ясном барометр!
Будь счастье в скорби сердобольно;
Будь скорбь в смирении горда;
Будь торжество не своевольно,
А слабость совестью тверда.

Будь, как у нас бывало древле,
На православной стороне:
Друг и шампанское дешевле,
А совесть, ум и рожь — в цене.
Будь искренность не горьким блюдом;
В храм счастья — чистое крыльцо,
Рубли и мысли — не под спудом,
А сор и вздор — не налицо.
<…>
Будь наши истины не сказки,
Стихи не проза, свет не тьма,
И не тенета ближних ласки,
И чувства не игра ума.

Назло безграмотных нахалов
И всех, кто только им сродни,
Дай бог нам более журналов:
Плодят читателей они.
Где есть поветрие на чтенье,
В чести там грамота, перо;
Где грамота — там просвещенье;
Где просвещенье — там добро.

Козлов и Пушкин с Баратынским!
Кого ж еще бы к вам причесть?
Дай вам подрядом исполинским,
Что день, стихов нам ставить десть!
А вам, поставщикам всех бредней
На мельницах поэм и од,
Дай муза рифмою последней
Вам захлебнуться в Новый год!

Дай бог за скрепой и печатью
Свершиться прочной мировой:
У пишущих — с капризной ятью,
У сердца — с гордой головой…
<…>
Но как ни бегай рифмой прыткой,
Рифм ко всему прибрать нельзя.
К новорожденному попыткой
С одной мольбой пойдем, друзья:
Пусть всё худое в вечность канет
С последним вздохом декабря,
И всё прекрасное проглянет
С улыбкой первой января. (Декабрь 1827)
_____
* С конца 1827 года и до осени 1829 года, с перерывами, Вяземский находился в имении родителей жены, селе Мещерском Сердобского уезда Саратовской губернии
 
   ПУШКИН — К  ВЯЗЕМСКОМУ
1.
ТАК МОРЕ, ДРЕВНИЙ ДУШЕГУБЕЦ,
Воспламеняет гений твой?
Ты славишь лирой золотой
Нептуна грозного трезубец.

Не славь его. В наш гнусный век
Седой Нептун земли союзник.
На всех стихиях человек —
Тиран, предатель или узник. (1826)*
______
*Журналистская деятельность князя и его независимая позиция вызывала неудовольствие правительства. В 1827 г. Вяземского обвинят в «развратном поведении» и дурном влиянии на молодежь.
       *   *   *
2.
ЛЮБЕЗНЫЙ  ВЯЗЕМСКИЙ,  ПОЭТ  И КАМЕРГЕР…
(Василья Львовича* узнал ли ты манер?
Так некогда письмо он начал к камергеру,
Украшенну ключом за верность и за веру)
Так солнце и на нас взглянуло из-за туч!
На заднице твоей сияет тот же ключ.
Ура! хвала и честь поэту-камергеру.
Пожалуй, от меня поздравь княгиню Веру.**(1831)
______
*В связи с финансовым положением семьи Вяземский вынужден был снова поступить на службу весной 1830.
**Дядя Василий Львович Пушкин в качестве поэта служил для Пушкина объектом не злых насмешек.
***Княгиня Вера – супруга Вяземского
          
КНЯЗЬ ПЁТР ДВА  РАЗА  УПОМЯНУТ В «ЕВГЕНИИ ОНЕГИНЕ». Первый раз в 5 главе, создававшейся между 4 января и 22 ноября 1826 года. Главу открывает эпиграф из баллады Жуковского «Светлана»:

О, не знай сих страшных снов,
Ты, моя Светлана! — Жуковский
       – III –
….Согретый вдохновенья богом,
Другой поэт роскошным слогом
Живописал нам первый снег
И все оттенки зимних нег;*
Он вас пленит, я в том уверен,
Рисуя в пламенных стихах
Прогулки тайные в санях;
Но я бороться не намерен
Ни с ним покамест, ни с тобой,
Певец Финляндки молодой!**
_____________
П р и м е ч а н и я   Пушкина: * Смотри «Первый снег», стихотворение князя Вяземского.
**См. описания финляндской зимы в «Эде» Боратынского.
__________________________________

СЛЕДУЯ  СОВЕТУ  ПУШКИНА   СМОТРИМ ВЯЗЕМСКОГО «ПЕРВЫЙ  СНЕГ (В 1817–м году)»

Пусть нежный баловень полуденной природы,
Где тень душистее, красноречивей воды,
Улыбку первую приветствует весны!
Сын пасмурных небес полуночной страны,
Обыкший к свисту вьюг и реву непогоды,
Приветствую душой и песнью первый снег.
С какою радостью нетерпеливым взглядом
Волнующихся туч ловлю мятежный бег,
Когда с небес они на землю веют хладом!
<…>
Клянусь платить тебе признательную дань;
Всегда приветствовать тебя сердечной думой,
О первенец зимы, блестящей и угрюмой!
Снег первый, наших нив о девственная ткань! (1819)
          *   *   *   *   *
 
ЖУКОВСКИЙ, ВЯЗЕМСКИЙ И БОРАТЫНСКИЙ вместе со своими персонажами становятся вроде как действующими лицами романа в стихах «Евгений Онегин». А Вяземский явится ми собственной персоной в главе 7 (осень 1827 — ноябрь 1828) с тремя эпиграфами  — из  Дмитриева, Боратынского и Грибоедова. Татьяну Ларину привезли в Москву на «ярмарку невест»:
             
    – XLIX –
Архивны юноши толпою
На Таню чопорно глядят*
И про нее между собою
Неблагосклонно говорят.
Один какой-то шут печальный
Её находит идеальной,
И, прислонившись у дверей,
Элегию готовит ей.
У скучной тетки Таню встретя,
К ней как-то Вяземский подсел
и душу ей занять успел…
____________
* Архивные юноши — такое собирательное прозвище младший друг Пушкина - Сергеей Соболевский придумал образованных молодых людей, служивших в 1820-х годах в Московском архиве Коллегии иностранных дел и для обозначения кружка московских литератоторов любомудров, которые в большинстве служили в том же Архиве. Т. е. «архивны юноши» — с заумными идеями: Татьяна им кажется простоватой. В разные годы через службу в архиве прошли многие, в том числе и А. С. Пушкин.                __________________________________________________________
                _______________________________________


АЛЕКСАНДР ФЁДОРОВИЧ ВОЕЙКОВ (1779—1839) — ПЕРЕВОДЧИК, КРИТИК, ИЗДАТЕЛЬ, ЖУРНАЛИСТ, ЧЛЕН РОССИЙСКОЙ АКАДЕМИИ (1819); личность весьма неоднозначная и (прямо скажем!) иногда на резкое слово не в меру ядовитая!

ВОЕЙКОВ — К  Ж<УКОВСКОМУ>

ТЫ, КОТОРЫЙ С РАВНОЙ ЛЕГКОСТЬЮ,
С равным даром пишешь сказочки,
Оды, песни и элегии;
Муз любимец и учитель мой
В описательной поэзии!
Добрый друг, открой мне таинства!
Где ты взял талант божественный
Восхищать, обворожать умы,
Нежить сердце, вображение?
Не Зевес ли положил печать
На челе твоем возвышенном?
Не Минерва ль обрекла тебя (1)
При рожденьи чистым музам в дар?

Нам талантов приобресть нельзя,
Мы с талантами рождаемся…
<…>
Что наука? Кормчий смысленный,
Искушенный и воспитанный
В школе времени и опытов;
Но без ветра, морем плыть нельзя
И писать без дарования.
Ты поэтом родился на свет,
В колыбели повит лаврами.
Родился;—;и улыбнулася
Мать-природа сыну милому,
И все виды для очей твоих
В красоту преобразилися,
И все звуки для ушей твоих —
В сладкогласие небесное.

Представляешь ли Фантазию,
Как она по свету рыскает…
<…>
Претворяешь в пурпур рубище,
В пышный храм шалаш соломенный,
Узы тяжкие железные
В вязь легчайшую, цветочную.
Все блестящи краски радуги
На палитру натираешь ты,
Все цветы, в полях растущие,
Разноцветны, разновидные,
Рвешь, плетешь из всех один венок
И венчаешь им прелестную
Дщерь Зевесову — Фантазию.
<…>
Со друзьями ли беседуешь
Ты, сливая голос с лирою,
Поощряешь к наслаждениям,
К сладострастию изящному.
«О друзья мои! — вещаешь ты. —
Жизнь есть миг, она пройдет, как сон…
<…>
Умолкает за долиною.
Посмотрите, как за часом час
Оставляет нас украдкою.
И как знать? Быть может, завтра же
Мы уснем в могиле праотцев;
Так почто же дни столь краткие
Отравлять еще заботами,

Подлой страстью сребролюбия,
Домогаться пресмыканием
Мзды за низкость жалких почестей?
Насладимся днем сегодняшним!
В чаше радости потопим грусть
И, стаканом об стакан стуча,
Смерть попросим, чтоб нечаянно
Посетила среди пиршества,
Так, как добрый, но нежданный друг».

Иль с Людмилою тоску дели
О потере друга милого.
Иль с Светланою прелестною
Вечерком крещенским резвишься,
Топишь в чашу белый ярый воск
И, бросая свой золот перстень,
Ты поешь подблюдны песенки.
О соперник Гёте, Бюргера! (2)
Этой сладкою поэзией,
Этой милой философией
Ты пленяешь, восхищаешь нас;
Превосходен и в безделицах…
<…>
Ты с цветка лишь на цветок летишь
Так, как пчелка златокрылая,
Так, как резвый мотылек весной.
Ты умеешь соколом парить
И конем лететь чрез поприще.
Состязайся ж с исполинами,
С увенчанными поэтами;
Соверши двенадцать подвигов… (3)
Будь наш Виланд, Ариост, Баян (4)…
<…>
Слава ценится опасностью,
Одоленными препятствами.
В колыбели сын Юпитеров
Задушил змей черных зависти,
Но зато Иракл на небо взят;
И тебе, орел поэзии,
Подле Грея, подле Томсона (5)
Место на небе готовится! (1813)
______
1. Минерва — древнеримская богиня мудрости и войны, покровительница ремесленников, писателей, актёров, поэтов, художников.

2. Иоганн Вольфганг Гёте (1749—1832) — великий немецкий поэт.
Готфрид Август Бюргер  (1747—1794) — немецкий поэт, известный главным образом своей балладой «Ленора» (1773), которой в России были популярны два вольных перевода Жуковским: «Людмила» (1808) и «Светлана» (1812). Второй перевод настолько вольный, что это можно считать это оригинальной балладой.От себя добавим: Бюргер - Жуковскому не соперник.
3. Древнегреческий герой Геракл  – сын бога Зевса и смертной женщины совершил 12 легендарных подвигов. Посмертно Геракл был вознесён на Олимп и причислен к богам.
_____
4. Наш Виланд, Ариост, Баян… — Виланд Кристоф Мартин (1733–1813), нем. писатель,  переводчик Шекспира, воспитатель веймарских принцев (1772).
Лудовико Ариосто (1474 —1533) — итальянский поэт и драматург эпохи Возрождения, автор известной поэмы «Неистовый Роланд» («Неистовый Орландо»; (1507—1532);
Баян или Боян — мифический певец-сказитель, в «Слове о полку Игореве» назван «вещим» внуком бога  Велеса (в древнерусском языческом пантеоне, «скотий бог», и покровитель сказителей и поэзии).
_______
5. Подле Грея, подле Томсона… — Джеймс Томсон (1700—1748) — шотландский поэт и драматург, известный своим произведением «Времена года».
Томас Грей (1716 –1771) – английский поэт, известный своей Элегией «На Сельском кладбище» (1751).
_________________________________________

В  САТИРЕ ВОЕЙКОВА «ДОМ  СУМАСШЕДШИХ» (все литераторы и журналисты!) В ШУТКУ ВЫВЕДЕН ЖУКОВСКИЙ:

Вот Ж<уковск>ий! — В саван длинный
Скутан, лапочки крестом,
Ноги вытянувши чинно,
Черта дразнит языком.
Видеть ведьму вображает:
То глазком ей подмигнет,
То кадит и отпевает,
И трезвонит и ревет. (Первая редакция 1814—1817)
______
В конце сатиры Воейков помещает в «Дом сумасшедших» себя и собирался поместить и Пушкина. Весьма зло и несправедливо В. отозвался о И.И. Козлове:

Вот Козлов! Его смешнее
Дурака я не видал:
Модный фрак, жабо на шее,
Будто только отплясал.
Но жестоко, я согласен,
Покарал его злой рок —
Как бедняга сей несчастен:
Слеп, без ног и без сапог.

…Метит прямо в полубоги
Или в Пушкины попасть.
_____________________________________________________
                ____________________________________________

ИВАН  ИВАНОВИЧ КОЗЛОВ (1779—1840) — РУССКИЙ ПОЭТ  И ПЕРЕВОДЧИК  ЭПОХИ РОМАНТИЗМА.  Козлов вполне удачно состоял на государственной службе, но 1816 году паралич лишил его ног. К  1821 году окончательно ослеп. Тогда уже в 42 года он занялся поэзией и переводами с итальянского, французского, немецкого и английского языков, чем на тот момент обогатил русскую светскую культуру. Несмотря на слепоту и неподвижность, Козлов держался с редким мужеством: сидя в инвалидной коляске, он всегда был изысканно одет,  наизусть читал всю европейскую поэзию. Мало кто знал, что по ночам его терзают жестокие боли.

А.С. ПУШКИН – И.И. КОЗЛОВУ  ПРИ  ПОЛУЧЕНИИ  ЕГО  ПОЭМЫ  «ЧЕРНЕЦ».*

ПЕВЕЦ, КОГДА ПЕРЕД ТОБОЙ
Во мгле сокрылся мир земной,
Мгновенно твой проснулся гений,
На все минувшее воззрел
И в хоре светлых привидений
Он песни дивные запел.
О милый брат, какие звуки!
В слезах восторга внемлю им.
Небесным пением своим
Он усыпил земные муки;
Тебе он создал новый мир,
Ты в нем и видишь, и летаешь,
И вновь живешь, и обнимаешь
Разбитый юности кумир.
А я, коль стих единый мой
Тебе мгновенье дал отрады,
Я не хочу другой награды —
Недаром темною стезей
Я проходил пустыню мира;
О нет! недаром жизнь и лира
Мне были вверены судьбой! (1825)
__________
* «Чернец» — поэма «бурных страстей: романтического толка Герой поэмы «Чернец» - разочарованный байронический герой напоминает Алеко из пушкинских «Цыган» (1825) и будущего «Мцыри» М.Ю. Лермонтова. Князь П. Вяземский напишет рецензию: «С о  д е р ж а н и е   "Чернеца" з а н и м а т е л ь н о: главное лицо есть характер отменно поэтический, оживляющий в памяти некоторые воспоминания о Гяуре Байрона… При самом рождении чернец уже познакомился с несчастием сиротства и под гнетом строгой судьбы образовался к сильным и мрачным страстям…»  Козлов: «Н р а в с т в е н н ы й   п о э т   с отменным познанием сердца человеческого означил следствие преступления на душе страдальца». (1825) На то время «Чернец», действительно, был выдающимся произведением, а Пушкин и Вяземский проявили себя не только как беспристрастные ценители поэзии, но и как истинно милосердные личности.

От 25 мая 1825 года Пушкин писал Вяземскому: «Ч  и т а л   т в о ё   о  "Чернеце", ты исполнил долг своего сердца. Эта поэма, конечно, полна чувства…» Несколькими днями раньше он писал брату Льву: «П о д п и с ь   слепого поэта тронула меня несказанно. Повесть его прелесть… достойна Байрона»
______________________________________________________
 
 ИВАН КОЗЛОВ – К ДРУГУ ВАСИЛИЮ АНДРЕЕВИЧУ ЖУКОВСКОМУ

ОПЯТЬ ТЫ ЗДЕСЬ!  ОПЯТЬ  СУДЬБОЮ
Дано мне вместе быть с тобою!
И взор хотя потухший мой
Уж взоров друга не встречает,
Но сердцу внятный голос твой
Глубоко в душу проникает.
О, долго в дальней стороне
Ты зажился, наш путник милый!*
И сей разлуки год унылый,
Мой друг, был черным годом мне!
Но я любить не разучился,
Друзей моих не забывал,
От них нигде не отставал…

И часто, часто я с тобой
Альпийских ветров слушал вой,
И мрачных сосн суровый ропот,
И тайный их полночный шепот…
 
Но вид угрюмой красоты
От сердца гонит прочь мечты —
И нас в священный трепет вводит…
 
И кто ж весну свою забыл?
Кто не живет воспоминаньем?
И я его очарованьем
Бываю менее уныл,
Улыбку иногда встречаю
И, весь в минувшем, забываю,
Как в непреклонности своей
Судьба карать меня умеет, —
И память прежних светлых дней
Тоской отрадною мне веет
И я, мой друг, и я мечтал!
Я видел сон любви и счастья,
Я свято сердцем уповал,
Что нет под небом им ненастья…

Ах, для чего же, молодое,
Мое ты счастье золотое,
Так быстро, быстро пронеслось!
Иль, видно, друг, сказать с тобою:
Не у меня ему гостить!
Так мы слыхали, что порою
Случайно птичка залетит
От южных островов прекрасных
В страну дней мрачных и ненастных,
Где дикий дол и темный лес
Не зрели голубых небес,
И там эфирною красою
И пенья нежностью простою
Угрюмый бор развеселит,
Минутной негой подарит!..
Но край, где буря обитает,
Ей не родная сторона,
И, лишь залетная, она
Мелькнет, прельстит и улетает…

Пять целых лет, в борьбе страстей,
В страданьях, горем я томился,
Окован злой судьбой моей,
Во цвете лет уж я лишился
Всего, что в мире нас манит,
Всего, что радость нам сулит….
 
Но что ж!.. и божий свет скрываться
Вдруг тачал от моих очей!
И я… я должен был расстаться
С последней радостью моей…

Навеки окружен я тьмой!
Любовь, жизнь, счастье, всё — за мной!
К нему же мне души волненье?
К чему мне чувства жар святой?
О радость! ты не жребий мой!

…Так догорает, одинок,
Забытый в поле огонек;
Он никого не согревает,
Ничьих не радует он глаз;
Его в полночный путник час
С каким-то страхом убегает.
О, друг! поверь, единый бог,
В судьбах своих непостижимый,
Лишь он, всесильный, мне помог
Стерпеть удар сей нестерпимый!

Тогда в священной красоте
Внезапно дружба мне предстала:
Она так радостно сияла!
В её нашел я чистоте
Утеху, нежность, сожаленье,
И ею жизнь озарена.
Ты правду нам сказал: она
Второе наше провиденье!
Светлана добрая твоя**
Мою судьбу переменила,
Как ангел божий низлетя,
Обитель горя посетила —
И безутешного меня
Отрадой первой подарила…
 
Когда же я в себе самом,
Как в бездне мрачной, погружаюсь, —
Каким волшебным я щитом
От черных дум обороняюсь!
Я слышу дивный арфы звон,
Любимцев муз внимаю пенье,
Огнем небесным оживлен;
Мне льется в душу вдохновенье,
И сердце бьется, дух кипит,
И новый мир мне предстоит;
Я в нем живу, я в нем мечтаю,
Почти блаженство в нем встречаю;
Уж без страданья роковой
Досуг в занятьях протекает;
Беседа мудрых укрепляет
Колеблемый рассудок мой;
Дивит в писателях великих
Рассказ деяний знаменитых… 
<…>
О друг, поэзия для всех
Источник силы, ободренья,
Животворительных утех
И сладкого самозабвенья!
Но для меня лишь в ней одной
Цветет прекрасная природа!
В ней мир разнообразный мой!
В ней и веселье и свобода!
Она лишь может разгонять
Души угрюмое ненастье
И сердцу сладко напевать
Его утраченное счастье…

И здесь ли, друг, всему конец?
Взгляни… над нашими главами
Есть небо с вечными звездами,
А над звездами их творец!  (Февраль 1822)
  ________
*В это время (1820–1822) Жуковский сопровождал в заграничной поездке супругу великого князя Николая прусскую принцессу Фредерику-Луизу-Шарлотту-Вильгельмину, в православии – Александру Фёдоровну.
**Речь идёт о балладе Жуковского «Светлана» (1812)
___________________________________________________               
             
ВАСИЛИЙ  АНДРЕЕВИЧ  ЖУКОВСКИЙ (1783—1852) — ПОЭТ, ОДИН ИЗ ОСНОВОПОЛОЖНИКОВ  РОМАНТИЗМА  В  РУССКОЙ ПОЭЗИИ, переводчик, литературный критик. В 1817—1841 годах учитель русского языка великой княгини, а затем императрицы Александры Фёдоровны и наставник цесаревича Александра Николаевича. Тайный советник (1841). Автор слов государственного гимна Российской империи «Боже, Царя храни!» (1833). Кроме этих официальных званий Жуковский – друг всех ревнителей просвещения и молодых поэтов, старался смягчить отношение Николая I к Пушкину. Девизом Жуковского можно считать его раннее обращение «К  ПОЭЗИИ» (1804):

ЧУДЕСНЫЙ ДАР  БОГОВ!
О пламенных сердец веселье и любовь,
О прелесть тихая, души очарованье —
Поэзия!  С тобой
И скорбь, и нищета, и мрачное изгнанье —
;Теряют ужас свой!
    *   *   *

ЖУКОВСКИЙ — К  САМОМУ  СЕБЕ

ТЫ  УНЫВАЕШЬ  О  ДНЯХ,  НЕВОЗВРАТНО  ПРОТЕКШИХ,
Горестной мыслью, тоской безнадежной их призывая, —
Будь настоящее твой утешительный гений!
Веря ему, свой день проводи безмятежно!
Легким полетом несутся дни быстрые жизни!
Только успеем достигнуть до полныя зрелости мыслей,
Только увидим достойную цель пред очами —
Все уж для нас и прошло, как мечта сновиденья,
Призрак фантазии, то представляющей взору
Луг, испещренный цветами, веселые холмы, долины;
То пролетающей в мрачной одежде печали
Дикую степь, леса и ужасные бездны.
Следуй же мудрым! всегда неизменный душою,
Что посылает судьба, принимай и не сетуй! Безумно
Скорбью бесплодной о благе навеки погибшем
То отвергать, что нам предлагает минута! (1813)

ЖУКОВСКИЙ — К КНЯЗЮ П. ВЯЗЕМСКОМУ И В.Л. ПУШКИНУ (дяде А.С.П.).  «ПОСЛАНИЕ».

ДРУЗЬЯ, ТОТ СТИХОТВОРЕЦ — ГОРЕ,
В ком без похвал восторга нет.
Хотеть, чтоб нас хвалил весь свет,
Не то же ли, что выпить море?
Презренью бросим тот венец,
Который всем дается светом;
Иная слава нам предметом,
Иной награды ждет певец.
Почто на Фебов дар священный
Так безрассудно клеветать?
Могу ль поверить, чтоб страдать
Певец, от Музы вдохновенный,
Был должен боле, чем глупец,
Земли бесчувственный жилец,
С глухой и вялою душою,
Чем добровольной слепотою
Убивший всё, чем красен свет,
Завистник гения и славы?
Нет! жалобы твои неправы,
Друг Пушкин; счастлив, кто поэт;
Его блаженство прямо с неба;
Он им не делится с толпой:
Его судьи лишь чада Феба;
Ему ли с пламенной душой
Плоды святого вдохновенья
К ногам холодных повергать
И на коленах ожидать
От недостойных одобренья?
<…>
…Неподвластный року
И находя в себе самом
Покой, и честь, и наслажденья,
Муж праведный прямым путем
Идет — и терпит ли гоненья,
Избавлен ли от них судьбой —
Он сходен там и тут с собой;
Он благ без примеси не просит —
Нет! в лучший мир он переносит
Надежды лучшие свои.
Так и поэт, друзья мои;
Поэзия есть добродетель;
Наш гений лучший нам свидетель.
<…>
Подале от толпы судей!
Пока мы не смешались с ней,
Свобода друг нам благодатный;
Мы независимо, в тиши
Уютного уединенья,
Богаты ясностью души,
Поем для Муз, для наслажденья,
Для сердца верного друзей…
<…>
Что пред тобой ничтожный суд
Толпы, в решениях пристрастной,
И ветреной, и разногласной?
<…>
Их злоба — им одним страданье.
Но пусть и очаруют свет —
Собою счастливый поэт,
Твори, будь тверд; их зданья ломки;
А за тебя дадут ответ
Необольстимые потомки. (1814)
_________________________________________________________

КНЯЗЬ ПЁТР ВЯЗЕМСКИЙ – К  В.А. ЖУКОВСКОМУ «ПОСЛАНИЕ В ДЕРЕВНЮ»
1.
ИТАК, МОЙ МИЛЫЙ ДРУГ, ОСТАВЯ СКУЧНЫЙ СВЕТ
И в поле уклонясь от шума и сует,
В деревне ты живешь, спокойный друг природы,
Среди кудрявых рощ, под сению свободы!
И жизнь твоя течет, как светлый ручеек,
<…>
Доволен тем, что есть, и лучшего не ждёт —
И небо на него луч благости лиет!
Гром брани до него в пустыне не доходит;
Ни алчность почестей, ни зависть не тревожит…
<…>
С осенней будет мглой на землю сыпать к нам, —
Тогда, мой милый друг, в столицу возвратися,
Таков, как был всегда, к друзьям своим явися!
Поверь! и в городе возможно с счастьем жить:
Оно везде — умей его лишь находить.  (1808)
2.
ИТАК, МОЙ ДРУГ, УВИДИМСЯ МЫ ВНОВЬ
В Москве, всегда священной нам и милой!
В ней знали мы и дружбу и любовь,
И счастье в ней дни наши золотило.
Из детства, друг, для нас была она
Святилищем драгих воспоминаний;
Протекших бед, веселий, слез, желаний
Здесь повесть нам везде оживлена.
Здесь красится дней наших старина,
Дней юности и ясных и веселых,
Мелькнувших нам едва — и отлетелых.
Но что теперь твой встретит мрачный взгляд
В столице сей и мира и отрад? —
Ряды могил, развалин обгорелых
И цепь полей пустых, осиротелых —
Следы врагов, злодейства гнусных чад!
Наук, забав и роскоши столица,
Издревле край любви и красоты
Есть ныне край страданий, нищеты.
<…>
Я жду тебя, товарищ милый мой!
И по местам, унынью посвященным,
Мы медленно пойдем, рука с рукой,
Бродить, мечтам предавшись потаенным  <…>   (1813)
       *  *  *  *  *
3.
О ТЫ, КОТОРЫЙ НАМ ЯВИТЬ С УСПЕХОМ МОГ
И своенравный ум и беспорочный слог,
В бореньи с трудностью силач необычайный,
Не тайн поэзии, но стихотворства тайны,
Жуковский! от тебя хочу просить давно.
Поэзия есть дар, стих — мастерство одно.
Природе в нас зажечь светильник вдохновенья,
Искусства нам дают пример и наставленья.
Как с рифмой совладеть, подай ты мне совет.
Не ты за ней бежишь, она тебе вослед;
Угрюмый наш язык как рифмами ни беден,
Но прихотям твоим упор его не вреден,
Не спотыкаешься ты на конце стиха,
И рифмою свой стих венчаешь без греха.
О чем ни говоришь, она с тобой в союзе
И верный завсегда попутчик смелой музе.
Но я, который стал поэтом на беду,
Едва когда путем на рифму набреду;
Не столько труд тяжел в Нерчинске рудокопу,
Как мне, поймавши мысль, подвесть её под стопу,
И рифму залучить к перу на острие.
Ум говорит одно, а вздорщица свое.
<…>
С досады, наконец, и выбившись из сил,
Даю зарок не знать ни перьев, ни чернил,
Но только кровь во мне, спокоившись, остынет
И неуспешный лов за рифмой ум покинет,
Нежданная, ко мне является она,
И мной владеет вновь парнасский сатана.
Опять на пытку я, опять бумагу в руки —
За рифмой рифмы ждать, за мукой новой муки…
<…>
            …Писатель беспристрастный,
Тщась беспорочным быть, — в борьбе с собой всечасной.
Оправданный везде, он пред собой неправ;
Всем нравясь, одному себе он не на нрав.
И часто, кто за дар прославлен целым светом,
Тот проклинает день, в который стал поэтом.
Ты, видя подо мной расставленную сеть,
Жуковский! научи, как с рифмой совладеть.
Но если выше сил твоих сия услуга,
То от заразы рифм избавь больного друга! (1819)
        *  *  *  *  *

ВЯЗЕМСКИЙ - ПЕСНЬ НА РОЖДЕНИЕ В.А. ЖУКОВСКОГО

В ЭТОТ ДЕНЬ БОГ ДАЛ НАМ ДРУГА -
И нам праздник этот день!
Пусть кругом снега и вьюга
И январской ночи тень...
Кубок северный напень!
Все мы выпьем, все мы вскроем
Дно сердец и кубков дно
В честь того, кого запоем
Полюбили мы давно!

