Смысловая кантилена Ивана Тарелкина

 Мир, который представлялся Ивану Тарелкину, существовал за пределами его жилища, в другом измерении, в другой мыслительной плоскости. Он вслушивался в его музыкальное оформление, разглядывал его внешний облик. Мир этот был необыкновенным. Он вмещал в себя тысячи пространств и силуэтов. И от этого казался обширным, бесконечным.
 Тематика его внутрирассудочных поэтических ребусов с ритмической пунктуацией довольно обширна, как может показаться с первого-многоликого-взгляда, но потом привыкаешь, как будто тебе сделали изначальнуюпрививку, текст ложится на бутерброд памяти липкой массой сыра, ультрасовременный мозг поглощает этот сгусток, и ты уже знаком с этими вихрями словесных образов, за спиной вырастают крылья, которые материальны, как птичья одежда, и вот ты вступаешь в мыслительныйдиалог с его внутренними Фигурами, грани которых поблескивают в симфонической линии, и он думает, что ты призрак или ангел, во всяком случае, твоя речь слышится ему вневременной, потому что ты выступаешь в роли его личного биографа.
 Ему казалось, что его съел крокодил-кукла, который потом раздулся до немыслимых пределов, загудел, заревел по-слоновьи и, покрякивая, улетел в никуда, в Пространство-Пирамиду-Бактерию, и там переваривал, пыхтел, таращил свои глаза-капсулы, отбирая нужный материал для восприятия-материи, и это нахождение в надувном панцире сделалось для него ультрасовременным двигательным стилем, словно он растянулся на всемирной-интернет-паутине, выплевывая информационных мух из набухшего желудка, а руки светились, как светофоры-лампочки, шаря в темноте, пытаясь нащупать перпендикулярно-ребусные картофелины энциклопедосайтов, Телевизионная Комета вросла в его мозговой шар, как в пластилиновый дом, и отпечаталась, ему виделось соединение Множественных Фигур, их слипание в союзном ритме.
 Иван Тарелкин в очках, при галстуке, который жует его рубашку, как саблезубая рыба. Он раздвигается, расширяется. Это человек-планета, человек-вселенная. Он ходит в разных носках, с разными рукавами и с разными линзами в очках. Он напоминает хамелеона. Он такой несуразный, непонятный, витиевато-непостижимый. Очки разрастаются тоже. Это два мячика-антенны. Очки втыкаются в воздушный материк и парят. Губы что-то пережевывают на зубах. Зубы белесые, как мел. И местами прозрачные. Иван несколько уродлив, но он наполнен смысловой кашей. Он свободолюбив, но замкнут в пространстве рубашки, галстука, шляпы. Он хрустит булочкой с изюмом и плюет зернышки. Он кормит хлебом голубей. А потом к нему приходит дневная тень и дышит на его профиль. Она дышит и похихикивает, как трехлетняя девочка. Тень великодушна и вездесуща. Ею мыслится дневной силуэт. Её формой. Её символами.