Джинн

Саманиды: Смешон

— Несколько шейхов и мулл пришли к нему и сказали: «С нами имеет общение кутб (святой). Ты получил прозвание «Льва Аллаха». Тебе предстоит взять в плен Шейбани-хана». Зу-н-Нун поверил этой лести, повязал вокруг шеи платок и возблагодарил Аллаха.
Захириддин Бабур. "Бабур-намэ". Пер. М. Салье. — Баку: "Нагыл Еви", 2011 г. (репринт. изд.) — вых. дан. ориг.: Ташкент: Госиздат УзССР, 1948 г.

— Это уже не информация! Я не обязан! Это… это уже слишком!..
Гр. Адамов. "Тайна двух океанов". — М.: Правда, 1989. — Серия "Мир приключений"

— Я Пьер Безухов в трехтысячном году.
Юрий Шевчук. "Где мы летим" / "Иначе. P.S." — М.: Navigator Records, 2011


Кооперативно-матерная фантасмагория на злобу десятилетия.
Посвящается узникам 6 января.


ПРИМ.

Авторский коллектив приносит извинения за то, что долго и не то, что обещали. (Если мы допишем "Воздух", а вы его внимательно прочтете, то вы поймете, почему так вышло.)

О гражданской войне в РТ см.: "Моя война. Александр Чубаров. Сто десять боевых выходов" (специфически о завете Ислама — со слов: "Разумеется, он преследовал и свои цели"…) — Bratishka точка Ru (недоступная ссылка/архив) или Ariana точка Su (перепечатка), 21.02.2012 г. Некоторое смягчение нравов за тридцать лет читатель вправе счесть нашим фантастическим допущением — или, осторожнее, расхождением двух фантастических допущений: нашего и (доп. от 12.04.2022 г.: очевидным образом проецирующего) рассказчика.

О разделе национальных территорий Средней Азии в 1920-х гг. и о перспективах таджикской ирреденты см.: Dariush Rajabian. "Tajiks of Uzbekistan" — TajikistanWeb / Tajikam точка com (опубликовано между 2007 и 2011 гг.).

О том, почему латыши: телескопаж. Читайте историю 201-й базы на англовики.

Материалы о ферганском инциденте оросительного сезона 2021 года (когда ханом кипчаков был впервые поднят вопрос о порядке действий ОДКБ при нападении одного ее члена на другого) вы можете найти в прессе и интернете самостоятельно. Мы не стали бы обращаться к теме спора о воде повторно (после "Аиды-АидЫ"), будь она чисто литературным тропом, а не суровой климатически навязанной реальностью исламосферы. (Доп. от 28.01.2022 г.: и вот опять. (Доп. от 13.04.2022 г.: …))

Если вы пришли сюда за батальными сценами, вы будете разочарованы. Описание боевых действий в "Джинне" намеренно фантастично, схематично и контурно даже по сравнению с остальными нашими черными политическими комедиями. Основным предметом нашего мысленного эксперимента здесь является психологическая (семейная) драма, второстепенными — драма вообще как поэтический и кинематографический жанр и принципиальное (не путать с окончательным) решение основного вопроса экономической географии Афганистана.

При экранизации "Джинна" в многосерийный фильм сцена "Биркет Карун" открывает серию. Это требование принципиально и абсолютно. Для двухсерийной экранизации оно оправдывает растянутый пролог и/или дополнительные эпизоды предыстории; в трехсерийной в третью серию выделяются акт "Гранатовые зерна" и эпилог. Допустимо многократное переключение между соседними длинными сценами (хорошая пара — "Кушка" и "Откровения"), не связанными причинно-следственно, безотносительно к тому, перекрываются ли они по астрономическому времени или полностью хронологически разнесены.

Квест (adventure game) по "Джинну" (по крайней мере, графический) мы, кажется, делать не будем (рук нет), но необходимые права будут переданы любому, кто пожелает. Обращайтесь.

Ссылки и аллюзии на "Бабур-наме" и "1001 ночь" в основном выполнены по классическим переводам Михаила Салье, предназначенным для массовой аудитории. Ряд настороживших нас слов и выражений мы сверяли по английскому тексту: Zahiru'd-din Muhammad Babur, Annette Suzannah Beveridge (tr.)."Memoirs of Babur". — London: Luzac & Co, 1922 и Muhsin Mahdi (tr.), Hussain Haddawy (tr.). "The Arabian Nights". — NY/London: W. W. Norton, 1990, соответственно.

В качестве картографических провайдеров за пределами СНГ использованы "Бинг" и углокарты, в пределах — "Яндекс". Сведения о рельефе взяты с сайта elevationmap точка net.

Список наград — компиляция данных рувики и англовики, выборочная в объеме, оправданном целями сюжета. В действительности их больше и в совокупности должно хватить на выигрыш Третьей мировой войны (теперь, когда он вам потребуется, вы знаете, к кому обращаться).

Стихи и песни поименованных авторов и исполнителей реальны, анонимных — с оговорками. Двустишие, цитируемое (и четверостишие, подразумеваемое) в "Биркет Карун", принадлежит Никите Подвальному ("Прося руки и вызывая жалость…" из подборки "Пылью пыль" 2003 г.). "Штиль" (сцена "Народное ополчение") — песня ВИА "Ария" и "Rammstein"; слова Маргариты Пушкиной, мелодия — фирма Siemens, отдел железнодорожного транспорта. Кому принадлежит стихотворение про ломоть чарджуйской дыни (сцена "Прощание"), знают все, а музыка пусть будет Ларисы Новосельцевой. Двустишие Рудаки, альбом "Шорох ночи" и песня про Азатота спекулятивны. Обе глагольные рифмы в стилизациях намеренные.

При рисовании горячим шоколадом следует соблюдать известную осторожность. Впрочем, осторожность, вплоть до заблаговременного найма врача и адвоката, следует соблюдать, повторяя в домашних условиях вообще все, что описывает наш авторский коллектив.

(Особое предупреждение: не пытайтесь вызвать ПИВО на территории РФ. Если вас будут упрашивать неприметные на вид люди, не поддавайтесь, а сразу шлите этих людей в ИСДУ.)

Атрибуция реплики, данная в скобках: (ОБА), (СКОРЕЕ А./Б./В.) или т. п. — означает, что персонажи подхватывают друг за другом или вторят друг другу ("наперебой" говорить неправильно, т. к. эффект кумулятивный), участвуя соответственно в равной или разной мере. Если драма ставится многократно или без коллапса волновой функции (напр., в мире с макроскопической постоянной Планка или при сверхнизких температурах), (СКОРЕЕ) можно понимать вероятностно.
Пропущенные в тексте (фактически в каждой строке строго пять стоп) слова не произносятся, но артикулируются ("одними губами" говорить тоже неправильно — на деле используется весь речевой аппарат, но без движения воздуха). Зарешеченные (###) можно мычать; подойдет и любой другой нечленораздельный звук на усмотрение актера.

В звездном монологе Залегко (со слов о предмете долга) уместно исполнение шарки или балади — смотря что актрисе окажется проще разучить.

Феминитив "конюшиха" сконструирован Ириной Фуфаевой — научной сотрудницей Института лингвистики РГГУ — в комментариях к статье: "Как это по-женски? О суффиксах, грамматике и людях" — "Троицкий вариант — наука" (онлайн-версия), 19.05.2020 / №304.

"Шестнадцать" по-арабски будет "ситташр".

Все наши персонажи выдуманы, но некоторые более выдуманы, чем другие.


В РОЛЯХ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ И ПЕРЕЖИВАЮЩИЕ ЛИЦА

    • Имманули "Национальный Лидер" Райком, эмир Душанды, податель мира и единства
    • Марксизма Посудомоева, жена и домоправительница Райкома
    • Рустам Имманули, столичный кази, свет собрания, князь тишины, стерегущий баржу, старший сын Райкома и наследник трона
    • Фируза, Озода, Рухшона, Тахмина, Парвина, Зарина и особенно Фарзона, хранительницы очага, дочери Райкома и сестры Рустама
    • Созвон Имманули, младший брат Рустама, недавний школьник и будущий коммерсант
    • Анушервон Рустам, внук Райкома, всадник и коннозаводчик, победитель соревнований
    • Смешон Имманули, неучтенный брат Рустама и Созвона, жизнелюб и мечтатель
    • Залегко Сверхбольшоева, возлюбленная Смешона (жалованная невольница)
    • Пижон Смешон, небольшой задумчивый человек
    • Анзурат Фархо, мудрая и добрая женщина
    • Седой Шарапов, хан кипчаков
    • Айя "Амнерис" Абдель Фаттах аль-Сиси, халиф и председатель Верховного совета Вооруженных сил Египта, еще не забывшая ремесло тележурналиста
    • премьер Нарендра Моди на связи в эпизоде (нрав и вегетарианство соответствуют ритму, партийные цвета — наполовину, джайнизм — гипербола)
    • Тизанидин Тимур оглы Алмазаров, полковник МВД, ветеран ташкентского и андижанского фронтов, начальник Следственного отдела ГУВД г. Ташкента
    • Абдул Рашид Дустум, маршал ИРА в изгнании
    • Зейнаб, подруга и конфидантка Амнерис без определенной должности
    • Мохамед Карим аль-Нахли, пилот египетских люфтваффе (командир эскадрильи)
    • Махмуд "Рамфис" Тавфик, инспектор-наблюдатель Межнаркоконтроля ООН
    • Шонкуль и Реза, приятели Смешона по детским играм, ныне коммерсанты
    • Али ай-Зануддин и Абу уй-Прохуддин, предприниматели
    • корреспондент телеканала "Таджикистан" и трое технических сотрудников его же
    • отряд вторжения — ударный эскадрон "Манас" (конные лучники с минометами)
    • двое следователей (оба в чине майора) из Следственного отдела ГУВД Ташкента
    • спецназ МВД Узбекистана (ГУВД Ташкента) — группа захвата
    • нукеры Абдула Рашида Дустума
    • продавцы и покупатели на Сиабском базаре (Самарканд), а также на базарах и в лавках Мазар-и-Шарифа и Херата — в основном узбеки и таджики
    • пограничники Эмирата на границах с Узбекистаном и Туркменистаном
    • путешественники, ожидающие на паспортном контроле — коммерсанты, навещающие родственников крестьяне (в основном узбеки и таджики), троица отчаянных туристов
    • курильщики в курильне, заключенные из тюрьмы вилайета Херат и другие представители афганской несистемной оппозиции
    • баваб (портье) на базе отдыха ВВС Египта (лейтенант из полка охраны наземных сооружений; в затемненных очках, не очень высокого роста)
    • Ахмед, диспетчер (только голос)
    • инспекторы пенитенциарных учреждений: коротко стриженый мальчик с серьгой в ухе и две дамы 40-45 лет европейской внешности в хиджабах
    • афганские феллахи в аэропорту (разные в двух разных сценах)
    • бродячий звездочет в синем с золотыми звездами халате
    • комендант правительственных зданий и резиденций официальных лиц по г. Душанде
    • медик, психолог и химик-органик из инспекционной делегации Межнаркоконтроля
    • вожди племен и губернаторы провинций, все со свитой
    • гонец из племени белочи (белуджи) с женой-белочкой
    • культурные работники из Афганистана в национальной и профессиональной одежде
    • телевизионный мастер из салона электроники "Жемчужина Востока"
    • "Изида Хорасана" ("Изида-К"), запрещенная в РФ общественная организация
    • двое караульных (тонкий вредный лейтенант и толстый внушительный капитан) со знаками отличия Национальной гвардии Таджикистана
    • медсестра в мавзолее (в национальной одежде)
    • медсестра из областной больницы вилайета Херат (найденная с трудом)
    • мальчик-козопас с бдительной овчаркой (очень любопытная, хвост калачиком)
    • народная милиция Куляба — таджикское народное ополчение за порядок (с командованием и медперсоналом)
    • связисты из службы одного окна
    • клиенты службы одного окна
    • книжные клубы ПИВО и ИСДУ и их полевые командиры
    • маленькие лебеди
    • Радж, водитель (индус)
    • двести латышских стрелков с генералом Лацисом и военкор Эренбургис с балалайкой
    • главврач ЦКБ РТ
    • караванщик "Таджпочты" из отдела пассажирских перевозок
    • международная школа на линейке: директор, учителя и ученики, в т.ч. детский хор
    • почетный эскорт в таджикской национальной одежде с хлебом-солью, все девушки
    • операторы колл-центров и автоматические голоса
    • Местком Бхакти, придворный поэт

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ВЕЩЕСТВА

Перечень изъят по требованию Федеральной службы по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций.

ПЕРЕХОДЯЩИЕ КВАЛИФИКАЦИИ

(зачитываются в открывающих титрах вместо представления актеров)

    • Герой Республики Таджикистан
    • Кавалер ордена Мубарака Великого (Кувейт)
    • Кавалер ордена Александра Невского (РФ)
    • Кавалер ордена Ярослава Мудрого (Украина)
    • Кавалер Большого креста ордена Трех звезд (Латвия)
    • Кавалер ордена Национального героя Афганистана Ахмада Шаха Масуда
    • Кавалер Золотой медали Блохина за выдающийся вклад в развитие здравоохранения
    • Кавалер Почетной медали глав государств Средней Азии
    • Кавалер Золотой медали Парламента (Египет)
    • Лауреат Премии мира Организации Объединенных Наций

МЕСТА

Действие происходит в мире сказок "1001 ночи", "Аиды-АидЫ" и "Египтянки" (примерно через два года после финала третьего акта последней) — целиком, кроме нескольких эпизодов, в Таджикистане (ферганские кишлаки, Ходженд/Худжанд, Душанда, Куляб, шоссе и подземные коммуникации), Узбекистане (Ташкент, Самарканд и шоссе Самарканд — Термез), Афганистане (Мазар-и-Шариф, Шеберган, Герат/Херат, Большое афганское кольцо и северные хребты массива Гиндукуш) и на их границах.

Обе беседы Амнерис с аль-Нахли ведутся в Египте: на базе отдыха Биркет-Карун (оазис Файюм) и по телефону из дворца в Каире. Делегация Межнаркоконтроля ожидает решения туркменских коллег в аэропорту Ашхабада/Ашгабата и пересекает туркменско-афганскую границу на КПП "Серхетабад". Корреспондент двух телефонных разговоров действующих лиц находится в Нью-Дели, одного — в Ново-Огарево. Рейс "Рафаля" сопровождают воздушные диспетчеры Катара, ОАЭ и Пакистана. Существенную (хотя и не очень громкую) роль в развитии сюжета играют респонденты опросов общественного мнения, проводимых среди вероятных участников президентских выборов в США.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТОПОНИМИКА И ТОПОНИМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА

По порядку от общих правил к исключениям:

    • Персонажи называют населенные пункты так, как привыкли.
    • При передаче реплик, как правило, используется русская фонетическая транскрипция.
    • Допускается использование калек с иноязычного кириллического начертания, фактически (и к нашему большому сожалению) вошедших в русский язык как диалектизмы ("чайхона №5", а не "чайхана №5").
    • Развернутые примечания перечисляют существующие стандарты через дробь по крайней мере один раз на каждый спорный случай.
    • Курган-Тюбе уже переименован в Бохтар, но никто еще не переучился.
    • В заглавиях, за неуместностью альтернации, используется советская орфография ("Ходженд", "Ашхабад"). Автор не питает симпатий к СССР, но единого стандарта русского языка (особенно литературного, с аллюзиями) новее этого не существует.
    • Деривативы — названия предприятий, учреждений, объектов транспортной сети и пограничной полосы, навигационных ориентиров — приводятся согласно современной административной номенклатуре (КПП "Серхетабад", а не КПП "Кушка").
    • Безотносительно к сказанному выше, часть географических названий претерпела модификации в целях остраннения.
    • "Херат", однако, аутентичен. (Если вы смущены, держитесь подальше от Монголии.)


ПРОЛОГ
СЦЕНА 1. ЛИНЕЙКА

1 сентября 2010 года. Лужайка перед Международной школой на улице (тогда еще) Советской.

Большую часть пространства перед подиумом занимают складные стулья для родителей и других старших родственников. Для самых старших по краям расставлены шезлонги.

Партер разбит на два блока поперечных сидений по флангам. Их занимает хор: мальчики-зайчики слева, девочки-белочки справа. В глубине подиума, за кафедрой, прячется оркестр.

Созвон (пятый "Б") и Смешон (третий "Б") стоят, бросив ранцы на траву, позади и немного в стороне. У Созвона в руках бинокль, у Смешона — открытая тетрадь в линейку и карандаш.

ДИРЕКТОР (с кафедры).
…сначала лишь учебные преграды…

Подходит Рустам в деловом костюме.

РУСТАМ.
А, вот вы где!

СОЗВОН (опуская бинокль).
Там громко.

РУСТАМ.
Так и надо.

СОЗВОН.
Day off сегодня?

РУСТАМ.
Я сказал Озоде.

СМЕШОН.
А это как урок для взрослых?

РУСТАМ.
Вроде.
Готовность, знаешь, послебоевая —
Чтоб школьные года не забывали.

(заглядывает в тетрадку Смешона)

Круть, да еще оттенками.

СМЕШОН.
Тремя.

РУСТАМ (прицокивая).
Всех взял на память.

СМЕШОН.
Можно и тебя?

РУСТАМ.
Мне встать на свет?

СМЕШОН (отходя назад).
Как есть. Рукой не двигай.

СОЗВОН (присоединяясь к игре).
Для выраженья обопрись носком?

ДИРЕКТОР (уступая место за кафедрой).
…и признанный писательскою лигой
Поэтом года царственный Местком!

МЕСТКОМ (с кафедры).
От череды побед ведя к победе…

РУСТАМ.
Сейчас про НАТО скажет. Как часы!

МЕСТКОМ.
…волков ислама, русского медведя,
Американской НАТОвской лисы…

Дирижер подает знак оркестру. Хор встает с мест.

ХОР.
Наш колобок, вперед кати,
В лицее остановка!
Другого нет у нас пути —
Умей вертеться ловко.

Не время ждать велений щук
И на печи валяться:
Как братья мы вкатились в круг
Объединенных Наций.

Оркестр играет туш. Хор продолжает стоять, пока не смолкает музыка.

ПРИГЛАШЕННАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА АНГЛИЙСКОГО ЯЗЫКА (с кафедры).
…гостеприимный край земного шара…

Рустам, устав стоять, хлопает по правому запястью, на которое присела бабочка-капустница.

СМЕШОН.
Рустам, зачем ее?

РУСТАМ (растерянно).
Она мешала…

Разводит руками, стряхивая (но не смахивая) белые чешуйки.

СОЗВОН (водя биноклем).
Смотри, Райком.

Рустам, оживляясь, поворачивается и машет. Смешон просто всматривается, остерегаясь поднять руку, но приближающийся отец направляется именно к нему.

РАЙКОМ (подходя примерно с семичасового направления).
Не скисли, тут совея?
Я б сократил к нулям. Но этикет…

СМЕШОН.
Я думал, что президиум для…

РАЙКОМ (улыбается, но интонирует без тени шутки).
Нет.
Я там, где вы. Что может быть важнее?

(наклоняется к Смешону)

Проверим-ка мой остеохондрит.
На плечи хочешь?

(Смешон кивает.)

Вылезай из тапок.

Дождавшись, когда Смешон перебросит ногу за шею, Райком прихватывает его сцепленными руками со спины и вытягивается во весь богатырский рост. Камера следует за Смешоном.

СМЕШОН (не жалуясь, а только огорченно-доверительно).
Он бабочку убил.

Продолжая прижимать Смешона одной кистью, Райком показывает второй в воздух над рядами.

РАЙКОМ (одному Смешону).
Еще летит.
Природа восполняет недостаток.

СМЕШОН (ерзая и поправляясь).
Я вниз боюсь смотреть.