   Будь наш тост ему отраден,
   И от города Петра
   Пусть отгрянет в Баден-Баден*
   Наше русское ура!

Он чудесный дар имеет
Всех нас спаивать кругом:
Душу он душою греет,
Ум чарует он умом
И волшебно слух лелеет
Упоительным стихом.
И под старость духом юный,
Он все тот же чародей!
<...>   
Нас судьбы размежевали,
Брошен он в чужой конец;
Но нас чувства с ним связали,
Но он сердцем нам близнец;
Ни разлуки нет, ни дали
Для сочувственных сердец.
Нежной дружбы тайной силой
И судьбе наперелом
В нас заочно - друг наш милый,
И мы жизнью сердца - в нем.
<...>
Тихо-радостной тоскою
В этот час объятый сам,
Может статься, он мечтою
К нам прильнул и внемлет нам,
И улыбкой и слезою
Откликается друзьям!
Радость в нем с печалью спорит,
Он и счастлив и грустит,
Нашим песням молча вторит
И друзей благодарит.

   Будь наш тост ему отраден,
   И от города Петра
   Пусть отгрянет в Баден-Баден
   Наше русское ура! (1849)
_________
*В 1841-1852 гг. Жуковский жил за границей и умер в Баден-Бадене. 66-й день рождения Жуковского 29 января 1849 года был отпразднован в Петербурге в его отсутствие. собралось около 80 гостей. Организатор торжеств Вяземский прочитал "В этот день Бог дал нам друга..."(выше). Юбиляру отправили протокол праздника с подписями всех гостей. Но Ж. был недоволен и писал, что это торжество «похоже на поминки»
______________________________________
               
   ПУШКИН – К ЖУКОВСКОМУ.

КОГДА, К МЕЧТАТЕЛЬНОМУ МИРУ
Стремясь возвышенной душой,
Ты держишь на коленах лиру
Нетерпеливою рукой;
Когда сменяются виденья
Перед тобой в волшебной мгле
И быстрый холод вдохновенья
Власы подъемлет на челе,—
Ты прав, творишь ты для немногих,
Не для завистливых судей,
Не для сбирателей убогих
Чужих суждений и вестей,
Но для друзей таланта строгих,
Священной истины друзей.
Не всякого полюбит счастье,
Не все родились для венцов.
Блажен, кто знает сладострастье
Высоких мыслей и стихов!
Кто наслаждение прекрасным
В прекрасный получил удел
И твой восторг уразумел
Восторгом пламенным и ясным. (1817?)
     *   *   *

ПУШКИН – К  ПОРТРЕТУ  ЖУКОВСКОГО

Его стихов пленительная сладость
Пройдёт веков завистливую даль,
И, внемля им, вздохнёт о славе младость,
Утешится безмолвная печаль
И резвая задумается радость. (1818)

ЗАПИСКА  ПУШКИНА – ЖУКОВСКОМУ (оставлена на квартире Жуковского)

Штабс-капитану, Гёте, Грею,
Томсону, Шиллеру привет!
Им поклониться честь имею,
Но сердцем истинно жалею,
Что никогда их дома нет. (1817—1820?)
    *  *  *
ЗАПИСКА  ПУШКИНА  ЕДВА ЛИ  ПОНЯТНА  БЕЗ НЕКОТОРОЙ  ИСТОРИЧЕСКОЙ  СПРАВКИ. Первая строка намекает на высокое официальное положение адресата, но титул штабс-капитан этому едва ли соответствует. Поэтому здесь неизменная пушкинская ирония: все земные титулы не сопоставимы со званием «поэт». Далее Жуковский сравнивается  с оказавшими на культуру трудно оценимое влияние поэтами и драматургами, которых русский поэт усердно переводил:
      
1. Иоганн Вольфганг Гёте (1749—1832) — немецкий писатель, мыслитель, философ и естествоиспытатель, государственный деятель. Творец грандиозной поэмы «Фауст», Гёте оказал огромное влияние на европейскую культуру как поэт и как личность. Жуковский сказал о Гёте — «К портрету Гёте»:

Свободу смелую приняв себе в закон,
Всезрящей мыслию над миром он носился.
   И в мире все постигнул он —
   И ничему не покорился.
       *   *   *
2. Иганн Кристоф Фридрих фон Шиллер (1759—1805) — немецкий поэт, философ, известнейший драматург, представитель направлений «Буря и натиск» и романтизма. Пламенный гуманист, друг Гёте.

 3. Джеймс Томсон (1834—1882) — шотландский поэт, писавший под псевдонимом Биши Ванолис. Относился к своему творчеству так строго, что при жизни опубликовал только 13 стихотворений, но уж зато многими любимых.

4. Томас Грей (1716–1771) — английский поэт-сентименталист XVIII века, предшественник романтизма, историк литературы; широко известен своей «Элегией, написанной на мкладбище» (1751) переведённой Жуковским в 1806.

ЖУКОВСКИЙ — К  ИВ. ИВ. ДМИТРИЕВУ. Иван Иванович Дмитриев (1760—1837) — русский поэт, баснописец, государственный деятель. Член Российской академии (1797). Последние годы жизни Дмитриев мало занимался литературными делами: написал лишь несколько басен и исправлял старые стихотворения для новых переизданий. К этому последнему периоду жизни и относится от Жуковского признание заслуг Д. перед русской культурой. В круг пушкинских поэтов Дмитриев не входил, но  к его авторитету обращались.

НЕТ, НЕ ПРОШЛА, ПЕВЕЦ НАШ ВЕЧНО ЮНЫЙ,
Твоя пора: твой гений бодр и свеж;
Ты пробудил давно молчавши струны,
   И звуки нас пленили те ж.

Нет, никогда ничтожный прах забвенья
Твоим струнам коснуться не дерзнет;
Невидимо их Гений вдохновенья,
   Всегда крылатый, стережет.

Державина струнам родные, пели
Они дела тех чудных прошлых лет,
Когда везде мы битвами гремели,
   И битвам тем дивился свет.
<…>
И ныне то ж, певец двух поколений,
Под сединой ты третьему поешь
И нам, твоих питомцам вдохновений,
   В час славы руку подаешь.

Я помню дни— магически мечтою
Был для меня тогда разубран свет -
Тогда, явясь, сорвал передо мною
   Покров с поэзии поэт.

С задумчивым, безмолвным умиленьем
Твой голос я подслушивал тогда
И вопрошал судьбу мою с волненьем:
   «Наступит ли и мне чреда?»
<…>
О! как при нем всё сердце разгоралось!
Как он для нас всю землю украшал!
В младенческой душе его, казалось,
   Небесный ангел обитал...

Лежит венец на мраморе могилы;
Ей молится России верный сын;
И будит в нем для дел прекрасных силы
   Святое имя: Карамзин.

А ты цвети, певец, наш вдохновитель,
Младый душой под снегом старых дней;
И долго будь нам в старости учитель,
   Как был во младости своей. (1831)
 _________________________

ВПОСЛЕДСТВИИ ВЯЗЕМСКИЙ СОЗДАСТ СТИХИ - «ДОМ ИВАНА ИВАНОВИЧА ДМИТРИЕВА»:

Я ПОМНЮ ЭТОТ ДОМ, Я ПОМНЮ ЭТОТ САД:
Хозяин их всегда гостям своим был рад,
И ждали каждого, с радушьем тёплой встречи,
Улыбка светлая и прелесть умной речи.
Он в свете был министр, а у себя поэт,
Отрекшийся от всех соблазнов и сует…
<…>
Ласкал он молодёжь, любил её порывы,
Но не был он пред ней низкопоклонник льстивый,
Не закупал ценой хвалебных ей речей
Прощенья седине и доблести своей.
Вниманьем ласковым, судом бесстрастно-строгим
Он был доступен всем и верный кормчий многим.
 Зато в глупцов метка была его стрела!
<…>
Под римской тогою наружности холодной,
Он с любящей душой ум острый и свободный
Соединял…
<…>
 Всю впечатлительность и свежесть чувств поэта, —
Всё помнил он, умел всему он придавать
Блеск поэтический и местности печать.
Он память вопрошал, и живописью слова
Давал минувшему он плоть и краски снова.
<…>
Он, с русским юмором и напрямик с натуры,
Из глупостей людских кроил карикатуры.
Бесстрастное лицо и медленная речь,
 А слушателя он умел с собой увлечь,
И поучал его, и трогал — как придётся,
Иль со смеху морил, а сам не улыбнётся…
<…>
Давно уж нет его в Москве осиротевшей!
С ним светлой личности, в нём резко уцелевшей,
Утрачен навсегда последний образец. <…> (1860)
________________________________

ИВАН КОЗЛОВ — К  ЖУКОВСКОМУ

УЖЕ БЬЕТ ПОЛНОЧЬ — НОВЫЙ ГОД,—
И я тревожною душою
Молю подателя щедрот,
Чтоб он хранил меня с женою,
С детьми моими — и с тобою,
Чтоб мне в тиши мой век прожить,
Всё тех же, так же всё любить.

Молю творца, чтоб дал мне вновь
В печали твердость с умиленьем,
Чтобы молитва, чтоб любовь
Всегда мне были утешеньем,
Чтоб я встречался с вдохновеньем,
Чтоб сердцем я не остывал,
Чтоб думал, чувствовал, мечтал.

Молю, чтоб светлый гений твой,
Певец, всегда тебя лелеял,
И чтоб ты сад прекрасный свой
Цветами новыми усеял,
Чтоб аромат от них мне веял,
Как летом свежий ветерок,
Отраду в темный уголок.

О, ДРУГ! ПРЕЛЕСТЕН БОЖИЙ СВЕТ
С любовью, дружбою, мечтами;
При теплой вере горя нет;
Она дружит нас с небесами.
В страданьях, в радости он с нами,
Во всем печать его щедрот:
Благословим же Новый год!  — 1 января 1832
_____________________________________________               
                __________________________________________________

ФЁДОР НИКОЛАЕВИЧ ГЛИНКА (1786—1880) — ПОЭТ, ПУБЛИЦИСТ, ПРОЗАИК, ОФИЦЕР, УЧАСТНИК  ВОЙНЫ 1812—1815 гг.., СОЧУВСТВОВАЛ ДЕКАБРИСТАМ. После ареста 11 марта 1826 года содержался в Петропавловской крепости. 15 июня 1826 года был освобождён, исключён из военной службы и сослан в Петрозаводск, где был определён советником Олонецкого губернского правления. В 1835 году вышел в отставку и поселился в Москве. 

Знакомство Пушкина с Глинкой около (1817): они общались на заседаниях "Зеленой лампы", у П. А. Плетнева и В. К. Кюхельбекера. На высылку - ссылку Пушкина из Петербурга вслед за Кюхельбекером, Глинка откликнулся в «Сыне Отечества» посланием «К Пушкину». Когда до Пушкина дошли стихи Глинки, в июле 1821 он писал брату из Кишинева: «Е с л и  т ы  е г о увидишь, обними его братски, скажи ему, что он славная душа - и что я люблю его...", а в ответном послании «Когда средь оргий жизни шумной" назвал Глинку "великодушным гражданином" и "Аристидом" (государственный деятель Афинской республики, известный своей справедливостью и честностью).


   
  ФЁДОР ГЛИНКА  —  К  П У Ш К И Н У

О, ПУШКИН, ПУШКИН! КТО ТЕБЯ
Учил пленять в стихах чудесных?
Какой из жителей небесных,
Тебя младенцем полюбя,
Лелея, баял в колыбели?
<…>
И взрос с тобою дар богов:
И вот, блажа беспечну долю,
Поешь ты радость и любовь,
Поешь утехи, наслажденья,
И топот коней, гром сраженья,
И чары ведьм и колдунов,
И русских витязей забавы...
Склонясь под дубы величавы,
Лишь ты запел, младой певец,
И добрый дух седой дубравы,
Старинных дел, старинной славы
Певцу младому вьет венец!
И всё былое обновилось:
Воскресла в песне старина,
И песнь волшебного полна!
<…>
В пустыне эхо замолчало,
Вниманье волны оковало,
И мнилось, слышат берега!
<…>
Судьбы и времени седого
Не бойся, молодой певец!
Следы исчезнут поколений,
Но жив талант, бессмертен гений!..  (1819)
___________________

ПУШКИН – ОТВЕТ ФЁДОРУ ГЛИНКЕ

Когда средь оргий жизни шумной
Меня постигнул остракизм,*
Увидел я толпы безумной
Презренный, робкий эгоизм.
Без слез оставил я с досадой
Венки пиров и блеск Афин,**
Но голос твой мне был отрадой,
Великодушный Гражданин!
Пускай Судьба определила
Гоненья грозные мне вновь,
Пускай мне дружба изменила,
Как изменяла мне любовь,
В моем изгнаньи позабуду
Несправедливость их обид:
Они ничтожны — если буду
Тобой оправдан, Аристид. <1822>
________
*Остракизм (др.-греч. от «черепок, скорлупа»), или«суд черепков», — в Древних Афинах народное голосование с помощью глиняных черепков (остраконов), по итогам которого определяли человека, наиболее опасного для государственного строя, и изгоняли его на 10 лет.  Иначе остракизм – осуждение и отчуждение общества от «худой овцы»
**Афины – здесь в переносном смысле - «пышный, блестящий город»
         ___________________________________________

В 1837 ФЁДОР  ГЛИНКА НА  СМЕРТЬ ПОЭТА НАПИШЕТ МИНИ - ПОЭМУ  — «О ПИИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ ПУШКИНА» (Посвящено отцу поэта <из цензурных соображений>)

1.
Я ПОМНЮ — В ДЕТСКИЕ ОН ЛЕТА
Уж с Музой важною играл
И, отрок, с думою поэта,
Науку песен заучал.
Я знаю: грации слетали
К нему, оставя Эмпирей…
<…>
Он к ним чело свое в колени —
И беззаботно засыпал;
А   р о к  е г о  п о д с т е р е г а л!..
2. <…>
Как дружно вдруг его напевы,
Как пышно хлынули рекой,
Не раз срывая сердце девы,
Не раз мутя души покой,
Как чар волшебных обаянья;
И шум заслуженных похвал,
Молву и треск рукоплесканья,
Следя свой дальний идеал,
Поэт летучий обгонял!..
А  р о к  е г о  п о д с т е р е г а л!...
3. <…>
Палатной жизни с тесной рамой
Поэт душою был не в лад
И в ней смешное эпиграммой
Хлестал и метко и впопад!
А между тем на лак паркета
Со всей воздушностью поэта
И сам с толпою поспешал;
Но в блеске пышности и неги
Уж в голове его Онегин,
Как плод под бурей, созревал;
А  р о к  е г о  п о д с т е р е г а л!..
4.
И вот из Северной Пальмиры
Он бурей жизни унесен;
Непрочность благ узнал и он!..(1)
И зазвенели струны лиры,
Под искушенною рукой,
Какой-то сладостной тоской.
На темя древнего Кавказа
Его взвела всё та ж тоска,
И дивной прелестью рассказа,
В котором будет жить Кавказ,
Он упоил, разнежил нас!
Старинный блеск жилища хана
Затмил он блеском юных дум:
Бахчисарайского фонтана
Не смолкнет долго, долго шум!
<…>
Наш Чайльд Гарольд, любя Тавриду,
В  в о л н а х  з е л ё н ы х * из-за скал
Подстерегал нам Нереиду,
А  р о к  е г о  п о д с т е р е г а л!..
5. <…>
6.
Года летели чередою,
Телега жизни ходко шла; (2)
Но в душу мысль одна легла:
Душа просилася к покою...
Свой идеал, свою мечту
Он раз в Москве заветной встретил
И запылал — едва приметил.
Как жадно обнял красоту!
Дотоль разгулом избалован,
Он вмиг окован, очарован,
И счастлив стал, и ликовал.
А   р о к  е г о  п о д с т е р е г а л!..
_______
*Примечание Глинки:  Это выражение (зеленые волны) самого Пушкина, напоминающее одну из лучших отдельных его пьес — «Нереиду». («Среди зелёных волн, лобзающих Тавриду, На утренней заре я видел нереиду…»)

1. Из Северной Пальмиры – Петербурга Пушкин отправлен в Южную ссылку.
2. Стихотворение Пушкина «Телега жизни» («Хоть тяжело подчас в ней бремя…»1922)
3. Полностью произведение Глинки представляет  мини-биографию А.С.П. с именованием его, по мнению Г.,  основных произведений. Кончается поэма смертью поэта и словами: «В защитной области потомства Поэт бессмертен — и живет!»
_______________________________________________
               
ЕВГЕНИЙ  АБРАМОВИЧ  БОРАТЫНСКИЙ (1800—1844) — ПОЭТ, ПЕРЕВОДЧИК, ФИЛОСОФ; Один из самых ярких и недооцененых поэтов XIX века. Пушкин красочно определит:  «С т и х  к а ж д ы й   в повести твоей  Звучит и блещет, как червонец…»

ПУШКИН – БОРАТЫНСКОМУ  ИЗ  БЕССАРАБИИ.* 

СИЯ  ПУСТЫННАЯ  СТРАНА
Священна для души поэта:
Она Державиным воспета
И славой русскою полна.
Еще доныне тень Назона
Дунайских ищет берегов;
Она летит на сладкий зов
Питомцев Муз и Аполлона,
И с нею часто при луне
Брожу вдоль берега крутого;
Но, друг, обнять милее мне
В тебе Овидия живого. (1822)
   ______
*Бессарабия — область в юго-восточной Европе между Чёрным морем и реками Дунай, Прут, Днестр. Б. входила в состав Молдавского княжества, Османской империи; освобождена российскими войсками и стала частью Российской империи (с 1812 года по 1917 годы). По легенде в Бессарабию из Рима был сослан и там умер поэт Публий Овидий Назон
___________________________________

БОРАТЫНСКИЙ — ИЗ ПОСЛАНИЯ  Н.И. ГНЕДИЧУ (Николай Иванович Гнедич (1784—1833) —  наиболее известен как переводчик на русский язык «Илиады».)

ТАК! ДЛЯ ОТРАДНЫХ ЧУВСТВ ЕЩЁ Я НЕ ПОГИБ…
<…> ЕЩЁ Я БЫТИЯ ВЛАДЕЮ ЛУЧШЕЙ ДОЛЕЙ,
Я мыслю, чувствую: для духа нет оков;
То вопрошаю я предания веков,
Всемирных перемен читаю в них причины;
Наставлен давнею превратностью судьбины,
Учусь покорствовать судьбине я своей;
То занят свойствами и нравами людей,
Поступков их ищу прямые побужденья,
Вникаю в сердце их, слежу его движенья,
И в сердце разуму отчёт стараюсь дать!
То вдохновение, Парнаса благодать,
Мне душу радует восторгами своими:
На миг обворожён, на миг обманут ими,
Дышу свободнее, и лиру взяв свою,
И дружбу, и любовь и негу я пою.

Осмеливаясь петь, я помню преткновенья
Самолюбивого искусства песнопенья;
Но всякому своё, и мать племён людских,
Усердья полная ко благу чад своих,
Природа, каждого даря особой страстью,
Нам разные пути прокладывает к счастью:
Кто блеском почестей пленён в душе своей;
Кто создан для войны и любит стук мечей:
Любезны песни мне. Когда-то для забавы,
Я, праздный, посетил Парнасские дубравы
И воды светлые Кастальского ручья;
Там к хорам чистых дев прислушивался я,
Там, очарованный, влюбился я в искусство
Другим передавать в согласных звуках чувство,
И не страшась толпы взыскательных судей,
Я умереть хочу с любовию моей.

Так, скуку для себя считая бедством главным,
Я духа предаюсь порывам своенравным;
Так, без усилия ведёт меня мой ум
От чувства к шалости, к мечтам от важных дум!
Но ни души моей восторги одиноки,
Ни любомудрия полезные уроки,
Ни песни мирные, ни лёгкие мечты,
Воображения случайные цветы,
Среди глухих лесов и скал моих унылых,
Не заменяют мне людей, для сердца милых,
И часто, грустию невольною объят,
Увидеть бы желал я пышный Петроград,
Вести желал бы вновь свой век непринужденный
В кругу детей искусств и неги просвещенной,
Апелла, Фидия желал бы навещать,
С тобой желал бы я беседовать опять,
Муж, дарованьями, душою превосходный… (1823)
______________________________________

 БОРАТЫНСКИЙ — П.В. ВЯЗЕМСКОМУ. 

КАК ЖИЗНИ ОБЩИЕ ПРИЗЫВЫ,
Как увлеченья суеты,
Понятны вам страстей порывы
И обаяния мечты;
Понятны вам все дуновенья,
Которым в море бытия
Послушна наша ладия.
Вам приношу я песнопенья,
Где отразилась жизнь моя,
Исполнена тоски глубокой,
Противоречий, слепоты,
И между тем любви высокой,
Любви, добра и красоты.

Счастливый сын уединенья,
Где сердца ветреные сны
И мысли праздные стремленья
Разумно мной усыплены;
Где, другу мира и свободы,
Ни до фортуны, ни до моды,
Ни до молвы мне нужды нет;
Где я простил безумству, злобе
И позабыл, как бы во гробе,
Но добровольно, шумный свет.
Еще, порою, покидаю
Я Лету, созданную мной, *
И степи мира облетаю
С тоскою жаркой и живой.
Ищу я вас; гляжу: что с вами?
Куда вы брошены судьбами,
Вы, озарявшие меня
И дружбы кроткими лучами
И светом высшего огня?
Что вам дарует провиденье?
Чем испытует небо вас?
И возношу молящий глас:
Да длится ваше упоенье,
Да скоро минет скорбный час!
Звезда разрозненной плеяды!
Так из глуши моей стремлю
Я к вам заботливые взгляды,
Вам высшей благости молю,
От вас отвлечь судьбы суровой
Удары грозные хочу,
Хотя вам прозою почтовой
Лениво дань мою плачу. (1834)
__________
*Лета – в древнегреческой мифологии  река забвения: одна из пяти рек на пути в подземное царство Аида, река забвения всего земного.
     ___________________________________________________
               
  БОРАТЫНСКИЙ — ПАРТИЗАН ДАВЫДОВ

УСАЧ. УМОМ, ПЕРОМ ОСТЁР ОН, КАК ФРАНЦУЗ,
     Но саблею французам страшен:
Он не дает топтать врагам нежатых  пашен
     И, закрутив гусарский ус,
Вот потонул в густых лесах с отрядом —
И след простыл!.. То невидимкой он, то рядом,
     То, вынырнув опять, следом
Идет за шумными французскими полками
И ловит их, как рыб, без невода, руками.
Его постель — земля, а лес дремучий — дом!
И часто он, с толпой башкир и с козаками,
И с кучей мужиков, и конных русских баб,
В мужицком армяке, хотя душой не раб,
Как вихорь, как пожар, на пушки, на обозы,
И в ночь, как домовой, тревожит вражий стан.
Но милым он дарит, в своих куплетах, розы.
Давыдов! Это ты, поэт и партизан!.. (1825)                                ______________________________________________ 

ДЕНИС ВАСИЛЬЕВИЧ ДАВЫДОВ (1784 — 1839) — ПОЭТ - ПРЕДСТАВИТЕЛЬ «ГУСАРСКОЙ ПОЭЗИИ», мемуарист, генерал-лейтенант. Один из командиров партизанского движения во время Отечественной войны 1812 года.

 КНЯЗЬ ПЁТР ВЯЗЕМСКИЙ — К ПАРТИЗАНУ-ПОЭТУ ДЕНИСУ ДАВЫДОВУ:
1.
ДАВЫДОВ, БАЛОВЕНЬ СЧАСТЛИВЫЙ
Не той волшебницы слепой,
И благосклонной и спесивой,
Вертящей мир своей клюкой,
Пред коею народ трусливый
Поник просительной главой,—
Но музы острой и шутливой
И Марса, ярого в боях!*
<…>
Мне твой ус красноречивый,
Взращенный, завитый в полях
И дымом брани окуренный,—
Повествователь неизменный
Твоих набегов удалых
И ухарских врагам приветов,
Колеблющих дружины их!
Пусть генеральских эполетов
Не вижу на плечах твоих…
Не все быть могут в равной доле,
И жребий с жребием несхож!
Иной, бесстрашный в ратном поле,
Застенчив при дверях вельмож…
Но не тужи о том теперь!
На барскую ты половину
Ходить с поклоном не любил,
И скромную свою судьбину
Ты благородством золотил.
Врагам был грозен не по чину,
Друзьям ты не по чину мил!
Спеши в объятья их без страха
И, в соприсутствии нам Вакха,
С друзьями здесь возобнови
Союз священный и прекрасный,
Союз и братства и любви,
Судьбе могущей неподвластный!..
Где чаши светлого стекла?
Пускай их в ряд, в сей день счастливый,
Уставит грозно и спесиво
Обширность круглого стола!
Сокрытый в них рукой целебной,
Дар благодатный, дар волшебной
Благословенного Аи
Кипит, бьет искрами и пеной! —
Так жизнь кипит в младые дни!
Так за столом непринужденно
Родятся искры острых слов,
Друг друга гонят, упреждают
И, загоревшись, угасают
При шумном смехе остряков!
Ударим радостно и смело.
<…>
За честь, отчизну и вино!» (1814)
___
*Марс – бог войны
___________________________________

 ПЁТР ВЯЗЕМСКИЙ – К ПАРТИЗАНУ - ПОЭТУ  <ДЕНИСУ ДАВЫДОВУ>
2.
АНАКРЕОН ПОД ДУЛОМАНОМ*,
Поэт, рубака, весельчак!
Ты с лирой, саблей иль стаканом**
Равно не попадешь впросак.

