С отцом на войне

9 мая ·
На фото отец, Меньшиков Михаил Иванович, гвардии сержант, кавалер ордена Слава...
Одно из самых ранних детских воспоминаний: зима в забытой богом рязанской деревне, наша деревянная избушка о трех окнах на улицу; вечер,керосиновая лампа на столе (электричество в той деревне появится только почти через 10 лет). Натоплена печка и в избе тепло и уютно. Время действия - где-то в начале 50-х годов прошлого ХХ века. Прошло шесть лет после войны.

В горнице за столом негромко, не торопясь беседуют двое – мой отец и брат матери, то есть мой дядя. Дядя Митя, как я его называл. Вспоминают войну. Мой дядя Митя, Дмитрий Васильевич Мантров, воевал с начала до конца войны, вернулся живым один из, кажется, пяти братьев. Мой отец, Меньшиков Михаил Иванович, воевал с осени 1941-го. Был сержантом, командиром отделения связи взвода управления дивизиона легендарных «Катюш». При необходимости был водителем установок «Катюш», заменял выбывших из строя товарищей, поскольку имел гражданскую специальность шофера (до войны, в 30-х, работал водителем в Москве). Весной 1942-го под Харьковым раненый в ногу попал в плен (печально известное харьковское окружение). Ногу ампутировал наш же попавший в плен врач под надзором немецких военных. Три года отец провел в плену, в норвежском лагере. Дома три года считался пропавшим без вести, как известили официально. Был освобожден английской армией в 1945-м. Потом был непростой путь домой через нашпигованное минами Балтийское море. До возвращения из-за границы дома о нем ничего не знали, кроме неизвестно зачем рассказанной прибывшим на побывку односельчанином истории о, якобы, гибели отца и захоронении его где-то «в березках». Но все равно ждали, надеялись на чудо. И чудо свершилось, пришло письмо – жив! Едет домой! Но вернувшегося на Родину с одной ногой солдата, провезли далеко мимо рязанского дома в фильтрационные лагеря, кажется, аж где-то в Уфе. Потом все-таки сняли подозрения, отпустили солдата, наконец, домой…

Вобщем им было что вспомнить.

А я сижу с ними за столом с керосиновой лампой и ловлю каждое слово. И представляю как вместе с отцом трясемся ночью в кабине ЗИСа - «катюши». А на подножках машины справа и слева стоят офицеры и я слышу как они командуют отцу: « правеее», «левее». Потому что едем без света, с выключенными фарами, чтобы не заметили немцы, иначе накроют артиллерией. Едем очень медленно. Или так кажется. А подъехать надо совсем близко к немцам, потому что дальность действия катюш небольшая – от 3 до 9 километров, для немецких пушек не расстояние. Но, кажется, приехали на позицию, все готово, залп! Ух, ты! Молния за молнией рванулись с рельс «катюши» в сторону врага...
А дальше уже со слов дяди Мити я как бы сижу с ним в окопе или блиндаже и смотрю как над головами проносятся в сторону немцев огромные огненные стрелы. Какая у нас сила! А там, вдалеке, слышны разрывы, что-то горит…
А я уже опять в кабине рядом с отцом, нам надо быстрее уезжать, потому что почти сразу по нам начинают работать немецкие пушки - немцы охотились за «катюшами» и днем и ночью. Быстрее! Отец жмет на газ насколько можно при езде ночью без света. Уф, кажется все, вернулись, можно передохнуть…

Но передыхать особенно некогда, у меня есть и другая военная обязанность: я подсушиваю над пузырем керосиновой лампы папиросы, которые курят дядя Митя с отцом. Не помню, чтобы они выпивали, хотя наверно было и это, особенно в праздники или после каких-то работ. А вот что курили помню. Мне наверно было всего лет пять-шесть, но я прекрасно помню почему-то очень приятный запах этих подсушенных папирос. Хотя наверняка это были не дорогой «Казбек» с всадником на картонной коробке, а скорее дешевенькие «Север» или «Прибой» в бумажных пачках. Сейчас иногда пытаюсь вернуть те ощущения, подсушиваю дорогие сигареты перед тем как прикурить. Но тщетно. Может быть табак в тех папиросах был лучше? Или просто я представлял, что мы сидим где-то во фронтовой землянке, я соучаствую в той войне, помогаю воевать чем могу, и тот фронтовой дух определял те ощущения? Не знаю. Но почти каждый раз, когда приходится прикуривать сигарету от огня или тлеющей ветки костра, вспоминаю те ощущения и беседу двух фронтовиков, самых близких мне людей, за столом с керосиновой лампой в избушке с теплой печкой, в забытой богом рязанской деревушке…
   ***Отец был ранен в мае 1942 года в Украине под Харьковым, побывал под
   фашистскими бомбёжками и обстрелами,налетами немецких истребителей-охотников.
   Он воевал против фашистов вместе с украинскими солдатами и очень тепло
   вспоминал их и встречавших солдат местных жителей. А что бы сегодня сказал
   он, узнав, что Харьков опять бомбят? и кто бомбит? кто сегодня льет там
   кровь харьковчан и украинских солдат?..