РАЙКОМ.
Не надо вниз.

(снова сцепляет кисти за спиной Смешона)

Ты, если хочешь, за уши держись.
Небось, не оторвутся. Не погоны.

ДИРЕКТОР (с кафедры).
…наш благодетель — Файзулла и Ко!

СМЕШОН.
Ты, пап, гора. Так видно далеко…

РАЙКОМ.
У нас, Смешон, страна такая — горы.


СЦЕНА 2. ФЕРГАНА

22 апреля 2024 года. Рождество хана Ульяна, уже самый вечер. Темнеет.
На склоне из слоистого камня — метрах в четырех над шоссе, за полосой кустов — стоят Райком и корреспондент канала "Таджикистан". Рядом с ними начерно развернут штатив, а у корреспондента на ремне через шею висит камера. Сейчас она работает на запись.

Ракурс съемки на всем протяжении сцены независим от ракурса камеры корреспондента.

КОРРЕСПОНДЕНТ (в камеру).
Пока идет в ночное или спит,
Не ведая вреда, цветущий Ворух…

РАЙКОМ.
Мы, тьме предав весь прежний груз обид,
И речи б не вели об этих ворах,
Но каждый оросительный сезон
Их подлый нрав примерно одинаков.

КОРРЕСПОНДЕНТ (монтируя камеру на штатив).
Они подходят тайно с двух сторон.

РАЙКОМ (показывая рукой).
Сам впереди…

КОРРЕСПОНДЕНТ (прикручивая дополнительный объектив и наклоняясь к видоискателю).
…Шарапов, хан кипчаков!

РАЙКОМ.
Огнем бесстыдной наглости горя,
В честь своего поют богатыря.

КИПЧАКИ (приближаясь с востока с Шараповым во главе; Шарапов тоже поет, но халявит).
Манас!
Все против нас, а он за нас.
Манас!
Вот ноль, вот фаза — ты погас.
Экстаз!
Лук, тетива и глаз-алмаз.
Манас!
Манас!
Манас!
Мана-на-нас!

КОРРЕСПОНДЕНТ (выпрямившись от камеры).
Есть нота, основанье ли?

РАЙКОМ.
Я жду,
Но в чате лишь огонь невинных щечек.
Они, видать, пустились во вражду
За то лишь, что поставили мы счетчик —
Причина ли идти на нас войной,
Из миномета мирный сон тревожа?

КОРРЕСПОНДЕНТ (переключая камеру на режим прямого эфира).
Вон в перехлесте линии двойной…

КИПЧАК ИЗ АВАНГАРДА (нетерпеливо ударяя плетью по решетке окна пограничного КПП).
Шарапов, хан кипчаков!

КОРРЕСПОНДЕНТ.
Ну и рожа.

Волна наступающей конницы сминает и отбрасывает в сторону пограничный шлагбаум.

КИПЧАКИ.
Манас!
А мы ударим в медный таз.
Манас!
Поднимем на ноги каркас.
Манас!
Дрожите, Педро и Тарас
Зараз!
Зачем вы, девушки,
Красивых любите,
Когда на свете есть Манас?
Манас!
Манас!
Манас!
Ма-на-на-нас!

КОРРЕСПОНДЕНТ.
Лицо бандита видно без прикрас.
Они все ближе. Перехватим?

РАЙКОМ.
Рано.
Пусть вровень выйдут.

КОРРЕСПОНДЕНТ (не споря, а комментируя в микрофон).
Ближе…

РАЙКОМ (примеряя в руке петлю кабеля).
Кто из нас,
Электриков, не приручил аркана?
Крепись, страна, ведь это наши горы,
Любви, надежд и армии оплот!

КОРРЕСПОНДЕНТ (уже вынужденный поворачивать камеру, чтобы следовать за конницей).
Нам шанса может и не быть другого.

РАЙКОМ (упредительно упираясь ногой).
Другой нам и не нужен.

(размахивается)

Знай Дальфлот.

Перехваченный вокруг груди, Шарапов закашливается, хрипит и падает с коня.
Райком, убирая кабель кольцами, подтягивает Шарапова к склону. Строй кипчаков рассыпается. Слышны ругательства на могольском и кипчакском языках.

КОРРЕСПОНДЕНТ.
Как разошлись о павшем командире.

Группа конных лучников в арьергарде, остановившись на возвышении, поднимает бинокли.

РАЙКОМ.
Улыбку, гость мой! Ты в прямом эфире!
Не вышло даже слаженного драпа.

КОМАНДИР ЛУЧНИКОВ.
Пли!

РАЙКОМ (теряя равновесие).
В пятку, гад!

Пораженная стрелой нога Райкома подгибается, здоровая — соскальзывает по камням.


СЦЕНА 3. МАВЗОЛЕЙ

Девятое мая 2024 года. Три или четыре часа дня.
Вид из открытого на 1/9 — 1/10 бокового окна автомобиля, ожидающего зеленого света на проспекте Рудаки в левом ряду на север. Из бара "Завод" звучит полная боли и отчаяния песня: "Зима, холода, у меня кипит руда, Ленка — красная бурда, где же рыба из пруда, кто спасется в день суда, просто нет и просто да, я не буду жить туда…"
Окно поднимается до упора.
Плавный монтажный переход. Рустам идет по тропе, раскопанной вдоль обеих обочин, к больничному флигелю — будущему мавзолею Райкома. Рустам отпирает дверь смарт-картой, кланяется, снимает туфли и поднимается на порог.

Райком дремлет на одре болезни, расписанном розами и изречениями из "Шах-наме". На столике у изголовья — книга "История таджиков", чаша освежающего питья и золотое блюдо с гранатом, разобранным наполовину. На полке под столиком пухлый портфель. За изголовьем — корзина для кожуры, косточек и бинтов. Сейчас корзина пуста.
Жалюзи раскрыты, и солнце из западного окна освещает всю палату, дотягиваясь до порога внутренней двери для медицинского персонала.
Тапочек на полу нет.
Райком потягивается и садится, подправляя под спиной подушку.

РУСТАМ.
Тебе удобно, папа?

РАЙКОМ.
Удобно: видно все из-за кулис.
Гляди, Рустам — платаны принялись.
Уже почти по плечи нам с тобою.

РУСТАМ.
Зачем платаны, папа? Кипарис
Не лучше ль? Ты любил же запах хвои.

РАЙКОМ.
Что мне уют? Признанье мне уют.
Увидишь, как уста Мавераннара
"Четыре высочайшие чинары"
Младые эти прутья назовут.
Передо мной пройдут овец отары,
Ученые, шахтеры, сталевары,
Кабирова с Ниязовой споют,
И пионеры принесут салют.

РУСТАМ.
Услышишь ли их, папа?

РАЙКОМ.
Вот же дразнит.
Я дня, быть может, не переживу.
И не себе приискивал листву,
А ради посетительской приязни.

РУСТАМ.
Я все равно принес тебе айву.

Передав отцу сверток, переложенный бумажным полотенцем, Рустам достает из рюкзака следом перочинный нож, но Райком просто разламывает спелую айву руками.

РАЙКОМ.
Плоды земли, которую наш род
Утешил двадцатью годами мира!
Весь край от Пятиградья до Памира,
Полет высот, цветение широт.
За время исторического мига…

РУСТАМ.
Как вышло, диву сам даюсь.

РАЙКОМ (посмеивается).
А вот.
Еще одна неконченная книга
Готовится: "Неловкий поворот".
И сборник мой — в нем множество острот.

(спохватывается)

А может быть, твое поставить имя?

РУСТАМ.
Оно же все написано другими.
Заслуга где?

РАЙКОМ.
И прав ты, и неправ.
Локомотив важнее, чем состав,
Когда страну вывозишь из развалин.
Есть имя, знамя, преданность — enough:
"Железную дорогу строил граф",
"Железную ковал победу Сталин".
Молвы, Рустам, народной лоно скудно!
Два имени продать народу трудно,
Три — невозможно.

РУСТАМ.
Если же устанет
От имени?

РАЙКОМ.
От самого? Пускай.
По вожакам полет читают стай,
Но вожака вперед выводит стая.
Ведь это ваше солнечное племя
Собою заместит мой скорбный пост!
Я вечный человек, Рустам. Я семя
Премудрости рассеял между звезд.

РУСТАМ.
Не понял.

РАЙКОМ.
И не надо. Это не
Закон природы, а иносказанье.
Но ты однажды новыми глазами
Окинешь дом и вспомнишь обо мне.

РУСТАМ.
Наш дом — весь мир?

РАЙКОМ.
И да, Рустам, и нет.
У самых усмотрительных примет
Нет ранних объяснений вероломней.
Пока — как точно сказано, запомни.

Входит медсестра.

МЕДИЦИНСКАЯ СЕСТРА.
Податель мира! Четвертьчасовой.

Рустам отворачивается. Медсестра в национальной одежде с длинной косой, склонившись над Райкомом, колет его в область, приближенную к трону.

РАЙКОМ (с некоторым мышечным спазмом улыбаясь ей вслед).
Прелестные часы! Теперь с тобой
Наедине я молвить буду прямо,
Из самых сердца камерных замет.
Еще вчера ты видел мой завет…

Рустам кивает.

…но там не все. Есть тайная программа.
Истории курьезов череды
На пользу обратив хитросплетенья,
Ты примешь честь ее изобретенья
И в свой черед ее пожнешь плоды.

РУСТАМ.
Как тЫ, отец?

РАЙКОМ.
Не крУгом — по спирали.
Припомни: сколь мы долго не срывали
Молчания запретной пелены
С того, что мы, народ, разделены?

РУСТАМ.
Ты о Панджшере?

РАЙКОМ.
Рано. Там крутая
Стена из воль — от Бобы до Китая.
Есть ближе край. Ему — пришла пора.

(притягивает Рустама уже несколько растерявшей точность, но все еще крепкой рукой)

Чьи были Самарканд и Бухара?
Зачем в глуши построена Душанда?

РУСТАМ (растерянно).
Так нам границы начертил Союз…

РАЙКОМ.
Троцкистская, зиновьевская банда.
Я смолоду загадок не боюсь
И не со своего смотрю насеста:
Есть точные материалы съезда.
Международный кемализм не дремлет
И никогда особо не дремал.
Мы не ушли. Мы в черный тот провал
Пожертвовали большее, чем землю.

РУСТАМ.
Людей.

РАЙКОМ.
Таджиков. Рана глубока!
Без предков, без корней, без языка,
Невидимы в толпе — но их две пятых.
Последний из тимуровцев проклятых,
Чтоб отуречить, ввел им, паразит —
Ты видел, что?

Рустам догадывается, но молчит, ловя каждое слово отца.

Латинский алфавит.

Твой меч придется им законной платой.
Ты в курсе, что над Согдом, над Эсхатой
Подняться мог зелено-синий стяг?

(смотрит Рустаму прямо в глаза, будто пытаясь примирить с неожиданной и страшной тайной)

Была тогда не отдана команда,
Но дизель в танках мерили в частях
На марш от Бекабада до Худжанда.
Ты не к невинным в дом войдешь — ты лишь
Забытую любезность возвратишь.

РУСТАМ.
Какая-то ревизия… Когда?

РАЙКОМ.
В глухие девяностые года.
В года национального позора.

РУСТАМ.
Ты знал — тогда?

РАЙКОМ.
Я знал наверняка.
Как — не скажу. Считай, что из толчка
Глаза глядели добрые майора.

Мне собирают сведения люди.
Держись их.

РУСТАМ.
Кто из них меня принудит?
Не лучше ль будет, если я и сам
На марш-бросок команду не отдам?
Я саманид же, а не тимурид!

РАЙКОМ.
Тебя никто не поблагодарит.
Ты хроники лишишь законной пищи.

РУСТАМ.
А мама говорит…

РАЙКОМ.
Она права.
Твой голос тих. Ты отыскал слова —
Но площади роднее тот, кто ищет.
Ты взвешен и умен, не непоседа,
Но о твоей решимости молву
Могу пресечь я, лишь пока живу.
Как я тебя поставлю во главу?
Решай сейчас — позор или победа.

РУСТАМ.
Как я ввяжусь, не разозлив Москву?

РАЙКОМ.
Вот наконец-то правильный вопрос!
Ты не забыл, кто рану мне нанес?

РУСТАМ.
Шарапов, будь он проклят.

РАЙКОМ.
И Москва
Лишь выдавила общие слова.
В делах границ они нам не врачи:
Их рейду в Ялту и Сарай-Бахчи
Исполнилось недавно десять лет.

РУСТАМ.
Ты хоть спустил историков бы.

РАЙКОМ.
Нет.
Рустам, тут хитрость, а не только разум:
Я тайным словом связан. Ты — не связан.

Чуть склонившись вправо, Райком поднимает черный портфель, открывает его и достает широкий кожаный кошель или бумажник. В кошеле что-то металлически стучит, но не так звонко, как гремели бы ключи или деньги.

РУСТАМ (с отчаянной готовностью).
Экзамен мне.

РАЙКОМ.
Таков текущий вектор.
Уверен будь — останется на век твой
И примиренье, и работа в белом,
Но не сегодня. К миру ante bellum
Дороги нет: уплачена цена.
Прими теперь конверт и ордена.

Райком смолкает.
Рустам склоняется к руке отца и держит ее между ладонями — долго и не замечая холода.

Звучит песня молодого подающего надежды автора-исполнителя Сольвейг-Арлены:

Это солнце несется в зенит,
И звенит, словно сабля — о камень.
Запах ветра трава сохранит,
Чтоб руины молчали веками.
На мгновенье прижаться щекой:
Мир срывается — каплей со стебля…
Я не знаю дороги другой:
Только в седла. Со мной — так не медли!

Не погаснет в храме огонь!
Будет мира открыта ладонь!
Эта даль, вызывая на бой,
Будет петь золотою трубой
Гордого Согда…
Древнего Согда…


АКТ I. СИРОТА
СЦЕНА 1. ХОДЖЕНД

Угловая квартира (северный угол) на четвертом этаже высотки на Измаила Самани, 74Б.
1 июня 2024 года, суббота. Около 11 часов утра (может быть, немного раньше).

Спальня: дверь — на южном краю северо-восточной стены, с северо-запада — окно, под ним — обширная квадратная кровать. Белье на ней без изречений, зато со смайликами.
С юго-восточной стены — полки с книгами, алкоголем и аудиотехникой, включая старинный винтажный японский двухкассетник. У изголовья кровати — небольшой журнальный столик. Сейчас он пуст. На полу рядом с ним водоупорные наручные часы неопределенной марки. С северного края северо-восточной стены — неглубокий шкаф для одежды. Вешалки в нем заполнены на треть. Со дна шкафа на пол свешивается оброненный галстук.
На юго-западной стене постеры группы Rammstein и журнала "Железный марш" за 2021 год. Под постером "Железного марша" — моющий пылесос Ravon с высокой ручкой.
У двери — непрозрачная черная корзина для бумаг.
Балкона нет.
Смешон (чуть выше среднего роста, черные патлы, два дня небрит) спит, растянувшись на кровати-квадрате по диагонали. Камера сначала застает его лежащим на спине; потом он поворачивается на левый бок, протягивая руку к столику (но не дотягиваясь).

СМЕШОН (во сне).
Простой воды хотя б… Тут был же, рядом.

Трясет головой. Спустив ноги на пол, завязывает легкое одеяло смежными углами вокруг пояса. На майке (из плотного хлопка) тоже выведено что-то металлическое, но выцвело.
Смешон поднимает с пола — мизинцем за кольцо у горлышка — бутыль армянского коньяка "Никколо Пашинян". Держит этикетку на уровне глаз.

Чтоб этим я еще змеиным ядом…

Относит бутыль в корзину для бумаг. Она приземляется с глухим стеклянным стуком.
Смешон присаживается, присматривается, поворачивает одно горлышко в корзинке.

Два "Егеря" еще. Тогда не диво.
Нет, помню…

(задумывается)

…было что-то же in vivo?

Выходит на кухню. Пьет воду из-под крана прямо из пригоршни. Поворачивается к светлому прямоугольнику на стене со следами скотча по верхнему и нижнему краю.

"Я забираю свой портрет", ага.
Зачем так.

Подходит к окну. Толкает створку; окно распахивается. Видны стальные крыши рыночного района Худжанда — между проспектом Измаила Самани и улицей Шарк, где флаг над братской могилой, и дальше за Шарк, где площадь с картингом, базар и мечеть.

Вот и жизнь не дорога.

Наклоняется в проем, но этаж всего четвертый. Плюет и захлопывает окно.
Возвращается в комнату. Нажимает тумблер на "Пилоте" аудиосистемы большим пальцем ноги. Звучит песня "Джинн" группы "Аль-Азиф":

Новый хозяин — будущий раб —
Жаждет чудес, исполненья желаний.
Знает один лишь Безумный Араб,
Сколько несет эта прихоть страданий.
Будь
Осторожен в желаниях —
Путь
Исполнений один:
Слезы,
Беда и страдания —
Вот,
Чем богат древний джинн!

Гитарист затягивает соло. Немного ободрившись, Смешон идет в ванную умываться. Когда он выходит, песня заканчивается, и следующая начинается a cappella:

Рвется завеса житейских забот,
Ваши боязни и ваши надежды —
Снова идет в этот мир Азатот,
Властен и яростен так же, как прежде!

Подбавив громкости на гитарном соло, Смешон подбирает с пола незаметно лежащий там телефон (полупланшет-"лопату" фирмы "Гнусмас") и снова выходит на кухню. Сев на табурет перед окном, он двумя руками набирает SMS.

СМЕШОН.
"Прости". "Не буду…" Что за детство, б…
А как сказать?

(поднимает глаза, чтобы передохнули)

И флаги до нуля
На исполкоме и мемориале.
Я все пойму. Но как они узнали?

Гитарист берет паузу. В тишине слышен звонок в дверь, смешивающийся со вторым куплетом: "Он полагался на точный расчет, / но справедливость сильнее расчета — / первым погибнет от демона тот, / кто в этот мир призывал Азатота…"

СМЕШОН.
Под дверью и оставьте, прямо тут!
Я подберу потом. Не украдут.

Звонок в дверь повторяется и длится, не останавливаясь, заметный даже на фоне гитарного соло.

СМЕШОН (подходя к двери).
Сейчас, мину…

ЗАЛЕГКО (в окуляре глазка; с сумкой через плечо, официально одетая и очень растрепанная).
Да это я, дурак!

СМЕШОН.
Постой. Заклин. Прости меня, зануду…

Повозившись с замком, Смешон распахивает дверь левой рукой, придерживая правой одеяло.

СМЕШОН (отступая).
Не буду больше. Ничего не буду.

ЗАЛЕГКО (захлопывая за собой дверь).
Надень штаны. Рустам убит. Теракт.


СЦЕНА 2. ТАШКЕНТ

ЗАЛЕГКО.
Сказали, что взорвался чемодан —
В сто девяносто раз сильней, чем порох.

СМЕШОН.
С ума все посходили.

ЗАЛЕГКО.
"У#бан".
В Ташкенте, рядом. На переговорах.
Готовность по войскам, на двести первой…

СМЕШОН.
Режим ЧП?

ЗАЛЕГКО.
Пока не передали.
Но все вверх дном.

СМЕШОН.
Возможно, это нервы,
Но я засел на три бы дня в подвале.
Вот разойдется горизонт почище…

ЗАЛЕГКО.
Смешон, прости: так сделал бы зачинщик.

СМЕШОН.
Каб жил я без свидетелей… Но здрасте —
А ты?

ЗАЛЕГКО.
Нам нужен представитель власти.
Покажемся ему по доброй воле…

СМЕШОН.
Сейчас.

(переходит на телефоне из вкладки сообщений в звонки)

Voicemail…

(подносит телефон к уху; оттуда звучит официальный женский голос)

Анушервон не в школе.
Звонили мне, хотя я в списке пятый.
Вот тетя Изма.