Носи любви и Марсу дани!
Со славой крепок твой союз:
В день брани — ты любитель брани!
В день мира — ты любимец муз!

Душа, двойным огнем согрета,
В тебе не может охладеть:
На пламенной груди поэта
Георгия приятно зреть***.

Воинским соблазнясь примером,
Когда б Парнас давал кресты,
И Аполлона кавалером
Давно, конечно, был бы ты. (1814)
_______
* А н а к р е о н  (ок. 570—478 гг. до н. э.) — древнегреческий поэт, воспевавший любовь, вино и праздную жизнь. Здесь в переносном см.: поэт под мундиром военного.
**Д у л о м а н  (доломан) — гусарская куртка.
***Георгия приятно зреть...  — Давыдов был награжден Георгиевским крестом четвертой степени, что было ниже его заслуг. Полагающийся ему по заслугам чин генерал-майора Давыдов получил, как говорится «с бою».
_________________________________________________________

АЛЕКСАНДР ВОЕЙКОВ (1779—1839; переводчик, литературный критик, издатель; с 1819 член Российской академии). — ПОСЛАНИЕ К Д. В. ДАВЫДОВУ:

ДАВЫДОВ, ВИТЯЗЬ И ПЕВЕЦ
Вина, любви и славы!
Я слышу, что твои совсем
Переменились нравы:
Что ты шампанского не пьешь,
А пьешь простую воду,
И что на розовую цепь
Ты променял свободу;*
Что ныне реже скачешь в клоб,
В шумливые беседы,
И скромные в семье своей
Тебе вкусней обеды.
Не завиваешь ты уса;
Конь праздный в стойле тужит,
И сабельная полоса
За зеркало не служит.
Вкруг кивера обвился плющ
И всполз на верх султана;
Паук раскинул сеть свою
По сетке доломана.
Вкруг двоеглавого орла
Твоей блестящей шашки,
Влетев в открытое окно,
Порхают дерзко пташки.
<…>
Кто обратил тебя на путь?
Кто — славный проповедник,
Или писатель — Златоуст?**
Кто подал в помощь руку
Закореневшему в грехах
И объяснил науку
Не у прелестниц записных
На ложе сладострастья,
Но в Целомудренной любви
Искать прямого счастья?
<…>
Я слышу: ангел доброты
К тебе с небес спустился
И в виде грации младой
С тобою обручился.
<…>
Ты не глуп, не подл, не крив,
Грехи твои забыты,
И верный ты, счастливый стал
Супруг из волокиты.
Любимец ветреных богов,
Которые играли
Тобой средь мира и боев,
Довольно!.. днесь настали
Блаженства тихого часы,
Венере с Марсом смена:
Из баловня богов сих ты
Стал баловнем Гимена.*** (после 1819)
    *  *  *
*Весной 1819 многократно, но не очень счастливо влюблявшийся Давыдов усилиями желающих устроить его личную жизнь друзей обвенчался с Софьей Чириковой. Как только у них с Софьей стали рождаться дети, у Давыдова пропало желание тянуть военную лямку.
**Иоанн Златоуст (ок. 347 — 407) — архиепископ Константинопольский, богослов, почитается как один из трёх Вселенских святителей, славился красноречием – умением обращать в истинную веру – христианство.
*** В древнегреческой мифологии Венера — богиня стихийной любви; Марс – бог войны; Гименей или Гимен — божество законного брака.
 ___________________________________

ПЁТР ВЯЗЕМСКИЙ  —  ДЕНИСУ ДАВЫДОВУ:
 
ДАВЫДОВ! ГДЕ ТЫ? ЧТО ТЫ? СРОДУ
Таких проказ я не видал;
Год канул вслед другому году...
Или, перенимая моду
Певцов конфект и опахал
И причесав для них в угоду
Жеманной музе мадригал,
Скажу: май два раза природу
Зеленым бархатом постлал,
С тех пор, как от тебя ни строчки,
Ни двоеточия, ни точки
Хоть на смех я не получал.
Чем мне почесть твое забвенье?
<…>
Иль дружба, может быть, в отставке,
Отбитая сестрой своей,
Сидит печально на прилавке…
<…>
Иль, может быть, мудрец угрюмый,
На светлое свое чело
Ты, розам радостей назло,
Навел бразды спесивой думы;
Оценщик строгий строгих благ,
Страшась любви и дружбы ныне,
От двух сердечных побродяг*
Ты держишь сердце в карантине.
Чем не пошутит хитрый враг?
Уж верить ли моим гаданьям?
Сказав прости очарованьям,
Назло пленительных грехов,
И упоительным мечтаньям
Весны, веселий и стихов,
Любви призыву ты не внемлешь…
<…>
Ни шумных дружеских обедов,
Ни тайных ужинов вдвоем,
Где с полночи до ранней зори
Веселье бодро спорит с сном.
<…>
Лихого Бурцова знакомец,**
Тройного хмеля будь питомец —
Вина, и песен, и любви,
Или, мудрец тяжеловесный,
Свой стих веселый протрезви
Водою нравственности пресной,—
До этого мне дела нет:
Рядись как хочешь на досуге,
Но мне на голос дай ответ,
И, помня о старинном друге,
Ты будь Денисом прежних лет!  (1816)
____________
*Сердечные побродяги - Вяземский и Пушкин
**А.П. Бурцев  (1783—1813) — сослуживец Давыдова, ротмистр Белорусского гусарского полка, которому посвящены несколько стихотворений Давыдова. Бурцев упоминается в повести Пушкина «Выстрел».
____________________________________________

ЕВГЕНИЙ  БОРАТЫНСКИЙ  –  ЭПИЛОГ  ПОЭМЫ  «ЭДА»

                …Не мне,
Певцу, незнающему славы,
Петь славу храбрых на войне.
Питомец муз, питомец боя,
Тебе, Давыдов, петь ее.
Венком певца, венком героя
Чело украшено твое.
Ты видел финские граниты,
Бесстрашных кровию омыты;
По ним водил ты их строи.
Ударь же в струны позабыты
И вспомни подвиги твои!  (1824)
    *  *  *

БОРАТЫНСКИЙ  –  ДЕНИСУ  ДАВЫДОВУ. 

ПОКА  С  ВОСТОРГОМ  Я  УМЕЮ
Внимать рассказу славных дел,
Любовью к чести пламенею
И к песням муз не охладел,
Покуда русский я душою,
Забуду ль о счастливом дне,
Когда приятельской рукою
Пожал Давыдов руку мне!
О ты, который в пыл сражений
Полки лихие бурно мчал
И гласом бранных песнопений
Сердца бесстрашных волновал!
Так, так! покуда сердце живо
И трепетать ему не лень,
В воспоминаньи горделиво
Хранить я буду оный день!
Клянусь, Давыдов благородный,
Я в том отчизною свободной,
Твоею лирой боевой
И в славный год войны народной
В народе славной бородой! (1825)
__________________________________________________

В.А. ЖУКОВСКИЙ  –  ДЕНИСУ ДАВЫДОВУ

МОЙ ДРУГ, УСАСТЫЙ ВОИН!
Вот рукопись твоя;
Промедлил, правда, я,
Но, право, я достоин,
Чтоб ты меня простил!
Я так завален был
Бездельными делами,
Что дни вослед за днями
Бежали на рысях;
А я и знать не знаю,
Что делал в этих днях!
Все кончив, посылаю
Тебе твою тетрадь;
Сердитый лоб разгладь
И выговоров строгих
Не шли ко мне, Денис!
Терпеньем ополчись…
<…>
Но, друг, суди не строго,
Ведь из немногих ты,
Таков, каких не много!
Спи, ешь и объезжай
Коней четвероногих,
Как хочешь, — только знай,
Что я, друг, как немногих
Люблю тебя. — Прощай! (1918)
     *   *   *

   ДЕНИС ДАВЫДОВ В ОТВЕТ ЖУКОВСКОМУ

ЖУКОВСКИЙ, МИЛЫЙ ДРУГ! ДОЛГ КРАСЕН ПЛАТЕЖОМ:
Я прочитал стихи, тобой мне посвященны;
Теперь прочти мои, биваком окуренны
     И спрысканны вином!
Давно я не болтал ни с музой, ни с тобою,
До стоп ли было мне?..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но и в грозах войны, еще на поле бранном,
     Когда погас российский стан,
Тебя приветствовал с огромнейшим стаканом
Кочующий в степях нахальный партизан.
_________________________________________________

АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ БЕСТУЖЕВ (1797—1837) — ПОЭТ, ПРОЗАИК В СТИЛЕ РОМАНТИЗМА, ДЕКАБРИСТ. Публиковался под псевдонимом «Марлинский». В историю русской литературы вошёл как Бестужев-Марлинский.

  Д. В. ДАВЫДОВУ

ЛЮБУЮСЬ Я ТВОИМ КОНЁМ
Не поступью его игривой,
Не быстрых глаз его огнем
И не волнующейся гривой.
Не потому, что он не раз
Твоей участником был славы…

Прибавлю: он не тем мне мил,
Что победительные клики
Слыхал, как ляхов ты громил…
И что он ржаньем оглашал
Брег Вислы, буйством знаменитый.
Любуюсь я твоим конем,
Когда, сложив доспехи ратны,
Везде ты с нами и на нём
Несёшься по степи раскатной
Вслед за матёрым русаком.
О почестях не мысля боле
И чуждый боевых забот,
Когда на нём встречаешь в поле
И ночь, и солнечный восход;
Когда на нём из полной фляжки
Пьешь с нами водку наповал,
Когда враг чванства, друг распашки
Охотник ты — не генерал.
Когда, забыв всё бремя славы,
Которую с тобой делил,
Он делит отдых твой, забавы...
Любуюсь им, — твой конь мне мил! (1832)
     *    *    *

КАК НЕПРИМИРИМЫЙ ВРАГ СУЩЕСТВУЮЩЕГО СТРОЯ  БЕСТУЖЕВ воспринимал  службу, чины и особенно близость к царскому двору резко  отрицательно. Так что в любовании не самим Давыдовым, а его конём да ещё за пределами военной деятельности заключена насмешка. Бестужеву принадлежит и резко несправедливая эпиграмма на Жуковского:

Из савана оделся он в ливрею,**
На пудру променял лавровый свой венец,
С указкой втерся во дворец;*
И там, пред знатными сгибая шею,
Он руку жмет камер-лакею…
Бедный певец! (1824)
____
* Намёк, что в поэзии Жуковского немало рассуждений о бренности бытия, что называлось «кладбищенской поэзией».
**С 1817 Жуковский наставник цесаревича Александра Николаевича, будущего Александра II.

НИКОЛАЙ ЯЗЫКОВ (1803— 1847) —  ИЗ ПОСЛАНИЯ ДЕНИСУ ДАВЫДОВУ

ЖИЗНИ БАЛОВЕНЬ СЧАСТЛИВЫЙ,
Два венка ты заслужил;
Знать, Суворов справедливо
Грудь тебе перекрестил:
Не ошибся он в дитяти,*
Вырос ты — и полетел,
Полон всякой благодати,
Под знамена русской рати,
Горд и радостен и смел.

Грудь твоя горит звездами,
Ты геройски добыл их
В жарких схватках со врагами,
В ратоборствах роковых…
<…>
Пламень в небо упирая,
Лют пожар Москвы ревет;
Златоглавая, святая,
Ты ли гибнешь? Русь, вперед!
Громче буря истребленья,
Крепче смелый ей отпор!
Это жертвенник спасенья,
Это пламень очищенья,
Это Фениксов костер!

Где же вы, незванны гости,
Сильны славой и числом?
Снег засыпал ваши кости!
Вам почетный был прием!
<…>
Вы отведать русской силы
Шли в Москву: за делом шли!
Иль не стало на могилы
Вам отеческой земли?!
Много в этот год кровавый,
В эту смертную борьбу,
У врагов ты отнял славы,
Ты, боец чернокудрявый,
С белым локоном на лбу!

Удальцов твоих налетом
Ты, их честь, пример и вождь,
По лесам и по болотам,
Днем и ночью, в вихрь и дождь,
Сквозь огни и дым пожара
Мчал врагам, с твоей толпой
Вездесущ, как божья кара…

Лучезарна слава эта,
И конца не будет ей;
Но такие ж многи лета
И поэзии твоей:
Не умрет твой стих могучий,
Достопамятно-живой,
Упоительный, кипучий,
И воинственно-летучий,
И разгульно-удалой.

Ныне ты на лоне мира:
И любовь и тишину
Нам поет златая лира,
Гордо певшая войну.
И как прежде громогласен
Был ее воинский лад,
Так и ныне свеж и ясен,
Так и ныне он прекрасен,
Полный неги и прохлад. (1835)
________
* Отец Дениса Давыдова  бригадир В.Д. Давыдов служил под командованием А. В. Суворова. Когда мальчику было девять лет, знаменитый полководец приехал к ним в имение в гости. Суворов, оглядев двух сыновей Василия Денисовича, сказал, что Денис «э т о т  у д а л ы й  м а л ы й, будет военным, я не умру, а он уже три сражения выиграет». Эта встреча запомнилась Денису на всю жизнь.


    ПУШКИН — К ДЕНИСУ ДАВЫДОВУ.

  ПЕВЕЦ - ГУСАР, ТЫ ПЕЛ БИВАКИ,*
     Раздолье ухарских пиров
     И грозную потеху драки,
     И завитки своих усов.
     С весёлых струн во дни покоя
     Походную сдувая пыль,
     Ты славил, лиру перестроя,
     Любовь и мирную бутыль.

Я слушаю тебя и сердцем молодею,
     Мне сладок жар твоих речей,
     Печальный, снова пламенею
     Воспоминаньем прежних дней.

     Я все люблю язык страстей,
     Его пленительные звуки
     Приятны мне, как глас друзей
     Во дни печальные разлуки. (1821)

*Бивак — временный военный лагерь на походе
      *   *   *

ПУШКИН — ДЕНИСУ ДАВЫДОВУ ПРИ ПОСЫЛКЕ  — ИСТОРИИ ПУГАЧЕВСКОГО  БУНТА

ТЕБЕ ПЕВЦУ, ТЕБЕ ГЕРОЮ!
Не удалось мне за тобою
При громе пушечном, в огне
Скакать на бешеном коне.
Наездник смирного Пегаса,
Носил я старого Парнаса*
Из моды вышедший мундир:
Но и по этой службе трудной,
И тут, о мой наездиик чудный,
Ты мой отец и командир.
Вот мой Пугач: при первом взгляде
Он виден — плут, казак прямой;
В передовом твоем отряде
Урядник был бы он лихой.  (1836)**
    *   *   *
*Пегас в древнегреческой мифологии — крылатый конь, любимец муз, позже в поэзии упоминание Пегаса стало штампом: Пегас  –  возносит поэтов к источнику вдохновения. Иначе с юмором: Пегас – в сферу вдохновения элитное транспортное средство поэтов.
**Известие о гибели Пушкина повергло Давыдова в депрессию

ПЁТР  ВЯЗЕМСКИЙ  —  «ЭПЕРНЕ»  (ДЕНИСУ ВАСИЛЬЕВИЧУ ДАВЫДОВУ)*
1.
ИКАЛОСЬ ЛИ ТЕБЕ, ДАВЫДОВ,
Когда шампанское я пил
Различных вкусов, свойств и видов,
Различных возрастов и сил,

Когда в подвалах у Моэта**
Я жадно поминал тебя,
Любя наездника-поэта,
Да и шампанское любя?

Здесь бьет Кастальский ключ, питая
Небаснословною струей;
Поэзия — здесь вещь ручная:
Пять франков дай — и пей и пой!

Моэт — вот сочинитель славный!
Он пишет прямо набело,
И стих его, живой и плавный,
Ложится на душу светло.

Живёт он славой всенародной;
Поэт доступный, всем с руки,
Он переводится свободно
 На все живые языки.

Недаром он стяжал известность
И в школу все к нему спешат:
Его текущую словесность
Все поглощают нарасхват.

Поэм в стеклянном переплёте
В его архивах миллион.
Гомер! Хоть ты в большом почёте,
Что твой воспетый Илион?

Когда тревожила нас младость
И жажда ощущений жгла,
Его поэма, наша радость,
Настольной книгой нам была.
<…>
Прочтешь поэму — и, бывало,
Давай полдюжину поэм!
Как ни читай, — кажись, всё мало...
И зачитаешься совсем.

В тех подземелиях гуляя,
Я думой ожил в старине;
Гляжу: биваком рать родная
Расположилась в Эперне.

Лихой казак, глазам и слуху,
Предстал мне: песни и гульба!
Пьют эпернейскую сивуху,
Жалея только, что слаба.

Люблю я русского натуру:
В бою он лев; пробьют отбой —
Весельчаку и балагуру
И враг всё тот же брат родной.
<…>
Да и тебя я тут подметил,
Мой бородинский бородач!***
Ты тут друзей давнишних встретил,
И поцелуй твой был горяч.

Дней прошлых свитки развернулись,
Все поэтические сны
В тебе проснулись, встрепенулись
Из-за душевной глубины.

Вот край, где радость льет обильно
Виноточивая лоза;
И из очей твоих умильно
Скатилась пьяная слеза! (1838)
  ______
* Эперне — небольшой город в 142 километрах от Парижа, один из центров французского виноделия. В сб. Вяземского «В дороге и дома» к настоящему стихотворению имеется следующее примечание: «В конце 1838 года автор, посещая Эперне, вспомнил рассказ Давыдова о там, как в 1814 году он был с партизанским отрядом в Эперне, где встретил многих друзей, как они прослезились от радости при такой встрече и потом весело пировали.
** Моэт — знаменитая марка шампанского по имени винодельца.
*** Бородинский бородач —  Командуя в 1812 г. партизанским отрядом,  Давыдов отпустил бороду, что было необычным: с петровских времен до середины XIX в. русские дворяне бороду не носили
_________

2.  ПРИПИСКА  ВЯЗЕМСКОГО

ТАК ИЗ ЧУЖБИНЫ ОТДАЛЕННОЙ
Мой стих искал тебя, Денис!
А уж тебя ждал неизменный
Не виноград, а кипарис.*

На мой привет отчизне милой
Ответом скорбный голос был,
Что свежей братскою могилой
Дополнен ряд моих могил.

Искал я друга в день возврата,*
Но грустен был возврата день!
И собутыльника и брата
Одну я с грустью обнял тень.

Остыл поэта светлый кубок,
Остыл и партизанский меч;
Средь благовонных чаш и трубок
Уж не кипит живая речь.

С нее не сыплются, как звезды,
Огни и вспышки острых слов,
И речь наездника — наезды
Не совершает на глупцов.

Струей не льется вечно новой
Бивачных повестей рассказ
Про льды Финляндии суровой,
Про огнедышащий Кавказ,

Про год, запечатленный кровью,
Когда, под заревом Кремля,
Пылая местью и любовью,
Восстала русская земля,

Когда, принесши безусловно
Все жертвы на алтарь родной,
Единодушно, поголовно
Народ пошел на смертный бой.
<…>
Богатыри эпохи сильной,
Эпохи славной, вас уж нет!
И вот сошел во мрак могильный
Ваш сослуживец, ваш поэт!
<…>
Зову, — молчит припев бывалый;
Ищу тебя, — но дом твой пуст;
Не встретит стих мой запоздалый
Улыбки охладевших уст.

Но песнь мою, души преданье
О светлых, безвозвратных днях,
Прими, Денис, как возлиянье
На прах твой, сердцу милый прах! (1839 –1854)
_________
*Виноград – символ радости жизни, праздника. Кипарис – символ смерти.
** «Искал я друга в день возврата…»  Давыдов умер в апреле 1839 г., а Вяземский вернулся из-за границы в июне 1839 г.
               
В.А. ЖУКОВСКИЙ НА КОНЧИНУ ДЕНИСА ДАВЫДОВА (1839) – «БОРОДИНСКАЯ ГОДОВЩИНА»

РУССКИЙ  ЦАРЬ  СОЗВАЛ  ДРУЖИНЫ
Для великой годовщины
На полях Бородина.
Там земля окрещена:
Кровь на ней была святая;
Там, престол и Русь спасая,
Войско целое легло
И престол и Русь спасло.

Как ярилась, как кипела,
Как пылала, как гремела
Здесь народная война
В страшный день Бородина!
На полки полки бросались,
Холмы в громах загорались,
Бомбы падали дождем,
И земля тряслась кругом.

А теперь пора иная:
Благовонно-золотая
Жатва блещет по холмам;
Где упорней бились, там
Мирных инокинь обитель;
И один остался зритель
Сих кипевших бранью мест,
Всех решатель браней — крест.

И на пир поминовенья
Рать другого поколенья
Новым, славным уж царем
Собрана на месте том,
Где предместники их бились,
Где столь многие свершились
Чудной храбрости дела,
Где земля их прах взяла.
<…>
И вождей уж прежних мало:
Много в день великий пало
На земле Бородина;
Позже тех взяла война;
Те, свершив в Париже тризну
По Москве и рать в отчизну
Проводивши, от земли
К храбрым братьям отошли.
<…>
И боец, сын Аполлонов…
Мнил он гроб Багратионов*
Проводить в Бородино…
Той награды не дано:
Вмиг Давыдова не стало!**
Сколько славных с ним пропало
Боевых преданий нам!
Как в нем друга жаль друзьям!
<…>
Всходит дневное светило
Так же ясно, как всходило
В чудный день Бородина;
Рать в колонны собрана,
И сияет перед ратью
Крест небесной благодатью,
И под ним в виду колонн
В гробе спит Багратион.
<…>
На полях Бородина:
Им Россия спасена.

Память вечная вам, братья!
Рать младая к вам объятья
Простирает в глубь земли;
Нашу Русь вы нам спасли;
В свой черед мы грудью станем;
В свой черед мы вас помянем,
Если царь велит отдать
Жизнь за общую нам мать. (1839)
  _________
* Жуковский уравнивает Дениса Давыдова с Князем Пётром Ива;новичем Багратио;ном (1765—1812) — генералом от инфантерии, главнокомандующим 2-й Западной армией в начале Отечественной войны 1812 года.  Геройски сражавшийся Багратион был тяжело ранен при Бородино и умер через 17 дней.

**По случаю 25-летия Отечественной войны 1812 года  Давыдов выступил с предложением перенести прах полководца П.И. Багратиона из родового имения на Бородинское поле. Хлопоты Давыдова увенчались успехом: император Николай I повелел захоронить останки героя у подножия главного памятника Бородинского поля. Командовать почётным конвоем было поручено генерал-лейтенанту в отставке Давыдову, который не дожил немногим более трёх месяцев до осуществления своей мечты. 22 апреля 1839 года около 7 часов утра на 55-м году жизни Денис Давыдов скоропостижно скончался от апоплексического удара.

РИТМИЧЕСКИ В БОДРО ПЕСЕННОМ СТИЛЕ СТИХОВ ДЕНИСА ДАВЫДОВА ПОСЛЕ ЕГО СМЕРТИ ЧЕРЕЗ  25 ЛЕТ ПЁТР ВЯЗЕМСКИЙ  СКАЖЕТ:

Кн. ПЁТР ВЯЗЕМСКИЙ «ПОМИНКИ»

ДЕЛЬВИГ, ПУШКИН, БАРАТЫНСКИЙ,
Русской музы близнецы,
С бородою бородинской*
Завербованный в певцы,

Ты, наездник, ты, гуляка,
А подчас и Жомини**,
Сочетавший песнь бивака
С песнью нежною Парни!***

Ты, Языков простодушный,
Наш заволжский соловей,
Безыскусственно послушный
Тайной прихоти своей!

Ваши дружеские тени
Часто вьются надо мной,
Ваших звучных песнопений
Слышен мне напев родной;

Наши споры и беседы,
Словно шли они вчера,
И веселые обеды
Вплоть до самого утра —
<...>
Дни минувшие и речи,
Уж замолкшие давно,
В столкновеньи милой встречи
Всё воспрянет заодно, —

Дело пополам с бездельем,
Труд степенный, неги лень,
Смех и грусти за весельем
Набегающая тень,

Всё, чем жизни блеск наружный
Соблазняет легкий ум,
Всё, что в тишине досужной
Пища тайных чувств и дум,

Сходит всё благим наитьем
В поздний сумрак на меня,
И событьем за событьем
Льется памяти струя.

В их живой поток невольно
Окунусь я глубоко, —
Сладко мне, свежо и больно,
Сердцу тяжко и легко. (1864)
     *   *   *
*С бородою бородинской — начальствуя в 1812 г. над партизанскими отрядами, Денис Давыдов отпустил бороду. В то время борода была признаком  «чёрной кости» - крестьянства и купечества. Для дворянина - знак фрондерства.

** Жомини Антуан Анри (1779—1869) — швейцарский военный, генерал французской, а затем русской службы с 1813 г., один из самых знаменитых писателей о наполеоновском военном искусстве. Переход на русскую службу был расценен как дезертирство многими во французской армии и некоторыми из его новых товарищей в армии русской. Отсюда несколько предвзятое отношение  к нему как к ловкому карьеристу, отразилось в стихах Дениса Давыдова:

ГДЕ ДРУЗЬЯ МИНУВШИХ  ЛЕТ,
Где гусары коренные,
Председатели бесед,
Собутыльники седые?

 Деды, помню вас и я,
Испивающих ковшами
И сидящих вкруг огня
С красно-сизыми носами!
<…>
Ни полслова… Дым столбом…
Ни полслова…  Все мертвецки
Пьют и, преклонясь челом,
Засыпают молодецки.

Но едва проглянет день,
Каждый по полю порхает;
Кивер зверски набекрень,
Ментик с вихрями играет.

Конь кипит под седоком,
Сабля свищет, враг валится.
Бой умолк, и вечерком
Снова ковшик шевелится.

