Наследники короны из шипов

Будучи любимы, мы совьём короны из шипов. Они пролежат в ларцах из стали, закутанные в чугунные плётки, долгими столетиями, что будут длиться, пока наши души будут блуждать по холодным зимам. Мы будем лелеять их днями-ночами напролёт, встречать новые и провожать старые грёзы, срывать у роз шипы и продолжать плести короны.

Ведь кто-то должен продолжать это делать из года в год, из столетия в столетие. Веретено дней пронизывает неизбежность, текучесть — а какая она по содержанию уже решают люди. Они сами себе короли, они сами себе наследники, сами себе... сами.

Навсегда покинув эти места, мы найдём друг друга в далёком будущем, лишь после смерти. А, может, и позже.
Смерть — растяжимое понятие. Наследникам чего-бы-то-ни-было оно должно быть лишь скудным напоминанием о том, что правление не длится вечность. Оно не может длиться вечность. Но память может.

Наследникам, по факту детям, детьми быть не положено — их место у трона, рядом с великими королями. Такими же великими, как их рост, даже меньше.
Их место у разбитых зеркал, что принцессы носят на своей шее даже ложась спать. Они смотрятся в них, изредка поправляя пряди, прячут сломанные руки и бинтуют их из раза в раз, продолжая шептать: «Это закончится. Завтра закончится»; видят полную картину в этих же зеркалах прежде, чем могут разглядеть её вокруг своих фигур. Они всегда меньше всего смотрят вокруг.
Их место среди волнующих битв. Крови, мести, лести, беспорядка, чести — среди чего именно они выбирают сами из того, что им дали. «Ты можешь выбрать всё, что пожелаешь. Ты — король», — но у королей есть обязанности. Наследники пока не доросли до них. Они — просто серая масса, которая нужна для перехода к ним. Наследникам не имеет значения думать, они обязаны править, на их плечах лежит долг ответственности за корону, пока короли царствуют над живущими. Но их головы давно склонились над могилой — разбитые, отрубленные, в запёкшейся крови:

— Позовите палача, пусть отмоет!

Они думают, что смогут найти забвение в битвах, распластавшись опьяняющим мечом над гиблым войском без сапог.
Войскам сапоги не нужны. И причина проста: мешают топтать пересмешников, что смеются самой Смерти наперекор. До последнего вздоха размышляют о дурмане, залитом в брюхо врагов, о неразделённых печалях и муках, о милых васильковых глазах и перепутьях дорог. Люди перед подолами Смерти думают обо всём, кроме того, что они стоят на коленях — уже обезглавленные, холодные. Наследники не должны думать о Ней перед Ней же. Это слишком просто, так не интересно.
И кто прав, кто виноват поди разбери. Здесь все безголовы — поголовно мертвы.

Наследники всегда найдут выход — это их обязанность, их вызов. Без вызовов, что они бросают судьбе, слишком далеко идти до метро, садиться на электричку и делать вид, что они в порядке.
Это так же своеобразный вызов.

Если бы наследники выступали в цирке, никто не пришёл бы смотреть. Потому они выступают на сцене — потому что достойны, потому что прекрасны, потому что играют. Играют музыку, роли, играют в шарады и карты, разыгрывают совесть и верят в то, что на этот раз им обязательно повезёт. Наследникам чаще всего не везёт.
Как-то раз они проиграли свои крылья в нарды. Безумные дети! считали, что могут одурачить Сатану пред ликом сотен непорочных сердец. Они разыгрывали крылья по перьям, разбирали на куски, разрывали на понимание и отречение.

А пока наследники думают, что им делать дальше. Дальше больше, дальше глубже — ужасное время требует колоссальных перемен. И каждый заканчивает так, как может.