(колдует с телефоном)

Нет. Хоть ты печатай,
Хоть замыкай — отбой.

ЗАЛЕГКО.
Все, может, тоньше?
Ты симку же…

СМЕШОН.
Менял. А номер тот же.

ЗАЛЕГКО.
В Генштаб теперь? В Нацгвардию?

СМЕШОН.
Hold on.
Я пятый год с тобой хожу по краю
И первым из носителей погон
Звоню лишь тем, кого я лично знаю.
Разумно?

ЗАЛЕГКО.
Вроде, да.

СМЕШОН.
Прошу не злиться.

Смешон перебирает — перелистывает, вызывает, попадает на долгие гудки или "абонент не отвечает или временно недоступен" — несколько номеров из книжки.

Дожидаясь ответа, Смешон картинно отставляет локоть и запрокидывает подбородок. Камера берет его в максимально выгодном ракурсе.

СМЕШОН (снова наклонившись, кропотливо и задумчиво).
Аркайв дот орг… и "Желтые страницы".

ЗАЛЕГКО.
Что там искать изволит повелитель?

СМЕШОН.
Дом детства: андижанский вытрезвитель.

ЗАЛЕГКО.
Ты с дуба рухнул?

СМЕШОН.
Из его кошмаров
Спасал меня полковник Алмазаров —
И вытащил домой на до-ре-ми.

(в трубку)

Смешон Имманули. Вы в Андижане
Меня за цибик гаша задержали…

ПОЛКОВНИК АЛМАЗАРОВ (в трубке).
Приказано не помнить, о эмир
И сын эмира. Все прощает юность!

СМЕШОН.
Тимур оглы! Припомните, молю вас!
Хоть я вода седьмая на воде…
Вы где сейчас?

АЛМАЗАРОВ.
В Ташкенте, в ГУВД.
Чем пособить надежде эмирата?

СМЕШОН.
Полковник… у меня убили брата.

АЛМАЗАРОВ.
У нас?

СМЕШОН.
В Ташкенте.

ЗАЛЕГКО (заглядывая в трубку).
Утром!

АЛМАЗАРОВ (заглядывая в сводку).
Ах ты, леший…
Расследуем. Пиши как потерпевший.

СМЕШОН.
Где быть?

АЛМАЗАРОВ.
Дом восемь семь, Садык Азимов,
Один такой в кафе и магазинах.
Высокий профиль — без огласки, чур.
На стойке скажешь кодовый: "Тимур"…
Да нет, я даже встречу. Желтый "Примус".

Шоссе Хамирабад — Чанак. Пустынно. Справа фермы.
Залегко за рулем, Смешон на переднем пассажирском сиденье.
"Ауди" с VIP-номером движется с максимальной скоростью, разрешенной в сельской местности.

Залегко вопросительно заносит ладонь над мини-пультом проигрывателя. Смешон кивает.
Звучит эстрадная песня о таджикско-узбекской дружбе (дуэт сопрано и меццо-сопрано):

Как задралась кальсона,
Видела вся Фаргона.
— Эта губа не дура.
— Мам, я боюсь ОМОНа.

— Ты конюх вещий.
— А-а-а-а.
— Это похлеще.
— А-а-а-а.

Щелкнет гараж,
И на этаж.
— Пятку считай.
— Переслагай.

Гжели-гжели-гжели,
Хмели и сунели.
Мы уже поели,
Встретимся в отеле.

Черный-черный-черный-черный черный маг,
Черный-ученый.
А, ну если денег нет, давай за так,
И по наклонной.

СМЕШОН.
Зуль, я не враг, но этот мозга вынос…

ЗАЛЕГКО.
Ну, радио тогда. Сойдет?

СМЕШОН.
Сойдет.

ЗАЛЕГКО.
Я просто этой ночью напролет
Спать не могла. Как знала…

СМЕШОН.
Наводи.

Залегко переключает источник с mp3 на радио ("Серебряный дождь — Таджикистан"), но по радио звучит та же мелодия, с точностью до шипения:

…лезвие элерона,
Не поднимая звона.

— Не поднимаясь выше,
Не выходя из ниши,
Не говори, что лишний,
Жжению телефона.

— Если пойдет колонна,
Не береги патрона.
Мертвая анемона
Темного небосклона.

— Нет совершенней печи.
— Кто приговором мечен?
— Ветер сквозит из трещин
Сломанного закона.

ЗАЛЕГКО.
Какие интересные дожди.
Ты слышал?

СМЕШОН.
Да. И я-то сплю ночами…
Сравню на срезах, попереключаю?

Залегко кивает. Смешон перебрасывает рычажок туда и обратно, но песня продолжается привычным чередом:

Нас угнетают банды,
Знойные оккупанты.
Бьется в печали рында,
Стонет певица Линда.

— Это кураж.
— Хронометраж.
— Карты читай.
— Где Гюльчатай?!

Хмели и сунели.
Ах, луна в апреле!
— Как же мы посмели?
— Жду тебя…

Смешон полностью отключает аудиосистему и снова включает, досчитав про себя до трех.

…чоки-чоки-черный маг,
Мир обреченный.
А, ну если денег нет, давай за так,
Пеший и конный.

…Гжели-гжели-гжели,
Хмели и сунели.
Петухи пропели,
Встретимся в отделе.

Долгожданная монтажная склейка. "Ауди" с VIP-номером маневрирует по клиентской парковке ГУВД Ташкента, пока не оказывается в хвосте у канареейно-желтого "Примуса".
Водитель "Примуса" делает из окна призывающий жест.

АЛМАЗАРОВ.
За мной. Сейчас направо и налево,
И после вновь направо на Тимура.

Монтажная склейка. "Примус" и "Ауди" сворачивают с Амира Тимура налево на Ислама Каримова. Уже за Университетом востоковедения, а особенно за Якуба Коласа автомобили редеют. Поперечные улицы перекрыты знаками "Движение запрещено" и красно-белыми пластиковыми перегородками. В левом ряду от процессии проносятся микроавтобусы "Скорой помощи" и цистерны пожарных.

На перекрестке с Тарасом Шевченко с деревьев сорвана листва.
На кустах в Саду керамики обломаны ветви.
В Palace Hotel выбиты стекла и подломлены несколько колонн декоративной колоннады. Дезактиваторы из СЭС со швабрами трут ступени крыльца реагентом.
Центральная скульптура фонтана (приоткрытый бутон или плод граната) сброшена в пруд.
Фасад Большого театра обрушен полностью. Его разбирают бригады спасателей.

Процессия объезжает место взрыва по Шарафа Рашидова и останавливается у парковки справа на улице Журналистов. Полковник Алмазаров подходит к двери Смешона с тюбетейкой и неопределенным легким свертком в руках.

АЛМАЗАРОВ.
Убор какой-то есть от перегрева?
У нас жара. А эта шевелюра…
И даме для приличия бы шаль бы.

ЗАЛЕГКО (глядясь в водительское зеркало).
Я на себя совсем в ней не похожа.

СМЕШОН.
И я — совсем.

АЛМАЗАРОВ.
И это нам поможет
Чуть-чуть припорошить глаза Душанды.

(отступает к "Примусу" и достает с заднего сиденья папку и ручку на цепочке)

Всё видели — фасад театра с корнем,
Бульвар, деревья, у фонтана грыжу?
Вот протокол. Заранее заполнен,
Дописывайте, что неточно, ниже.

СМЕШОН.
А брата тело? Хоть нога, хоть…

АЛМАЗАРОВ (скорбно).
Уже не показать без микроскопа.
Все понимаю — память, чувства… Пленум
Двух делегаций подтвержден по генам.

(показывает в угол стоянки)

Вот — чудом без вреда.

СМЕШОН.
Его "Корона"?

АЛМАЗАРОВ.
Она! — вдали поставленная скромно.
Сядь. Посиди со скорбью об утрате
И забери для памяти о брате,
Что глянешь в экипаже одиноком.

(предупредительно поднимая ладонь)

Все прочее останется вещдоком.

СМЕШОН.
А пальцы?

АЛМАЗАРОВ.
Попадания в дела ты
Уже не бойся: отпечатки сняты.

Смешон думает спросить, как же ключ, но дверь, то ли сдернутая ударной волной, то ли вскрытая следователем, отперта и лежит с зазором.
Смешон садится на пассажирское сиденье и прикрывает ее.

СМЕШОН (от полной дезориентации не только разностильно, но и разноинтонационно).
Что за шайтан. Как отвернули жалюзь.
Мы после школы, почитай, не знались,
И вот — ни рук, ни голоса, ни тела.
Какая сила, клять, взяла и съела?
Ты странные дары, Всевышний, даришь.
Какой песок покрыл? Какой "Ха Дарвеш"?
Попробую ответ примерный маме
Сообразить, за жизнь держась зубами.

Открывает багажный отсек над карданным валом. В нем оказывается горсть мятных карамелек, но сладкого не хочется, и Смешон убирает их в карман. Хочется пить. Смешон открывает отсек для перчаток и вынимает широкий кожаный чехол. В нем что-то металлически гремит, хотя и не так звонко, как ключи или монеты. Смешон просовывает ладонь в чехол, но отдергивает, уколов.

Смешон высыпает содержимое чехла себе на колени. Это десять орденов и медалей с лентами и плотно сложенный (но не запечатанный) пожелтевший конверт с надпечаткой "Таджпочты" от 20 августа 2008 года.

СМЕШОН (жмет плечами).
Хоть не баян. Хотя я, может, рад бы
Любую чумку подхватить от брата…

Смешон открывает конверт. На полоске бумаги крупным, почти детским почерком — впрочем, любой почерк такого кегля, не принадлежащий профессиональному художнику, выглядел бы детским — выведены буквы "ПИВО", номер телефона и еще какая-то подпись петитом поперек.

Из-под тюбетейки Смешона стекают струйки пота. Буквы расплываются, выпадая из фокуса.

СМЕШОН (на фоне сигналов тонального набора).
Неужто влага для мозгов усталых?

ГОЛОС (сильно обрезанный по частотам, но определенно человеческий).
Диспетчер подземелий и подвалов!
Мы безотказны при любой планиде.
Вам пиво?

СМЕШОН.
Да!

ДИСПЕТЧЕР.
Доставим в лучшем виде.
Пароль скажите.

СМЕШОН (лихорадочно разворачивая бумажную полоску).
"Своды мавзолея".
Вы обернетесь быстро?

ДИСПЕТЧЕР.
Пять минут.
На вертолете?

СМЕШОН.
Как быстрей.

ДИСПЕТЧЕР.
Зер гут.

СМЕШОН.
На чем хотите. Только поскорее.

ДИСПЕТЧЕР.
Есть.

Короткие гудки отбоя. Монтажная склейка. Смешон откидывает сиденье и ждет полулежа. Потом, не в силах ждать, выходит из "Короны" под беспощадное ташкентское солнце.

СМЕШОН.
Шьорт. Печет в июне, как в июле.
И с пивом нас, похоже, обманули…

Алмазаров, как полагается честному человеку, дожидается в "Примусе" — подальше от Залегко. Дождавшись Смешона, он подходит к "Короне" с мотком полосатой изоленты.

АЛМАЗАРОВ.
Дать время? Посидеть еще на лавке?

СМЕШОН.
Не надо.

АЛМАЗАРОВ.
К протоколу есть добавки?

СМЕШОН.
Воды. Любой воды. Сейчас заплачу.

АЛМАЗАРОВ.
Понятно — шок… Поехали на дачу.
Поотмокаешь под айран, в халате.
За мной?

Сидя в "Ауди", Смешон протягивает Залегко несколько карамелек из рустамовой машины.

ЗАЛЕГКО (подхватывая одну).
Как догадался? Очень кстати.

СМЕШОН.
Ты знаешь, Зуль, как без тебя хреново?
Прости меня за все.

Залегко вскидывает подбородок. Кудри налетают на подушку водительского кресла.

ЗАЛЕГКО.
Всегда готова!


СЦЕНА 3. ВЕЧЕР

Дача полковника Алмазарова, тот же день. Около семи часов вечера. Балкон на юг.
Залегко полулежит в кресле-качалке. Слева от нее столик с пустой чашкой.
Смешон, валяющийся на циновке по правую руку Залегко, целует ее пальцы по очереди.

ЗАЛЕГКО.
Туземный пляж — не покидать кают!
Выглядываешь, и уже крадут.

СМЕШОН.
Нет, не отдам!

ЗАЛЕГКО.
Клад?

СМЕШОН.
Спелые рубины.
Благословенна кисть руки любимой!

ЗАЛЕГКО.
Я просчиталась.

СМЕШОН (настороженно).
Как же?

ЗАЛЕГКО.
Встала рано.
Ах!

СМЕШОН.
Поправимо?

ЗАЛЕГКО (протягивая левой рукой пустую чашку).
Можно мне айрана?
И к нам полковник.

АЛМАЗАРОВ (снизу).
К дастархану ждать ли?

СМЕШОН.
Идем?

ЗАЛЕГКО (привстав).
Уже бежим! Мне только платье…

Залегко с пригнувшимся Смешоном ныряют в балконную дверь и бегут к стулу с одеждой.

СМЕШОН (без предупреждения крепко обнимая невольницу).
Побрал шайтан бы кадры всех милиций.

ЗАЛЕГКО.
Мне нравится. Давай еще мириться?

Монтажная склейка. Полковник Алмазаров ведет гостей по освещенному вполсилы подвальному коридору, уставленному креслами, аквариумами и кадками с цветами.

ЗАЛЕГКО.
Как в холле поликлиники. Такое,
Со вкусом — и народное, простое…

АЛМАЗАРОВ.
Я, эти проектируя покои,
Воспроизвел любимый санаторий.

ЗАЛЕГКО.
Какая верность!

АЛМАЗАРОВ.
Хитрость.

ЗАЛЕГКО.
Что, простите?

АЛМАЗАРОВ.
Два рва одним ударом кетменя:
Спецназу есть, где, не будя меня,
Вести ученья по моей защите.
Здесь каждый угол так же расположен.

Потолок становится ниже. Слышится шум вентиляторов, как из кухни или прачечной.

СМЕШОН (приглядываясь к табличке).
"Бельярд"? Не опечатка?

АЛМАЗАРОВ.
Хитрость тоже.
Вот ты над ней задумался?

СМЕШОН.
На миг.

АЛМАЗАРОВ.
На три секунды. В перестрелке — big.

СМЕШОН (пригибаясь).
Зуль, голову склони!

ЗАЛЕГКО.
Уже склонила.

АЛМАЗАРОВ (распахивая дверь).
Ну, к трапезе!

СМЕШОН (осматриваясь).
Мечта клаустрофила.

Почти всю комнату — в оригинале, по-видимому, кладовую — занимает обеденный топчан, на котором накрыт дастархан. Потолок (сообразной высоты) и стены полностью белые; золотистые светильники бросают на потолочный свод пересекающиеся освещенные круги, напоминающие олимпийские кольца. Над рядами лепешек и хаштака возвышаются синий с золотом чайник с чаем и казан с лагманом. К чаю подан нават.

Полковник не молится перед трапезой вслух, но проводит сложенными ладонями перед лицом сверху вниз. Смешон с Залегко повторяют жест. Полковник разливает чай.

АЛМАЗАРОВ.
В себя пришли хоть? Или еле-еле?

СМЕШОН.
Немного.

АЛМАЗАРОВ.
Телевизор не смотрели?

ЗАЛЕГКО.
Куда там…

СМЕШОН.
На каком-то был нуле я.

АЛМАЗАРОВ.
И не смотрите. Будете целее.
А то рефлекс бывает — как чего,
Все побросать и в новости часами…
А там бардак. Я ждал, что два и.о.,
По крайности, вдвоем закроют саммит —

ЗАЛЕГКО.
А кто и.о.? Назначили?

АЛМАЗАРОВ.
Родная,
Я, веришь, даже имени не знаю.
Пока идет от нас же, от ГУУРа
Одобренная голая фактура.
Как говорит нам автор Терри Пратчетт,
"Не мне вам объяснять, что это значит".
Так долго только избирают дожа.

СМЕШОН (неожиданно).
Или дерутся.

АЛМАЗАРОВ.
Что одно и то же.
И я пока от рингов и от торжищ
Держусь подальше: делаю, что должен.
Зачтется, кто б ни победил в финале.

ЗАЛЕГКО.
А нам как быть?

АЛМАЗАРОВ.
Мы кое-что узнали,
Но косвенно, с зазорами. Вы двое
Сегодня мне нужны на поле боя.

Монтажный переход с музыкальным отступлением. Закат. Невзрачная служебная "Лада Колумбия" тонет в тени западных гор, свернув за Искандаром на Галвасай.
Полковник за рулем, Смешон (справа) и Залегко (слева) позади. На переднем пассажирском сиденье — не представленный ранее пожилой майор МВД.

МАЙОР.
Без понятых неловко.

АЛМАЗАРОВ.
Спят узбеки.
Я взял бы с поселковой дискотеки.

ЗАЛЕГКО.
А все-таки: зачем мы в этой давке?

АЛМАЗАРОВ.
Снять сливки. Есть идея очной ставки.

МАЙОР.
Дождали в отделении бы.

АЛМАЗАРОВ.
Гости —
Мои. Я отвечаю лично.

МАЙОР.
Бросьте.
Одной ладонью держат пассатижу.
Вы в наш отдел не верите?

АЛМАЗАРОВ.
Увижу.

"Лада" сворачивает с шоссе налево, снова налево и плавно направо — за Галвасай, на окраину поселка и, переключив фары на тепловизор, вверх по сельской дороге за погасшую в сумерках табличку "ПРОДАНО".

В особняке на склоне холма освещены почти все окна, но это слабый, почти дежурный свет; может быть, даже отблеск фонаря. В полную силу освещены только шторы в двух соседних окнах третьего этажа — оранжевые с каким-то растительным орнаментом ромбами.

На подъезде к дому, на обочине, тихо светится алый стоп-сигнал автомобиля для перевозки ограниченного количества подозреваемых и обвиняемых. В темноте почти невозможно различить его контуры, но видно, что он меньше даже микроавтобуса "Газель".

Майор глушит двигатель.

Огонь в окнах верхнего этажа четырежды — дважды и с перерывом еще дважды — мигает и зажигается снова.

ЗАЛЕГКО.
Сигнал?

АЛМАЗАРОВ.
Нейтрализована угроза.

В автомобиле для перевоза узкого круга искусственно ограниченных людей открываются обе передние двери. Из них, разминая ноги, вываливаются трое людей в милицейской форме с АК.

ЧЕЛОВЕК В ФОРМЕ (в сторону "Лады Колумбии", оправдываясь).
Просили постеречь. Их больше…

АЛМАЗАРОВ (настороженно).
Что за…

Трое людей в форме с АК направляются к дверям дома.
Алмазаров с майором переглядываются, но остаются на своих местах.
Алмазаров смотрит на часы.
Четверо людей в форме с АК ведут из дома человека в наручниках без оружия.

МАЙОР.
Все. Повязали крепкого орешка.

Один из людей в форме с АК вводит человека в наручниках в салон для пассажиров, временно ограниченных в правах. Остальные трое захлопывают двери, заводят мотор и, развернувшись, спускаются по сельской дороге в сторону поселка.

Алмазаров, рыча, заводит мотор и разворачивается следом.

МАЙОР (давя кнопку вызова на рации).
Кудрат оглы, куда такая спешка?

В телефоне на поясе полковника запевает Юлдуз Усманова.

АЛМАЗАРОВ (показывая номер майору).
Твои звонят?

МАЙОР.
А кто же. С потайного.

ГОЛОС (из телефона).
Тимур оглы, вы говорить готовы?

АЛМАЗАРОВ.
Гвоздика.

ГОЛОС.
Ирис, гладиолус.

МАЙОР (в сторону).
Странно.

АЛМАЗАРОВ.
С кем честь имею?