А теперь что вижу? — Страх!
И гусары в модном свете,
В вицмундирах, в башмаках,
Вальсируют на паркете!

Говорят, умней они…
Но что слышим от любого?
Жомини да Жомини!
А об водке — ни полслова!

Где друзья минувших лет,
Где гусары коренные,
Председатели бесед,
 Собутыльники седые? (1817)
_______
*** Эварист Дезире де Форж Парни; (1753—1814) — французский поэт. Лирика Парни в основном любовная: «Любовные стихотворения» (1778), «Поэтические безделки» (1779), «Мадегасские песни»(1787). В России Парни повлиял на творчестве Крылова, Батюшкова, Давыдова, Вяземского и др.
У Пушкина немало подражаний Парни до 1824 г. Парни упоминается в «Евгении Онегине»: «Я знаю, нежного Парни перо не модно в наши дни…». Желая похвалить Батюшкова, Пушкин называет последнего «российским Парни», а говоря о Боратынском, выражает надежду, что он «превзойдет Парни».
____________________________________________________               
                __________________________________________________

ВИЛЬГЕЛЬМ  КАРЛОВИЧ  КЮХЕЛЬБЕКЕР  (1797—1846) —  ПОЭТ, ДЕКАБРИСТ,  друг Боратынского, однокурсник и друг Пушкина по Царскосельскому лицею (лицейское прозвище – «Кюхля»). Многие черты Кюхельбекера отразились в Ленском. Девизом вспыльчивого и увлекающегося Кюхельбекера можно считать строки из стихотворения 1823 года «Когда, воспрянув ото сна,Воздвиглась, обновясь, Эллада...».

...Я думал: там средь дивных сеч
Найду бессмертную кончину!
Но мне унылую судьбину
Послал неумолимый рок:
Мой темный жизненный поток
Безвестный потечет в истленье;
Увы, меня пожрет Забвенье!
А разве сохранит певца
Отважный голос упованья,
Мой стих, гремевший из изгнанья,
Разивший гордые сердца!
Развейся же, святое знамя,
Играй в воздушных высотах!
Не тщетное дано мне пламя;
Я волен даже и в цепях!
Чистейший жар в груди лелея,
Я ударяю по струнам;
Меня надзвездный манит храм —
Воссяду ли, счастливец, там
Близ Пушкина* и близ Тиртея?**
_______
*В это время находившийся в Южной ссылке Пушкин стал как поэт известен, тогда как стихи Кюхельбекера в большинстве при его жизни остались не напечатанными.

**Тиртей - др.-греч. поэт VII века до н. э. По легенде спартанцы, ппроигрывая войну, по внушению оракула просили Афины дать им полководца. Афиняне в насмешку послали им хромого школьного учителя Тиртея, но он сумел воспламенить сердца спартанцев своими песнями, что они победили врагов.
__________________________________________________

ПУШКИН – ЗАВЕЩАНИЕ К<ЮХЕЛЬБЕКЕРА>.

ДРУЗЬЯ, ПРОСТИТЕ! ЗАВЕЩАЮ
Вам всё, чем рад и чем богат;
Обиды, песни — всё прощаю,
А мне пускай долги простят. (1816)
_______________________________

А.С. ПУШКИН – КЮХЕЛЬБЕКЕРУ.

В последний раз, в тиши уединенья,
Моим стихам внимает наш Пенат!
Лицейской жизни милый брат,
Делю с тобой последние мгновенья!
Итак, они прошли — лета соединенья; —
Итак, разорван он — наш братский верный круг!
Прости!... хранимый тайным небом,
Не разлучайся, милый друг,
С фортуной, дружеством и Фебом, —
Узнай любовь — неведомую мне —
Любовь надежд, восторгов, упоенья:
И дни твои полетом сновиденья
Да пролетят в счастливой тишине!
Прости…. где б ни был я: в огне ли смертной битвы,
При мирных ли брегах родимого ручья,
Святому братству верен я!
И пусть…. (услышит ли Судьба мои молитвы?)
Пусть будут счастливы все, все твои друзья! (1817)
     *  *  *  *  *

В. КЮХЕЛЬБЕКЕР — К А. ПУШКИНУ ИЗ ЕГО НЕТОПЛЕННОЙ КОМНАТЫ

К ТЕБЕ ЗАШЕЛ СОГРЕТЬ Я ДУШУ;
Но ты теперь, быть может, Грушу
К неистовой груди прижал
И от восторга стиснул зубы,
Иль Оленьку целуешь в губы
И кудри Хлои разметал…
Мечтою легкой за тобою
Моя душа унесена
И, сладострастия полна,
Целует Олю, Лилу, Хлою!
А тело между тем сидит,
Сидит и мерзнет на досуге:
Там ветер за дверьми свистит,
Там пляшет снег в холодной вьюге;
Здесь не тепло; но мысль о друге,
О страстном, пламенном певце,
Меня ужели не согреет?
Ужели жар не проалеет
На голубом моем лице?
Нет! над бумагой костенеет
Стихотворящая рука...

Итак, прощайте вы, пенаты
Сей братской, но не теплой хаты,
Сего святого уголка,
Где сыну огненного Феба,
Любимцу, избраннику неба,
Не нужно дров, ни камелька;
Но где поэт обыкновенный,
Своим плащом непокровенный,
И с бедной Музой бы замерз,
Заснул бы от сей жизни тленной
И очи, в рай перенесенный,
Для вечной радости отверз! (1819)
        *   *   *

 ОТВЕТ  ПУШКИНА  — КЮХЕЛЬБЕКЕРУ

За ужином объелся я,
А Яков запер дверь оплошно* —
Так было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно, и тошно. (1819)**
    ________
*Яков – слуга Кюхельбекера
**П.И. Бартенев передал по запискам В. И. Даля: «Л и ц е й с к о г о  с в о е г о  т о в а р и щ а  <Вильгельма> Кюхельбекера Пушкин очень любил, но часто над ним подшучивал. Кюхельбекер хаживал к Жуковскому и отчасти надоедал ему своими стихами. Однажды Жуковский куда-то был зван на вечер и не явился. Когда его после спросили, отчего он не был, Жуковский отвечал: “Я еще накануне расстроил себе желудок; к тому же пришел Кюхельбекер, и я остался дома”. Пушкин написал на это стихи. <…> Кюхельбекер взбесился и требовал дуэли. Никак нельзя было уговорить его. Дело было зимою. Кюхельбекер стрелял первый и дал промах. Пушкин кинул пистолет и хотел обнять своего товарища; но тот неистово закричал: “стреляй, стреляй!”  Пушкин насилу его убедил, что невозможно стрелять, потому что снег набился в ствол. Поединок был отложен, и потом они помирились».
_______________________________________________

      ВИЛЬГЕЛЬМ КЮХЕЛЬБЕКЕР — К  АЛЕКСАНДРУ ПУШКИНУ

 СЧАСТЛИВ, О ПУШКИН, КОМУ ВЫСОКУЮ ДУШУ ПРИРОДА,
   Щедрая Матерь, дала, верного друга — мечту,
Пламенный ум и не сердце холодной толпы! Он всесилен
   В мире своем; он творец! Что ему

Первоначально — бог земледелия, позднее, в низких рабов,
Мелких, ничтожных судей, один на другого похожих, –
   Что ему их приговор? Счастлив, о милый певец,
Даже бессильною завистью Злобы - высокий любимец,
   Избранник мощных Судеб! огненной мыслию он
В светлое небо летит, всевидящим взором читает
   И на челе и в очах тихую тайну души!
Сам Кронид* для него разгадал загадку Созданья, –
   Жизнь вселенной ему Феб-Аполлон рассказал.
Пушкин! питомцу богов хариты рекли: "Наслаждайся!" –
   Светлою, чистой струей дни его в мире текут.
Так, от дыханья толпы все небесное вянет, но Гений
   Девствен могущей душой, в чистом мечтаньи – дитя!
Сердцем выше земли, быть в радостях ей не причастным
   Он себе самому клятву священную дал!  (1818)
   ___
*Кронос или Крон в древнегреческой мифологии—титан, младший сын первого бога Урана (неба) и богини-демиурга Геи (земли). Его также отождествлялся с богом - властителем времени – Хроносом.
____________________________________________

ЕВГЕНИЙ БОРАТЫНСКИЙ  К ВИЛЬГЕЛЬМУ КЮХЕЛЬБЕКЕРУ

ПРОСТИ, ПОЭТ! СУДЬБИНА ВНОВЬ
Мне посох странника вручила,
Но к музам чистая любовь
Уж нас навек соединила!

Прости! Бог весть когда опять,
Желанный друг в гостях у друга,
Я счастье буду воспевать
И  негу праздного досуга!

О, милый мой! Всё в дар тебе -
И грусть, и сладость упованья!
Молись невидимой судьбе:
Она приблизит час свиданья.

И я, с пустынных финских гор,
В отчизне бранного Одена,*
К ней возведу молящий взор,
Упав смиренно на колена.

Строга ль богиня будет к нам,**
Пошлет ли весть соединенья?
Пускай пред ней сольются там
Друзей согласные моленья!  (1820)
  ______
* Бог  Один — верховный бог скандинавской мифологии, бог войны и создатель миров.
** Богиня – Судьба.
_____________________________

 КЮХЕЛЬБЕКЕР – «П О Э Т Ы»

 И им не разорвать венца,
 Который взяло дарованье! — Жуковский(1)
                ___________________

 О ДЕЛЬВИГ, ДЕЛЬВИГ! ЧТО НАГРАДА
 И дел высоких, и стихов?
 Таланту что и где отрада
 Среди злодеев и глупцов?
 Стадами смертных зависть правит;
 Посредственность при ней стоит
 И тяжкою пятою давит
 Младых избранников харит. (2)
 <…>
 Вы, жертвы их остервененья,
 Сыны огня и вдохновенья,
 Мильтон, и Озеров, и Тасс! (3)
 Земная жизнь была для вас
 Полна и скорбей, и отравы;
 Вы в дальний храм безвестной славы
 Тернистою дорогой шли;
 Вы с жадностию в гроб легли.
 Но ныне смолкло вероломство:
 Пред вами падает во прах
 Благоговейное потомство;
 В священных, огненных стихах
 Народы слышат прорицанья
 Сокрытых для толпы судеб.
 Открытых взору дарованья!
 Что пользы? — Свой насущный хлеб
 Слезами грусти вы кропили;
 Вы мучилась, пока вы жили.
  <…>
 Вы говорили о высоком;
 Вы обнимали быстрым оком
 И жизнь земли и жизнь небес;
 Вы отирали токи слез
 С ланит гонимого пороком!
   <…>
 Их зрела и святая Русь –
 Певцов и смелых и священных,
 Пророков истин возвышенных!
 О край отчизны — я горжусь!
 Отец великих Ломоносов…
 Державин, дивный исполин…
  <…>
 О ДЕЛЬВИГ! ДЕЛЬВИГ! ЧТО  ГОНЕНЬЯ?
 Бессмертие равно удел
 И смелых, вдохновенных дел,
 И сладостного песнопенья!
 Так! не умрет и наш союз,
 Свободный, радостный и гордый,
 И в счастьи и в несчастьи твердый,
 Союз любимцев вечных муз!
 О вы, мой Дельвиг, мой Евгений! (4)
 С рассвета ваших тихих дней
 Вас полюбил небесный Гений!
 И ты — наш юный Корифей -
 Певец любви, певец Руслана! (5)
 Что для тебя шипенье змей.
 Что крик и Филина и Врана? – (6)
 Лети и вырвись из тумана,
 Из тьмы завистливых времен.
 О други! песнь простого чувства
 Дойдет до будущих племен -
 Весь век наш будет посвящен
 Труду и радостям искусства;
 И что ж? пусть презрит нас толпа:
 Она безумна и слепа! (1820)(7)
   ________
1.Эпиграф — из посланий В. А. Жуковского «К кн. Вяземскому и В. Л. Пушкину» (1814—1815).
2. Хариты – музы, грации
3. — Джон Мильтон (1608—1674) — английский поэт, автор знаменитой поэмы «Потерянный рай» (1660)
   — Владислав (в крещении Василий) Александрович Озеров (1769—1816) — популярный русский драматург - трагик и поэт начала XIX века. Упоминается в «Евгении Онегине» в посвящённом театру авторском отступлении: «Там Озеров невольны дани  Народных слез, рукоплесканий С младой Семеновой делил…».
   — Торквато Тассо(1544—1595) — итальянский поэт XVI века, автор поэмы «Освобождённый Иерусалим» (1575).

4. Евгений Боратынский
5. Александр Пушкин
6. Крик филина и ворона считался зловещим предсказанием
7. Прочитанные в обществе вслух эти строки были определённой демонстрацией - почти призывом к революции:
___________________________________
 
  КЮХЕЛЬБЕКЕР — К ПУШКИНУ

 МОЙ ОБРАЗ, ДРУГ МИНУВШИХ ЛЕТ,
 Да оживет перед тобою!
 Тебя приветствую, Поэт!
 Одной постигнуты судьбою,*
 Мы оба бросили тот свет,
 Где мы равно терзались оба,
 Где клевета, любовь и злоба
 Размучили обоих нас!
 И не далек, быть может, час,
 Когда при черном входе гроба
 Иссякнет нашей жизни ключ;
 Когда погаснет свет денницы,
 Крылатый, бледный блеск зарницы,
 В осеннем небе хладный луч!
 Но се - в душе моей унылой
 Твой чудный Пленник повторил **
 Всю жизнь мою волшебной силой
 И скорбь немую пробудил!
 Увы! как он, я был изгнанник.
 Изринут из страны родной
 И рано, безотрадный странник,
 Вкушать был должен хлеб чужой!
 <…>
 Я был добычей Немезиды,
 Я был игралищем страстей!
 Но не ропщу на провиденье:
 Пусть кроюсь ранней сединой,
 Я молод пламенной душой;
 Во мне не гаснет вдохновенье,
 И по нему, товарищ мой,
 Когда, средь бурь мятежной жизни,
 В святой мы встретимся отчизне,
 Пусть буду узнан я тобой. (1822)
________
*Кюхельбекер сравнивает свою службу на Кавказе со ссылкой Пушкина на юг (1820—1824). С конца 1821 года до мая 1822 года К-р служил чиновником особых поручений с чином коллежского асессора при генерале Ермолове на Кавказе.
** «Кавказский пленник» (1821) Пушкина
____________________________________________________

КЮХЕЛЬБЕКЕР — К ПУШКИНУ И ДЕЛЬВИГУ  ИЗ ЦАРСКОГО СЕЛА

 Зачем читал я их скрижали?с,
На верх которого сыны младой свободы,
Питомцы, баловни и Феба и Природы,
Бывало, мы рвались сквозь пустоту древес,
И слабым ровный путь с презреньем оставляли!
О время сладкое, где я не знал печали!
Ужель навеки мир души моей исчез
<..>
Порыв к великому, любовь к добру — впервые
Узнали мы, и где наш тройственный союз,
Союз младых певцов и чистый и священный,
Волшебным навыком, судьбою заключенный,

Был дружбой утвержден!
И будет он для нас до гроба незабвен!
Ни радость, ни страданье,
Ни нега, ни корысть, ни почестей исканье —

Ничто души моей от вас не удалит!
И в песнях сладостных, и в славе состязанье
Друзей - соперников тесней соединит!
Зачем же нет вас здесь, избранники Харит? —

Тебя, о Дельвиг мой, Поэт, мудрец ленивый,
Беспечный и в своей беспечности счастливый?
Тебя, мой огненный, чувствительный певец
Любви и доброго Руслана,

Тебя, на чьем челе предвижу я венец
Арьоста и Парни, Петрарки и Баяна?
О други! почему не с вами я спрошу?
Зачем не говорю, не спорю здесь я с вами,

Не с вами с башни сей на пышный сад гляжу? —
Или, сплетясь руками,
Зачем не вместе мы внимаем шуму вод,
Биющих искрами и пеною о камень.
<…>
Все, все, что встретил я, простясь с уединеньем,
Все, что мне ясность и покой
И тишину души младенческой отъяло
И сердце мне так больно растерзало.

При вас, товарищи, моя утихнет кровь,
И я в родной стране забуду на мгновенье
Заботы и тоску, и скуку, и волненье,
Забуду, может быть, и самую любовь! (1818)
_____________________________


ПУШКИН  ИЗ «19  ОКТЯБРЯ 1825 ГОДА» (На лицейскую  годовщину)

СЛУЖЕНЬЕ МУЗ НЕ ТЕРПИТ СУЕТЫ;
Прекрасное должно быть величаво:
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты...

Опомнимся — но поздно! и уныло
Глядим назад, следов не видя там.
Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было,
Мой брат родной по музе, по судьбам?

Пора, пора! душевных наших мук
Не стоит мир; оставим заблужденья!
Сокроем жизнь под сень уединенья!
Я жду тебя, мой запоздалый друг —
Приди; огнём волшебного рассказа
Сердечные преданья оживи;
Поговорим о бурных днях Кавказа,
О Шиллере, о славе, о любви. <…> 
________________________________

КЮХЕЛЬБЕКЕР — 19 ОКТЯБРЯ 1836 ГОДА (На лицейскую годовщину)

ШУМИТ ПОТОК ВРЕМЕН.  ИХ ТЁМНЫЙ ВАЛ
Вновь выплеснул на берег жизни нашей
Священный день, который полной чашей
В кругу друзей и я торжествовал...
<…>
Поминки нашей юности — и я
Их праздновать хочу. Воспоминанья!
В лучах дрожащих тихого мерцанья
Воскресните! Предстаньте мне, друзья!

Пусть созерцает вас душа моя,
Всех вас, Лицея нашего семья!
Я с вами был когда-то счастлив, молод,-
Вы с сердца свеете туман и холод.

Чьи резче всех рисуются черты
Пред взорами моими? Как перуны
Сибирских гроз, его златые струны
Рокочут... Пушкин, Пушкин! это ты!

Твой образ — свет мне в море темноты;
Твои живые, вещие мечты
Меня не забывали в ту годину,
Как пил и ты, уединен, кручину.
<…>
О, БРАТ МОЙ!  МНОГО  С ТОЙ  ПОРЫ  ПРОШЛО,
Твой день прояснел, мой покрылся тьмой;
Я стал знаком с Торкватовой судьбой.*
<…>
*Декабрист Кюхельбекер находился в ссылке
______________________________________________________               
                __________________________________________________________

БАРОН  АНТОН АНТОНОВИЧ ДЕЛЬВИГ  (1798—1831) — РУССКИЙ ПОЭТ, ИЗДАТЕЛЬ,   ЖУРНАЛИСТ, ДРУГ ПУШКИНА И КЮХЕЛЬБЕКЕРА. Как личность Дельвиг был любим и уважаем всеми друзьями: смерть ни одного другого русского поэта того времени не вызвала столько горестных откликов Дом Дельвига  стал одним из литературных салонов Петербурга, где собирались друзья поэта: Пушкин, Баратынский, Жуковский, Плетнёв, Языков. В 1825—1830 вместе с Орестом Сомовым Дельвиг выпустил семь книжек альманаха «Северные цветы».  Из письма  Пушкина — А. А. Дельвигу от  26 ноября 1828 г.:
         
       И недоверчиво и жадно
       Смотрю я на твои цветы.
       Кто, строгий стоик, примет хладно
       Привет харит и красоты?
       Горжуся им — но и робею…

Дельвиг издавал альманах «Подснежник» на 1829 год, а с 1830 «Литературную газету», продолженную после его смерти. Стихи Дельвиг писал с лицейской поры. Друзья неоднократно обвиняли барона в лени: «сын лени вдохновенный» по определению Пушкина и по словам самого барона. Но у него было не слишком хорошее здоровье, к тому же издательская деятельность отнимала много времени и нервов. По натуре человек деятельный, декларируемую им  «святую лень» Дельвиг, кажется использовал вместо некоего морального щита.
_________

ДЕЛЬВИГ — СТИХИ НА <ДЕНЬ> РОЖДЕНИЕ  В.К. КЮХЕЛЬБЕКЕРА

МРАК РАСПРОСТЕРСЯ ВЕЗДЕ. — И Я ПОД КРЫЛАМИ МОРФЕЯ, <бог сна>
Скукой вчера отягчен, усыпился и грезил:
Будто б муза ко мне на облаке алом слетела,
И благодать воцарилась в бедной хате пиита.
С благоговеньем взирал на прелестны богинины взоры,
Руку простер я возжечь фимиам, но рука онемела,
Как от волшебной главы злой Медузы, сын пропасти лютой.
«Феб!— я воскликнул,— почто я последней лишаюся силы?
Что отвергаешь мои тебе приносимые жертвы?
Или назначил мне рок вовеки не быть твоим сыном?»

— «Нет!— мне сказала тогда богиня, со пламенным взором, —
Ты преступаешь закон — и в неге Морфею предался.
Спишь — и твоя на стене пребывает в безмолвии лира!
Спишь — и фантазии луч остается тобой не обделан!
Встань, отряси от очей последню дремоту, и лирой
Превознеси ты тот день, который увидел рожденье,
Славой увенчался век еще младого пиита.
Да воспоется тобою Вильгельма счастливая участь!»

Я встрепенулся, восстал и на лире гремящей Вильгельму
Песнь вопил: «О любимец пресветлого Феба, ты счастлив!
Музы лелеют тебя и лирою слух твой пленяют!
…Лирой, как древний Орфей, поколеблешь ты камни и горы!
Парки, прядите вы жизнь Вильгельмову многие лета!
Дайте, чтоб бедный пиит его славу бессмертну увидел!» (1913)
__________________________________

  БЕДНЫЙ ДЕЛЬВИГ (ПОЭТ САМ О СЕБЕ)

ВОТ БЕДНЫЙ ДЕЛЬВИГ ЗДЕСЬ ЖИВЕТ,
   Не знаем суетою,
Бренчит на лире и поет
   С подругою-мечтою.

Пускай невежество гремит
   Над мудрою главою,
Пускай и эгоизм кричит
   С фортуною слепою,—

Один он с леностью живет,
   Блажен своей судьбою,
Век свой о радости поёт
   И незнаком с тоскою.

O счастии не говорит,
   Но счастие с тобою
Живет — и будет вечно жить
   И с леностью святою!  (1817)

НАЧАЛО ПИСЬМА ПУШКИНА К БАРОНУ АНТОНУ ДЕЛЬВИГУ, отправленного из Кишинева 23 марта 1821 года.

МОЙ ДРУГ, УЖЕ ТРИ ДНЯ
Сижу я под арестом
И не видался я
Давно с моим Орестом…

*Дружба персонажей древнегреческой мифологии  Ореста и Пилада сделалась легендарной.
_________________________________

ДЕЛЬВИГА И ПУШКИНА СВЯЗЫВАЛА ОСОБЕННО ТЕСНАЯ ДРУЖБА.  С нежностью Пушкин пишет к  Дельвигу: «В  т в о ё м   о т с у т с т в и и  сердце напоминало о тебе, о твоей музе – журналы. Ты всё тот же – талант прекрасный и ленивый. Долго ли тебе шалить, долго ли тебе разменивать свой гений на серебряные четвертаки. Напиши поэму славную... Поэзия мрачная, богатырская, сильная, байроническая – твой истинный удел – умертви в себе ветхого человека – не убивай вдохновенного поэта». В ответ Дельвиг именовал друга «Ваше Поэтическое высокопревосходительство».

  Князь Пётр Вяземский припомнит, что Пушкин Дельвига «нежно любил... и уважал. Едва ли не Дельвиг был между приятелями; ближайшая и постояннейшая привязанность его. А посмотреть на них: мало было в них общего, за исключением школьного товарищества и любви к поэзии. Пушкин искренно веровал в глубокое поэтическое чувство Дельвига…» (Вяземский П.А. «Дельвиг», мемуары).
______________________________________________________

  ДЕЛЬВИГ — НА СМЕРТЬ ПЕРВЫМ ОТМЕТИВШЕГО ДАРОВАНИЕ ПУШКИНА-ЛИЦЕИСТА 
          РУССКОГО ПОЭТА ГАВРИЛЫ РОМАНОВИЧА ДЕРЖАВИНА (1743 —1816)

ДЕРЖАВИН УМЕР! ЧУТЬ ФАКЕЛ ПОГАСШИЙ ДЫМИТСЯ, О ПУШКИН!
О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают!
Их кудри упали развитые в беспорядке на груди,
Их персты по лирам не движутся, голос в устах исчезает!
Амура забыли печальные….
<…>
Державин умер! чуть факел погасший дымится, о Пушкин!
О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают!
<…>.
И вот повернул седовласый Хрон* часы, вот пресекли
Суровые парки священную нить — и восхитил к Олимпу
Святого певца Аполлон при сладостной песне бессмертных:
«Державин, Державин! хвала возвышенным поэтам! восстаньте,
Бессмертные, угостите бессмертного; юная Геба,
Омой его очи водою кастальскою! Вы, о хариты,
Кружитесь, пляшите под лиру Державина! <...>
Веселье в Олимпе! Державин поёт героев России.

ДЕРЖАВИН УМЕР! ЧУТЬ ФАКЕЛ ПОГАСШИЙ ДЫМИТСЯ, О ПУШКИН!
О Пушкин, нет уж великого! Музы над прахом рыдают.
Вот прах вещуна, вот лира висит на ветвях кипариса,
При самом рожденьи певец получил её в дар от Эрмия.*
Сам Эрмий уперся ногой натянуть на круг черепахи
Гремящие струны — и только в часы небесных восторгов
Державин дерзал рассыпать по ней окрыленные персты.
Кто ж ныне посмеет владеть его громкою лирой? Кто, Пушкин?!
Кто пламенный, избранный Зевсом еще в колыбели, счастливец,
В порыве прекрасной души ее свежим венком увенчает?
Молися каменам! и я за друга молю вас, камены!
Любите младого певца, охраняйте невинное сердце,
Зажгите возвышенный ум, окрыляйте юные персты!
Но и в старости грустной пускай он приятно на лире,
Гремящей сперва, ударяя — уснет с исчезающим звоном! (1816)
  __________
*Эрмий — русифицированное имя греческого бога Гермеса: в древнегреческой мифологии бог торговли и счастливого случая, хитрости, воровства, юношества и красноречия.  Посланник богов и проводник душ умерших в подземное царство Аида.
________________________________________________________

АНТОН ДЕЛЬВИГ — АЛЕКСАНДРУ  ПУШКИНУ

КТО КАК ЛЕБЕДЬ ЦВЕТУЩЕЙ АВЗОНИИ,*
Осененный и миртом и лаврами,
Майской ночью при хоре порхающих,
В сладких грезах отвился от матери,-

Тот в советах не мудрствует; на стены
Побежденных знамена не вешает;
Столб кормами судов неприятельских
Он не красит пред храмом Ареевым;

Флот, с несчетным богатством Америки,
С тяжким золотом, купленным кровию,
Не взмущает двукраты экватора
Для него кораблями бегущими.

