Письмо танцовщице

И здесь, среди прогорклого удушливого дыма,
Посредь огромных дыр в измученной груди,
Молю тебя: «Не уходи, поколь ещё любима...».
Пусть и безумцем, что не ведает любви!

Шальная Муза, хитрая пронырливая баба,
Что не гнушается остатками вина
С давно не мытого стола, за кус люля-кебаба
Готова прытко извиваться до утра.

В твоих ладонях – жалкий миг и медные монеты;
Поши;ба бро;сового ты, моя душа!
Так отчего же света без твоих очей мне нету,
И отчего ж твержу: «Чертовка, хороша!»

Я, просмердевший напрочь мглой, среди гнилых погостов
Бездарных строк и череды обрюзгших дней,
Неутомимо выбивал себе дрянной подмосток
Близ тех дорог, в которых ты казалась мне.

И строки воскрешал из темноты продрогших пальцев,
Которыми ласкала страстно не меня.
И в предрассветных снах твоих мечтал стать постояльцем,
Всё больше скатываясь в котловину дня.

И из немой груди всё выкорчёвывал по буквам
Измученной строки начало и конец.
И снилось мне, неутомимо снилось мне, как будто
С тобой мы стройно торопились под венец.

В твоих ладонях – целый, веришь, мир... И даже больше!
В моих же – сгнившая в конурке пустота.
И строк моих натянутая нить всё тоньше, тоньше...
Всё ближе – злой петли бесстрастные уста.

Здесь, посреди бесстыдно-звонких голосов трезвонья,
Я вслед тебе кричу: «Не уходи, постой...».
И оставляю насовсем, навек в твоих ладонях
Немного строк своих, покрытых горькой мглой.