ГОЛОС.
С подданным султана.
Из консульства Мевлют-паше депеша…

АЛМАЗАРОВ (вздрогнув).
Уже ушла?

ГОЛОС.
Уйдет с утра.

АЛМАЗАРОВ (в сторону).
Утешил.

(в трубку)

Как следователь…

ГОЛОС.
Понимаю очень.
Добром пришли бы — принял. Даже ночью.
Но слать спецназ фантазия больная…

АЛМАЗАРОВ.
От имени…

ГОЛОС.
Отменно. Принимаю.
В поселок за пельменную направо
Спускаетесь без личного состава.

За накрытым столом в круглосуточной пельменной "Урюк" сидят шестеро: Смешон с Залегко на условном юго-западе (Залегко в самом углу), полковник с майором на условном западе (майор с севера) и тайный узбек с двумя молчаливыми нукерами на условном востоке. На стенах ковры. На столе узорный чайник, казан с пельменями и плошки. От дыхания гостей разгорается свеча.

ТАЙНЫЙ УЗБЕК.
Разбор готовы выслушать?

АЛМАЗАРОВ.
Готов.

ТАЙНЫЙ УЗБЕК.
Он прост: "Уран бывает двух родов".

АЛМАЗАРОВ (тихо).
Ш-шайтан.

ТАЙНЫЙ УЗБЕК.
Не вы — команда прозевала.

МАЙОР.
При чем здесь расщепление ядра?

АЛМАЗАРОВ (поворачиваясь к майору).
Перевожу: устав, тринадцать-два.

ТАЙНЫЙ УЗБЕК.
Да. Повторенье кода — мать провала.
Кабул, Мазар-Шариф, и вот опять.

(поворачивается к Смешону с Залегко)

Райкомовские?

СМЕШОН.
Что уже скрывать.
Хотя наш вид не прибавляет весу —

ТАЙНЫЙ УЗБЕК.
Знавал: еще по мирному процессу.
Хитер и терт — и метил далеко,
И попадал. Весь мир был потрясен!
Покой Аллах.

(протягивает руку)

Так как вас?

СМЕШОН.
Я Смешон.

ТАЙНЫЙ УЗБЕК (пожимая руку).
Абдул Рашид. А даму?

ЗАЛЕГКО.
Залегко.

СМЕШОН.
Невеста.

АЛМАЗАРОВ.
Нам бы свериться по спискам.
Запутали вы с вашим частным сыском!
С чего пошло все, не сказать бы грубо?
С того, что мы толкаемся плечами.
Теперь сигнал от шума…

АБДУЛ РАШИД (кивает).
Посличаем:
Вы — одного, я — одного, по кругу.
Готовы без стрельбы ко мне домой?

АЛМАЗАРОВ (глядя на майора).
Как там?

МАЙОР.
Алимов подтвердил отбой.

АЛМАЗАРОВ (заверяя от себя).
Отбой.

АБДУЛ РАШИД.
Идет. Не ссорьтесь больше с дедом.
Оружие с утра поедет следом.

АЛМАЗАРОВ.
Давайте поспешим. Мне молодых
Домой еще везти…

АБДУЛ РАШИД.
Я б принял их.
И кров, и стол…

(переводит взгляд на Смешона с Залегко)

Доверитесь охране,
Надежнейшей во всем Узбекистане?

СМЕШОН.
Я "за". А то эмира век недолог…

АЛМАЗАРОВ (поворачиваясь к Смешону с Залегко и поднося палец к губам).
Подписка. Чтоб любые на корню…

ЗАЛЕГКО (берясь за телефон).
Я выйду только, маме позвоню,
Что заночую далеко от дома?

Монтажная склейка. Процессия из Смешона с Залегко, Алмазарова с майором и тайного узбека с нукерами подходит к открытой парковке пельменной с тремя автомобилями. Два из них знакомы зрителю, третий — невыразительная "Хонда" — скорее всего, хозяина заведения.

СМЕШОН.
Интрига, Зуль?

ЗАЛЕГКО.
Ага.

СМЕШОН.
И ночь такая,
Как в молодости — знаешь, да?

ЗАЛЕГКО (доверительно, но несколько на опережение).
Я знаю.

Звук отпираемых автомобильных дверей — водительской и пассажирских.

АБДУЛ РАШИД.
Тимур оглы, прошу вперед. Вы старше.

АЛМАЗАРОВ.
Смеетесь все еще? Ведите, маршал.


СЦЕНА 4. УТРО

Смешон открывает глаза, обмахиваясь уголком одеяла.
Стены в спальне графитового цвета и еще не украшены ничем. Окна выходят на восток, нависая над склоном; из положения "лежа" в них не видно ни листвы, ни контуров гор — только небо. Тени лежат на десять-одиннадцать часов утра.

Женский голос за стеной поет по радио или в аудиозаписи:

Нет, мальчик, ты не сирота!
Узбекский дом — твой дом.
Здесь не услышишь по ночам
Орудий дальний гром…

Смешон оглядывается в поисках Залегко, но ее половина уже прибрана.

За дверью маршал в халате и тюбетейке катит по коридору тележку с кофе на песке. Угли в жаровне едва потрескивают, иногда подпуская дыма. В левой руке у маршала телефон.

МАРШАЛ (в трубку).
Вы общий счет скажите, не детали!
Не понял — в чем проблема? Лишний сдали?
Да, так вот и расходятся помалу.
Исправен? Приобщите к арсеналу.
В такое время… Самая прямая.
Простите, гости требуют вниманья.

СМЕШОН (принюхиваясь).
Могучий кофе.

МАРШАЛ.
Перца не жалею.
Рахат?

СМЕШОН.
Лукум.

МАРШАЛ (показывая ладонью с телефоном наверх).
Идем в оранжерею.

Вместо лифта тележка въезжает на спиральный пандус и по нему на третий этаж.

Комната с потолком из пуленепробиваемого стекла — вопреки названию, скорее розарий. Залегко сидит на одной из брошенных на пол подушек. За спиной у нее куст черных роз.

Маршал разливает себе и Смешону кофе в миниатюрные турецкие кофейные чашки.

СМЕШОН (спохватываясь).
Невесте тоже.

ЗАЛЕГКО (приподнимая полупустую чашку).
Половина джезвы.

Маршал достает из кармана оловянную флягу размером с ладонь и подливает себе несколько капель. Судя по резкому запаху, во фляге коньяк или виски.

МАРШАЛ (протягивая флягу Смешону).
Смотреть на мир уже готовы трезво?

СМЕШОН (покачивая головой).
Там пыль одна, по-моему, и топот.

МАРШАЛ (завинчивая пробку).
Все так. Как говорит афганский опыт,
Туман войны — прибежище для чуда.

ЗАЛЕГКО.
Вы были там?

МАРШАЛ.
Я, в общем-то, оттуда.
Все есть на вики и давно не тайна.

ЗАЛЕГКО.
Я видела вас на обложке "Тайма"?
Таджиков друг, узбеков предводитель…
С ума сойти.

МАРШАЛ.
Э! Лучше не сходите.
Ничем орла не красит жизнь в долинах.
Мы молодыми шли, как в море вплавь:
Чем хочешь править, захвати и правь —
А здесь я на правах на воробьиных.
Хоть ханский гость, и хлебом-молоком
Встречали — а ходи под колпаком.

СМЕШОН.
А вечером вчера спецназа взвод?!

МАРШАЛ.
Не похвала Дустуму. Было круче.
В Афгане так: кто может — тот живет,
Кто выдохся и лег — тот жизни учит.
А впрочем, иншалла. Творцу виднее.
Давно один отряд…

(переводит взгляд по очереди на Залегко и Смешона)

Вы с ним?

Вы с нею?

СМЕШОН.
Всегда была. Нет, правда. Как с детсада.

ЗАЛЕГКО.
Где брать определение отряда?

СМЕШОН.
Как восемнадцать стукнуло…

ДУСТУМ (присматриваясь).
Солидно.

ЗАЛЕГКО.
Шесть в августе.

СМЕШОН.
Вся жизнь.

ДУСТУМ.
По взгляду видно.
А так, в вопросах смерти и присяги?

СМЕШОН.
Мы с ней с утра вчерашнего бродяги.

ЗАЛЕГКО.
Так он сказал.

СМЕШОН.
Я объяснил же, Зуля:
С кем лично я…

ДУСТУМ (удовлетворенно кивая).
Профессора в Стамбуле
Читали управление не втуне.
Итак, Ташкент и первое июня.

Монтажный переход с искусственным пространственным эхом. Камера берет фигурные выступы на джезве макросъемкой.

ДУСТУМ (завинчивая пробку).
…припомнив всех.

ЗАЛЕГКО.
Кипчаки.

СМЕШОН (ставя чашку).
Русский хан.

ДУСТУМ.
Китай.

ЗАЛЕГКО.
Вторженье инопланетян.

СМЕШОН.
Исламабад.

ЗАЛЕГКО.
ИСДУ.

ДУСТУМ.
КСИР, "Аль-Каида",
Ичкерия, Синцзян, Кабул, "Изида",
Израиль, ЦРУ.

ЗАЛЕГКО.
Нарендра Моди.
Токаев. А в Баку Алиев, вроде?

СМЕШОН.
Ему-то мы с какого прибабаха?

ДУСТУМ (поднимая палец).
Без критики.

СМЕШОН.
Защитники Арцаха.

ДУСТУМ.
Тахрировцы. И раз ИСДУ, то ПИВО.
Какие-то ячейки на плаву…

СМЕШОН.
Кто?

ДУСТУМ.
Кабири.

ЗАЛЕГКО.
Как сходится красиво.
При папе их загнали под траву…

ДУСТУМ (кивая).
А тут окно возможностей. Не диво.

Расправляя затекшую ногу, Залегко задевает джезву. Проливается, впрочем, уже одна гуща.

ЗАЛЕГКО.
Вот я балда…

ДУСТУМ (протирая пролитое кончиком пояса халата и скручивая его в карман).
Пустяк. Переживу.
Но мы и в самом деле разошлись.
Марс, ЦРУ, Баку… Давайте вблизь?

ЗАЛЕГКО.
Давайте.

ДУСТУМ.
Вариант триумвирата
В Ташкенте входит в форму конденсата.
Азизов от ГБ. Потом персона
Маячит…

ЗАЛЕГКО.
Тохирия Муиджона?

ДУСТУМ.
Его еще, поди, Каримов выпер!
Арзиев от разведки, вице-спикер,
Каб уцелел, еще бы был Курбанов,
А так — Касымов.

ЗАЛЕГКО.
Четверо.

ДУСТУМ.
У планов
Раздела шкуры этот вечен минус.
Порой четверки достигает синус.

ЗАЛЕГКО.
Постойте. СГБ, фонарь, аптека…
А ведь звучали взрывы четверть века
Назад в Ташкенте. Их установили?

ДУСТУМ.
Я — да. Но он…

(разводит руками)

Уже семь лет в могиле.

Несколько секунд молчания.

ЗАЛЕГКО.
А почему не "У#бан"-то все же?

ДУСТУМ.
Им ровно ноль резона лезть из кожи.
Военный этот саммит — третий где-то:
Кино, вино, под вечер домино,
Рустаму скажут, как заведено.
Мак — главная корова их бюджета.
Здесь — коридор. И начерт им палиться?
Зачем им перекрытая граница?
Как будто нету двести первой базы.

ЗАЛЕГКО.
Но, может, постепенно, а не сразу?
Под шум…

ДУСТУМ.
Тогда б им был необходим
Не только исполнитель у палаццо!
Нет, думаю, афганский прохуддин
И впрямь ходил перекредитоваться.
Вот дворник, золотарь… От жилкомхоза
Всегда исходит скрытая угроза.
Недоглядишь — и Гондурас в огне.

(отвинчивает пробку)

Еще?

ЗАЛЕГКО.
Я за рулем.

СМЕШОН (протягивая пустую чашку).
А мне вполне.
Ох, клять!

ДУСТУМ (довольно).
Сама история, не мельче:
Из этих бочек пил в Иране Черчилль!
Когда б не крепость, с кофе не мешал бы,
Но без разбавы — как удар кастетом.

СМЕШОН.
По мне, как раз.

ДУСТУМ.
Что слышно из Душанды?

ЗАЛЕГКО.
Все начеку.

ДУСТУМ.
Я даже не об этом.
Момент-то для серьезных разговоров:
На переправе отвалились кони.
Кто успокоил нацию?

ЗАЛЕГКО.
Сатторов?
Или Курбон? Я дикторов не помню
По именам.

ДУСТУМ (отмахивается).
Все одного разлива.
У вас одна семья без перерыва
У власти. Предписание закона —
Явить стране наследника.

СМЕШОН.
Созвона?

(поворачивается к Залегко)

Он выступил?

ЗАЛЕГКО.
Икс зет.

СМЕШОН (поворачивается к Дустуму).
Дитя без глазу.

ЗАЛЕГКО.
А нужно сразу?

ДУСТУМ.
По закону — сразу.
На "Сафине" и на втором канале
Девятого все уши прожужжали.

ЗАЛЕГКО.
А вдруг распоряжением Рустама…

СМЕШОН.
Все к одному: не отвечала мама,
Анушервона не было в лицее —
Звонили мне, хотя я в списке пятый…

ЗАЛЕГКО.
Предупреждали всех?

СМЕШОН.
Кто связан с папой.
Как будто мы и вправду на прицеле.

(комкает обертку из-под ломтика рахат-лукума)

ЗАЛЕГКО.
И песня эта.

СМЕШОН.
Наберу еще ей…

(достает из кармана телефон и жмет в середину списка недавних звонков)

Нет.

ЗАЛЕГКО.
Отбивает?

СМЕШОН.
"Номер запрещенный".

Залегко тоже лезет в телефон.

ЗАЛЕГКО (склонившись).
Теракт в Ташкенте, стрельбы на Памире…

СМЕШОН.
Сайт "Президент"?

ЗАЛЕГКО (добавляет вкладку; медленно поднимает глаза).
Четыреста четыре.

ДУСТУМ.
Слона в гончарной…

(СМЕШОН, ЗАЛЕГКО).
Кажется, нашли.

ДУСТУМ.
Платить долги важней любых капризов.
Мой дом — ваш дом, что б ни решил Азизов,
Когда на сыновей Имманули
Как по звонку объявлена охота.

ЗАЛЕГКО.
А дочерей?

ДУСТУМ.
Фируза и Озода
Мелькали утром в новостях Минфина.
Об остальных — похоже, или длинно,
Или никак. У вас семья из стали,
Но сестры…

(жмет плечами)

…встанут воевать едва ли.
Как говорил Райком, полярность в жиле.
Я ваш, коллеги.

ЗАЛЕГКО.
Чем же заслужили?

ДУСТУМ.
Такого не заслуживают: нечем.
Я здесь сижу, как выброшенный смерчем,
И вкруг еще смыкается каверна.
Ведь говорил же?

СМЕШОН.
Говорили.

ДУСТУМ.
Верно.
Задрало быть игрушкой без завода.
О новом деле я молил три года —
И от тычка рассыпалась пиньята.
Мой хлеб — ваш хлеб. Мой порох — ваш, ребята.

ЗАЛЕГКО.
А нам что делать? В интернет и телек?

ДУСТУМ (протягивая флягу).
Еще по кругу?

СМЕШОН (кивая).
Дивный психоделик.
Но все же. От сиденья ровно толка…

ДУСТУМ.
Пока не прорисуется картина.

ЗАЛЕГКО (неожиданно хрипло).
Лазутчиками вашими?

ДУСТУМ.
Не только.
Я знаю, чем купить Тизанидина.
А промежутки выиграю в покер.

СМЕШОН.
Он вас арестовать хотел!

ДУСТУМ.
А по##р.
Достойней бека нет в подлунном мире.
Ему бы не в угрозыск, а в визири —
Да у меня вакансии прогнили.
Но будут, правда?

СМЕШОН.
Это в нашем стиле.

ДУСТУМ.
Он, как и я, не флагу — фронту предан.
А здесь идущим за отцами следом
Ликурга светит доля и Перикла.

ЗАЛЕГКО (ежась и вздергивая плечами).
Я не могу на милость. Не привыкла.
Мне даже и подобием обузы…

СМЕШОН (поднимая взгляд от экрана).
А я ведь знаю телефон Фирузы.


СЦЕНА 5. ДУШАНДА

Негромкий шорох дороги (асфальт в столице ровный).
В камере крупным планом руки Залегко на руле. Звучит песня Александра Шульца "Легче":

"Легче пуха твой сон белого лебедя,
Легче облака вздох глядящего вглубь ручья,
Легче — и, неслышны, дай подобрать слова,
Легче которых лишь смех пестрого мотылька.
Легче вычерти круг, легче вступи в него:
Семь звезд по именам, семь дивно ярких роз…"

Audi с Залегко и Смешоном въезжает на женскую половину Душанды.
Монтажный переход. Смешон (один) поднимается по устланной ковром лестнице.
Еще один монтажный переход. Полумрак, ковры и двурогие светильники на стенах. Смешон и шесть старших законных сестер — Фируза, Озода, Рухшона, Тахмина, Парвина и Зарина — сидят на подушках вокруг дастархана, накрытого к легкому чаю.

ОЗОДА.
…не зная, под какие встать знамена,
Сложила вещи, спрятала Созвона,
Не сообщая нам деталей схемы.

ФИРУЗА.
Как мама, так бы поступили все мы.

ПАРВИНА.
Нам карты сдали первый раз без крапа.

СМЕШОН.
Подумаю-ка, что бы сделал папа.
На свете нет других таджикских наций.
Бежать, бороться — можно; но не сдаться.
Пусть государства твердь непостоянна —
Должна быть стража, тайный полк, охрана.

РУХШОНА.
Вот это брат — орел, а не альпака!
Знал папа, с кем плевать на узы брака.

ЗАРИНА.
Я, честно, о таком молилась чуде.

ОЗОДА.
Засада — не оружие, не люди.

СМЕШОН.
А их эквивалент.

РУХШОНА.
Орел!

СМЕШОН.
И решка.

ФИРУЗА.
Бумага есть?

СМЕШОН (покопавшись в карманах, выуживает чек из ларька).
Листок.

ФИРУЗА.
Пиши, не мешкай:
Сначала восемнадцать цифр IBANа,
А после ключ.

ОЗОДА.
И мой.

ТАХМИНА.
Таджикистана
Вся тайная казна рекой живучей
Приумножалась вот на этот случай.

РУХШОНА.
Мой.

ТАХМИНА.
Мой короче чуть.

ПАРВИНА.
Мой очень длинный.
Там "эль", а не "один". И ключ Зарины…

ЗАРИНА.
Не вслух! Впишу. Ну, воодушевленно
Напутствуем…

РУХШОНА.
А есть еще Фарзона.
Седьмой доверен нашей светской даме.

СМЕШОН (оглядываясь).
И правда. Ведь она должна быть с нами?

ФИРУЗА.
Она от нас отдельно: в первом классе.
Она тебя оценит. Ты — понравься.

Монтажный переход, не мгновенный, но очень быстрый (в доли секунды).

ЗАЛЕГКО.
Что рассказали?

СМЕШОН.
Дамы не без сметки.
На вид не сестры, а скорее тетки.
Мы посидели малым там диваном…
Они держали в рукаве туза нам.
Все купим сами: скакунов, мечи ли —
Мне золото партийное вручили.
Трезвеем, Зуль, подвязываем кеды…

ЗАЛЕГКО.
Чума. Не верю. С первой же беседы?

СМЕШОН.
Тут практика критерий, а не вера.
Сейчас поймем. Рули на Алишера.