Но с младенчества он обучается
Воспевать красоты поднебесные,
И ланиты его от приветствия
Удивленной толпы горят пламенем.

И Паллада туманное облако
Рассевает от взоров,-–  и в юности
Он уж видит священную истину
И порок, исподлобья взирающий!

Пушкин! Он и в лесах не укроется;
Лира выдаст его громким пением,
И от смертных восхитит бессмертного
Аполлон на Олимп торжествующий. (1815)
________
* Лебедь… Авзонии — метафора поэтического дарования; авзонийским лебедем называли Горация. Образ был распространен в русской поэзии в обращениях к Ломоносову и Державину (ср. у Пушкина в черновиках «Воспоминаний в Царском Селе», 1815)
________________________________________

А.С. ПУШКИН – К АНТОНУ ДЕЛЬВИГУ (ОТВЕТ НЕ ПОСЛАНИЕ ВЫШЕ)

ПОСЛУШАЙ, МУЗ НЕВИННЫХ
Лукавый клеветник!
В тиши полей пустынных,
Природы ученик,
Поэтов грешный лик
Умножил я собою...
И я главой поник
Пред милой суетою.
Жуковский, наш поэт,
На то мне дал совет
И с музами сосватал.
Сначала я играл,
Шутя стихи марал,
А там переписал,
А там и напечатал,
И что же — рад не рад —
Но вот уже я брат
Теперь тому, другому,
Что делать, виноват!..
Предатель, с Аполлоном
Ты, видно, заодно…
<…>
КУДА  СОКРОЮСЬ  Я?
Изменники друзья
Невинное творенье
Украдкой в город шлют
И плод уединенья
Тисненью предают, —
Бумагу убивают!
Поэта окружают
С улыбкой остряки.
«Признайтесь, — нам сказали, —
Вы пишете стишки;
Увидеть их нельзя ли?
Вы в них изображали,
Конечно, ручейки,
Конечно, василечек,
Лесочек, ветерочек,
Барашков и цветки...»

О, ДЕЛЬВИГ! НАЧЕРТАЛИ
Мне музы мой удел;
Но ты ль мои печали
Умножить захотел?
Меж лени и Морфея
Беспечных дух лелея,
Еще хоть год один
Позволь мне полениться
И негой насладиться, —
Я, право, лени сын!
А там, хоть нет охоты,
Но придут уж заботы
Со всех ко мне сторон:
И буду принужден
C журналами сражаться,
С газетой торговаться...
Помилуй, Аполлон! (1815)
    

А. ДЕЛЬВИГ — А. ПУШКИНУ (Из Малороссии)

А Я УЖЕЛЬ ЗАБЫТ ТОБОЮ,
Мой брат по музе, мой Орест?
Или нельзя снестись мечтою
До тех обетованных мест,
Где я зовуся чернобривым,
Где девы, климатом счастливым
Воспитанные в простоте,
(Посмейся мне!) не уступают
Столичным дамам в красоте,
Где взоры их мне обещают
Одну веселую любовь,
Где для того лишь изменяют,
Чтобы пленить собою вновь?—
Как их винить? — Сама природа
Их баловница на полях;
Беспечных мотыльков свобода,
Разнообразие в цветах
И прелесть голубого свода,
В спокойных влитого водах,
Лежащих в шумных камышах,
И яблонь тихая прохлада,
И лунных таинство ночей <…>
Всё манит здесь к изменам, к неге,
Всё здесь твердит: "Чета любви!
Любовь летит — лови, лови!"

Но в тряской, скачущей телеге,
Мой друг, приятно ли мечтать?
И только мысль: тебя обнять,
С тобой делить вино, мечтанья
И о былом воспоминанья —
Меня в ней может утешать. (1817)
     *    *    *
   
АНТОН  ДЕЛЬВИГ  —  АЛЕКСАНДРУ   ПУШКИНУ
 
КАК? ЖИТЕЛЬ ГОРДЫХ АЛЬП, НАД  БУРЯМИ ПАРЯЩИЙ,*
Кто кроет солнца лик развернутым крылом,
Услыша под скалой ехидны свист шипящий,
Раздвинул когти врозь и оставляет гром?

Тебе ль, младой вещун, любимец Аполлона,
На лиру звучную потоком слезы лить,
Дрожать пред завистью и, под косою Крона
Склоняся, дар небес в безвестности укрыть?

Нет, Пушкин, рок певцов — бессмертье, не забвенье,
Пускай Армениус, ученьем напыщен,
В архивах роется и пишет рассужденье,
Пусть в академиях почетный будет член,

Но он глупец — и с ним умрут его творенья!
Ему ли быть твоих гонителем даров?
Брось на него ты взор, взор грозного презренья,
И в малый сонм вступи божественных певцов.
<…>
Что зависть перед ним, ползущая змеею,
Когда с богами он пирует в небесах?
С гремящей лирою, с любовью молодою
Он Крона быстрого и не узрит в мечтах.

Но невзначай к нему в обитель постучится
Затейливый Эрот младенческой рукой,
Хор смехов и харит в приют певца слетится,
И слава с громкою трубой. (между 1814 —1817)
_______
*Житель гордых Альп — здесь в переносном смысле: духом парящий так же высоко, как высоки Альпы
______________________

       ПУШКИН — Д Е Л Ь В И Г У
1.
ЛЮБОВЬЮ, ДРУЖЕСТВОМ И ЛЕНЬЮ
Укрытый от забот и бед,
Живи  под их надежной сенью;
В  уединении ты счастлив: ты поэт.
Наперснику  богов не страшны бури злые:
Над  ним их промысел высокий и святой;
Его  баюкают камены молодые (камены = музы)
И с перстом на устах хранят его покой.
О милый друг, и мне богини песнопенья
Ещё в младенческую грудь
Влияли искру вдохновенья
И тайный указали путь…
Но где же вы, минуты упоенья…

Как рано зависти привлек я взор кровавый
И злобной клеветы невидимый кинжал!
Нет, нет, ни счастием, ни славой,
Ни гордой жаждою похвал
Не буду увлечен! В бездействии счастливом
Забуду  милых муз, мучительниц моих;
Но может быть вздохну в восторге молчаливом,
Внимал я звуку струн твоих.  (1817)
       *   *   *

2. ИЗ ПИСЬМА ПУШКИНА – ДЕЛЬВИГУ от 23 марта 1821 г. Кишинев

ДРУГ ДЕЛЬВИГ, МОЙ ПАРНАССКИЙ БРАТ,
Твоей  я прозой был утешен,
Но признаюсь, барон, я грешен:
Стихам  я больше был бы рад.
Ты знаешь сам: в минувши годы
Я на брегу парнасских вод
Любил  марать поэмы, оды,
И даже зрел меня народ
На кукольном театре моды.
Бывало, что ни напишу,
Все для иных не Русью пахнет;
Об  чем цензуру ни прошу,
Ото  всего Тимковский ахнет.*
Теперь едва, едва дышу!
От воздержанья муза чахнет,
И редко, редко с ней грешу.
К неверной славе я хладею;
И по привычке лишь одной
Лениво волочусь за нею,
Как муж за гордою женой.
Я позабыл её обеты,
Одна свобода мой кумир,
Но все люблю, мои поэты,
Счастливый голос ваших лир… (1921)**
_____
*Иван Осипович Тимковский  (1768—1837) — слишком рьяный и трусливый цензор.
** В конце 1822 г. Дельвиг сообщал Кюхельбекеру, что Пушкину   "о х о т а   п р и ш л а  письма писать, и он так и сыплет ими"
________________________________

 ДЕЛЬВИГ  - ПУШКИНУ  ОТ 28 СЕНТЯБРЯ 1824  г. Петербург: «В е л и к и й  Пушкин, маленькое дитя! Иди, как шел, т. е. делай, что хочешь, но не сердися на меры людей, и без тебя довольно напуганных! <...> Никто из писателей русских не поворачивал так каменными сердцами нашими, как ты. Чего тебе недостает? Маленького снисхождения к слабым. Не дразни их год или два, бога ради! Употреби получше время твоего изгнания…»; «Целую крылья твоего Гения, радость моя…» (Конец письма . A. ДЕЛЬВИГА – ПУШКИНУ от 20 марта 1825 г. Витебск)
_______________________________________________,

  ПУШКИН ИЗ — «19 ОКТЯБРЯ 1825 ГОДА»

…КОГДА ПОСТИГ МЕНЯ СУДЬБИНЫ ГНЕВ,
Для всех чужой, как сирота бездомный,
Под бурею главой поник я томной
И ждал тебя, вещун пермесских дев,*
И ты пришёл, сын лени вдохновенный,
О Дельвиг мой: твой голос пробудил**
Сердечный жар, так долго усыпленный,
И бодро я судьбу благословил.

С младенчества дух песен в нас горел,
И дивное волненье мы познали;
С младенчества две музы к нам летали,
И сладок был их лаской наш удел:
Но я любил уже рукоплесканья,
Ты, гордый, пел для муз и для души;
Свой дар как жизнь я тратил без вниманья,
Ты гений свой воспитывал в тиши.
_____________
*Пермесские девы – парнасские: т.е. музы
**О Дельвиг мой... — Дельвиг гостил у Пушкина в Михайловском в апреле 1825 г.

В 1825  ДЕЛЬВИГ  ПОСВЯТИТ  ПУШКИНУ ОДНО ИЗ САМЫХ КРАСИВЫХ СВОИХ СТИХОТВОРЕНИЙ – «СОЛОВЕЙ» – стилизацию  под  русскую  народную песню

СОЛОВЕЙ МОЙ, СОЛОВЕЙ,
Голосистый соловей!
Ты куда, куда летишь,
Где всю ночку пропоешь?
Кто-то бедная, как я,
Ночь прослушает тебя,
Не смыкаючи очей,
Утопаючи в слезах?
Ты лети, мой соловей,
Хоть за тридевять земель,
Хоть за синие моря,
На чужие берега…
____________________________________________________

ЕВГЕНИЙ БОРАТЫНСКИЙ  –  АНТОНУ ДЕЛЬВИГУ:

НАПРАСНО МЫ, ДЕЛЬВИГ, МЕЧТАЕМ НАЙТИ
   В сей жизни блаженство прямое:
Небесные боги не делятся им
   С земными детьми Прометея.
<…>
Наш тягостный жребий: положенный срок
     Питаться болезненной жизнью,
Любить и лелеять недуг бытия
     И смерти отрадной страшиться.
<…>
Но в искре небесной прияли мы жизнь,
   Нам памятно небо родное,
В желании счастья мы вечно к нему
   Стремимся неясным желаньем!..

Вотще! Мы надолго отвержены им!
     Сияет красою над нами,
На бренную землю беспечно оно
     Торжественный свод опирает...

Но нам недоступно! Как алчный Тантал*
     Сгорает средь влаги прохладной,
Так, сердцем постигнув блаженнейший мир,
     Томимся мы жаждою счастья. (1821)
           *  *  *  *  *

ЕВГЕНИЙ БОРАТЫНСКИЙ – АНТОНУ ДЕЛЬВИГУ: «ЕЛИСЕЙСКИЕ ПОЛЯ» (прекрасные поля блаженных в загробном мире, куда по окончании бренной жизни попадают любимые богами герои)

БЕЖИТ НЕВЕРНОЕ ЗДОРОВЬЕ,
И каждый час готовлюсь я
Свершить последнее условье,
Закон последний бытия;
Ты не спасёшь меня, Киприда!*
Пробьют урочные часы
И низойдёт к брегам Аида
Певец веселья и красы.

Простите, ветреные други,
С кем беззаботно в жизни сей
Делил я шумные досуги
Разгульной юности моей!
Я не страшуся новоселья;
Где б ни жил я, мне всё равно:
Там тоже славить от безделья
Я стану дружбу и вино.
Не изменясь в подземном мире…
<…>
О ДЕЛЬВИГ! СЛЁЗЫ МНЕ НЕ НУЖНЫ;
Верь: в закоцитной стороне
Приём радушный будет мне:
Со мною Музы были дружны!
Там, в очарованной тени,
У струй, где нежатся поэты,
Прочту Катуллу и Парни**
Мои небрежные куплеты,
И улыбнутся мне они.

Когда из таинственной сени,
От тёмных Орковых полей,***
Здесь навещать своих друзей
Порою могут наши тени,
Я навещу, о други, вас;
Сыны забавы и веселья!
Когда для шумного похмелья
Вы соберётесь в праздный час,
Приду я с вами Вакха славить;
А к вам молитва об одном:
Прибор покойнику оставить
Не позабудьте за столом.
<…>
Мы встретим вас у врат Айдеса (у врат Аида)
Знакомой дружеской толпой;
Наполним радостные чаши,
Хвала свиданью возгремит, 
И огласят приветы наши
Весь необъемлемый Аид! (1825)
_____
*Киприда – древнегреческой мифологии одно из имён Афродиты – богини любви
** Гай Валерий Катулл (около 87— около 54 г. до н.э.) – римский поэт. Эварист Дезире де Форж Парни; (1753—1814) – французский поэт
*** От тёмных Орковых полей – с Того света, из загробной жизни. То же что и Аид – обитель мёртвых.
____________________________________


НИКОЛАЙ ЯЗЫКОВ – ПЕСНЯ (ПАМЯТИ ДЕЛЬВИГА)

ОН БЫЛ ПОЭТ: БЕСПЕЧНЫМИ ГЛАЗАМИ
Глядел на мир и миру был чужой;
Он сладостно беседовал с друзьями;
Он красоту боготворил душой;
Он воспевал счастливыми стихами
Харит, вино, и дружбу, и покой.

Блажен, кто знал разумное веселье,
Чья жизнь была свободна и чиста,
Кто с музами делил своё безделье,
Кому любви прохладные уста
Свевали с вежд недолгое похмелье,
И с ним - его довольная мечта!

И в честь ему, на будущие лета
Не худо бы сей учредить обряд:
Порою звёзд и месячного света
Мы сходимся в благоуханный сад,
И там поём любимый гимн поэта,
И до утра фиалы прозвенят! (1831)
______________________________________

ЯЗЫКОВ – НА СМЕРТЬ БАРОНА  А. А. ДЕЛЬВИГА

ТАМ, ГДЕ КАРТИННО ОБГИБАЯ
Брега, одетые в гранит,
Нева, как небо голубая,
Широководная шумит,
Жил-был поэт. В соблазны мира
Не увлеклась душа его;
Шелом и царская порфира
Пред ним сияли: он кумира
Не замечал ни одного:
Свободомыслящая лира
Ничем не жертвовала им,
Звуча наитием святым.

Любовь он пел: его напевы
Блистали стройностью живой,
Как резвый стан и перси девы,
Олимпа чашницы младой.
Он пел вино: простой и ясной
Стихи восторг одушевлял;
Они звенели сладкогласно,
Как в шуме вольницы прекрасной
Фиал, целующий фиал;
И девы русские пристрастно
Их повторяют — и поэт
Счастлив на много, много лет.

Таков он, был, хранимый Фебом,
Душой и лирой древний грек.—
Тогда гулял под чуждым небом
Студент и русский человек;
Там быстро жизнь его младая,
Разнообразна и светла,
Лилась. Там дружба удалая,
Его уча и ободряя,
Своим пророком назвала,
И на добро благословляя,
Цветущим хмелем убрала
Весёлость гордого чела.
<…
Уж нет его. Главой беспечной
От шума жизни скоротечной,
Из мира, где всё прах и дым,
В мир лучший, в лоно жизни вечной
Он перелёг; но лиры звон
Нам навсегда оставил он.

ВНЕМЛИ ЖЕ НЫНЕ, ТЕНЬ ПОЭТА,
Певцу, чью лиру он любил,
Кому щедроты Бога света
Он в добрый час предвозвестил.
Я счастлив ими! Вдохновенья
Уж стали жизнию моей!
Прими сей глас благодаренья!
О! пусть мои стихотворенья
Из милой памяти людей
Уйдут в несносный мрак забвенья
Все, все!.. Но лучшее, одно
Да не погибнет: вот оно!
________________________________________________

НИКОЛАЙ ГНЕДИЧ — НА СМЕРТЬ БАРОНА  А. А. ДЕЛЬВИГА
1.
МИЛЫЙ, МЛАДОЙ НАШ ПЕВЕЦ! НА МОГИЛЕ, УЖЕ МНЕ ГРОЗИВШЕЙ,
Ты обещался воспеть дружбы прощальную песнь;
Так не исполнилось! Я над твоею могилою ранней
Слышу надгробный плач дружбы и муз и любви!
Бросил ты смертные песни, оставил ты бренную землю,
Мрачное царство вражды, грустное светлой душе!
В мир неземной ты унесся, небесно-прекрасного алчный;
И как над прахом твоим слезы мы льем на земле,
Ты, во вратах уже неба, с фиалом бессмертия в длани,
Песнь несловесную там с звездами утра поешь! (1831)
               *    *    *          
2.
МИЛЫЙ, МЛАДОЙ НАШ ПЕВЕЦ! НА МОГИЛЕ, УЖЕ МНЕ ГРОЗИВШЕЙ,
Ты обещался воспеть дружбы прощальную песнь; *
Так не исполнилось! Я над твоею могилою ранней
Слышу надгробный плач дружбы и муз и любви!
Бросил ты смертные песни, оставил ты бренную землю,
Мрачное царство вражды, грустное светлой душе!
В мир неземной ты унесся, небесно-прекрасного алчный;
И как над прахом твоим слезы мы льем на земле,
Ты, во вратах уже неба, с фиалом бессмертия в длани,
Песнь несловесную там с звездами утра поешь! (1831)
____________________
*Примечание Гнедича: «Покойный Дельвиг, во время опасной моей болезни, в дружеских разговорах, обещал написать стихи в случае смерти моей».               
          *    *    *
    
 ГНЕДИЧ — ПРИ ПОГРЕБЕНИИ  ДЕЛЬВИГА

Друг, до свидания! Скоро и я наслажусь моей частью:
Жил я, чтобы умереть; скоро умру, чтобы жить! (1831)
________________________________________

ПУШКИН БЫЛ СРАЖЕН НЕОЖИДАННОЙ СМЕРТЬЮ  ДЕЛЬВИГА: «Г р у с т н о, т о с к а. Вот первая смерть, мной оплаканная… Никто на свете не был мне ближе Дельвига. Из всех связей детства он один оставался на виду – около него собиралась наша бедная кучка. Без него мы точно осиротели. Баратынский болен от огорчения» (письмао к Плетневу от 21 января 1831 г.) Последняя статья Дельвига, оставшаяся неоконченной из-за его смерти, была о «Борисе Годунове» Пушкина: 1 часть статьи   Литературной газете, 1831, N 1, 1 января,  N 2, янв. Продолжение было обещано в N 3 (11 января). 14 января Дельвиг скончался.

«Я  у з н а л   е г о (Д е л ь в и г а) в Лицее; был свидетелем первого, не замеченного развития его поэтической души и таланта, которому еще не отдали мы должной справедливости. С ним читал я Державина, Жуковского, с ним толковал обо всем, что душу волнует, что сердце томит. Жизнь его богата не романическими приключениями, но прекрасными чувствами, светлым, чистым разумом и надеждами». (А.С.П.- Плетнёву 31 января 1931 г.) Спустя десять месяцев после смерти Дельвига Пушкин закончит свое «19 октября 1831 г.» строфою:
 
    И МНИТСЯ, ОЧЕРЕДЬ ЗА МНОЮ…
    Зовет меня мой Дельвиг милый,
    Товарищ юности живой,
    Товарищ юности унылой,
    Товарищ песен молодых,
    Пиров и честных помышлений,
    Туда, в толпу теней родных
    Навек от нас ушедший гений…
          *   *   *

ПУШКИН НЕ  ЗАБУДЕТ УСОПШЕГО ДРУГА! В 1936 Антону Дельвигу Пушкиным будет посвящено стихотворение «Х У Д О Ж Н И К»:

ГРУСТЕН И ВЕСЕЛ ВХОЖУ, ВАЯТЕЛЬ, В ТВОЮ МАСТЕРСКУЮ:
        Гипсу ты мысли даёшь, мрамор послушен тебе:
Сколько богов, и богинь, и героев!.. Вот Зевс громовержец,
        Вот исподлобья глядит, дуя в цевницу, сатир.
Здесь зачинатель Барклай, а здесь совершитель Кутузов.
        Тут Аполлон — идеал, там Ниобея — печаль…
Весело мне. Но меж тем в толпе молчаливых кумиров —
        Грустен гуляю: со мной доброго Дельвига нет;
В тёмной могиле почил художников друг и советник.
        Как бы он обнял тебя! как бы гордился тобой! (25 марта 1836)
_____________________________________________

ПРАКТИЧЕСКИ ВСЕ ЛИЦЕЙСКИЕ ДРУЗЬЯ ПЕРЕЖИЛИ ДЕЛЬВИГА. Он сам успел откликнуться на смерть молодого поэта Веневитинова:

       АНТОН ДЕЛЬВИГ – НА СМЕРТЬ  В[ЕНЕВИТИНОВ]А.   

          Д  е  в  а
ЮНОША МИЛЫЙ!  НА МИГ ТЫ  В НАШИ  ИГРЫ  ВМЕШАЛСЯ!
  Розе подобный красой, как Филомела, ты пел,
Сколько любовь потеряла в тебе поцелуев и песень,
  Сколько желаний и ласк новых, прекрасных, как ты.

          Р  о  з  а
ДЕВА, НЕ ПЛАЧЬ! я на прахе его в красоте расцветаю.
  Сладость он жизни вкусив, горечь оставил другим;
Ах! и любовь бы изменою душу певца отравила!
  Счастлив, кто прожил, как он, век соловьиный и мой!  (1827)
__________________________________________               
                __________________________________________________________

ДМИТРИЙ  ВЛАДИМИРОВИЧ  ВЕНЕВИТИНОВ (1805—1827 — РАНО УМЕРШИЙ РУССКИЙ ПОЭТ РОМАНТИЧЕСКОГО  НАПРАВЛЕНИЯ.

ВЕНЕВИНОВ  —  К  А.С. П У Ш К И Н У

ИЗВЕСТНО  МНЕ: ДОСТУПЕН  ГЕНИЙ
Для гласа искренних сердец.
К тебе, возвышенный певец,
Взываю с жаром песнопений.
Рассей на миг восторг святой,
Раздумье творческого духа
И снисходительного слуха
Младую музу удостой.
Когда пророк свободы смелый,
Тоской измученный поэт,  <Байрон>
Покинул мир осиротелый,
Оставя славы жаркий свет
И тень всемирный печали,
Хвалебным громом прозвучали
Твои стихи ему вослед.
Ты дань принес увядшей силе*
И славе на его могиле
Другое имя завещал.
Ты тише, слаще воспевал
У муз похищенного галла.
Волнуясь песнею твоей,**
В груди восторженной моей
Душа рвалась и трепетала.
Но ты еще не доплатил
Каменам долга вдохновенья:
К хвалам оплаканных могил
Прибавь веселые хваленья.
Их ждет ещё один певец: ***
Он наш - жилец того же света,
Давно блестит его венец;
Но славы громкого привета
Звучней, отрадней глас поэта.
Наставник наш, наставник твой,
Он кроется в стране мечтаний,
В своей Германии родной.
Досель хладеющие длани
По струнам бегают порой,
И перерывчатые звуки,
Как после горестной разлуки
Старинной дружбы милый глас,
К знакомым думам клонят нас.
Досель в нем сердце не остыло,
И верь, он с радостью живой
В приюте старости унылой
Еще услышит голос твой,
И, может быть, тобой плененный,
Последним жаром вдохновенный,
Ответно лебедь запоет
И, к небу с песнию прощанья
Стремя торжественный полет,
В восторге дивного мечтанья
Тебя, о, Пушкин, назовет.
      ______
* Стихотворение «К морю» (1824) Пушкин посвящает памяти «властителей дум» Байрона (Тоской измученный поэт…) и  Наполеона (Ты дань принёс увядшей силе…).
**У муз похищенного Галла — т. е. Андре Шенье (1762—1794) — французского поэта, гильотинированного якобинцами. «Песнею твоей…» — стихотворением «Андрей Шенье» (1825)
*** «Ещё один певец…» —  Иоганн Вольфганг Гёте. Веневитинов призывает Пушкина написать нечто о Гёте, дабы тот обратил внимание – высказался о поэзии Пушкина. Мнение Гёте имело в Европе большой вес. Но предложение В-ва утопическое: Гёте не знал русского языка, а Пушкин не писал по заказу.

  ИВАН ИВАНОВИЧ ДМИТРИЕВ (1760—1837) — РУССКИЙ ПОЭТ, БАСНОПИСЕЦ, ПРЕДСТАВИТЕЛЬ СЕНТИМЕНТАЛИЗМА; государственный деятель, сенатор, министр юстиции в 1810—1814 годах.

   НА КОНЧИНУ ВЕНЕВИТИНОВА

Природа вновь цветет, и роза негой дышит!
Где юный наш певец? Увы, под сей доской!
А старость дряхлая дрожащею рукой
Ему надгробье пишет!  (1827)
_____________________________________________               
                __________________________________________________

ВАСИЛИЙ  ИВАНОВИЧ  ТУМАНСКИЙ  (1800—1860) — ЧИНОВНИК И ПОЭТ ПУШКИНСКОГО  КРУГА,  член «Вольного общества любителей российской словесности» с 1822 года. В 1823 году назначен в канцелярию новороссийского генерал-губернатора М. С. Воронцова, где восторгался ссыльным Пушкиным как «соловьём нашей поэзии», в дальнейшем  частных письмах именуя А.С.П. «милый мой соловей».  В одесский период Пушкин, кажется, не относился к стихам «славного малого» Т-го да и к нему самому особенно серьёзно, но знакомство было приятное. В целом отношение Пушкина к личности Туманского благожелательно; через него ссыльный Пушкин осуществляет связь с петербургскими литературными кругами.

 Их сближение произошло уже в 1926 году в Петербурге. В одном из писем Пушкину  Туманский заявляет, что в ему присланных Туманского стихах: «Исправлять, убавлять и прибавлять в моих пьесах даю тебе полное право….» Пушкин же в 1827 выговаривает приятелю: «Милый мой Туманский;—;ты, верно, ко мне писал, потому что, верно, меня любишь по-старому, но я не получал от тебя ни строчки…». Вообще тон писем с обеих сторон дружески – фамильярный.

Туманский сочувствовал декабристам и стремился сохранить память о них: собирал архив. Как поэт он печатался и был популярен в 1820—1830 (его стихи печатаются в «Сыне Отечества», «Благонамеренном», «Полярной звезде») но после 1831, практически не писал после того как создал почти белыми стихами прочувствованный некролог на смерть Дельвига в 1931 и ранее стихи на смерть Веневитинова.

