Ангельский мускул

I
Растрепанным
замерзающим голубем на краю февральской лужи
мой дом погружается в сон.
Но есть – их тьмы – те, кому сейчас хуже:
сквозь мембраны бреда моего
слышу скрежет и стон...
Из ада, который выдумали циклопы,
захватившие человеческие тела,
встают мертвецы, только чтобы
забрать им положенную долю человеческого тепла.
Нам обещали, что так и будет,
мы знали и про всадников и про полынь,
но мы считали, что они все-таки люди,
те у которых руки длинны, а сердца малы...
Маленький, сжавшийся в грязную запятую –
невозврата – голубь моего мира
в своем орнитозе забывший про осторожность простую
уже не просит о помощи – проходите мимо!..
Мимо, мимо... Впереди колонны –
циклоп о трех головах.
В хвосте ее – дым, скрежет и стоны,
очередь в бездну – как за цветами на День влюбленных –
дурацкая книга была права.

Il
Нет. Я говорю нет.
Я выстраиваю границы –
этому я тоже училась и получила красный диплом.
Свет, я говорю – свет
тысячелицый
за хилым моим крылом.
Нет – вам, идущим на запад
и вытаптывающим мой сад.
Здесь – мой забор! Мой плетень. Мой папа
русский, а дед по матери украинский жид, но не гад.
Он был хорошим простым человеком.
Он женился на сибирской девушке и воспитал с ней четырех дочерей.
Он по-своему шел в ногу со своим веком
и не знал упрека в том, что он украинский еврей.
Он строил в тылу самолеты,
(потому что был непригоден для прямого убийства)
и растил свою черноглазую поросль.
Он жил в стране, где не было ни религии, ни свободы,
но на Пасху, его жена, моя наполовину бурятская бабушка,
пекла куличи и хворост
А другой мой дед – русский мужик,
прошедший в кирзе половину той войны, из которой сделали мем,
построил дом в шахтерском поселке и вырастил четырех сыновей
вместе с казачкой, которая прожила дольше всех упомянутых – но не затем,
чтобы узнать, что ее дети и дети детей – каких-то не тех кровей.
Теперь и она стала землей.
Мир ее – их – праху!
Мой сад не станет золой.
Я встаю, надеваю отцовскую рубаху...
У меня внутри не разделить ни спесивых панов, ни вольных цыган,
не выделить доминантного гена –
и, по меньшей мере, один мой предок – узкоглазый шаман –
сейчас улыбается со своими орлами сверху...
Потому что сверху земля всегда офигенна.
Даже дым и копоть,
даже озера крови и нефти,
даже трупные пятна –
все, все, все
образует какой-то завораживающий узор...
Но мне сейчас тут – слышать не конский топот,
а вой моторов,
но мне внутри узора – смотреть на то, как вы прете через мой двор.
И я встаю. Не девочка в полтора метра ростом –
я накачала ангельский мускул.
Я вам говорю – нет.
Я люблю вас
и вас
и вас