Монтажный переход. Смешон стоит в дверях скромной студии Фарзоны. На окне тюлевые шторы в несколько слоев, пропускающие свет, но полностью рассекающие все и всяческие контуры. Перед окном мраморная тумба или стол, полностью (кроме небольшого блюда экзотических фруктов и пепельницы со странными порошками) заставленный коллекционным и экспериментальным алкоголем. У стены слева широкий диван с подушками, оленьи рога над диваном, алюминиевый лаптоп, брошенный поперек, аудиосистема.
Фарзона встречает Смешона в своем лучшем платье с бокалом вина (Moscato Otonel bianco).

ФАРЗОНА.
Фугас или осколочный?

СМЕШОН.
Фугас.
Метровые колонны — в пыль.

ФАРЗОНА.
Халлас.

СМЕШОН.
Официально это у#баны,
Но это…

ФАРЗОНА.
Штамп. Хотя они могли б,
Но будь заказ.

СМЕШОН.
…и понимаю — влип.

ФАРЗОНА.
По-моему, все это очень странно.

(поднимает бокал)

Уединимся ненадолго с белым?

СМЕШОН.
Чтоб лучше познакомиться?

ФАРЗОНА.
Всем телом.

СМЕШОН (опешивая чуть-чуть не до заикания).
Ты что. Так не бывает… Я же брат.

Фарзона выставочным жестом показывает накрытый стол и комнату.

ФАРЗОНА.
Бывает снежно-белый виноград,
Ковер из стеблей розы, мягкий лед,
Металл, который за душу берет.
Есть дальние плоды земного сада:
Душистых перцев жгучая прохлада,
Кудин, лакрица, "Эппл Макинтош".
Мир падает. Однажды ты умрешь,
Мы все умрем когда-нибудь. За это
Каких тебе достаточно наград?

СМЕШОН.
Фарзона, погоди. Я сам с приветом,
Тадж-металлист, но это же разврат.
Ты очень образована, Фарзона…

ФАРЗОНА.
Какой ты mou… ты даже не moujik.

СМЕШОН.
Фарзона, что за браво. Я таджик.
Мне не любой по нраву взлом шаблона!
И белого не пью.

ФАРЗОНА.
Какой халлас.
Ты этот самый, что ли… водолаз?

СМЕШОН.
Я Залегко люблю.

ФАРЗОНА.
Как это мило.
Ты трус, а вот она бы оценила.

СМЕШОН.
Не смей о ней…

ФАРЗОНА.
Ну да, она же идол,
Как все, что папа в пользованье выдал.
Ты так и сгинешь в понятийной яме,
Но есть реальный мир за именами.

(приподнимает левую грудь)

Боишься ягод с вольного куста?
Отца в гробу? Мента с холеной ряхой?

СМЕШОН (закрывая лицо и поворачиваясь было к двери).
Фарзона, б… везде какой-то на##й,
И ты решила, что ли, не отстать.

ФАРЗОНА.
Трус — значит, побоишься. Передам
Все старшим сестрам про твои подвижки.

(бьет Смешона по левой щеке)

Теперь вторую, как в старинной книжке.

СМЕШОН (глядя прямо).
Зачем?

ФАРЗОНА (отрывая две пуговицы с платья).
Скажу, напрашивался сам.
Поверят — мне. А ты дрожи, как заяц,
Или умней.

СМЕШОН.
А если будет запись?

ФАРЗОНА.
Откуда бы?

СМЕШОН (пожимая плечами).
А будет непременно:
Очки.

ФАРЗОНА (срывая со Смешона солнечные очки и переламывая мостик носком туфли-лодочки).
Они с тобою были, Гена.

Смешон молча выходит, не подбирая обломков и не захлопывая двери.
Ждущая в Audi Залегко впускает его, щелкнув замком изнутри.

ЗАЛЕГКО.
Кто так?.. Болит? Она тебя побила?

СМЕШОН.
Сестра сестрой, а жалит, как Далила.
Мне после ханки не бывало гаже.

ЗАЛЕГКО.
Ты приставал?

СМЕШОН.
Халлас. И ты туда же.

ЗАЛЕГКО.
Не говори. Пойму. Мне двадцать пять,
В мои года не стыдно различать
Еще не те тона в природном зове…
Она же ландыш горный царской крови.
Понятно же, ты был, как во хмелю.

(примирительно треплет его за шеей)

Смешон… Я все равно тебя люблю.

СМЕШОН.
Раз любишь — веришь.

ЗАЛЕГКО.
Верю и такому,
Как поклялась покойному Райкому.

СМЕШОН.
А веришь ты не мне, а всякой х#ри.

ЗАЛЕГКО.
Но что теперь? Ты обошел все двери.
Мы не дождемся помощи от баб.
Остался только Генеральный штаб.
Есть план у них, наверное.

СМЕШОН.
Не мой.
И я в нем лишний, пятой точкой чую.

ЗАЛЕГКО.
Куда несет-то голову лихую?

СМЕШОН.
Побьюсь пока.

ЗАЛЕГКО.
С протянутой сумой?
Без жалованья нукеры строптивы.
Получку ты извел на реактивы…

СМЕШОН.
Извел. А сток?

ЗАЛЕГКО.
Ты раньше б мазал лыжи:
На новостях вчера упала биржа.
И бонды, и твои дож-койны в яме.
Какие войны с этими деньгами?
Оставь уже мечты свои на ленте.

СМЕШОН.
Не сразу. Эту ночь мы спим в Ташкенте.
При выборе, чужбина или пуля…

ЗАЛЕГКО.
Как скажет господин.

СМЕШОН (примирительно треплет ее за шеей).
Ну что ты, Зуля…

ЗАЛЕГКО.
Привык уже б. Вы — буйволы. Мы — змеи.
Худжандом?

СМЕШОН.
Самаркандом. Так вернее.

За мостом через Чинарсай у Смешона на поясе звонит телефон.
Он принимает звонок, но молчит.

РУХШОНА.
Смешон!

СМЕШОН.
Я тут.

РУХШОНА.
Прости за это ралли.
Тебя мы, понимаешь, проверяли.

СМЕШОН (от трубки).
Стой, Залегко.

ЗАЛЕГКО.
Свернуть с шоссе?

СМЕШОН.
Погодь.

ЗАРИНА (тише и, по-видимому, из-за плеча Рухшоны).
Ты молодец, что укрощаешь плоть.
Ты нужен нам.

СМЕШОН.
Спасибо. Очень рад.
Какой-то позитив на общем фоне.
Так что, теперь мы едем вновь к Фарзоне?

РУХШОНА.
Ее украли пять минут назад.


АКТ II. АФГАНСКАЯ ПЛЕННИЦА
СЦЕНА 1. МОСТ ДРУЖБЫ

Таверна "Мараканда". Смешон с Залегко ждут в стороне от входа, примерно метрах в трех.
Правой рукой Смешон держит над невольницей зонтик от солнца. В левой руке телефон.
Тени лежат на девять часов утра.

ЗАЛЕГКО.
Он скоро будет?

ДУСТУМ (в трубке).
Я уже ползу.
С Самарканди…

СМЕШОН.
Тупик Ислама третий.

Монтажная склейка. Маршал выходит навстречу влюбленным из потертого "Саньона-Номада".
Форма его усов претерпела какое-то неуловимое изменение.

ДУСТУМ.
Где "Ауди" поставили?

СМЕШОН.
Внизу.

ДУСТУМ.
Скажу секрет: надежнее в мечети.
За мной. Я жду.

Монтажная склейка. Слабо освещенный этаж почти пустой подземной парковки. Сделав влюбленным приглашающий жест, маршал наклоняется к передней двери "Номада".

ЗАЛЕГКО.
Водитель?

ДУСТУМ.
Правый руль.
Подстраивайте кресло под колени.

"Номад" петляет улочками одноэтажного старого Самарканда.

ЗАЛЕГКО.
Какое все облупленное.

СМЕШОН.
Зуль!

ДУСТУМ (невозмутимо).
Так едем мы куда? В облуправленье.

Подъехав к двухэтажному зданию с антенной, "Номад" замирает в тени забора.

СМЕШОН.
Нам выходить?

ДУСТУМ.
Дождитесь здесь. На все
Вопросы отвечаете: "К Жияну".
Вода за спинкой.

Тишина. Шорох подъезжающих и отъезжающих машин. Смешон трет лоб. Часы на электронном табло перелистывают на десять ровно.

Захлопнув дверь изнутри, маршал крутит пальцем у виска.

Знал бы, что застряну…

ЗАЛЕГКО.
Межведомственный торг?

ДУСТУМ.
Во всей красе.
Скорми ослу основы инфобеза…
Их видели.

СМЕШОН (приподнимаясь).
Да?

ДУСТУМ.
В сторону Термеза.
Три штрафа — знать, спешили до утра.
Размыты лица, черная чадра,
Зато не ускользнули от шерифа
Два номера из Мазар-и-Шарифа.

СМЕШОН.
Теперь — туда?

ДУСТУМ.
А точно по плечу?
А то я вам за номер заплачу,
Дождетесь в "Мараканде", не светясь:
Там повар — кореш моего Ахмата.
Один намек — и крылышко, и мазь…

СМЕШОН.
Она моя сестра.

ДУСТУМ.
Настройки взяты.
Оружие держал?

СМЕШОН.
Мелкашку в тире.

ДУСТУМ.
Жару выносишь?

СМЕШОН.
Семьдесят четыре
В турецкой бане.

ДУСТУМ.
Зрение?

СМЕШОН.
Не знаю.

ДУСТУМ.
Дай руку. Жизни линия сплошная?

СМЕШОН.
Я в них не верю.

ДУСТУМ.
Верно. От шайтана.
Но кисть…

(встряхивает ладонь Смешона за запястье)

…качать придется неустанно,
А то свихнешь. Ношение никаба
Приемлемо?

ЗАЛЕГКО.
Да.

ДУСТУМ.
Значит, до Сиаба.
Погрузим сухпаек, бутыли, сбрую,
И вас там заодно экипирую.

Монтажная склейка. Шумный крытый павильон Сиабского базара. Столы со всем.

ПРОДАВЕЦ ВЫЧИСЛИТЕЛЬНЫХ МАШИН.
Абак! Убережет от лишней траты!

ПРОДАВЕЦ ТЕПЛОЗАЩИТЫ.
Каракуль!

ПРОДАВЕЦ СУХОФРУКТОВ.
Черносливы и кумкваты!

ПРОДАВЕЦ БЛАГОПРИСТОЙНЫХ ТОВАРОВ.
Платки до пят!

ЗАЛЕГКО (озадаченно).
В чем в этом самом ходят?
Какой расцвет, фасон?

ДУСТУМ.
Любой орнамент.
Я покажу, как их вязать по моде.

(протягивает карточку Залегко)

Здесь сумы. Мы походим сторонами.

Монтажная склейка. Дустум со Смешоном подходят к стенду точной оптики.

ДУСТУМ.
Смотри очки. А то гляжу — посеял.

ПРОДАВЕЦ ТОЧНОЙ ОПТИКИ.
Малайзия, Вьетнам, Китай, Расея…
По фазе калиброван каждый атом,
Устойчивы к песку и химикатам,
Срезают синий свет, как фирма "Зенки"!

Смешон вопросительно смотрит на маршала.

ДУСТУМ.
Нам видеть все хотелось бы оттенки.

Продавец понимающе подзывает Смешона с маршалом в палатку, приподнимая верх сундука.

Монтажная склейка. Точно такая же палатка, но освещенная тусклей.
В углу у двери висит тяжелая куртка. Маршал протягивает продавцу свернутую вчетверо стопку наличных денег. Смешон ждет позади, разглядывая красочные обложки карманной серии боевиков "Пленница султана спасает мир" и глянцевого журнала "Город контрастов".

ПРОДАВЕЦ ПЕЧАТНОЙ ПРОДУКЦИИ.
Вам лет на двадцать пять примерно ксиву?

ДУСТУМ.
Семнадцать. Чтоб не подлежал призыву.
Жена и дети — чистая страница.

Маршал прикладывает глянцевую фотографию к ламинату. Продавец клацает складной печатью.
Маршал протягивает Смешону свежий темно-зеленый узбекский паспорт.

Смешон с Дустумом идут по боковому коридору назад.

Вот и легенда: едете жениться.

Смешон с Дустумом стоят перед зеркалом в открытой примерочной кабинке. Дустум помогает Смешону зафиксировать афганские штаны-тумбан.

Здесь стягиваешь натяженьем слабым.

Смешон (в обычной, таджикской одежде) с Дустумом подходят к Залегко. На ее плечах — ожерелье из белого жемчуга.

ЗАЛЕГКО.
Я тут…

ДУСТУМ.
Носить придется под никабом.

Солнечная площадь перед базаром. Дустум, присев на корточки, прикручивает к заду "Номада" новую номерную табличку. Старая лежит на земле цифрами вниз.

Год меня ждали — а теперь пора.

СМЕШОН (приглядываясь).
Три топора?

ДУСТУМ.
Блатные номера.
При тех же и движке, и батарее
На тридцать километров в час быстрее.

Монтажная склейка. "Номад" мчит средь арыков и полей. Маршал за рулем.

Сживайтесь, молодые, с новой ролью.

СМЕШОН.
Зуль, как поездка?

ЗАЛЕГКО (приоткрывая окно, мечтательно).
Ветер…

ДУСТУМ (морщась).
Хлопок с солью.
В горах сейчас свежо и дует к югу,
И мак цветет…

"Номад" пролетает рыночную площадь на красный свет.

ЗАЛЕГКО.
Барашек!

ДУСТУМ (покидая площадь без соприкосновения с препятствием).
Не под руку.
А то я на секунду отвлекусь,
И мы войдем в бессмертье в виде гифа.

(задумывается)

Не голодны?

СМЕШОН.
Ты как, Зуль, кусь?

ЗАЛЕГКО.
Я кусь.

ДУСТУМ (в трубку).
Барашка для Олджуева Авыфа!

ЗАЛЕГКО.
Кафе?

ДУСТУМ.
Своя харчевня под Гузаром —
Рекомендую всем влюбленным парам.
Там и на Мекку стрелочки прибиты,
И коврик… Вы, надеюсь, не шииты?

Тени на пять часов вечера. Слева Ангор. "Номад" остывает под разлапистой тихоокеанской сосной.

ДУСТУМ (Смешону).
Прикрой спиной.

СМЕШОН (кивая и вылезая).
Попривыкаю к зною.

ЗАЛЕГКО.
Мы не сломались?

ДУСТУМ.
Номер перестрою.
По югу поползем, не разглашая:
В Термезе глаз и камер — до зарезу…

Дустум поскрипывает отверткой. Смешон разминает руки и ноги.

Монтажная склейка. Тени на пять тридцать вечера. Солнце сзади. Дорога поднимается в холмы. Слева пастбища, справа хлопковые поля, навесы и ангары на горизонте.

ЗАЛЕГКО.
Мы выехали, что ли, из Термеза?
А как же мост?

ДУСТУМ.
Амударья большая.

Смешон и Залегко идут вслед за маршалом на юг от облупившегося ржавого ангара. У каждого на плече по обширной сумке, с какими ездят начинающие коммерсанты. Камера берет комья слежавшейся глины. Впереди обрыв. Над обрывом прорисовываются две скалы или валуна.

Процессия заворачивает за скалу. За ней открывается небольшая утоптанная площадка. До противоположного берега Амударьи прокинут тридцатиметровый стальной трос. На тросе укреплены несколько сидений, похожих на кресла аттракциона-центрифуги. Ближайшее к обрыву сиденье зацеплено карабинной застежкой на костыле, вбитом в гранит.

ЗАЛЕГКО.
Мы здесь должны?..

ДУСТУМ.
Хик Родос.

ЗАЛЕГКО.
Как-то странно.

ДУСТУМ.
Все лучше билетеров "У#бана".
Юницкого кибитка, струнный транспорт!
Хотите — впереди проеду на спор?

ЗАЛЕГКО (отступая вдоль скалы и отворачиваясь к ее подножию).
Смешон, прости…

Звучат несколько порывов физиологического звука.

СМЕШОН (смущенно сжимая губы).
Некстати было брашно.

ЗАЛЕГКО (на корточках).
Я не могу. Я девочка. Мне страшно.

ДУСТУМ.
На миг запястье можно? Пульс померю…
Не резко. И еще полгода — нет.

Залегко медленно встает, испуганно глядя маршалу в глаза.

СМЕШОН.
Трясло?

ДУСТУМ.
Простите, что раскрыл секрет.
Нас четверо.

(жмет плечами)

Идем обычной дверью.

Монтажная склейка. "Номад" медленно ползет в пробке по мосту Дружбы. Тени от опор моста лежат на шесть часов вечера. Звучит песня группы Nautilus Pompilius "Нежный вампир".

Монтажная склейка. Тесная комната со скамьями и стойками паспортного контроля, похожая на зал ожидания сельской автостанции с кассами. Часть ожидающих сидит, часть стоит в очередях. В левом углу — троица отчаянных туристов. Двое сидят на корточках у рюкзаков. Один читает книгу, прислонившись к стене.
Залегко со Смешоном замерли на скамье у самой двери.
Залегко закутана до пят в платок с сине-золотым орнаментом.
Дустум стоит с зеленым узбекским паспортом перед крайней правой стойкой.
У всех троих те же сумки, что были у обрыва.

ПОГРАНИЧНИК ЗА СТОЙКОЙ (на дари, с легким таджикским акцентом).
Багажник разрешенного размера…
О'кей. За дверь направо для беседы.

Дустум заходит в пустой кабинет справа от скамьи. Он устроен точно так же, как основное помещение, только за пуленепробиваемым стеклом ровно одна стойка. За стойкой две двери: налево, в основное помещение пограничной заставы, и с правого края вперед — куда-то еще. Вдоль дальней стены стенд: автомобильные ключи и брелки с приклеенными ярлыками. Слева от стенда, у самой двери, висит наградной кинжал. Рядом с ним три почетных грамоты.

ПОГРАНИЧНИК ЗА СТОЙКОЙ.
Вторую руку.

Маршал отводит правую ладонь из-под сканера, но пограничник левой рукой перехватывает его пальцы, а правой защелкивает наручники на запястьях.

ДУСТУМ.
Да?

ПОГРАНИЧНИК (тихо).
Взошли посевы.
П%%ц тебе, предателю Панджшера!

ДУСТУМ.
Спасибо. От своих всегда приятней.

ПОГРАНИЧНИК.
Таджики не из подающих задний!
Юли, беглец.

ДУСТУМ.
Сам служишь где?

ПОГРАНИЧНИК.
Шакал.
Я больше каждый день тебя рискую!

Вынув из кармана, пограничник тычет Дустуму в лицо значок с пятью львами.

ДУСТУМ (присматриваясь).
Где гравировку делают такую?

Пограничник наклоняется ближе. Пальцы маршала смыкаются на его горле. Тело пограничника медленно оседает на пол.

Маршал подбирает со стола связку ключей. К наручникам подходит третий из них.

Не в этот раз. Я другу обещал.

Подбирает ключ к барьеру стойки; пробно поворачивает его же в двери, ведущей, судя по шуму в щелях, на улицу. Затем, приоткрыв рукавом дверь в кабинет, делает знак Смешону.

С невестой вызывают казначея!
Закройте за собой.

Обернув ладонь носовым платком, маршал снимает со стены кинжал и контрольно пробивает пограничнику сонную артерию. Затем кладет на грудь трупа значок с пятью львами.

Смешон деликатно прикрывает Залегко рот.
Подхватив несколько брелков наугад, маршал показывает связкой ключей на дверь.

Теперь скорее.

Процессия выходит на парковку пограничной заставы. Замыкающая Залегко плотно захлопывает дверь коленом.
Маршал нажимает последовательно три брелка. Срабатывают все три. Маршал жестом зовет спутников к двум ближайшим откликнувшимся автомобилям.

СМЕШОН.
Мы делимся?

ДУСТУМ.
Я первый, ты второй.
Где за скалой три точки звуковой,
Бросаешь поперек двойной сплошной.