НА  КОНЧИНУ  ВЕНЕВИТИНОВА
1.
БЛЕСНУЛ  ОН  МИГ, КАК  ЛУЧ  ПРЕЛЕСТНЫЙ  МАЯ,
Пропел он миг, как майский соловей;
И, ни любви, ни славе не внимая,
Он воспарил в страну мечты своей.
Не плачь о нем, заветный друг поэта!
Вне жизни, он из мира не исчез:
Он будет луч божественного света,
Он будет звук гармонии небес.
 2.               
БЛАГОСЛОВИМ БЕЗ МАЛОДУШНЫХ СЛЕЗ
   Его полет в страны эфира,
Где вечна мысль, где воздух слит из роз
   И вечной жизнью дышит лира!
Друзья! Он там как бы в семье родной.
   Там ангелы его целуют,
Его поят небесною струей
   И милым братом именуют.  (1827)
    ………………………………………

В  ОПРЕДЕЛЁННОЙ   СТЕПЕНИ  Туманский послужил созданию образа Владимира Ленского, так же как Боратынский созданию образа Евгения Онегина (речь о прототипизме не идёт!). Рядом с нарисованным пером профилем Туманского Пушкин в первый период знакомства записал на него эпиграмму,  совсем не злую в сравнении с прочими:

Туманский, Фебу и Фемиде*
Полезно посвящая дни,
Дозором ездит по Тавриде
И проповедует Парни. (1823)
_____
*Феб он же Аполлон – бог искусства; Фемида – богиня правосудия; «нежный Парни» воспевал любовь. Всё это весьма трудно совместимо, на что иронично и намекает автор эпиграммы.
_____________________________________________________

                В. ТУМАНСКИЙ – «К ГРОБУ БАРОНА ДЕЛЬВИГА»:

РАНОВРЕМЕННАЯ КОНЧИНА похитила у России одного из благороднейших ее сынов, у отечественной Музы одного из ее избранников;  у дружбы одного из ее любимцев.
 Вот он, наш милый брат, еще недавно столь полный жизни, в цвете лет,  в блеске дарований – а теперь труп бездыханный.  Как он печально тих! Как он безжизненно мрачен!
О милый брат! свершилось – не услышим более твоих приветных речей, не встретим твоих ласковых взоров, не порадуемся пожатию твоей чистой руки!
Здесь мы стоим и плачем у гроба, в коем схоронено столько наших надежд, столько наших радостей.

ОСИРОТЕЛИ ТВОИ ДРУЗЬЯ И БРАТЬЯ! и долго, долго останется пусто место, которое ты занимал в их мирной семье. Но мы утратили тебя не вполне.
Нет! милый брат; мы увековечим твой образ в дружественных воспоминаниях;
твоя память, неразлучная с памятью всего доброго и прекрасного,  пребудет неизменным чувством наших сердец; и если к таинственным сеням Неба,  куда отозвана твоя жизнь, доступен голос человеческой любви, то наше земное поминовение, до обреченного с тобою свидания, часто будет услаждать твой бессмертный дух, на лоне вечного мира. (Литературная газета. 1831. № 4, 16 янв.)

ФЁДОР АНТОНОВИЧ ТУМАНСКИЙ (1799 — 1853) — ДИПЛОМАТ И ПОЭТ-ЛЮБИТЕЛЬ. ТРОЮРОДНЫЙ БРАТ   В. И. ТУМАНСКОГО. Через Л. С. Пушкина Туманский познакомился с Дельвигом и Баратынским  и вошел в дельвиговский кружок. Служил в Кишиневе и там познакомился с Пушкиным. Сохранилось его стихотворение Пушкину:

ЕЩЕ  В  МЛАДЕНЧЕСКИЕ  ЛЕТА
Любил он песен дивный дар,
Ине потухнул в шуме света
Его души небесный жар.
Не изменил он назначенью,
Главы пред роком не склонял
И, верный тайному влеченью,
Он над судьбой торжествовал.
Под бурями, в тиши изгнанья,
Вмещая мир в себе одном,
Младое семя дарованья,
Как пышный цвет, созрело в нем.
Он пел в степях, под игом скуки
Влача свой страннический век, —
И на пленительные звуки
Стекались нимфы чуждых рек;
Внимая песнопеньям славным,
Пришельца в лавры облекли
И в упоеньи нарекли
Его певцом самодержавным. (1825)
____________________________________________________
                _________________________________________               

НИКОЛАЙ  ИВАНОВИЧ  ГНЕДИЧ (1784—1833)  ПЕРЕВОДЧИК «ИЛЛИАДЫ» ГОМЕРА  (встречаются написания имени Гомера — Омер или Омир). Гнедич обожал древние тексты и был известен в избранном деле прилежной - невероятнейшей! – работоспособностью. Над переводом «Иллиады»  он трудился с 1809 по 1829 год, на уровне европейской культуры повторив подвиг  великого немецкого поэта  Гёте  завершения работы над его бессмертной поэмой «Фауст».

Над могилой Николая Гнедича на Тихвинском кладбище Александро - Невской лавры воздвигнут памятник с надписью:  «Г н е д и ч у,  обогатившему русскую словесность переводом Омира (Гомера). Речи из уст его вещих сладчайшие меда лилися <Илиада II. I. С. 249>.  От друзей и почитателей». Это не мешало друзьям при жизни переводчика сочинять на него едкие эпиграммы.

А.С. ПУШКИН  –  ЭПИГРАММА  НА  Н.И. ГНЕДИЧА

   С тобою в спор я не вступаю,
Что жёсткое в стихах твоих встречаю;
         Я руку наложил,
         Погладил — занозил. (1817—1820)
_______________________________
   
  АНТОН  ДЕЛЬВИГ  — Н.И. ГНЕДИЧУ

МУЗА ВЧЕРА МНЕ, ПЕВЕЦ, ПРИНЕСЛА ЗАКОЦИТНУЮ* НОВОСТЬ:
   В темный недавно Айдес** тень славянина пришла;
Там, окруженная сонмом теней любопытных, пропела
   (Слушал и древний Омер) песнь Илиады твоей.
Старец наш, к персям вожатого-юноши сладко приникнув,
   Вскрикнул: «Вот слава моя, вот чего веки я ждал!» (1923)
_____________
*Коцит — мифологическая (иноск.) река плача и стенаний в аду (в тартаре); Закоцитная новость (иноск.) новость замогильная, с «того света»!
**Айдес =Аид — в древнегреческой мифологии — верховный бог подземного царства мёртвых и название самого царства мёртвых.
_________________________________________________

ЕВГЕНИЙ БОРАТЫНСКИЙ —  НИКОЛАЮ  ГНЕДИЧУ

ТАК!  ДЛЯ  ОТРАДНЫХ  ЧУВСТВ  ЕЩЁ  Я  НЕ  ПОГИБ,
Я не забыл тебя, почтенный Аристип,*
И дружбу нежную, и Русские Афины!
Не Вакховых пиров, не лобызаний Фрины,**
В нескромной юности нескромно петых мной,
Не шумной суеты, прославленной толпой,
Лишенье тяжко мне, в краю, где финну нищу
Отчизна мёртвая едва дарует пищу,
Нет, нет! мне тягостно отсутствие друзей,
Лишенье тягостно беседы мне твоей,
То наставительной, то сладостно-отрадной:
В ней, сердцем жадный чувств, умом познаний жадный,
И сердцу и уму я пищу находил.

Счастливец! дни свои ты Музам посвятил
И бодро действуешь прекрасные полвека
На поле умственных усилий человека;
Искусства нежные и деятельный труд,
Заняв, украсили свободный твой приют.
Живитель сердца труд; искусства наслажденья.

Ещё не породив прямого просвещенья,
Избыток породил бездейственную лень.
На мир снотворную она нагнала тень,
И чадам роскоши, обремененным скукой,
Довольство бедности тягчайшей было мукой;
Искусства низошли на помощь к ним тогда:
Уже отвыкнувших от грубого труда,
К трудам возвышенным они воспламенили
И праздность упражнять роскошно научили;
Быть может, счастием обязаны мы им.
<…>
В стихах возвышенный и в сердце благородный!
За то не в первый раз взываю я к богам:
Отдайте мне друзей; найду я счастье сам! (1823)
      _________-
* Аристипп (ок. 435 — ок. 355 до н. э.) — древнегреческий философ из Кирены в Северной Африке, основатель киренской, или гедонической школы, которая основной ценностью жизни считает удовольствие.
** Вакх, он же  Бахус и Дионис – покровитель виноделия, бог вина и веселья. Вакховы пиры  — весёлые разгульные пиры с возлияниями вином.
Фрина — афинская гетера, натурщица Праксителя и Апеллеса. Здесь в переносном смысле «лобызания Фрины – объятия любовницы.
__________________________________________

       ИВАН КОЗЛОВ — К  Н.И. ГНЕДИЧУ.

МЕЧТАТЕЛЬ  ПЛАМЕННЫЙ,  ЛЮБИМЕЦ  ВДОХНОВЕНЬЯ!
Звучит ли на горах волшебный лиры глас?
Хиосского слепца внимал ли песнопенья
Восторженный Кавказ?

Ты зрел, с какой красой власть чудныя природы
Громады диких скал венчает ярким льдом,
Как благодатные в долинах хлещут воды
Кипучим серебром!

Там в синих небесах снега вершин сияют,
Над безднами висит пурпурный виноград,
И тучи под тобой, клубяся, застилают
Ревущий водопад.

Ты видишь, между скал как рыщет горный житель,
Черкес, отважный друг свободы и коня,
Там, где прикован был к утесу похититель
Небесного огня.

Но доле роковой Титан не покорился,
Лишь громовержца он надменно укорял;
Страдальцу гордому разгневанный дивился,
И гром в руке дрожал.

Иль, друг, уже теперь в объятьях тихой лени
Вечернею зарей ты смотришь на Салгар,(1)
На сладострастные Таврические сени,
На радужный эфир?

Там северный певец в садах Бахчисарая (2)
Задумчиво бродил, мечтами окружен;
Там в сумраке пред ним мелькнула тень младая —
И струн раздался звон.

Ты слышал, как фонтан шумит во тьме полночной,
Как пламенно поет над розой соловей, —
Но сладостный фонтан и соловей восточный
Не слаще, не звучней!..

Быть может, давних дней воспоминанья полный
И видя, как суда несутся по зыбям,
Ты думой тайною стремишься через волны
К далеким берегам,

Чьи башни гордые с двурогими лунами
К лазурным небесам так дерзко вознеслись,
Где плещет Геллеспонт, где дремлют над струями
И мирт и кипарис? (3)
<…>
Ничто, прелестный край, ничто народ суровый
Не в силах укротить! Он с каждым днем грозней,
И мчат твоим сынам и гибель и оковы
Армады кораблей.

Но меч, свободы меч, блеснул ужасным блеском;
С ним бог: уж он разит врагов родной земли,
И, огненным столбом взлетая к небу с треском,
Пылают корабли.

Их пламень осветил пучину роковую,
И рдеет зарево во мраке черных туч,
И вещего певца на урну гробовую (4)
Упал багровый луч…  (1825)
         _____________
1. В 1825 году Гнедич ездил лечиться на кавказские минеральные воды
2. Северный певец – автор поэмы  «Бахчисарайский фонтан» —  А.С. Пушкин
3. Вторая часть стихотворения иносказательно повествует о борьбе греческого народа за независимость от власти Турции в 1821–1829 гг. В 1829 по Адрианопольскому договору Греция обрела независимость. Переводчика греческого барда Гомера, конечно, интересовало происходящие в Греции события.
Между Эгейским и Мраморным морями Пролив Дарданеллы — Геллеспонт для древних греков  —  разделяет европейский полуостров Галлиполи и азиатский берег Малой Азии. В античную эпоху на азиатском берегу Геллеспонта древнегреческий Абидос (о нём первое упоминание встречается в «Илиаде»)  был предшественником  Константинополя.

4. 3 мая 1810 года поэт Джордж Гордон Байрон переплыл пролив Дарданеллы — Геллеспонт. Поэт очень гордился этим спортивным достижением!  В дальнейшем ринимавший активное участие в Греческой войне за независимость (1821—1829) Байрон в 1824 умер от лихорадки в лагере повстанческой армии в окрестностях греческого города  Месолунги. Отсюда упоминание «урны гробовой» «вещего певца».
_______________________________________________________

ЕВГЕНИЙ  БОРАТЫНСКИЙ — НИКОЛАЮ  ГНЕДИЧУ

ВРАГ СУЕТНЫХ УТЕХ И ВРАГ УТЕХ ПОЗОРНЫХ,
Не уважаешь ты безделок стихотворных;
Не угодит тебе сладчайший из певцов
Развратной прелестью изнеженных стихов:
Возвышенную цель поэт избрать обязан.

К блестящим шалостям, как прежде, не привязан,
Я правилам твоим последовать бы мог,
Но ты ли мне велишь оставить мирный слог
И, едкой желчию напитывая строки,
Сатирою восстать на глупость и пороки?
Миролюбивый нрав дала судьбина мне,
И счастья моего искал я в тишине;
Зачем я удалюсь от столь разумной цели?
И, звуки легкие затейливой свирели
В неугомонный лай неловко превратя,
Зачем себе врагов наделаю шутя?
Страшусь их множества и злобы их опасной.
<…>
Того ль я устрашу, кому не страшен суд,
Кто в сердце должного укора не находит,
Кого и божий гнев в заботу не приводит,
Кого не оскорбит язвительный язык!
Он совесть усыпил, к позору он привык.
<…>
Нет, нет! разумный муж идет путем иным
И, снисходительный к дурачествам людским,
Не выставляет их, но сносит благонравно;
Он не пытается, уверенный забавно
Во всемогуществе болтанья своего,
Им в людях изменить людское естество.

Из нас, я думаю, не скажет ни единый
Осине: дубом будь, иль дубу — будь осиной;
Меж тем как странны мы! Любой из нас
Переиначить свет задумывал не раз. (1826)
    
ПУШКИН – ЭПИГРАММА К ПОЛНОМУ  ПЕРЕВОДУ «ИЛИАДЫ» (1829)  ГНЕДИЧЕМ. Пушкин с нетерпением ждал выхода Гнедичева перевода «Илиады», напечатал в «Литературной газете» восторженное извещение о его выходе; когда перевод вышел в свет, Пушкин, с присущей ему озорной насмешливостью, написал эпиграмму:

Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера,
Боком одним с образцом схож и его перевод. (1830)
________

Для насмешника уж очень было соблазнительно противопоставить кривого Гнедича слепому Гомеру! Но Пушкин раскаялся в своей насмешке! Тщательно замазав эпиграмму чернилами,  вместо нее написал известное двустишие:

Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи;
Старца великого тень чую смущенной душой.

НИКОЛАЙ ГНЕДИЧ — А.С. ПУШКИНУ ПРИ  ПРОЧТЕНИИ СКАЗКИ  ЕГО  О  ЦАРЕ  САЛТАНЕ И ПРОЧИХ СТИХОВ. Гнедич восторженно относился к творчеству Пушкина. По поводу двустишия в «Бахчисарайском фонтане»: «Твои пленительные очи яснее дня, чернее ночи» Гнедич воскликнул, что за эти два стиха он с удовольствием отдал бы свое последнее око, а сказки Пушкина (о царе Салтане и др.) приветствовал следующим посланием:

ПУШКИН, ПРОТЕЙ*
Гибким твоим языком и волшебством твоих песнопений!
Уши закрой от похвал и сравнений
Добрых друзей;
Пой, как поешь ты, родной соловей!
Байрона гений, иль Гете, Шекспира,
Гений их неба, их нравов, их стран —
Ты же, постигнувший таинство русского духа и мира,
Пой нам по-своему, русский баян!
Небом родным вдохновенный,
Ты на Руси ты певец несравненный. (1832)**
 ______
*Протей — в древнегреческой мифологии морское божество. Протей обладал необыкновенной способностью к перевоплощению (к метаморфозе) принимать любые обличья.

     ГНЕДИЧ - ЗАПИСКА К ПУШКИНУ*

ПУШКИН, ПРИМИ ОТ ГНЕДИЧА ДВА В ОДНО ВРЕМЯ ПРИВЕТА:
Первый привет с новосельем; при нём, по обычаю предков,
Хлеб-соль прийми ты, в образе гекзаметрической булки;
А другой привет мой — с счастьем отца, тебе новым,
Сладким, прекрасным и самой любви удвояющим сладость! (Мая 26 1832)
________
*Записка к Пушкину при посылке ему какого-то кренделя или торта в связи с новосельем Пушкина, переехавшего с Галерной улицы на Фурштадтскую в дом Алымова, а также в связи с рождением 19 мая первенца — дочери Марии.

    А.С. ПУШКИН — Н.И.  ГНЕДИЧУ

    С  ГОМЕРОМ  ДОЛГО  ТЫ  БЕСЕДОВАЛ  ОДИН, (1)
    Тебя мы долго ожидали,
    И светел ты сошел с таинственных вершин
    И вынес нам свои скрижали.
    И что ж? ты нас обрел в пустыне под шатром,
    В безумстве суетного пира,
    Поющих буйну песнь и скачущих кругом
    От нас созданного кумира.
    Смутились мы, твоих чуждаяся лучей.
    В порыве гнева и печали
    Ты проклял ли, пророк, бессмысленных детей,
    Разбил ли ты свои скрижали?
    О, ты не проклял нас. Ты любишь с высоты
    Скрываться в тень долины малой,
    Ты любишь гром небес, но также внемлешь ты
    Жужжанью пчел над розой алой.
    Таков прямой поэт. Он сетует душой
    На пышных играх Мельпомены,
    И улыбается забаве площадной
    И вольности лубочной сцены,
    То Рим его зовет, то гордый Илион,(2)
    То скалы старца Оссиана,(3)
    И с дивной легкостью меж тем летает он
    Во след Бовы иль Еруслана. (4) (начало мая 1832)
               *    *    *
1. Первой строкой стихотворения Пушкин напоминал переводчику «ИЛЛИАДЫ» Гомера -  Н. Гнедичу об адресованном ему в 1821 г. послании Рылеева. Отношения между Пушкиным и Рылеевым были сложные. Р. считал, что поэт до лучших времён обязан подчинить своё творчество исключительно гражданским идеалам – обязан исключительно призывать к свободе и  свержению тиранов. Соглашаясь с высоким призванием поэта, Пушкин понимал свою миссию значительно шире: «Драматического писателя должно судить по законам, им самим над собою признанным…» (А.С.П. – Н.А. Бестужеву, январь 1925). Сведения о скептическом отношении Пушкина к «Думам» Рылеева дошли до их автора (вероятно, через И. Пущина, В. Жуковского или Льва Пушкина). Обиженный Рылеев ответил:

ХОТЬ ПУШКИН СУД МНЕ СТРОГИЙ ПРОИЗНЕС
И слабый дар, как недруг тайный, взвесил,
Но от того, Бестужев, еще нос
Я недругам в угоду не повесил.
Моя душа до гроба сохранит
Высоких дум кипящую отвагу,
Мой друг! Недаром в юноше горит
Любовь к общественному благу!
         *   *   *
 В послании Рылеева к Гнедичу «Питомец важных муз, служитель Апполона…» имеются стихи:

…НА  СУЖДЕНИЯ  ЗАВИСТНИКОВ  ТВОИХ,
На площадную брань и приговор суровый
С Гомером отвечай всегда беседой новой.
Орла ль, парящего среди эфирных стран,
В полете карканьем удержит наглый вран?
Иди бестрепетно проложенной стезею
И лавры свежие рви смелою рукою;
Пускай завистники вокруг тебя шипят!
О Гнедич! Вопли их, и дикие и громки,
Тобой заслуженной хвалы не заглушат:
Защитник твой — Гомер, твои судьи — потомки!
<…>
Желаю, Гнедич, я, чтобы в стихах твоих
Восторги сладкие поэты почерпали,
Чтобы царица-мать красе дивилась их,
Чтоб перевод прекрасный твой читали
С воспламененною душой
Изящного ценители прямые,
Хранящие любовь к стране своей родной
И посвященные муз в таинства святые.
Нe много их! Зато внимание певцам
Средь вопля дикого должно быть драгоценно,
Как в Ливии, от солнца раскаленной,
Для странника ручей, журчащий по пескам.
           *   *   *
 В 1832 г. в печати прямое упоминание имени Рылеева как других повешенных декабристов  было запрещено. Следующие две строки «Т е б я   м ы   д о л г о  о ж и д а л и,  И светел ты сошел с таинственных вершин…» вероятно, несут аллюзия со скрижалями Завета, которые бог Иегова вручил Моисею на горе Синай. Тем самым посмертно признаётся высокая трагическая (но не поэтическая!) роль Рылеева в истории борьбы с тиранами. Несостоятельна версия, что эти строки обращены к Николаю I.
__________________

2. Илион — знаменитый по гомеровским поэмам легендарный город в Малой Азии.
3. Оссиан (англ. Ossian), более правильное произношение -  Ойсин — легендарный кельтский бард III века. От лица, якобы,  Оссиана написаны поэмы Джеймса Макферсона: (1736—1796) — шотландский поэт, мистификатор, прославившийся «переводом» с гэльского поэм Оссиана, на самом деле написанных самим Макферсоном.

4. Бова Королевич — богатырь, герой русского, белорусского и украинского фольклора.
Еруслан Лазаревич — герой популярный древнерусской книжной сказочной повести о многочисленных воинских и любовных похождениях молодого и прекрасного богатыря Еруслана.
________________________________________________________
                ______________________________________________               

КОНСТАНТИН  НИКОЛАЕВИЧ  БАТЮШКОВ  (1787—1855) — РУССКИЙ ПОЭТ, ПРОЗАИК,  УЧАСТНИК ОТЕЧЕСТВЕННОЙ  ВОЙНЫ  1812  ГОДА.

НИКОЛАЙ  ГНЕДИЧ К  – К.Н. БАТЮШКОВУ

Когда придешь в мою ты хату,
Где бедность в простоте живет?
Когда поклонишься пенату,
Который дни мои блюдет?

Приди, разделим снедь убогу,
Сердца вином воспламеним,
И вместе — песнопенья богу
Часы досуга посвятим;
А вечер, скучный долготою,
В веселых сократим мечтах;
Над всей подлунною страною
Мечты промчимся на крылах.

Туда, туда, в тот край счастливый,
В те земли солнца полетим,
Где Рима прах красноречивый
Иль град святой, Ерусалим.

Узрим средь дикой Палестины
За божий гроб святую рать,
Где цвет Европы паладины
Летели в битвах умирать.

Певец их, Тасс, тебе любезный,*
С кем твой давно сроднился дух,
Сладкоречивый, гордый, нежный,
Наш очарует взор и слух.

Иль мой певец — царь песнопений,
Неумирающий Омир,
Среди бесчисленных видений
Откроет нам весь древний мир.

О, песнь волшебная Омира
Нас вмиг перенесет, певцов,
В край героического мира
И поэтических богов.
<…>
Но где давно лишь ветер ночи
С пустынной шепчется травой,
И только звезд бессмертных очи
Там светят с бледною луной.

Там Оссиан теперь мечтает
О битвах и делах былых;
И лирой тени вызывает
Могучих праотцев своих.
<…>
Но, друг, возможно ли словами
Пересказать, иль описать,
О чем случается с друзьями
Под час веселый помечтать?

Счастлив, счастлив еще несчастный,
С которым хоть мечта живет:
В днях сумрачных день сердцу ясный
Он хоть в мечтаниях найдет.

Жизнь наша есть мечтанье тени;
Нет сущих благ в земных странах.
Приди ж под кровом дружней сени
Повеселиться хоть в мечтах. (1807)
  _____
* Торквато Тассо (1544 —1595) — итальянский поэт XVI века, автор поэмы «Освобождённый Иерусалим» (1575).

ЖУКОВСКИЙ – ПОСЛАНИЕ К БАТЮШКОВУ

СЫН  НЕГИ  И ВЕСЕЛЬЯ,
По музе мне родной,
Приятность новоселья
Лечу вкусить с тобой;
Отдам поклон Пенату,
А милому собрату
В подарок пук стихов.
Увей же скромну хату
Венками из цветов;
Узорным покрывалом
Свой шаткий стол одень,
Вооружись фиалом,
Шампанского напень,
И стукнем в чашу чашей
И выпьем все до дна:
Будь верной Музе нашей
Дань первого вина.
Вхожу в твою обитель:
Здесь весел ты с собой,
И, лени друг, покой
Дверей твоих хранитель…
<…>
Укромный домик твой
Не златом — чистотой
И светлостью пленяет…
<…>
Ликуй, мой друг-поэт.
Довольнее судьбою
Поэтов под луною
И не было и нет.
<…>
Их жизнь очарованье!
Ты помнишь ли преданье?
    ………………………..
<…> В пропущенном здесь куске весьма длинно Жуковским описывается, как Зевс, разделяя земные уделы, поэта забыл. Поэт на это жалуется:

«ОТЕЦ  И  ВЛАСТЕЛИН,
За что забыт тобою
Любимейший твой сын?» —
«Не я виной забвенья.
Когда я мир делил,
В страну воображенья
Зачем ты уходил?» —
«Увы! я был с тобою
(В слезах сказал певец);
Величеством, красою
Небес твоих, отец,
Мои питались взоры;
Там пели дивны хоры;
Я сердце возносил
К делам твоим чудесным…
Но, ах! пленен небесным,
Земное позабыл». —

«Мой сын, уделы взяты;
Мне жаль твоей утраты;
Но рай перед тобой;
Согласен ли со мной
Делиться небесами?
Блаженствуя с богами,
Ты презришь мир земной».
С тех пор — необожатель
Подсолнечных сует —
Стал верный обитатель
Страны духо;в поэт,
Страны неоткровенной:
Туда непосвященной
Толпе дороги нет…
<…>
Мой друг, и ты певец;
И твой участок лира;
И ты в мечтах жилец
Незнаемого мира…
В мечтах? Почто ж в мечтах?
Почто мы не с крылами
И вольны: лишь мечтами,
А наяву в цепях?
Почто сей тяжкий прах
С себя не можем сринуть,
И мир совсем покинуть,
И нам дороги нет
Из мрачного изгнанья
В страну очарованья?
Увы! мой друг… поэт,
Призра;ками богатый…
<…>
Какими, друг, мечтами
Сберечь души покой,
Когда перед глазами,
Под дланью роковой,
Погибнет то, что мило…
<…>
Доколь огнем священным
Душа еще полна
И дверь растворена
Пред взором откровенным
В святой Природы храм,
Доколь хариты нам
Веселые послушны:
Дотоль еще к бедам
Быть можем равнодушны.
<…>
А ты, мой друг-поэт,
Храни твой дар бесценный;
То Весты огнь священный;
Пока он не угас —
Мы живы, невредимы,
И Рок неумолимый
Свой гром неотразимый
Бросает мимо нас.
Но пламень сей лишь в ясной
Душе неугасим.
Когда любовью страстной
Лишь то боготворим,
Что благо, что прекрасно…
<…>
О друг! служенье муз
Должно быть их достойно:
Лишь с добрым их союз.
<…>
Кто чувств твоих свидетель?
Она!.. твой друг, твоя
Невинность, добродетель.
Лишь счастием ея
Ты счастье измеряешь,
Лишь в нем соединяешь
Все блага бытия.
<…>
<Поэт> Таков к друзьям заочно,
Каков и на глазах
Для них стихи кропает
И быть таким желает,
Каким в своих стихах
Себя изображает. (1812)
     *   *   *
Послания Жуковского друзьям по длине бьют все рекорды. А послание Жуковского к Батюшкову ещё и похоже на убаюкивающую колыбельную. Дело в том, что призрак наследственного сумасшествия тяготел над Батюшковым: удаление от света и покой ему были необходимы. В 1815 году Батюшков писал Жуковскому: «С  р о ж д е н и я   я   и м е л   на душе черное пятно, которое росло с летами и чуть было не зачернило всю душу. Бог и рассудок спасли. Надолго ли — не знаю!»