СМЕШОН.
Зуль, поняла?

ЗАЛЕГКО.
Нормальная затея.
Иди вперед?

СМЕШОН.
Давай-ка я с тобой.

ДУСТУМ.
Там узкое шоссе без тротуаров,
Учтите.

СМЕШОН (садясь на заднее пассажирское со стороны Залегко).
Уяснил.

ДУСТУМ (садясь за руль).
Взведи "Макаров".


СЦЕНА 2. КУРИЛЬНЯ

Горный склон. Шоссе о двух полосах с поперечным наклоном к обрыву. Сумерки.
Смешон с двумя сумками и "Макаровым" ждет, когда Залегко отбежит достаточно далеко от брошенного "Форда Раптора". За спиной едва светит стоп-сигнал "Хьюндай Тирады" маршала.
Смешон простреливает переднее колесо. "Форд", опрокинувшись на нос, ползет к краю шоссе.

ЗАЛЕГКО (сзади).
Что, б…, стоишь, как в голубом берете?
Вторую ось!

Смешон пытается поднять тяжелеющий "Макаров" обеими руками. Он весит, наверное, тонну. "Форд", скользя, надвигается прямо на Смешона и превращается в наезжающий навес гаража.

ДУСТУМ (за опускающееся стекло встречающим).
Засвечен — перебейте.

Двери "Тирады", щелкнув, падают прочь. Смешон шевелит ногами, пытаясь распутать нижние ремни безопасности, затем открывает глаза.
Он лежит на кровати в двухместном номере таверны. Ноги запутались в простыне.

Окно выходит на юг, и солнце светит слева вдоль балкона. Этаж, судя по кустам акации, второй.
Залегко спит на кровати напротив, туго завернувшись в покрывало.
На полу у кроватей по сумке — у Залегко разобранная до дна, у Смешона лишь приоткрытая.

В дверь номера заглядывает маршал. В его усах что-то снова неуловимо поменялось.

ДУСТУМ.
Где ствол?

СМЕШОН (выхватывая из-под подушки "Макаров" и целясь в окно).
Так, вроде, в минимум касаний?

ДУСТУМ.
Зачет, эмир. Приветствую в Афгане.
Как выспались?

ЗАЛЕГКО (встрепенувшись).
А? Холодно.

ДУСТУМ.
На рынок
Идем сейчас со мною без заминок,
Чтоб в полдень и жару не бегать в мыле.

СМЕШОН.
Мы всё в Ташкенте разве не купили?

ДУСТУМ.
Задать вопросы. Стрем идти с девицей,
Но поперву бы я не стал делиться.
Притретесь…

Звучит песня группы "Суходол" "Правой и снова правой". Смешон облачается в просторную афганскую одежду; Залегко просто закутывается в платок.

Смешон и Залегко (в полном сборе) следуют за маршалом по тропе между каменной стеной и зарослями. Под ногами попадаются обрывки бумаги, лоскуты одежды. За стеной не видно ни деревьев, ни построек, но обрыв за ней или равнина, определить невозможно.

Подземный гараж освещен одной лампой на стене.
Песня заканчивается. Маршал подходит с ключом к тертой лиловой жукообразной "Махиндре".

СМЕШОН.
Как вести себя снаружи?

ДУСТУМ.
Естественно.

ЗАЛЕГКО.
Пешком не лучше?

ДУСТУМ.
Хуже.
На похвалу туриста стражи падки —
Была бы подорожная в порядке.
Все базы данных в устном обороте.
За местных же — не сильтесь — не сойдете.

Подъехав с восточной стороны, "Махиндра" погружается в павильоны городского базара. Дустум паркуется возле ювелирного магазина "Алмаз" за квартал до Шадианской площади. За большей частью витрин темно, но торговля продолжается со столов, расставленных на улице и в крытых переходах.

ЗАЛЕГКО.
"Дом мод", смотри.

СМЕШОН.
Где?

ЗАЛЕГКО.
За углом мерцает.

СМЕШОН (принюхиваясь).
Кисломолочным тянет.

ЗАЛЕГКО.
С огурцами.

МЕНЯЛА.
Меняем афгани, туманы, сумы!

ПРОДАВЩИЦА БЛАГОПРИСТОЙНЫХ ТОВАРОВ (к Залегко, из-под навеса).
Платок берете?

Залегко вопросительно смотрит на Дустума.

ДУСТУМ.
Пять.

ПРОДАВЩИЦА (подзывая Залегко).
Какой рисунок?

ПРОДАВЕЦ УЦЕНЕННЫХ БЫТОВЫХ ТОВАРОВ (хватая Смешона за локоть).
Для сотого подарок! Будешь сотым?

МАЛЬЧИК С КАДИЛОМ.
Курение от сглаза с приворотом!
Призыв удачи на любое имя!

ДУСТУМ (со вздохом суя мальчику в руку мелкую монетку).
Авыф Олджуев. В скоростном режиме.

Смешон натужно закашливается от дыма, даже присев для убедительности.
Залегко наконец уложила покупки, и маршал, сделав ей и Смешону знак, исчезает за колонной.

Монтажная склейка. Маршал энергично жестикулирует перед прилавком с хаджуром и пахлавой. Из-за шума, скрадывающего реплики, он похож на сурдопереводчика.

ДУСТУМ.
Сын друга.

ПРОДАВЕЦ СЛАСТЕЙ.
А глядит, как кот в Чешире.
Таджик?

СМЕШОН (протягивая руку).
Как бизнес?

ПРОДАВЕЦ.
Как трамвай четыре.
Чем выше задирается харизма,
Тем больше поступлений от туризма.

ДУСТУМ.
Аргун всё кази, старая креветка?

ПРОДАВЕЦ.
Всё кази.

ДУСТУМ.
А Фарзад торгует?

ПРОДАВЕЦ.
Редко.
На мне вся лавка.

ДУСТУМ.
И кальян?

ПРОДАВЕЦ (недоверчиво).
Их двое…

ДУСТУМ.
Он знает — я отвечу головою.

ПРОДАВЕЦ.
Нам лучше конвертируемой платой.
А вы…

ДУСТУМ.
…ф Олджуев. Номер сто двадцатый.

Продавец проводит всех троих по длинному узкому коридору — будто в туалет — и показывает за поворотом на дверь во внутренний дворик. В центре высохшего фонтана водружен огромный кальян. На бортиках фонтана сидят курильщики, оживленно беседуя и лишь изредка затягиваясь. С трех сторон дворик окружают высокие стены зданий без окон — одна из желтого кирпича, а из чего две другие, не понять из-за облицовки.

ЗАЛЕГКО (Смешону).
Секретная курильня…

СМЕШОН.
Аж мурашки.

РАСПОРЯДИТЕЛЬ (доставая из мешка очередной чистый мундштук).
Гостям по обязательной затяжке!

СМЕШОН.
Все, матрица, гори напропалую!

(выдыхает до свиста)

ДУСТУМ (еще стоя над фонтаном и показывая на Залегко).
Ей можно, как в суде: одну вторую.

НЕСКОЛЬКО КУРИЛЬЩИКОВ.
Салям-алейкум!

Прибывшие садятся.

ЗАЛЕГКО (задумчиво держа в руке мундштук).
Что-то недогрето…

РАСПОРЯДИТЕЛЬ.
У нас холодный дым.

СЕДОЙ КУРИЛЬЩИК.
Обход запрета.
В кармане кукиш нравственной палате.

ДУСТУМ.
Как бизнес? Что творится в вилайяте?

БРИТЫЙ НАЛЫСО КУРИЛЬЩИК.
Один тут Эмират грозился высечь
И под ружье поставить десять тысяч.
Да вот не по его легла колода.

УСАТЫЙ КУРИЛЬЩИК.
Да. Мы его не видели два года.

КУРИЛЬЩИК В ПОВЯЗКЕ НА ОДНОМ ГЛАЗУ.
У янки — Истер, у евреев — Пурим,
А мы сидим в тени, да трубку курим.

УСАТЫЙ КУРИЛЬЩИК (курильщику в повязке).
Притормози, не изъясняй намека.

СЕДОЙ КУРИЛЬЩИК (к Смешону и Залегко).
А вы откель, ребята?

ДУСТУМ.
Издалёка.
У них на северах, в земле порока
Не пожениться милым раньше срока.

ЗАРОСШИЙ КУРИЛЬЩИК В ЧАЛМЕ.
Как вам Афган?

СМЕШОН.
Тепло.

Курильщики раскатисто смеются.

КУРИЛЬЩИК В ЧАЛМЕ (все еще покатываясь и показывая пальцем).
Вся жизнь на гриле!

СЕДОЙ КУРИЛЬЩИК.
Как наш базар?

СМЕШОН.
Могуч.

ЗАЛЕГКО (раскрывая сумку).
Платки купили.

СЕДОЙ КУРИЛЬЩИК (поднимая большой палец).
Нормальная расцветка.

ХРИПЛЫЙ КУРИЛЬЩИК (до сих пор молчавший).
Все по сунне.

УСАТЫЙ КУРИЛЬЩИК.
Хоть вам людского надо.

ЗАЛЕГКО.
А кому не?..

КУРИЛЬЩИК В ЧАЛМЕ.
Вчера толкались двое наугад,
Один такой…

(растопыривает руки, ища слово)

УСАТЫЙ КУРИЛЬЩИК (подсказывая).
Немного обгорелый.

БРИТЫЙ НАЛЫСО КУРИЛЬЩИК.
Искали всюду белый виноград.

ДУСТУМ (недоверчиво).
У вас кишмиш побило?

СЕДОЙ КУРИЛЬЩИК (поднимая указательный палец).
С_н_е_ж_н_о-белый.

СМЕШОН (настораживаясь).
Знакомая причуда. А еще
Просили что похожего разлива?

КУРИЛЬЩИК В ЧАЛМЕ.
Вы человека ищете?

ДУСТУМ.
Зачет.

УСАТЫЙ КУРИЛЬЩИК (оживляясь).
Она капризна?

СМЕШОН.
Больше прихотлива.

СЕДОЙ КУРИЛЬЩИК (одобрительно кивая).
Прием вполне: в стране, где прячут взор,
Приметной быть не внешностью, а позой.

ХРИПЛЫЙ КУРИЛЬЩИК (поднимая оба указательных пальца).
О! Спрашивали даже не ковер,
А половик с растоптанною розой.

СМЕШОН.
Еще теплей!

ДУСТУМ.
И место указАнно:

Смешон недоуменно смотрит на маршала.

Сергей Есенин: "двери Хорасана".
Читатель и поэт всегда о разном,
Но по пути одИн так город назван.

ЗАЛЕГКО.
Натянуто.

НЕВЫРАЗИТЕЛЬНЫЙ ЧЕРНЯВЫЙ КУРИЛЬЩИК (до этой поры сидевший молча).
Я видел их.

(СЕДОЙ и УСАТЫЙ КУРИЛЬЩИКИ).
Да что ты!

ЧЕРНЯВЫЙ КУРИЛЬЩИК.
У "Мрамора" стояли две "Тойоты" —
Под деготь и светлей. В багажник белой
Тюки грузил…

(покачивает руками, ища слово)

СЕДОЙ КУРИЛЬЩИК (подсказывая).
Немного обгорелый?

БРИТЫЙ КУРИЛЬЩИК.
Гляди-ка, разгорается звезда.

ЧЕРНЯВЫЙ КУРИЛЬЩИК.
Под черным рукавом в окне мелькнуло
Подобье, что ли, танкового дула,
А может, пулеметного гнезда.

ДУСТУМ (Смешону и Залегко).
Все к одному. Что скажете, ребят?

Смешон с Залегко растерянно переглядываются.

Похоже, нас послали на Херат.

* * *

С крыши слышен раскатистый лязг или хруст — по-видимому, от термической деформации кровельного железа.

Распорядитель, пользуясь паузой, подливает в кальян полстакана ароматной эссенции.

ХРИПЛЫЙ КУРИЛЬЩИК.
Вы как теперь — на дно или спешите?
Есть связи…

ДУСТУМ.
На##р. Сходятся все нити.
Мы путь на юг продолжим со Смешоном.

БРИТЫЙ КУРИЛЬЩИК.
Что нам готовить, аба?

ЧЕРНЯВЫЙ КУРИЛЬЩИК.
Ждать чего нам?

ДУСТУМ.
Скажу им без деталей?

(Смешон кивает)

"У#бан"
Прогневал род высокий мусульман.

КУРИЛЬЩИК В ПОВЯЗКЕ (горячо).
Олджуева-паши нет рода выше!

ДУСТУМ.
А равный — есть.

(СРАЗУ НЕСКОЛЬКО КУРИЛЬЩИКОВ).
Откуда, кто же?

ДУСТУМ.
Тише.
Мир вздыблен от Бишкека до Карачи;
В руке Аллаха все — но при удаче
Есть шанс на комбинацию не хуже,
Чем в голом поле десять тысяч ружей.

(седому курильщику)
Хануд, нам подорожную бы…

СЕДОЙ КУРИЛЬЩИК (доставая из широких карманов комок пергамента и чернильницу).
Многи
У нас враги. Могём на полдороги.

ДУСТУМ.
Ах ты Иван Иваныч…

ЧЕРНЯВЫЙ КУРИЛЬЩИК.
По секрету —
На южной хорде конной стражи нету.

БРИТЫЙ КУРИЛЬЩИК (настораживаясь).
А кто там?

ЧЕРНЯВЫЙ КУРИЛЬЩИК.
Патрули другого вида.

ДУСТУМ.
Какого же?

ЧЕРНЯВЫЙ КУРИЛЬЩИК.
Что гаснут фонари.
Он: "Кто завел вас?" — спросит; говори
В лицо ему: "В горах не нужно гида".

ДУСТУМ.
Шесть лет назад я был у них мишенью.
Но черт… Бывают странные сближенья.

Монтажная склейка: парковка возле ювелирного магазина "Алмаз". От корпуса "Махиндры" поднимается заметный по преломлению теплый воздух. Смешон с Залегко грузят сумки под заднее сиденье, пока маршал что-то осматривает под капотом. Наконец все садятся.

СМЕШОН.
Не торкает, и череп раскален.
Что нам курили там?

ДУСТУМ.
Одеколон.

ЗАЛЕГКО (Смешону; закашлявшись).
Дай уголь.

Смешон протягивает вместе с таблеткой угля початую бутыль воды.

СМЕШОН.
На, запей.

ЗАЛЕГКО.
Какая мерзость…

ДУСТУМ.
В погоне нам понадобится трезвость.
По их условно выскользнувшим планам,
Они уж быть должны за Шеберганом.
Немного усложняется коррида,
Но к лучшему.

СМЕШОН.
Как?

ДУСТУМ (заводя мотор).
Сцилла и Харибда.


СЦЕНА 3. ЗА ШЕБЕРГАНОМ

В кадре — выгнутый белый капот, приземистое лобовое стекло, автомат в руках, закутанных в черное. На лобовом стекле — блики отражения неба (но не солнца). Камера от первого лица.

БОЕВИК.
За умму без границ!

Автоматная очередь просверливает лобовое стекло.
Плюнув на палец, боевик выводит на пыльной крыше два каких-то штриха. Зафиксированная в пространстве камера берет блики, руль, опавшее набок тело водителя и движение локтя.

Монтажная склейка. Время за полдень. Миновав Шеберган и Андхой, "Махиндра" петляет по горам на юг.
Залегко пьет воду. Смешон, украв глоток, придирчиво изучает карту.
Тихо (в 25-30% громкости) звучит веселое инструментальное попурри: куплеты из "Песенки о шпаге" ("Достояние республики"), а припевы из "Дорожной" ("Гардемарины, вперед").

СМЕШОН.
…в конце листа?

ДУСТУМ.
Проехали. Там нету блок-поста.

СМЕШОН (перелистывая страницы).
Тогда Рахматабад?

ДУСТУМ.
Сельпо и фермы,
И это Файзабад, с базаром.

СМЕШОН.
Клять.
Они хоть что-нибудь рисуют верно?

ДУСТУМ.
Да — если с пониманием читать.
Но пиетет перед бумагой вреден…
Так, тишины. Сейчас в ущелье въедем.

Миновав узкий горный коридор, "Махиндра" медленно пробирается между маковых плантаций. На А-76 легкая пробка — не докрасна, но местами дожелта. Дорога немного расчищается после съезда на скудный файзабадский базар. По правую руку, мелькая за соснами, маячит похожая на минарет стела — памятник то ли головке мака, то ли афганской независимости.

На выезде из аль-Кушайри маршал опускает солнечный экран и тянется в водительском кресле, разминая ладони.

ДУСТУМ.
Меня подменит кто-то до магриба?
Пока здесь и обзор, и солнце… Либо
Дожму, но руль отдам перед закатом.

ЗАЛЕГКО.
Я поведу.

"Махиндра" встает на обочине для молитвы и перегруппировки. Залегко садится за руль, маршал — рядом. Смешон передает вперед еще одну бутыль с водой.

ДУСТУМ.
Потише по заплатам.

ЗАЛЕГКО.
Мы не спешим?

ДУСТУМ (усмехаясь в усы).
В страдательном залоге?
У нас нет цели их поймать в дороге.
Заманчиво, конечно же, нагнать их,
Но с форой в день они уже в Герате.

ЗАЛЕГКО.
Как можно рассуждать таким счастливым…

ДУСТУМ.
Рационально.

СМЕШОН.
Зуля, не гони.

ДУСТУМ.
Любой непоправимый вред они
Уже, когда б хотели, нанесли бы.
Нет. Редкой птице — золотая клетка.

СМЕШОН.
А выиграть…

ДУСТУМ.
Нет. Лучшая разведка —
Ждать, как круги расходятся от камня.
Уж сколько раз пускали пыль в глаза мне,
А этот путь не подводил ни разу…

(к Залегко, одобрительно)
Да-да, как есть. Не выжимая газу.

СМЕШОН.
А как назад?

ДУСТУМ.
Смотря какой правитель
И что держа в виду ее похитил.
Девице вольный выпас-то не дан,
Она отцу принадлежит и брату…
При некоторых вводных "У#бан"
Еще и поспособствует возврату.

ЗАЛЕГКО.
А если это сам же "У#бан"?

ДУСТУМ.
Тогда быстрей всего через Иран.
Граница близко…

СМЕШОН.
…и с семьей не в ссоре.

ЗАЛЕГКО.
Смотрите-ка!

И Смешон, и маршал мгновенно выхватывают оружие из кобуры.

Да нет. Какое море!

Шоссе уже идет по самому острию хребта. Вся толща воздуха с обеих его сторон, кроме подернутого тенью южного склона, залита млечным светом, рассеянным то ли на раннем тумане, то ли на мелкой песчаной пыли.

Обогнавший "Махиндру" "Судзуки" пакистанского допила дважды моргает фарами.

СМЕШОН.
Что он?

ДУСТУМ.
Народ обманывать не станет:
Альмар — блок-пост. Меняемся местами
До выезда.

ЗАЛЕГКО.
Экран убрать?

ДУСТУМ.
А с целью?
Чуть позже. Через десять миль ущелье.

Часовой на блок-посту машет — проезжайте — не только не выходя, но и не высовывая руки.
Монтажная склейка. Сцена повторяется на почти неотличимом блок-посту на выезде.

СМЕШОН.
Под козырек берут?

ДУСТУМ.
Дрожа на стуле.
Сто пять из ста, что их не мы спугнули.

ЗАЛЕГКО.
По правую — река?

ДУСТУМ.
Канал прорыт.

СМЕШОН (приглядываясь).
Что там за пыль?

ДУСТУМ.
От топота копыт.
Вам видно справа облако акаций?

ЗАЛЕГКО.
В него?

ДУСТУМ.
Да. Заглушить и дожидаться.