К 1830 году проявились признаки болезни.  Стихотворение Пушкина «Не дай мне Бог сойти с ума», навеяно впечатлением от этого визита. В 1833 году Батюшкова был уволен в отставку и его поместили в Вологде в доме его племянника , где он просуществовал 22 года до своей смерти в 1855 года.
_____________________________________

АЛЕКСАНДР ПУШКИН — БАТЮШКОВУ

ФИЛОСОФ РЕЗВЫЙ И ПИИТ,
Парнасский счастливый ленивец, (1)
Харит изнеженный любимец,
Наперсник милых аонид, (2)
Почто на арфе златострунной
Умолкнул, радости певец?
Ужель и ты, мечтатель юный,
Расстался с Фебом наконец? (3)
<…>
Певцу любви любовь награда.
Настрой же лиру. (4) По струнам
Летай игривыми перстами,
Как вешний зефир по цветам…    (зефир – лёгкий нежащий ветерок)

И звёзд ночных при бледном свете,
Плывущих в дальней вышине,
В уединенном кабинете,
Волшебной внемля тишине,
Слезами счастья грудь прекрасной,
Счастливец милый, орошай;
Но, упоен любовью страстной,
И нежных муз не забывай;
Любви нет боле счастья в мире:
Люби — и пой её на лире.

Когда ж к тебе в досужный час
Друзья, знакомые сберутся…
И вины пенные польются,
Описывай в стихах игривых
Веселье, шум гостей болтливых
Вокруг накрытого стола…

Поэт! в твоей предметы воле,
Во звучны струны смело грянь,
С Жуковским  пой кроваву брань
И грозну смерть на ратном поле.
<…>
Иль, вдохновенный Ювеналом, (5)
Вооружись сатиры жалом,
Подчас прими её свисток,
Рази, осмеивай порок,
Шутя, показывай смешное
И, если можно, нас исправь.
Но Тредьяковского оставь
В столь часто рушимом покое.
Увы! довольно без него
Найдем бессмысленных поэтов, (6)
Довольно в мире есть предметов,
Пера достойных твоего!

Но что!.. цевницею моею,
Безвестный в мире сем поэт,
Я песни продолжать не смею.
Прости — но помни мой совет:
…Доколь, сражен стрелой незримой,
В подземный ты не снидешь дом,
Мирские забывай печали,
Играй: тебя младой Назон, (7)
Эрот и грации венчали,
А лиру строил Аполлон. (1814)
___________
1 и 3. Парнас - в древнегреческой мифологии: гора, на к-рой обитали музы и бог солнца и покровитель муз и искусств бог  Аполлон: он же Феб – «лучезарный»! В перен. Смысле Парнас - Мир поэзии и поэтов (часто ирон).
2.  Аониды —  древнегреческой мифологии музы искусства (так называемых «титанических» муз), которые происходили от легендарного царя Аона; хариты – в Риме то же что аониды.
4. Лира, арфа, цевница (муз. инструмент типа флейты) – в переносном смысле  здесь не муз. инструменты, но рождающее подобные музыке стихи  вдохновение поэта.
5. Децим Юний Ювенал (около между 50-60 гг. н.э., — после 127 г.) — римский поэт-сатирик, писатель и оратор.
6. Слог стихов Кириллы Тредиаковского (1703—1768,)  Пушкин считал тяжёлыми - устаревшим.
7. Публий Овидий Назон (43 г. до н. э. — 17 или 18 год н. э.) — оказавший большое влияние на европейскую лирику и на Пушкина древнеримский поэт, известен как автор поэм «Метаморфозы»,  «Наука любви», а также элегий — «Любовные элегии» и «Скорбные элегии». Императором Августом  из Рима сосланный в западное Причерноморье, Назон сделался символом гонимого властями, но свободного духом поэта.
_____________________________________________

  КНЯЗЬ ВЯЗЕМСКИЙ – БАТЮШКОВУ
1.
МОЙ МИЛЫЙ, МОЙ ПОЭТ,
Товарищ с юных лет!
Приду я неотменно
В твой угол, отчужденный
Презрительных забот,
И шума, и хлопот,
Толпящихся бессменно
У Крезовых ворот.*
Пусть, златом не богаты,
Твоей смиренной хаты
Блюстители-пенаты
Тебя не обрекли
За шумной колесницей
Полубогов земли
Тащить шаги твои,
И в дом твой не ввели
Фортуны с вереницей
Затейливых страстей.
Веселости игривой
Отказывать, спесивой
Качая головой…  (1816)
______
Имя царя Лидии Креза стало нарицательным символом богатства. «У Крезовых ворот» - т.е. поклоняются Золотому тельцу.
       *   *   *
2.
ШУМИТ ПО РОЩАМ ВЕТР ОСЕННИЙ,
Древа стоят без украшений,
Дриады скрылись по дуплам;
И разувенчанная Флора,
Воздушного не слыша хора,
В печали бродит по садам.
Певец любви, поэт игривый
И граций баловень счастливый,
Стыдись! тебе ли жить в полях?
Ты ль будешь в праздности постылой
В деревне тратить век унылый,
Как в келье дремлющий монах?
Нет! быть отшельником от света —
Ни славы в том, ни пользы нет;
Будь терпелив, приспеют лета —
И сам тебя оставит свет.
Теперь, пока ещё умильно
Глядят красавицы на нас,
И сердце, чувствами обильно,
Знакомо с счастием подчас,
Пока ещё у нас играет
Живой румянец на щеках,
И радость с нами заседает
На шумных Вакховых пирах, —
Не будем, вопреки природы
И гласу сердца вопреки,
Свои предупреждая годы,
Мы добиваться в старики!
<…>
Любви, небесным вдохновеньям,
Забавам, дружбе, наслажденьям
Дней наших поручая бег,
Судьбе предавшися послушно,
Её ударов равнодушно
Дождемся мы средь игр и нег.
Когда же смерть нам в дверь заглянет
Звать в заточение своё,
Пусть лучше на пиру застанет,
Чем мёртвыми и до него. (1817)
____________________________________________
                ________________________________________________

ПЁТР АЛЕКСАНДРОВИЧ ПЛЕТНЁВ (1792—1865) — КРИТИК  ПУШКИНСКОЙ  ЭПОХИ, профессор и ректор императорского санкт-петербургского университета. Плетнёв был более замечательным  педагогом и другом всех поэтов, чем сам поэтом. Выступая же в роли поэта он романтически преувеличивал свои несчастья.

ПЛЕТНЁВ – «БАТЮШКОВ ИЗ РИМА» (Элегия как бы от лица Батюшкова)

НАПРАСНО — ВЕТРЕНЫЙ ПОЭТ —
Я вас покинул, други,
Забыв утехи юных лет
И милые досуги!
Напрасно из страны отцов
Летел мечтой крылатой
В отчизну пламенных певцов
Петрарки и Торквато!*
<…>
Ах! неба чуждого красы
Для странника не милы;
Не веселы забав часы,
И радости унылы!
<…>
Напрасно нега и любовь
Сулят мне упоенья—
Хладеет пламенная кровь
И вянут наслажденья.
Веселья и любви певец,
Я позабыл забавы;
Я снял свой миртовый венец
И дни влачу без славы.
Порой на Тибр склонивши взор,
Иль встретив Капитолий,
Я слышу дружеский укор,
Стыжусь забвенной доли...
<…>
Когда я возвращуся к вам,
Отечески Пенаты,
И снова жрец ваш, фимиам
Зажгу средь низкой хаты?
Храните меч забвенный мой
С цевницей одинокой!
Я весь дышу еще войной
И жизнью высокой.
 А вы, о милые друзья,
Простите ли поэта?
Он видит чуждые поля
И бродит без привета.
Как петь ему в стране чужой?
Узрит поля родные —
И тронет в радости немой
Он струны золотые. (1821)
             *     *     *
*С осени 1818 Батюшков служил при дипломатической миссии в Неаполе. Получив весной 1821 года отпуск для лечения уехал на воды в Германию. Зиму 1821—1822 года он провёл в Дрездене.
**В войне 1812 года в  качестве адъютанта генерала Раевского Батюшков прошёл путь до Парижа.
____________________________________________

 П.П. ПЛЕТНЁВ  — «ЖУКОВСКИЙ  ИЗ  БЕРЛИНА» (написано как бы от имени Жуковского)

СВЕРШИЛИСЬ  ДУМЫ  ПРЕЖНИХ  ЛЕТ
И давние желанья…
 Простясь с страной родною,
На берег чуждый я вступал
С знакомою мечтою…
Смотрю ли на лазурь небес,
На льющиеся воды,
Вхожу ль в дубовый древний лес
Под вековые своды—
Мне тайный слышится привет
Поэтов, мной любимых;
Мне видится их свежий след
В окрестностях, мной зримых...
Душа горит огнем живым
Святого вдохновенья,
И я спешу к струнам своим
В восторге наслажденья.
Но первый звук страны родной
Опять меня уносит
В поля отчизны дорогой,
И сердце снова просит
Веселья юношеских дней,
Поры уединенной,
Вас, незабвенных мне друзей
Под кровлей незабвенной!
И скоро ли увижу я,
Чужбины посетитель,
Тебя, бесценная семья,
И тихую обитель,
Где я так счастлив с Музой был,
Где дружбы верной гений
И хлад тоски со мной делил,
И пламень наслаждений.
Быть может, странствия предел
Мой рок еще отдвинул;
Быть может, тайно он велел,
Чтоб я друзей покинул
На долгий срок: но сердце вас
Нигде не позабудет…  (1821)
__________________________

   ПЛЕТНЁВ —  А.С. ПУШКИНУ

Я НЕ СЕРЖУСЬ НА ЕДКИЙ ТВОЙ УПРЕК:
На нём печать твоей открытой силы;
И, может быть, взыскательный урок
Ослабшие мои возбудит крылы.
Твой гордый гнев, скажу без лишних слов,
Утешнее хвалы простонародной:
Я узнаю судью моих стихов,
А не льстеца с улыбкою холодной.

Притворство прочь: на поприще моем
Я не свершил достойное поэта.
Но мысль моя божественным огнем
В минуты дум не раз была согрета.
В набросанных с небрежностью стихах
Ты не ищи любимых мной созданий:
Они живут в несказанных мечтах;
Я их храню в толпе моих желаний.

Не вырвешь вдруг из сердца вон забот,
Снедающих бездейственные годы;
Не упредишь судьбы могущей ход,
И до поры не обоймешь свободы:
На мне лежит властительная цепь
Суровых нужд, желаний безнадежных;
Я прохожу уныло жизни степь,
И радуюсь средь радостей ничтожных…
<…>
Минет ли срок изнеможенья сил?
3Минет ли срок забот моих унылых?
С каким бы я веселием вступил
На путь трудов, для сердца вечно милых!
Всю жизнь мою я им бы отдал в дар:
Я обнял бы мелькнувшие мне тени,
Их оживил, в них пролил бы свой жар
И кончил дни средь чистых наслаждений.
<…>
Но жизни цепь (ты хладно скажешь мне)
Презрительна для гордого поэта:
Он духом царь в забвенной стороне,
Он сердцем муж в младенческие лета.
Я б думал так; но пренеси меня
В тот край, где всё живет одушевленьем,
Где мыслью, исполненной огня,
Все делятся, как лучшим наслажденьем,
Где верный вкус торжественно взял власть
Над мнением невежества и лести,
Где перед ним молчит слепая страсть,
И дар один идет дорогой чести!
<…>
Но здесь, как здесь бороться с жизнью нам
И пламенно предаться страсти милой,
Где хлад в сердцах к пленительным мечтам,
И дар убит невежеством и силой!
Ужасно зреть, когда сражен судьбой
Любимец Муз и, вместо состраданья,
Коварный смех встречает пред собой,
Торжественный упрек и поруганья.
<…>
Еще бы я в душе бесчувствен был
К ничтожному невежества презренью,
Когда б вполне с друзьями Муз делил
И жребий мой и жажду к песнопенью.
Но я вотще стремлюся к ним душой…
Вдали от них поставлен я судьбой…
<…>
К кому прийти от жизни отдохнуть…
Кому сказать: «Искусства в общий круг,
Как братьев, нас навек соединили;
Друг с другом мы и труд свой, и досуг,
И жребий наш с любовью делили;
Их счастьем я счастлив был равно;
В моей тоске я видел их унылых;
Мне в славе их участие дано;
Я буду жить бессмертием мне милых?»
Напрасно жду. С любовью моей
К поэзии, в душе с тоской глубокой,
Быть может, я под бурей грозных дней
Склонюсь к земле, как тополь одинокий. (1822)
__________________________________________________

ПЛЕТНЁВ — В.А. ЖУКОВСКОМУ

ВНУШИТЕЛЬ  ПОМЫСЛОВ  ПРЕКРАСНЫХ И ВЫСОКИХ,
О ты, чей дивный дар пленяет ум и вкус,
Наперсник счастливый не баснословных Муз,
Но истины святой и тайн её глубоких!
К тебе я наконец в сомнении прихожу.
Давно я с грустию на жребий наш гляжу:
Но сил недостает решительным ответом
Всю правду высказать перед неправым светом.
<…>
Смотри на юношу, как жадно ловит он
Движенье, взгляд, иль звук, где чувство промелькнуло!
Счастливец молодой, он видит милый сон:
Еще его надежд ничто не обмануло.
Душа напоена и тем, что свято есть,
Что за предел земной все мысли увлекает,
И тем, что изрекла в законах вечных честь,
И тем, что нежный вкус, что строгой ум питает;
Свобода, слава, долг на поприще зовут.
<…>
Мечты прелестные, чистейший огнь души,
Не исходите вы из стен, где освящали
Утехи кроткие и кроткие печали!
Останьтеся навек в неведомой тиши!
На жизненном пиру, в веселых сонмах света,
Не ждите вы себе ни места, ни привета!
Бездушные рабы смешных уму забав
Не знают нужды в вас: они свой сан презрели
И, посмеянием всё лучшее поправ,
Идут своим путем без мыслей и без цели.

Какое чувство там удастся разделить,
Где встретится с тобой иль шут, или невежда,
Где жребий твой решит поклон или одежда,
И где позволено лишь глупость говорить?
<…>
Один несчастный был: он, гладом изнуренный,
В ужасной нищете добыча мрачных дум,
Не призренный никем и дружбою забвенный,
Судьбы не победил и свой утратил ум.
Но в памяти его осталося желанье
От глада лютого себя предохранять:
Он камни счел за хлеб и стал их сберегать;
И с благодарностью он брал их в подаянье,
Когда без умысла игривою толпой
 С сим даром вкруг него детей сбирался рой.
И что же наконец? Он, бременем томимый,
Упал и подавлен был ношею любимой.
Вот страшный жребий наш! Ослеплены мечтой,
Мы с наслаждением спешим в свой век младой
Обогатить себя высоким и прекрасным;
Но, может быть, как он, с сокровищем опасным,
Погибель только мы найдем в пути своем,
И преждевременно для счастья с ним умрем:
Оно к земным бедам свои беды прибавит,
 Рассудок омрачит и сердце в нас раздавит. (1824)
 

 ПЛЕТНЁВ  —  К НИКОЛАЮ  ГНЕДИЧУ

СЛУЖИТЕЛЬ МУЗ И ДРЕВНЕГО ОМЕРА,   <Гомера>
Судья и друг поэтов молодых!
К твоим словам в отважном сердце их
Есть тайная, особенная вера.
Она к тебе зовет меня, поэт!
О, Гнедич, дай спасительный совет:
Как жить тому, кто любит Аполлона?
Завиден мне счастливый жребий твой:
С какою ты спокойною душой
На высоте опасной Геликона!
Прекрасного поклонник сам и жрец,
Пред божеством своим в мольбе смиренной
Забыл ты свет и суд его пременный,
Ты пренебрег минутный в нём венец,
И отдал труд и жизнь свою потомству.
А я, слепец, всё ощупью брожу
И, рабствуя, страстям моим служу…
Зачем скрывать? В поэзии моей
Останется лишь повесть заблуждений,
Постыдная уму игра страстей,
А не огонь небесных вдохновений.

Бессилен я владеть своей душой
И с Музою согласно жить одной:
Мне нравится то гул трубы военной,
То нежный звук свирели пастухов,
То То лиры звук, в тиши уединенной,
Ласкающий стыдливую любовь.
Решусь с утра Омерова Ахилла
Весь день следить в живых твоих стихах;
Но вруг Омер забыт: в моих мечтах
Герой Руслан и резвая Людмила.
<…>
И Музы мстят неверностью мне
За резвые мои в любви измены.
Как часто глас невидимой Сирены
Мне слышится в безмолвной тишине!
Склоняю слух к пленительному звуку,
И в радости накладываю руку,
Чтоб голос струн с ее мне пеньем слить:
Коварная мгновенно умолкает;
Восторга звук на лире умирает,
И я готов бездушную разбить.
О, сладкое, святое вдохновенье,
Огонь души и сердца упоенье!
Я чувствовал, я помню этот жар,
Как Муза мне с улыбкой мысль внушала:
Передо мной теперь одни начала,
Погибнувший небесной девы дар.

Поверишь ли: я часто в грусти тайной
Завидую тому, кто, чуждый Муз,
С беспечностью одной хранит союз,
И век не знал беседы их случайной.
<…>
ДОСТУПНЫЙ ДРУГ ВЕСЕЛЬЮ И СТРАДАНЬЮ!
Я всё свое принес к тебе на суд,
Всё, что сулил мне благотворный труд,
Что я вверял немому упованью;
Я разделил все радости с тобой
И муки все в моей суровой доле:
Скажи, еще ль бороться мне с судьбой,
Иль позабыть обманов сладких поле?
Быть может, я вступил средь детских лет
На поприще поэзии ошибкой:
Как друг, скажи мне с тихою улыбкой:
«Сними себя венок, ты не поэт!»  (1822)
_________________________________________________________
                _________________________________________

НИКОЛАЙ  ЯЗЫКОВ (1803—1847) — ПОЭТ В СТИЛЕ РОМАНТИЗМА, один из ярких представителей золотого века русской поэзии, называвший себя «поэтом радости и хмеля», а также «поэтом разгула и свободы».

 ЯЗЫКОВ — И.С. АКСАКОВУ. Ива;н Серге;евич Акса;ков (1823—1886) — русский публицист, поэт, общественный деятель, один из лидеров славянофильского движения.

ПРЕКРАСНЫ  ТВОИ  ПЕСНОПЕНЬЯ  ЖИВЫЕ,
И сильны, и чисты, и звонки они,—
Да будут же годы твои молодые
Прекрасны, как ясные вешние дни!
Беги ты далече от шумного света,
Не знай вавилонских работ и забот;
Живи ты высокою жизнью поэта
И пой, как дубравная птица поет
На воле; и если тебя очарует
Красавица-роза — не бойся любви;
Пускай она нежит, томит и волнует
Глубоко все юные силы твои:
В груди благородной любовь пробуждает
Высокие чувства — и, ею полна,
Светло, сладкозвучно бежит и сверкает
Сердечного слова живая волна,
Беспечно и смело любви предавайся,
Поэт! И без умолку пой ты об ней
Счастливые песни, и весь выпевайся,
Красавице-розе, певец-соловей!
И бури и грозы чтоб век не взрывали
Тех сеней, где счастье себе ты нашел,
И песням твоим чтобы там не мешали
Ни кошка-цензура, ни критик-осел.
               *   *   *         

 ОТВЕТ  И. АКСАКОВА — Н. ЯЗЫКОВУ
               
МНЕ НЕОЖИДАН БЫЛ И НОВ
Твой отзыв дружески пристрастный,
Ты мира звуков и стихов
Распорядитель полновластный!
Благодарю тебя, поэт!
Мне руку подал ты, как другу,
Твой одобрительный привет
Рассеял вмиг тяжелый бред,
 Моей души печаль и тугу!..
И рад бы был поверить я
Призывам опыта и дружбы!..
Но знаешь сам: в заботах службы
Тянулась долго жизнь моя!
Потратив годы золотые
В делах усердных и пустых,
Ужель для подвигов иных
Назначен я?.. Когда впервые,
Средь утомительных трудов,
Мое раздалось песнопенье,
Мне странен был моих стихов
Язык и ново — вдохновенье!..
<…>
Так указать свою судьбу
Но если смутно и темно
В груди таится дарованье,
Да воспитается оно,
Да оправдается призванье!
Да будет мир души моей
Высокой думою настроен,
Да не угаснет пламень сей,
Да буду ввек его достоин!
       
Да тяжесть нашего греха
И поклонение обману
Могучей силою стиха
Изобличать не перестану!..
Пускай же юности моей
Не возмущают девы-розы,
Веселье бурное страстей,
Любви свежительные грозы!
Но всюду нам среди пиров
 И всяких суетных занятий
Да будут слышны вопли братии,
И стон молитв, и гром проклятий,
 И звуки страшные оков!..  (1845)
 ________________________________

  АНТОН ДЕЛЬВИГ — Н.М. ЯЗЫКОВУ

МЛАДОЙ ПЕВЕЦ, ДОРОГОЮ  ПРЕКРАСНОЙ
Тебе идти к парнасским высотам,
Тебе венок (поверь моим словам)
Плетет Амур с каменей сладкогласной.

От ранних лет я пламень не напрасный
Храню в душе, благодаря богам,
Я им влеком к возвышенным певцам
С какою-то любовию пристрастной.

Я Пушкина младенцем полюбил,
С ним разделял и грусть и наслажденье,
И первый я его услышал пенье
И за себя богов благословил,
Певца Пиров я с музой подружил —
И славой их горжусь в вознагражденье.
________________________________________



ЯЗЫКОВ — Я.П. ПОЛОНСКОМУ.  Яков Петрович Полонский (1819—1898) — русский поэт и прозаик.

БЛАГОДАРЮ ТЕБЯ ЗА ТВОЙ ПОДАРОК МИЛОЙ,
   Прими радушный мой привет!
   Стихи твои блистают силой
   И жаром юношеских лет,
И сладостно звучат, и полны мысли ясной.
   О! пой, пленительный певец,
   Лаская чисто и прекрасно
   Мечты задумчивых сердец;
И пой, как соловей поет в затишье сада
   Свою весну, свою любовь,
   И в пеньи том и вся награда
   Ему за пенье, вновь и вновь,
И слушают его, и громко раздается,
   И гонит сон от ложа дев,
   И так и льется, так и льется
   Его серебряный напев.
_______________________________
   
 АНТОН  ДЕЛЬВИГ — Н. М. ЯЗЫКОВУ

МЛАДОЙ  ПЕВЕЦ,  ДОРОГОЮ  ПРЕКРАСНОЙ
Тебе идти к парнасским высотам,
Тебе венок (поверь моим словам)
Плетет Амур с каменей сладкогласной.

От ранних лет я пламень не напрасный
Храню в душе, благодаря богам,
Я им влеком к возвышенным певцам
С какою-то любовию пристрастной.

Я Пушкина младенцем полюбил,
С ним разделял и грусть и наслажденье,
И первый я его услышал пенье
И за себя богов благословил,
Певца Пиров я с музой подружил —
И славой их горжусь в вознагражденье. (1822)
__________________________________________

ЯЗЫКОВ  — А. С. ПУШКИНУ (Из Малороссии)

А я ужель забыт тобою,
Мой брат по музе, мой Орест?*
Или нельзя снестись мечтою
До тех обетованных мест,
Где я зовуся чернобривым,
Где девы, климатом счастливым
Воспитанные в простоте
(Посмейся мне!), не уступают
Столичным дамам в красоте,
Где взоры их мне обещают
Одну веселую любовь,
Где для того лишь изменяют,
Чтобы пленить собою вновь? —
Как их винить? — Сама природа
Их баловница на лугах;
Беспечных мотыльков свобода,
Разнообразие в цветах
И прелесть голубого свода,
В спокойных влитого водах…

Все манит здесь к изменам, к неге,
Все здесь твердит: «Чета любви!
Любовь летит — лови, лови!»

Но в тряской, скачущей телеге,
Мой друг, приятно ли мечтать?
И только мысль: тебя обнять,
С тобой делить вино, мечтанья
И о былом воспоминанья —
Меня в ней может утешать. (1817)
         *  *  *
*Орест и Пилад — персонажи древнегреческой мифологии: их даже за гробом неразрывная дружба их стала нарицательной.
_______________________________

АНТОН  ДЕЛЬВИГ   —  ЯЗЫКОВУ  (СОНЕТ)

МЛАДОЙ ПЕВЕЦ, ДОРОГОЮ ПРЕКРАСНОЙ
Тебе идти к парнасским высотам,(1)
Тебе венок (поверь моим словам)
Плетет Амур с каменой сладкогласной. (2)

От ранних лет я пламень не напрасный
Храню в душе, благодаря богам,к вершинам поэтического искуства
Я им влеком к возвышенным певцам
С какою-то любовию пристрастной.

Я Пушкина младенцем полюбил, (3)
С ним разделял и грусть и наслажденье,
И первый я его услышал пенье

И за себя богов благословил.
Певца Пиров я с музой подружил
И славой их горжусь в вознагражденье.  (1822) (4)
______________
1.  К парнасским высотам — к вершинам поэтического искусства.
2. Амур   —  в древнегреческой мифологии бог любви; он же — Эрос. Камены  —   богини источников и покровительницы рожениц, а также покровительницы искусств, как звучащих подобно чистому источнику и рождающих – доносящих в мир гармонию божественных Высших Сфер.
 