Камера берет заросль акаций, пустое шоссе и склон, поднимающийся от его правой стороны. Высота камеры при съемке общим планом — вдвое выше кустов (и не больше метров пяти).
По лезвию хребта, освещенные солнцем, скачут внушающие ужас вооруженные всадники, поющие внушающую ужас песню. При ближнем наведении камеры видно, что их кони не черные, а скорей светло-серые, а всадники одеты в афганские халаты песчаного цвета.

ВСАДНИКИ (каждый куплет — новый голос, крупным планом, а припев хором).
Нам в горах не нужно гида,
Нам в горах не нужно гида —
Помнит каждый перевал,
Как, сражен рукой мюрида,
Как, сражен рукой мюрида,
Труп кафира остывал.

Не для понта, не для вида —
Просто бьет наверняка
Хорасанская "Изида"
С черным знаменем полка!

Мы летаем, как болиды,
Мы летаем, как болиды,
И упорны, как кроты.
Нами движет не обида,
Нами движет не обида,
А сознанье правоты.

Не для понта, не для вида
Непреклонная к мольбам
Хорасанская "Изида"
Побивает "У#бан"!

Наша вольная планида,
Наша вольная планида
Презирает смерть и плен.
Мы злодеи "Песни Сида",
Мы злодеи "Песни Сида",
"Рухнамы" и "CNN".

Не для понта, не для вида —
Зарубите наперед —
Хорасанская "Изида"
Всех побила и побьет!

Пыль оседает, и песня стихает за горизонтом.

СМЕШОН.
Вот вы какие, воины аскезы.

ЗАЛЕГКО (поджимая губы).
Обычные, IMO, головорезы.

ДУСТУМ.
За умму без границ. Какой-то голем
Раскатывает умму диким полем.

ЗАЛЕГКО.
Заморским шейхам преданы за грош.

ДУСТУМ.
Все может быть: детали стерты далью.
Что истинные цели под вуалью,
По одному названию поймешь.
Но справедливо не в восторге умма…
Молчания минута.

В кино минутное ожидание сокращается до 15-20 секунд (без склеек).

ДУСТУМ.
Ну?

ЗАЛЕГКО.
Без шума.

ДУСТУМ.
Поехали, как завещал Гагарин.

"Махиндра" с хлестом выбирается из кустов. Впереди, еще за одной рощей, к шоссе примыкает проселочная дорога — выезд из деревни или с фермы. Склон слева становится все круче, превращаясь на изгибе трассы в обрыв.

ЗАЛЕГКО.
А там кто у обочины приварен?

За кустами — не на обочине, а прямо на первой полосе — стоит белая "Тойота" без огней. Впереди за ней на дороге что-то блестит — не то мираж из тех, что разливаются над жарким асфальтом, не то взаправду лужа масла или мазута.

Залегко притормаживает. Маршал делает знак поднятой ладонью, и она тормозит совсем.

Маршал снимает "Макаров" с предохранителя.

ЗАЛЕГКО.
Я не пойду. Оно не наше. Чье-то.

ДУСТУМ (отстегиваясь).
Проверить надо.

СМЕШОН (поясняя).
Белая "Тойота".

Смешон с Дустумом подходят к остановившемуся автомобилю со стороны обочины.
Штрих от очереди в лобовом стекле больше напоминает прорезь для монет. Бородатый водитель с не оставляющей надежд раной во лбу лежит, опрокинувшись торсом на пассажирское сиденье. Под пассажирским сиденьем на полу — ворох одежды высотой до нижней кромки кресла.
Под лобовое стекло с пассажирской стороны вложена подорожная, красиво выписанная от руки. Заднее сиденье пусто. Багажник закрыт и не имеет следов повреждений.

Камера задевает криво выведенный на пыльной крыше "Тойоты" полумесяц.
Залегко, разобранная любопытством, все же подходит сзади.

СМЕШОН.
Надеюсь только, это было кратко.

ДУСТУМ.
Не трогаем. Здесь может быть взрывчатка.
Снимаем все — и пропуск — телефоном.
Но без подсветки!

Смешон достает свою гнусмасовскую "лопату" и обходит "Тойоту" со всех сторон, кроме напрямую обращенной к шоссе.

СМЕШОН.
Где же пропуск?

ДУСТУМ (показывает).
Вон он.
Возьми без бликов.

Компания отступает к "Махиндре". Смешон показывает Дустуму подборку фотографий за дату. Залегко лениво наблюдает сзади. Дустум перелистывает серию к концу и растягивает шапку документа внизу перевернутой фотографии.

…и гляди, кем выдан.

ЗАЛЕГКО (саркастически).
Миннравственностью?

ДУСТУМ.
Нет. Кабульским МИДом.

(отдает телефон Смешону)

Сестру поберегут. И это веха.

(поворачивается к недоумевающей Залегко)

Приказ-то отдан из Кабула. Сверху.

Компания садится в "Махиндру", каждый на свое прежнее сиденье.

СМЕШОН (Залегко).
Ты с этим не соприкоснись корытом.

ДУСТУМ (вглядываясь в поверхность асфальта).
Нефть выкипела вся — остался битум.
Должно цеплять.

ЗАЛЕГКО.
Как знаете… И правда!

ДУСТУМ.
Но почерк не афганский.

СМЕШОН.
Почерк?

ДУСТУМ.
Нафта.
Добыча есть в Иране, в Пакистане.
Сюда везти сырец — как знак?

ЗАЛЕГКО.
Как знамя.

Шоссе спускается в населенную долину, но в этот раз Дустум не просит Залегко пересесть.

ЗАЛЕГКО.
Такого вот хотелось бы пореже.

ДУСТУМ.
В руках Аллаха.

(поворачивается к Смешону)

Телефон подержишь?
Чтоб не мешать красавице Востока.

Протягивает Смешону собственный смартфон — белого цвета, с царапинами на корпусе и, кажется, даже брызгами олова от пайки. На мельком показавшемся экране открыта камера.

СМЕШОН.
Что там?

ДУСТУМ.
Забава: челлендж для "Тик-тока".
Не чужд им я, хоть борода седая…

Маршал снова и снова насвистывает или пытается насвистеть пять тонов, отдаленно напоминающих музыкальную фразу рефрена "Summer Night City" группы "ABBA".

СМЕШОН (осторожно).
По нотам?

ДУСТУМ.
Нет. Как раз не попадая.

СМЕШОН.
Рестартовать?

ДУСТУМ.
Посмотрим по плодам.
Потом обрежу.

Маршал успевает сделать еще три вариации, и шоссе вздрагивает. Еще через несколько секунд воздушная волна срывает листву с чинар и оглушает путников. Залегко сохраняет абсолютное спокойствие, но в салонном зеркале хорошо видны яблоки ее раскрытых на сто двадцать градусов глаз. Над горной грядой, уже почти полностью оставшейся позади, поднимается желтоватое грибовидное облако.

СМЕШОН (без интонаций).
Ничего так шорох.

ДУСТУМ.
Всего лишь подорвался чемодан
В сто — девяносто раз сильней, чем порох.

ЗАЛЕГКО.
Кто это?

Маршал принимает у Смешона белый телефон и убирает его куда-то под полу халата.

ДУСТУМ.
Мы; короткая волна;
И коммерсант, с которым мы связались.
Ташкентским утром именно она
Ушла в эфир — а я прож##ил запись.
Теперь хайвей до Шебергана врозь…
Конечно, имитировать пришлось.

"Махиндра" пересекает узкую — метров в двести шириной — возделанную пойму реки.

Прочтем, друзья, молитву для помина
В раю души Абу уй-Прохуддина.

Читать вслух ни у кого не находится сил. Все шевелят губами молча.

СМЕШОН.
У вора вор? Фарзона с ними, чую?

ДУСТУМ.
А как они угнали бы вторую?
Коня без седока оставив?

СМЕШОН.
Сложно,
Но можно. Пастухам дается как-то.

ДУСТУМ.
Абу, скорей, оставлен целью ложной.
А эти "нам поосновоположней"
Хотели лишь прицельного теракта.
Аллах же всех хитрей, как говорится.
Посплю немного.

Оглянувшись, не помешает ли Смешону, маршал откидывает кресло.

ЗАЛЕГКО.
А теперь куда мы?

ДУСТУМ (уже с закрытыми глазами).
Все той же трассой: через триста тридцать
Каме — обсерватория Хайяма.
Вот кто любил в горах залезть повыше…
Толкните меня кто-нибудь на иша.

Залегко ведет молча. Ее глаза по-прежнему широко раскрыты.


СЦЕНА 4. ЦИТАДЕЛЬ

Хваджех-Кадир, навигационные сумерки.
Короткую — в пару кварталов — улицу освещают только фонари бензоколонки.
Маршал Дустум вешает заправочный пистолет и садится за руль.
Звучит песня группы "Агата Кристи" "Любовь идет на дело". Сменяются виды ночного шоссе: горы и редкие встречные автомобили.
На перевале свистит ветер.

Залегко спит на заднем сиденье, поджав и закутав в платок ноги. Сидящий рядом с маршалом Смешон смотрит вдаль, насколько позволяют фары, обманывая себя, будто запоминает дорогу.
Впереди обе Медведицы с Полярной звездой: свернув направо и вверх за кишлаком Гором-Баб, "Махиндра" рвется на север по осыпающейся глине.

СМЕШОН.
Прохладно.

ДУСТУМ.
Значит, посидим тесней.
Зато сегодня штиль. Сто двадцать дней
Здесь дует так, что леденеют губы.

СМЕШОН.
Заглохли?

ДУСТУМ.
Нет: приехали. Вот купол.

Смешон отстегивается, выходит и оттаптывается на месте, разминая ноги. Облако конденсата изо рта едва заметно в звездном свете.

Махиндра стоит на небольшом горном плато. Впереди темно. Над головой Смешона слабо мерцают звезды и вспыхивают метеоры. Слева низина. Узкое озеро огня, стекая через едва заметный порог, впадает в обширное море.

Стоп-сигнал, оставленный как дежурный свет, освещает двухметровый круг жесткой травы.

СМЕШОН.
Здесь высоко?

ДУСТУМ.
Два километра. Так,
Пониже, чем когда мы шли Садзак,
Но втрое выше, чем Душанда ваша.
Карух в долине, а Херат за ним.
Зажжем костер-ка, что-нибудь съедим,
А то взлетим, дереализовавшись.

СМЕШОН (осматриваясь).
Меня еще шатает с перегрева.
Где купол, не пойму?

ДУСТУМ (показывает всей рукой).
Где Лев и Дева.
Белеет днем, как череп супермена.
Тот зонтик опрокинутый — антенна:
Ходили, космос слушали феллахи.

СМЕШОН.
Что, при Хайяме?!

ДУСТУМ.
Нет. При Захир-шахе.
А вот рефрактор пущен при Хайяме.
Как, отдышался? Сходим за дровами.

СМЕШОН.
Здесь хворост-то сухой?

ДУСТУМ.
Кизяк положим.
Хреново только — выпала роса.

СМЕШОН.
Мне Залегко будить уже?

ДУСТУМ.
Попозже.
Машина стынет где-то полчаса.

Монтажная склейка. Смешон и Дустум разогревают шпажки шашлыка на коптящем костре из кизяка и сухого спирта. Залегко, закутанная в два платка, тянет горячий чай из картонной чашки.

СМЕШОН.
Как поступаем завтра?

ДУСТУМ.
Я в Карухе
Причалил бы, повпитывал бы слухи.
По вилайяту у меня людей
Свободных не избыток. Двое, вроде.

ЗАЛЕГКО.
Аврал какой-то?

СМЕШОН.
Залегко, забей.

ДУСТУМ.
Да что там, не секрет. Не на свободе.
Три года власть такая — cave canem.
Согрелись?

ЗАЛЕГКО.
Да.

ДУСТУМ (встав).
Идем, на город глянем,
В глаза не попадаясь эцилопам.

ЗАЛЕГКО.
Каким-то талисманом?

ДУСТУМ.
Телескопом.

Дустум идет впереди, неся вместо факела тигель с зажженным сухим спиртом.

ЗАЛЕГКО.
Темно. А где смотреть двумя глазами?

СМЕШОН.
Так стерео не знали при Хайяме.
И если крышку снимешь…

ЗАЛЕГКО.
Поняла.
Как наводить?

ДУСТУМ.
Две ручки, два числа —
По высоте и азимуту. Крутим
За ноль — и попадаем с неба к людям.

ЗАЛЕГКО.
Какой проспект!

ДУСТУМ.
Херат из протяженных.

ЗАЛЕГКО.
Какой салон!

ДУСТУМ.
Мобильных телефонов.

ЗАЛЕГКО.
Какой овраг ступенями!

ДУСТУМ.
Раскопки.

СМЕШОН.
Высотку видишь?

ДУСТУМ.
Снесена.

СМЕШОН.
У#бки.

ЗАЛЕГКО.
Шпиль.

ДУСТУМ.
Телебашня. Ну, когда-то "теле-".

ЗАЛЕГКО.
Градирни?

ДУСТУМ.
Бастионы Цитадели.
При нас — музей, теперь казарма снова.

ЗАЛЕГКО (распрямляясь и отходя от окуляра).
Какой огромный город.

ДУСТУМ.
Тень былого.
Был — свет очей, стал — местный колорит.
Ну, кто еще?

СМЕШОН (прижимаясь правым глазом).
Как тут приноровиться…
Весь форт во мгле — одно окно горит.
Зуль, у меня не глюк?

Залегко, вглядевшись, отталкивается так резко, что труба отъезжает на полградуса.

ЗАЛЕГКО.
Не глюк.

СМЕШОН.
Сестрица.

ДУСТУМ.
Как говорил агент — "полдела, Хаим".
Решить осталось, как освобождаем.

Снова открытое пространство рядом с "Махиндрой". Залегко, сидящая на сумке с одеждой, тянет горячий чай. Дустум подсовывает в почти потухший костер таблетку с сухим спиртом. Смешон выкладывает на бумажную тарелку головки мака — того самого, только почему-то еще с перемычкой или складкой по средней линии. Звучит песня группы "Агата Кристи" "Любовь идет на дело" (примерно 10-15% громкости).

Обращаясь к маршалу, Смешон смотрит несколько снизу вверх. Это не зависит от роста актеров.

ДУСТУМ.
Он правда так силен?

СМЕШОН.
Двадцатой доли
Холодный дым слона лишает воли.
Как зомби будут или как убиты.
Там есть же вентиляция?

ДУСТУМ.
Как мы-то
Убережемся без противогаза?

СМЕШОН.
Есть антидот. Спасает без отказа.
"Фармакомания и наркопея",
Две тысячи…

ДУСТУМ.
Без ссылок. В чем идея?
Но только я не спец, учти, а знахарь.

СМЕШОН.
В три слова если — фобия как якорь.
Привычный ужас отгоняет глюки.

ЗАЛЕГКО.
А если вдруг не выйдет по науке?

СМЕШОН.
Наука, Зуля, свет. Наука — сила!

ЗАЛЕГКО (показывая пальцем).
Он теоретик. Я предупредила.

ДУСТУМ.
А если нету фобий?

СМЕШОН.
Я зануда.

(опять повернувшись к маршалу)

Там ранг решает, а не амплитуда,
И не должна быть непременно травма.
Страх может быть не сильным. Должен — главным.

ДУСТУМ (мгновенно).
Предать друзей.

СМЕШОН (подумав секунду).
Семью.

ДУСТУМ.
Зачет. А леди?

СМЕШОН.
Зуль.

ЗАЛЕГКО.
По приказу?

ДУСТУМ.
В дружеской беседе.

ЗАЛЕГКО.
Так-так. Вы мне. Неравной вам по силе.
Вы что, меня допрашивать решили?

Залегко привстает, придерживая оба платка.

СМЕШОН.
Нет. Зуля, нет!

ЗАЛЕГКО.
В чужой стране, среди…

ДУСТУМ (поднимает руку).
Отбой. Отставить.

Залегко медленно садится обратно, поправив сумку.

СМЕШОН.
Зуля, погоди.
Как кто тебя толкает на ножи…
Нам знать не надо! Ты в себе держи.

ДУСТУМ.
Рекурсия, похоже.

ЗАЛЕГКО.
Что?

ДУСТУМ.
Так, термин.
Я говорю, что нужен пробный пуск.
В ангаре испытаем? Здесь потерпим?

ЗАЛЕГКО.
Ребята. У меня смятенье чувств.
Я первый раз не только с ним…

СМЕШОН.
На то и
Моральный якорь.

ДУСТУМ (раздувая костер).
Подавай набои.

Когда дым рассеивается, в кадре нет ни звезд, ни "Махиндры", ни Залегко. Оператор прибавляет освещение, как если бы глаза медленно привыкали к темноте.

СМЕШОН (предупредительно).
Здесь экскременты!

ДУСТУМ.
Штопаная крыса!

СМЕШОН.
Как аш два эс-то тянет.

ДУСТУМ (кивая на бегу).
Не мелисса.
Секунду.

Маршал стреляет за угол из "ножки" в "шляпку" Т-образного перекрестка канализационных коллекторов. Вспышка от выстрела освещает выщербленные кирпичные стены, обросшие белыми корнями, разводами извести и слизью. Звука падения тела в жидкость и вытеснения телом жидкости нет.

Смешон с Фарзоной (полностью, кроме лица, закутанной в черное) на руках примеривается к стенным скобам в слабом свете приоткрытого канализационного люка.

ДУСТУМ (делая заградительный знак).
Стой — почищу впереди.

Присев на верхних скобах, маршал прислушивается секунд пять; затем поднимает голову и руку.

Передавай сестру и выходи.

Маршал пытается поставить Фарзону на ноги, но она не держится на ногах стоя и не в силах выговорить ни слова.

Общий план. Смешон вылезает из канализационного люка на освещенную, но пустую площадь перед воротами цитадели. Через плечи маршала крест-накрест перекинуты две сумки, из одной из которых торчит суровый гвоздодер одинарной лапкой вверх. На парковке перед газоном стоят несколько "Хамвеев"; у одного из них открыта водительская дверь. Залегко в чем-то оживленно убеждает водителя. У ее ног сумка с одеждой.

ДУСТУМ.
У Залегко, гляжу, хатиба жила.
Я видел все, но это эталон.

Камера берет ракурс от первого лица Залегко, оборачивающейся к товарищам. Хорошо видно пустое водительское место. Ключ зажигания, однако, в замке.

ЗАЛЕГКО.
А я его почти уговорила,
Что подвезет. Я дура, да?

СМЕШОН.
Ты — он.

Смешон втаскивает Фарзону на заднее сиденье, Дустум садится на переднее пассажирское.
От крепости все еще идет слабый белый дым.
Звучит песня группы "Дом детского творчества" "Где мы летим".

ФАРЗОНА.
Который месяц?

СМЕШОН.
Все еще июнь.

ФАРЗОНА (впервые открыв глаза).
Прости. Неловко вышло как-то.

СМЕШОН.
Плюнь.

ФАРЗОНА.
Я тяжела?

СМЕШОН.
Ты ничего не весишь.

Хватает (уже сидящую) Фарзону обеими ладонями за обе ладони и радостно трясет, отчасти передавая импульс и торсу тоже.

Сеструха!!!

ФАРЗОНА (не сопротивляясь).
Как разрыли?

СМЕШОН.
По примете ж.

ДУСТУМ.
Я так скажу: без Залегко…

ЗАЛЕГКО.
Что?

ДУСТУМ.
Честно:
Как вообще б справлялись, неизвестно.

(поворачивается к Залегко)

По плану все?

ЗАЛЕГКО.
Вы не сказали плана.

ДУСТУМ.
Кратчайший путь — на запад, до Ирана:
За Зиндазан — на Догарун, Тайбад…
Вы из семьи. Вас впустят и простят,
Хоть батальон кладите этой мрази.

ЗАЛЕГКО (уже срывающимся голосом, но еще не плача).
Я не могу. Меня учили вязи,
Но черточкам каким-то не таким.
Вот самолетик. Может, улетим?