3. 16 ноября 1823 г. Пушкин писал Дельвигу из Одессы: «На днях попались мне твои прелестные сонеты — прочел их с жадностью, восхищением и благодарностию за вдохновенное воспоминание дружбы нашей. Разделяю твои надежды на Языкова и давнюю любовь к непорочной музе Баратынског
4. 22 февраля 1823 г. Языков в письме из Дерпта просил брата поблагодарить Дельвига за этот сонет.
________________________________________________________

ПУШКИН  –  К  ЯЗЫКОВУ.   Яркий представитель Золотого века русской поэзии русский поэт – романтик  Николай Языков (1803— 1846) называл себя «поэтом радости и хмеля», и «поэтом разгула и свободы». Что и обыгрывает в стихах Пушкин.

ИЗДРЕВЛЕ СЛАДОСТНЫЙ СОЮЗ
Поэтов меж собой связует:
Они жрецы единых муз;
Единый пламень их волнует;
Друг другу чужды по судьбе,
Они родня по вдохновенью.
Клянусь Овидиевой тенью:
Языков, близок я тебе. <…>
Но злобно мной играет счастье:
Давно без крова я ношусь,
Куда подует самовластье;
Уснув, не знаю где проснусь. —
Всегда гоним, теперь в изгнанье
Влачу закованные дни.
Услышь, поэт, мое призванье,
Моих надежд не обмани.
В деревне * <…>
Я жду тебя. Тебя со мною
Обнимет в сельском шалаше
Мой брат по крови, по душе,
Шалун, замеченный тобою;
И муз возвышенный пророк,
Наш Дельвиг всё для нас оставит.
И наша троица прославит
Изгнанья темный уголок.
Надзор обманем караульный,
Восхвалим вольности дары
И нашей юности разгульной
Пробудим шумные пиры,
Вниманье дружное преклоним
Ко звону рюмок и стаканов
И скуку зимних вечеров
Вином и песнями прогоним. (1824)
_______
*Пушкин пишет из ссылки в Михайловском зимой 1824, отсюда и  упоминание «самовластья» - царского, которое из Южной ссылки в Одессе сразу отправило поэта в ссылку в деревню. Языков внял призывам: приехал в гости к соседям Пушкина в имение Тригорское, о чём вспоминается в следующем стихотворении.
__________________________________

НИКОЛАЙ ЯЗЫКОВ — ПУШКИНУ
 
О ТЫ, ЧЬЯ ДРУЖБА МНЕ ДОРОЖЕ
Приветов ласковой молвы,
Милее девицы пригожей,
Святее царской головы!
Огнем стихов ознаменую
Те достохвальные края
И ту годину золотую,
Где и когда мы — ты да я,
Два сына Руси православной,
Два первенца полночных муз,—
Постановили своенравно
Наш поэтический союз.
Пророк изящного! забуду ль…
<…>
Как мы, бывало, пьем да пьем,
Творим обеты нашей Гебе,
Зовем свободу в нашу Русь,
И я на вече, я на небе!
И славой прадедов горжусь!
Мне утешительно доселе,
Мне весело воспоминать
Сию поэзию во хмеле,
Ума и сердца благодать.
Теперь, когда Парнаса воды
Хвостовы черпают на оды (1)
И простодушная Москва,
Полна святого упованья,
Приготовляет торжества
На светлый день царевенчанья, — (2)
С челом возвышенным стою
Перед скрижалью вдохновений*
И вольность наших наслаждений
И берег Сороти пою! (1826) (3)
_____________
*Аспидная доска, на которой стихи пишу. (Примеч. Н. М. Языкова.)

1. Граф Дм. Ив. Хвостов (1757—1835) считался очень плохим стихотворцем и неоднократно высмеивался. Пушкин в «Медном всаднике» ехидно скажет: «Граф Хвостов, Поэт, любимый небесами, Уж пел бессмертными стихами Несчастье невских берегов…»  — т.е. «пел» о наводнении.
2. Намёк, что «светлому дню царевенчанья» Николая I предшествовала казнь и ссылка декабристов.
3. Берег Сороти – около него располагалось  Тригорское - имение соседей Пушкина по Михайловскому  большой семье Вульфов, у которых 23-летний  Языков гостил летом 1826 года. В Тригорское тогда чуть ли не ежедневно наезжал и Пушкин, находящийся после Южной ссылки в двухлетней ссылке в своём имении Михайловское (с августа 1824 – до сентября 1826). Молодёжь в Тригорском проводила время весело. В другом стихотворении, посвящённом красавице Зизи - Евпраксии Вульф (в замужестве Осиповой) Языков скажет:

И ЧАСТО ВИЖУ Я ВО СНЕ:
И три горы, и дом красивый,
И светлой Сороти извивы…
И те отлогости, те нивы,
Из-за которых вдалеке,
На вороном аргамаке,
Заморской шляпою покрытый,
Спеша в Тригорское, один —
Вольтер, и Гете, и Расин —
Являлся Пушкин знаменитый.
<…>
Златые дни! златые дни!
Взываю к вам: и где ж они?
Теперь не то: с утра до ночи
Мир политических сует
Мне утомляет ум и очи,
А пользы нет, и славы нет!  <…> («Благодарю вас за цветы…»1827)
_________________________________________________

   ПУШКИН  —  ЯЗЫКОВУ

ЯЗЫКОВ, КТО ТЕБЕ ВНУШИЛ
Твое посланье удалое?
Как ты шалишь, и как ты мил,
Какой избыток чувств и сил,
Какое буйство молодое!
Нет, не кастальскою водой
Ты воспоил свою Камену;*
Пегас иную Иппокрену**
Копытом вышиб пред тобой.
 Она не хладной льется влагой,
Но пенится хмельною брагой;
Она разымчива, пьяна,
Как сей напиток благородный,
Слиянье рому и вина,
Без примеси воды негодной,
В Тригорском жаждою свободной
Открытый в наши времена. (1927)
  _________
* Кастальская вода Кастальский источник в переносном смысле означает источник вдохновения. Камены — древнеиталийские божества, обитавшие в родниках и ручьях; покровительницы рожениц, а также искусств. Отсюда красивое поэтическое высказывание, что поэт рождает свои творения в муках.
** Иппокре;на — священный источник на вершине Геликона в Беотии, по легенде забивший от удара копытом крылатого коня Пегаса.
________

Н. ЯЗЫКОВ – В ОТВЕТ А.С.ПУШКИНУ

НЕ ВОВСЕ ЧУЯ БОГА СВЕТА
В моей неполной голове,
Не веря ветреной молве,
Я благосклонного привета -
Клянусь парнасским божеством,
Клянуся юности дарами:
Наукой, честью и вином
И вдохновенными стихами -
В тиши безвестности не ждал
От сына музы своенравной,
Равно - торжественной и славной
И высшей рока и похвал.
<…>
Так я тебя благодарю.
Бог весть, что в мире ожидает
Мои стихи, что буду я
На темном поле бытия,
Куда неопытность моя
Меня зачем-то порывает;
Но будь что будет - не боюсь;
В бытописаньи русских муз
Меня твое благоволенье
Предаст в другое поколенье,
И сталь плешивого косца,
Всему ужасная, не скосит
Тобой хранимого певца.
Так камень с низменных полей
Носитель Зевсовых огней,
Играя, на гору заносит.
    *   *   *

  ПУШКИН – ЯЗЫКОВУ.

К ТЕБЕ СБИРАЛСЯ Я ДАВНО
В немецкий град,* тобой воспетый,
С тобой попить, как пьют поэты,
Тобой воспетое вино…
И я с весёлою душою
Оставить был совсем готов
Неволю невских берегов.
И что ж? Гербовые заботы (денежные)
Схватили за полы меня,
И на Неве, хоть нет охоты,
Прикованным остался я.
О юность, юность удалая!
Могу ль тебя не пожалеть?
В долгах, бывало, утопая,
Заимодавцев убегая,
Готов был всюду я лететь.
Теперь докучно посещаю
Своих ленивых должников,
Остепенившись, проклинаю
Я тяжесть денег и годов.

     Прости, певец! играй, пируй,
С Кипридой, Фебом торжествуй,
Не знай сиятельного чванства,
Не знай любезных должников
И не плати своих долгов
По праву русского дворянства. (1828)

* Дерпт, ныне Тарту. Языков учился в Дерптском университете
_______________________________________________

ПЁТР ВЯЗЕМСКИЙ –  К   ЯЗЫКОВУ

Я  У ТЕБЯ В ГОСТЯХ, ЯЗЫКОВ!
Я в княжестве твоих стихов,
Где эхо не забыло кликов
Твоих восторгов и пиров.
<...>
Хвала тебе! Живое пламя
Ты не вотще в груди таил:
Державина святое знамя
Ты здесь с победой водрузил!
<...>
Стихи, где мужественным словом
Отозвалась душа твоя
В однообразье вечно новом,
Как все глаголы бытия.
Не слушайся невежд холодных,
Не уважай судей тупых:
Сочувствий тайных и свободных
В них не пробудит свежий стих.
К тебе их суд неблагосклонен,
Тем лучше: следственно, ты прав!

В часы полночного молчанья
Звездами вытканная твердь,
Святые таинства созданья:
Рожденье, жизнь, любовь и смерть

И всё, что жизни нам дороже,
Чем нам дано цвести, скорбеть,
Не так же ль всё одно и то же,
Как было, есть и будет впредь? (1833)
________________________________________________________
                _________________________________________

ПАВЕЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ КАТЕНИН (1792—1853) — ПОЭТ,  ДРАМАТУРГ,  ЛИТЕРАТУРНЫЙ КРИТИК, ПЕРЕВОДЧИК.

КАТЕНИН – А.С. ПУШКИНУ

ВОТ СТАРАЯ, МОЙ МИЛЫЙ, БЫЛЬ,
А может быть, и небылица;
Сквозь мрак веков и хартий пыль
Как распознать? дела и лица,
Всё так темно, пестро, что Сам,
Сам наш Исторьограф почтенный,
Прославленный, пренагражденный,
Едва ль не сбился там и сям.(1)
Но верно, что с большим стараньем,
Старинным убежден преданьем,
Один ученый наш искал
Подарков, что певцам в награду
Владимир щедрый раздавал,(2)
И вобрази его досаду,
Ведь не нашел. — Конь, верно, пал;
О славных латах слух пропал…

Лишь кубок, говорят, остался
Один в живых из всех наград;
Из рук он в руки попадался,
И даже часто невпопад,
Гулял, бродил по белу свету;
Но к настоящему Поэту
Пришел, однако, на житье.
Ты с ним, счастливец, поживаешь;
В него ты через край вливаешь
Свое волшебное питье…

Когда, за скуку в утешенье,
Неугомонною судьбой
Дано мне будет позволенье,
Мой друг, увидеться с тобой,
Из кубка, сделай одолженье,
Меня питьем своим напой;
Но не облей неосторожно:
Он, я слыхал, заворожен,
И смело пить тому лишь можно,
Кто сыном Фебовым рожден. (3)
Невинным опытом сначала
Узнай, правдив ли этот слух:
Младых романтиков хоть двух
Проси отведать из бокала;
И если, капли не пролив,
Напьются милые свободно,
Тогда и слух, конечно, лжив
И можно пить кому угодно;
Но если, Боже сохрани,
Замочат пазуху они,
Тогда и я желанье кину,
В урок поставлю их беду
И вслед Ринальду-паладину (4)
Благоразумием пойду:
Надеждой ослеплен пустою,
Опасным не прельщусь питьем
И, в дело не входя с судьбою,
Останусь лучше при своем;
Налив, тебе подам я чашу,
Ты выпьешь, духом закипишь
И тихую беседу нашу
Бейронским пеньем огласишь. (1828)
    *   *   *
1. Имеется в виду историк Николай Кврамзин (1766– 1826) – прозаик - сентименталист, переводчик и  историк – автор знаменитой  «Истории государства Российского» (1803-1826).
2. Великий Князь Киевский Владимир Святославич по прозвищу – «Красно Солнышко» (980 –1015 н.э.)
3. Сын Феба: т.е. поэт  –  сын бога солнца Аполло;на — в древнегреческой и древнеримской мифологиях бога света, отсюда его прозвище Феб — «лучезарный», «сияющий»). Аполлон  – покровитель искусств, предводитель и покровитель муз.
4. Герой поэмы итальянского поэта эпохи Возрождения  Людовико Ариосто «Неистовый Роланд» сошёл с ума, но потом нашёл свой ум, для чего ему пришлось совершить путешествие на луну.


НА  СМЕРТЬ АЛЕКСАНДРА  СЕРГЕЕВИЧА  ПУШКИНА  от имени современников известно  мало стихотворных печатных откликов:  волею Николая I было запрещено печатно даже упоминать о смерти поэта. Поэтому, вероятно многие устные стихотворные отклики остались в бумагах их авторов  и до нас не дошли. Нашлись, однако, презревшие негласный запрет смельчаки! Краткое извещение о смерти А. С. Пушкина будет напечатано 30 января (11 февраля) 1837 года на следующий день после смерти, в «Литературных прибавлениях к Русскому инвалиду». Неподписанный Некролог принадлежал перу Владимира Фёдоровича Одоевского:

СОЛНЦЕ  НАШЕЙ  ПОЭЗИИ  ЗАКАТИЛОСЬ! ПУШКИН СКОНЧАЛСЯ,  ВО ЦВЕТЕ ЛЕТ, В СРЕДИНЕ СВОЕГО ВЕЛИКОГО ПОПРИЩА!..  Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно; всякое Русское сердце знает всю цену этой невозвратимой потери, и всякое Русское сердце будет растерзано. Пушкин! наш поэт! наша радость, наша народная слава!.. Неужели в самом деле нет уже у нас Пушкина?.. К этой мысли нельзя привыкнуть! – 29 января 2 ч. 45 м. пополудни.

На другой день после выхода "Литературных прибавлений" редактор этой газеты А. А. Краевский получил выговор от попечителя С.-Петербургского учебного округа и председателю цензурного комитета князя М.А. Дундукова-Корсакова: «вам, как чиновнику министерства народного просвещения, особенно следовало бы воздержаться от таковых публикаций». М.А. Дундукова-Корсаков был адресатом известной изустно эпиграммы Пушкина:

В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;
Почему ж он заседает?
Потому что есть чем сесть.
_________________________

СООБЩЕНИЕ О СМЕРТИ ПОЭТА НАПЕЧАТАЛИ ТАК ЖЕ ГАЗЕТЫ «Северная пчела» от 30 января 1837 года, № 24. И « Санкт-Петербургские ведомости»  № 25 1837 года:  «В ч е р а, 29  января, в 3-м часу пополудни, скончался АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ ПУШКИН. Русская Литература не терпела столь важной потери со времен смерти Карамзина».

Министр просвещения С. С. Уваров вынужден был заняться «укрощением громких воплей по случаю смерти Пушкина»: если с газетами Уваров не вполне справился, то уж стихотворные «вопли» в большинстве не проскользнули в печать.  Стихи отбывавшего ссылку Кюхельбекера будут созданы немного позже и  опубликованы много позже. Но Фёдор Глинка всё же сумел обмануть бдительность министра: пока тот курировал периодическую печать, Глинка отважно напечатал свою мини поэму на смерть Пушкина отдельной в 14 страниц  книжечкой.

ВОСПОМИНАНИЕ О ПИИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ ПУШКИНА.
        (окончание  поэмы)

7. <…> Как многого, за дань похвал,
В его полуденные лета,
От бытописца и поэта
Еще край русский ожидал!!!
Н о  р о к  е г о  п о д с т е р е г а л...

<…> Как многого, за дань похвал,
В его полуденные лета,
От бытописца и поэта
Еще край русский ожидал!!!
Н о  р о к  е г о  п о д с т е р е г а л...
8.
И подстерег творца «Полтавы»
Сей рок враждебный, рок лукавый! ..
Ах! сколько дара, сколько славы
Взяла минута тут одна!
Мы смотрим — всё глазам не веря, —
Ужель народная потеря
Так неизбежна, так верна?!
Ужель ни искренность привета,
Ни светлый взор царя-отца
Не воскресят для нас поэта? —
Теперь не лавры для венца,
Несите кроткую молитву:
Друзья! Он кончил с жизнью битву…
<…>
9.
Могила свежая холмится
Под легкой ледяной корой,
Ночного месяца игрой
Хрусталь холодный серебрится,
И строй воздушный бардов мчится,
Теней и звуков высь полна.
Но что там ярче, чем луна,
Вершину холма осветило?
То песнь поэта!.. То она
Горит над раннею могилой!
Не плачь, растерзанный отец!
Он лишь сменил существованье:
Не умирая, как преданье
Живут поэты для сердец! —
Как ни свята тоски причина,
Не сетуй за такого сына —
Он для России не умрет!
Теперь уж рок, из вероломства,
Пяты Ахилла не стрежет:*
В защитной области потомства
ПОЭТ БЕССМЕРТЕН — И ЖИВЕТ!  (6 февраля 1837 года)

*См. примечание далее к стихам Кюхельбекера.
____________________________

ВИЛЬГЕЛЬМ  КЮХЕЛЬБЕКЕР — ТЕНИ ПУШКИНА

ИТАК, ТОВАРИЩ ВДОХНОВЕННЫЙ,
И ты!— а я на прах священный
Слезы не пролил ни одной:
С привычки к горю и страданьям
Все высохли в груди больной.
Но образ твой моим мечтаньям
В ночах бессонных предстоит,
Но я тяжелой скорбью сыт,
Но, мрачный, близ жены, мне милой,
И думать о любви забыл...
Там мысли, над твоей могилой!
Смолк шорох благозвучных крыл
Твоих волшебных песнопений,
На небо отлетел твой гений;
А визги желтой клеветы
Глупцов, которые марали,
Как был ты жив, твои черты,
И ныне, в час святой печали,
Бездушные, не замолчали!
Гордись! Ей-богу, стыд и срам
Их подлая любовь! — Пусть жалят!
Тот пуст и гнил, кого все хвалят;
За зависть дорого я дам.
Гордись! Никто тебе не равен,
Никто из сверстников—певцов:
Не смеркнешь ты во мгле веков… (1837)
              *      *      *

КЮХЕЛЬБЕКЕР -- 19 ОКТЯБРЯ 1837 ГОДА

 БЛАЖЕН, КТО  ПАЛ,  КАК  ЮНОША  АХИЛЛ,*
 Прекрасный, мощный, смелый, величавый,
 В средине поприща побед и славы,
 Исполненный несокрушимых сил!
 Блажен! Лицо его, всегда младое,
 Сиянием бессмертия горя,
 Блестит, как солнце вечно золотое,
 Как первая эдемская заря.
 А я один средь чуждых мне людей
 Стою в ночи, беспомощный и хилый,
 Над страшной всех надежд моих могилой,
 Над мрачным гробом всех моих друзей.
 В тот гроб бездонный, молнией сраженный,
 Последний пал родимый мне поэт...
 И вот опять Лицея день священный;
 Но уж и Пушкина меж вами нет.
 Не принесет он новых песней вам,
 И с них не затрепещут перси ваши;
 Не выпьет с вами он заздравной чаши:
 Он воспарил к заоблачным друзьям.
 Он ныне с нашим Дельвигом пирует.
 Он ныне с Грибоедовым моим:
 По них, по них душа моя тоскует;
 Я жадно руки простираю к нам!
 Пора и мне! - Давно судьба грозит
 Мне казней нестерпимого удара:
 Она того меня лишает дара,
 С которым дух мой неразрывно слит!
 Так! перенес я годы заточенья,
 Изгнание, и срам, и сиротство;
 Но под щитом святого вдохновенья,
 Но здесь во мне пылало божество!
 Теперь пора! — Не пламень, не перун <буйный  ветер>
 Меня убил; нет, вязну средь болота,
 Горою давят нужды и забота,
 И я отвык от позабытых етрун.
 Мне ангел песней рай в темнице душной
 Когда-то созидал из снов златых;
 Но без него не труп ли я бездушный
 Средь трупов столь же хладных и немых? (19 октября 1838)
___________
* Ахилл или Ахиллес — персонаж древнегреческой мифологии, участник Троянской войны, один из главных героев «Илиады» Гомера. Согласно мифу, мать Ахилла нереида (морская богиня) Фетида, отец – смертный. Желая сделать сына неуязвимым и бессмертным, Фетида погрузила сына – младенца его в воды реки Стикс, держа за пятку, которая осталась единственным уязвимым местом на теле Ахилла. Впоследствии при осаде Трои в пяту и попала стрела, направленная рукою враждебного Фетиде самого бога Аполлона. У легендарного древнегреческого героя Ахилла уязвимой для оружия была только одна пятка. Отсюда фраза «ахиллесова пята» — слабое место.


ВИЛЬГЕЛЬМ КЮХЕЛЬБЕКЕР — УЧАСТЬ РУССКИХ ПОЭТОВ

ГОРЬКА СУДЬБА ПОЭТОВ ВСЕХ ПЛЕМЕН;
Тяжеле всех судьба казнит Россию:
Для славы и Рылеев был рожден:
Но юноша в свободу был влюблен, —

Стянула петля дерзностную выю.
Не он один: другие вслед ему,
Прекрасной обольщенные мечтою,
Пожалися годиной роковою...(1)

Бог дал огонь их сердцу, свет — уму,
Да! чувства в них восторженны и пылки:
Что ж? их бросают в черную тюрьму,
Морят морозом безнадежной ссылки...

Или болезнь наводит ночь и мглу
На очи прозорливцев вдохновенных; (2)
Или рука любовников презренных
Шлет пулю их священному челу; (3)

Или же бунт поднимет чернь глухую,
И чернь того на части разорвет,
Чей блещущий перунами полет
Сияньем облил бы страну родную. (4) (1845)
_____________
1. Година роковая – 1825 год, год восстания и поражения декабристов
2. Иван Ив. Козлов (1779—1840) — русский поэт и переводчик был разбит параличом и ослеп, но возможно, здесь ещё говорится и об ослепшем английском поэте  Джоне Мильтоне.
3.Намёк на убийцу Пушкина — Жоржа Дантеса
4. О гибели Грибоедова, погибшего в Персии жертвой политической провокации: при нападении толпы религиозных фанатиков на русское посольство.
                __________________________________________________

НА ФОНЕ МОЛЧАНИЯ ПОСЛЕ «УКРОЩЕНИЯ» ГАЗЕТНЫХ НЕКРОЛОГОВ СОЗДАННЫЕ УЖЕ ПОСЛЕ ПОХОРОН ПОЭТА СТИХИ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА и по  времени и по поэтическим достоинствам прозвучали как гром среди ясного неба:

МИХАИЛ  ЛЕРМОНТОВ «СМЕРТЬ  ПОЭТА  (НА  СМЕРТЬ  А.С. ПУШКИНА)» 
               
                Отмщенье, государь, отмщенье!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видел злодеи в ней пример.*
_________________

Погиб поэт! — невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде... и убит!
Убит!.. К чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? веселитесь... Он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.

Его убийца хладнокровно
Навел удар... спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И что за диво?... издалека,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока;
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что он руку поднимал!..

И он убит — и взят могилой,
Как тот певец, неведомый, но милый,
Добыча ревности глухой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный, как и он, безжалостной рукой.

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
Он, с юных лет постигнувший людей?..

И прежний сняв венок — они венец терновый,
Увитый лаврами, надели на него:
Но иглы тайные сурово
Язвили славное чело;
Отравлены его последние мгновенья
Коварным шепотом насмешливых невежд,
И умер он — с напрасной жаждой мщенья,
С досадой тайною обманутых надежд.
Замолкли звуки чудных песен,
Не раздаваться им опять:
Приют певца угрюм и тесен,
И на устах его печать. (Написано 28 -29 янв. 1837 г.)
_____________________

А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь! (Написано после 7 февраля 1837)
____________________
* Эпиграф  из трагедии французского драматурга Ж. Ротру «Венцеслав» (1648) вызвал особенное возмущение шефа жандармов Бенкендоффа. Было заведено «Дело о непозволительных стихах». Корнета Лермонтова посадили под арест, где, узнав про тайные похороны, после 7 февраля он написал заключительные – прямо указывающие на правительство строки, за что будет предан суду и сослан на Кавказ, что было ещё большой милостью. Такую пугающую власти силу ко времени явления Лермонтова обрела русская поэзия.
____________________________________________________               
                ________________________________________________________             

ЧЕРЕЗ 30 ЛЕТ ПОСЛЕ КОНЧИНЫ ПУШКИНА КНЯЗЬ ПЁТР  ВЯЗЕМСКИЙ СОЗДАСТ СТИХОТВОРЕНИЕ – «ДРУЗЬЯМ»

ПЁТР  ВЯЗЕМСКИЙ   Д*Р*У*З*Ь*Я*М

Я ПЬЮ ЗА ЗДОРОВЬЕ НЕ МНОГИХ,
Не многих, но верных друзей,
Друзей неуклончиво строгих
В соблазнах изменчивых дней.

Я пью за здоровье далеких,
Далеких, но милых друзей,
Друзей, как и я, одиноких
Средь чуждых сердцам их людей.

В мой кубок с вином льются слезы,
Но сладок и чист их поток;
Так, с алыми — черные розы
Вплелись в мой застольный венок.

Мой кубок за здравье не многих,
Не многих, но верных друзей,
Друзей неуклончиво строгих
В соблазнах изменчивых дней;

За здравье и ближних далеких,
Далеких, но сердцу родных,
И в память друзей одиноких,
Почивших в могилах немых. (1861)
_______________________________________________


ФЁДОР ТЮТЧЕВ — НА СМЕРТЬ ПУШКИНА (1)

ИЗ ЧЬЕЙ РУКИ СВИНЕЦ СМЕРТЕЛЬНЫЙ
Поэту сердце растерзал?
Кто сей божественный фиал
Разрушил, как сосуд скудельный?
Будь прав или виновен он
Пред нашей правдою земною,
Навек он высшею рукою
В «цареубийцы» заклеймен.

Но ты, в безвременную тьму
Вдруг поглощенная со света,
Мир, мир тебе, о тень поэта,
Мир светлый праху твоему!..
Назло людскому суесловью
Велик и свят был жребий твой!..
Ты был богов орган живой,
Но с кровью в жилах… знойной кровью.

И сею кровью благородной
Ты жажду чести утолил —
И осененный опочил
Хоругвью горести народной.
Вражду твою пусть Тот рассудит,(1)
Кто слышит пролитую кровь…
ТЕБЯ Ж,  КАК  ПЕРВУЮ  ЛЮБОВЬ,
РОССИИ  СЕРДЦЕ  НЕ ЗАБУДЕТ!.. (2)
       *    *    *
1. «Тот рассудит» — Всевышний Судия — Бог
2. Созданное летом 1837 года и, безусловно,  известное устно и  стихотворение Тютчева  будет впервые опубликовано только около в 1875: журнал «Гражданин», 1875. № 2, 13 января. Последние две строки стихотворения сделаются почти лозунгом.