Залегко показывает в окно на кстати проезжающий указательный дорожный знак.

По маршалу почти не видно, каких трудов ему стоит не поставить Залегко оценку.

ДУСТУМ.
Красивая, отдельная задача.
Обычно разрешается без плача;
Жаль, что к оригинальной несводима.
Сейчас они очуются от дыма
И перекроют все мосты на Хери.

ЗАЛЕГКО (отчаянно).
Захватим борт — пусть щелкают, тетери!
Один такой же адский уголек
У нас остался?

СМЕШОН (одобрительно кивает).
Для себя берег.

Свернув с большого афганского кольца, "Хамвей" подъезжает к международному терминалу международного аэропорта Херата. И окна зданий, и фонари на шоссе совершенно черны. Ориентироваться приходится по одним светоотражающим элементам дорожной разметки, перронов и ограждений.

ДУСТУМ.
Да йогин кот. Кто отрывал из вас
От полосы хотя бы аэрбас?


СЦЕНА 5. ПОКУПАТЕЛЬ

Четверо — Смешон, Залегко, Дустум и Фарзона — толкают стеклянную дверь терминала.
Она обесточена и, как следствие, не заперта.

На Фарзоне уже нет черного платка. Смешон с Дустумом тоже переоделись во что-то чистое.

Телефон Смешона булькает и отключается, полностью разрядившись, и Залегко освещает ковровую дорожку и настенные панно фонариком своего.

ЗАЛЕГКО.
Как тут — простите дуру — гробово…

ДУСТУМ.
Молчания минута.

Все четверо замирают, где шли. В кино ожидание сокращается до 20-30 секунд.

ФАРЗОНА.
Никого.

СМЕШОН.
А чувство, как сидишь на динамите.

ЗАЛЕГКО (подходя к стене).
Вот схема.

ДУСТУМ (фотографируя перепаянным белым телефоном).
Взял. И вы переснимите.
У справочной сомнительна полезность,
Но вход на кровлю без пожарных лестниц
Заметно помогает при обстреле…
А спать мы будем в капсульном отеле
По очереди.

ФАРЗОНА (оглядывается).
Зал большой. Опасно.

ДУСТУМ.
Согласен. Вот за этой лентой красной
Служебный ход положен по тербезу…
А вот и дверь. Светите мне — подлезу.

Подсаживая по порядку в пяти местах, маршал выкорчевывает стальную дверь гвоздодером. Обещанный сигнал тревоги отсутствует.

За мной.

Коридор (скрадываемый склейкой) ведет на узкую служебную лестницу без окон. Дверь второго этажа выходит в ресторанный дворик и к капсульному отелю, но плоскость этажа обрывается баллюстрадой. На второй этаж в другом (левом) крыле можно попасть только через первый.

Смешон заходит за прилавок кафе, больше всего напоминающего пекарню или кофейню. Залегко светит за прилавок.

ЗАЛЕГКО.
Печенье, плитки шоколада?

СМЕШОН.
Фруктовый чай в пакетиках.

ЗАЛЕГКО.
Досада.

Из осторожности компания переходит в левое крыло по служебному коридору.

ФАРЗОНА.
…а в крепость конвоировал один.

ДУСТУМ.
Каков на вид?

ФАРЗОНА.
Какой-то зануддин.
То суетится планам вопреки,
То говорит высокопарным слогом.
А, есть примета. Обе две руки
Обожжены химическим ожогом.

СМЕШОН.
Химическим?

ФАРЗОНА.
Когда белеет кожа.
По правде, оба не фанаты ЗОЖа.
Носили с пенкой латте по утрам:
"Что надо если…" — "Что же?" — я ему же;
А он молчок. Еще твердил: харам,
Когда такая женщина без мужа.

Смешон сжимает кулаки.

Но никаких авансов. Даже странно.
Как план, а он не посвященный в планы.

ЗАЛЕГКО.
Ты знаменита на мазарском рынке.

Фарзона молчит; и ее лица не видно в темноте.

Процессия выходит из служебного коридора в небольшой зал ожидания с отгороженными боксами, похожими на примерочные. За вторым выходом (справа) блестит дверь с темным полумесяцем примерно на высоте плеч.

ДУСТУМ (глядя в схему).
Медпункт и интернетные кабинки.

(поднимает глаза)

Клавиатур не вижу. Пункт оплаты —
Без кассы.

Подойдя к стене, Фарзона трогает уходящий в потолок круглый кабель, брошенный явно не по схеме. Второй конец кабеля упирается в обшитый шпоном барьер.

ФАРЗОНА.
Автономный генератор.

ДУСТУМ.
И с выходом рифмуется. Пошли же…

Они выходят мимо медкабинета и какой-то служебной двери на основную плоскость крыла второго этажа. Орудуя гвоздодером, маршал проламывает люк над алюминиевой лестницей.

Quod erat demo…

СМЕШОН.
Что?

ДУСТУМ.
Ветряк на крыше.
Пока прикрою, чтоб не привлекал.
Так. А за этой дверью…

(взламывает служебную дверь без подписи)

Арсенал.

ФАРЗОНА.
На всех?

ДУСТУМ.
Тут все таких годов преклонных…
Нет. Помповые ружья без патронов,
И сам материал довольно бренный.

СМЕШОН (возвращаясь в зал ожидания с кабинками и заходя в одну из них).
А здесь радиостанция с антенной.

ФАРЗОНА.
Вот этого я не ждала кавая.
Диапазон?

СМЕШОН.
Коротковолновая.

ФАРЗОНА.
Какие интересные связные.

СМЕШОН.
Тут есть и города, и позывные.
Но тока нет.

ДУСТУМ.
От ветряка проверьте.

ФАРЗОНА.
А толку-то. Безветрие.

ЗАЛЕГКО.
Мы — ветер.

Звучит песня группы "Дом детского творчества" "Где мы летим". Дустум, Смешон, Фарзона и Залегко раскручивают тяжелый ветряк в четыре руки. Сквозь люк (контракустически) слышно, как пищит блок бесперебойного питания, раскручивается вентилятор, загружается компьютер.

ДУСТУМ.
Достаточно. Пустите-ка, ребята.
Посмотрим, есть ли…

Ветряк замедляется и останавливается. Звуковой фон не меняется.

Есть аккумулятор.

ФАРЗОНА.
Ах, да. Мой код.

Наклонившись, она что-то шепчет Смешону на ухо.

СМЕШОН.
Ого, не за горами!

ФАРЗОНА.
Но только без подарков. Между нами.
Пошли мейдеить.

Все четверо входят в зал ожидания с кабинками международной связи. Нажав и удерживая Power, Смешон отключает системный блок в стойке оплаты.

СМЕШОН (поясняя).
Чтобы не урчала.

Наугад крутит в воздухе рукой. Рука показывает на третью кабинку слева из четырех.

Я в Индию попробую сначала.

Песня группы "Дом детского творчества" "Где мы летим" играет до конца 1-го припева.
Видеоряд — высотная съемка городов Центральной и Южной Азии на усмотрение режиссера: от коптерной до космической. На словах "суровые мужчины" детские руки раскрашивают средневековую карту Афганистана, Пакистана и Индостана павлинами, тиграми, носорогами, примитивными артиллерийскими орудиями и башнями крепостей.

* * *

Смешон разочарованно вешает трубку и выходит из кабинки.

ДУСТУМ.
Ну, что?

СМЕШОН.
Сперва Кабул возьми, сказал.

ДУСТУМ.
А может, сразу Агру?

ФАРЗОНА (мечтательно).
Тадж-Махал…
Я там была.

(вскидывая подбородок в ответ на удивленные взгляды)

Инкогнито.

СМЕШОН.
Фарзона!..

ФАРЗОНА.
Я много где инкогнито была!

ДУСТУМ.
Отставить травелоги. Оборона,
Конечно же, возможна в два ствола,
Но нас сомнут — со схемой ли, без схемы:
Их тысячи, а мы раскрыли, где мы.

ЗАЛЕГКО.
План "Б"? А то звони хоть до икоты.
Я б вообще подмоги не ждала.

ФАРЗОНА.
Как знать?

ДУСТУМ.
Какие там еще частоты?

СМЕШОН.
Иран, Кувейт, Египет… ПЛА…

ДУСТУМ.
Я начинал бы с Тигра или Нила.

ЗАЛЕГКО.
Смешон… а я медали сохранила.
Мубарака — Кувейт.

СМЕШОН.
Ты чудо, Зуль.

ЗАЛЕГКО.
А то я лезу в сумку — что за куль.
Чуть осолиднят наше "помогите"?

ДУСТУМ (одобрительно).
Инша Алла.

СМЕШОН (высыпая ордена и медали на ладонь и рассматривая в тусклом свете).
"…парламента в Египте".
А ничего, что выдана не мне?
Я сварщик не…

ДУСТУМ.
Зато твоей стране!
Цари царей дарят не для убора:
Награда, цацка — форма договора.
Зарок любви, признанья, дружбы… крова…

СМЕШОН.
Зуль, я тебя люблю.

ЗАЛЕГКО.
Всегда готова!

Смешон уверенно поднимается в кабинку. Его в этот раз громкий голос слышен снаружи глухо, но отчетливо.
Остальные отпускают реплики друг другу, не стараясь перекричать переговорщика.
Другую сторону провода (эфира) слышно по громкой связи из динамика, также расположенного внутри кабинки. Вывода на наружный репродуктор, по-видимому, нет.

СМЕШОН.
Але, Каир?

ЗАЛЕГКО.
Сегодня он в ударе.

СМЕШОН.
Я королев парламентской медали!
Халифа можно?

АМНЕРИС.
Слушаю.

СМЕШОН.
Простите!
Халифа можно?

ФАРЗОНА.
Ты попал, брателло.

АМНЕРИС.
Халиф на связи. Поздний посетитель —
Желанный самый гость.

СМЕШОН.
У нас есть дело.
Мы тут застряли…

ДУСТУМ.
Тысяча шайятин…

СМЕШОН.
Нам очень надо! Правда. Мы заплатим.

Камера переключается на рабочий кабинет в Каире. Горит одна лампа над рабочим столом, поэтому, кроме рабочего стола, почти ничего не разглядеть.

АМНЕРИС.
Минуту дайте.

(отключает микрофон и поворачивается к Зейнаб)

Рейтинг Жу Бей Дина?

ЗЕЙНАБ (лихорадочно перелистывая вкладки на телефоне).
В тридцатых… Стой. Trafalgar — двадцать пять.

АМНЕРИС (снова в телефон).
Есть раненые? Что из медицины?..

СМЕШОН (камера переключается на него, внутрь кабинки, на одну эту реплику).
Все целы и способны воевать.

АМНЕРИС.
Борт примете? Ага, на летном поле.
Да, можно SWIFT. О ней давайте после.


АКТ III. ХОРАСАН
СЦЕНА 1. БИРКЕТ КАРУН

Заповедник Биркет Карун (северный берег). Дом отдыха Министерства нападения.
Время вскоре после призыва на иша; особая примета — в сумеречном небе почти выделилось зарево от города. Луны над горизонтом не видно, облаков нет.

На протяжении почти всей сцены, кроме явно оговоренных ракурсов, главные герои (и на протяжении строго всей сцены — их лица) попадают в кадр исключительно в отражениях (на поверхностях оконных стекол, линз, экрана игрового автомата, озерной воды, черного кофе…), через неоднородно преломляющую среду (струи воды, фигурное стекло, пластик…) или (однократно) в видоискателе телефонной камеры (оба одновременно, режим ландшафта).

Скобками в подписях обозначается синхронизация реплик и конвергенция интонаций до степени смешения. (См. тж. прим., где эта нотация объяснена подробно.)

Видеоряд сцены не везде синхронизирован со звукорядом.

Коридор второго этажа базы отдыха выходит на запад. Перед торцевым окном, занимая пол-прохода по ширине, стоит игровой автомат с широким экраном, кнопочной панелью и рычагом с круглым шариком на конце. На экране открыт финальный этап партии в нарды (так называемая гонка). "Красные" (наверху) ведут и уже выбросили тринадцать шашек из пятнадцати.

Негромко играет песня "Право на выбор" группы "Неприкасаемые".

Ладонь толкает рычаг, и он с металлическим ударом идет вниз. На зарах выпадают 1 и 3. В черных секторах поля угадывается отражение плеч и черт лица, особенно заметное в движении.

АЛЬ-НАХЛИ (машинально-пояснительно).
Пролет.

АМНЕРИС (подходя слева и отражаясь в окне).
Провербиальный отпускник.

АЛЬ-НАХЛИ.
Стараюсь соответствовать.

АМНЕРИС (стоит уже совсем за плечом аль-Нахли; отвечая ей, он оборачивается, но без поворота корпуса).
Красиво.
"Атари", да?

АЛЬ-НАХЛИ.
Завхоза не казни:
Ее пол-базы сохранить просило.

АМНЕРИС.
Вот интерес играть на интерес.

АЛЬ-НАХЛИ.
Гляжу, сегодня ревизоры едки.

АМНЕРИС.
Каких пришлю. Как воздух в ВВС?

АЛЬ-НАХЛИ.
Значительно прозрачней, чем в разведке.
А как удача у Шаджар ад-Дурр?

АМНЕРИС.
Ты не спешишь? Могу устроить тур.

АЛЬ-НАХЛИ.
Давай без политинформаций только.
Станки, станки…

АМНЕРИС.
Да и без них все тонко.
Тут допоздна обратно вход?

АЛЬ-НАХЛИ.
В любое.

АМНЕРИС.
Пока тепло, пройдемся до прибоя?

АЛЬ-НАХЛИ.
Куда велишь.

АМНЕРИС.
Последний делай ход.

АЛЬ-НАХЛИ.
Пусть мертвое железо подождет.

Монтажный переход в движении: стены коридора сменяются кипарисами аллеи. В кадр попадают тени обоих идущих, отбрасываемые низкими фонарями.
С полуарки одного из фонарей падает и неслышно улетает сова.

АМНЕРИС.
…и с Древом ты попал не в кровь, а в миф:
Восставшие рабы — черкесы, скифы…
Кто знать бы дал, что рвущийся в халифы
В сто тысяч раз свободней, чем халиф!

АЛЬ-НАХЛИ.
Открытье ли? Поди, не сопромат:
Иное муж, иное — кандидат.

АМНЕРИС.
Архитектурно, да, не rocket science,
Но все на всех влияет, всех касаясь
Еще плотней, чем обещал пергамент.
Договора, коллеги, двор, парламент…
Какой рычаг ни надави — труха.

АЛЬ-НАХЛИ.
С народом говорить, как ты, умея…
Тебя ж носить готовы на руках.

АМНЕРИС.
Вот на руки — отличная идея.

(оба смеются)

Глядишь с моста, летит комар над Нилом —
Завидуешь.

АЛЬ-НАХЛИ.
Открою?

АМНЕРИС (управляясь с задвижкой калитки).
Здесь по силам.
Потом зато…

АЛЬ-НАХЛИ.
С расспросами не лезу.

АМНЕРИС.
Не драмы ради.

АЛЬ-НАХЛИ.
Правда?

АМНЕРИС.
Инфобеза.

За калиткой аллея кончается, переходя в песчаное поле бесконечного пляжа.
Сняв туфли, Амнерис решительно сворачивает с мощеной тропы.

Купаются здесь?

АЛЬ-НАХЛИ.
Как везде в Сахаре.

АМНЕРИС.
Да, что-то я спешу, как на пожаре.
К шайтану переборы комбинаций.
Ты прав: есть дело. Можешь отказаться.

АЛЬ-НАХЛИ.
В какой откажет маленькой услуге
По гарнизонной банде друг подруге?

АМНЕРИС.
Ты в небе нужен мне.

АЛЬ-НАХЛИ.
Гляжу по мерам:
В довольно сером.

Шаги смолкают: Амнерис останавливается. До воды метров десять.

АМНЕРИС.
Да. В довольно "сером".

АЛЬ-НАХЛИ.
Что за купец так дорого берет?

АМНЕРИС.
Недорого: один ночной полет.

АЛЬ-НАХЛИ.
А что дает? — спрошу-ка по-другому.

АМНЕРИС.
Кровь, пот и слезы: золото Райкома.
За Хорасаном есть такие двери…
Легенду слышал?

АЛЬ-НАХЛИ.
Это миф.

АМНЕРИС.
Проверим.
Гуманитарно и из альтруиз…

АЛЬ-НАХЛИ.
Приятное с… Так что за план? Делись.

На экране смартфона Амнерис (noname, LineageOS) вспыхивает фотокарточка юной девушки или молодой женщины — невысокой и худощавой, но с выразительными локтями, без накидки, с короткой стрижкой, волосами, крашеными в сюрреалистический серебристый, оценивающим и проницательным взглядом и бокалом вина в руке.

АМНЕРИС.
Спасти из рук движенья "У#бан"
И тех, кто за спиною "У#бана",
Вот эту дщерь Восточного Ирана.

АЛЬ-НАХЛИ (пожимая плечами).
И только?

АМНЕРИС.
И Восточный весь Иран.

АЛЬ-НАХЛИ.
Американцы думали…

АМНЕРИС.
Замнем.
Условно скажем, времена другие.

АЛЬ-НАХЛИ.
Их лом…

АМНЕРИС.
Допустим, отрастили лом.
Мой план — скорее, нейрохирургия.
По, так сказать, израильской тропе.

АЛЬ-НАХЛИ.
Заманчиво. Мне — трибунал. Тебе…

АМНЕРИС.
Одно из двух — Гаага или Нобель.
Шанс в том, что у сидящих на трубе
В Кабуле положение дрянное.
На них, как не учили чертежи,
Под стать моим невидимые путы.
Их…

АЛЬ-НАХЛИ.
Без минут признали.

АМНЕРИС.
Не спеши.
Бывают очень долгие минуты.

Они стоят почти у самой воды. Прибой заглушает скрип песка и накатывается на брошенные туфли Амнерис.

Никто не ждал такой удар планет.
Они еще чужие — даже в умме.
Чтоб их признали, нужен аргумент,
Как за Москву с Пекином, только в сумме,
И в лодке только расширяет течь
Их фирменный прием — к себе привлечь
Вниманье, из кустов сверкая…
Старейшин их в Париже ждут вот-вот
Буквально в пиджаках и без бород
С докладами ООНовских комиссий.
Их пропустили в каждый вилайят:
Гор, Балх, Капису, Кандагар, Герат…
Кафиры любят пыл Савонаролы
В саду соседа; любят штурм дворца —
Но на кону хранение лица.
Под лупой все: вода, преступность, школы,
Метан и аллергены на полях,
Гражданский мир.

Направление взгляда аль-Нахли в темноте не понять, но в аудиоканале слышно только дыхание Амнерис.

И я пока не вижу,
Хоть три луны слежу, в календарях
У первых лиц ни двух минут в Париже.
Там сброд от Клода-Жана до Чи Лю.
Они по струнке ходят. В это время
Над Вазастаном…

АЛЬ-НАХЛИ.
Я тебя люблю.

АМНЕРИС.
Со всеми импликациями?

АЛЬ-НАХЛИ.
Всеми.

АМНЕРИС.
Дай руки.

АЛЬ-НАХЛИ
Мы ж еще не?..

АМНЕРИС.
Наживное.
Всего три слова: будь…

Полупротянув смартфон аль-Нахли, Амнерис открывает какое-то приложение с камерой и видоискателем.

Я в телефон заладила имама.

АЛЬ-НАХЛИ (поддерживая левый край).
Круть. Спецзаказ?

АМНЕРИС.
Пилотная программа.
Два пальца, селфи, распознатель речи.

АЛЬ-НАХЛИ.
Но там не автоматика?

АМНЕРИС.
Диспетчер.

Аль-Нахли подносит большой палец к левому подсвеченному квадрату, останавливается и поднимает взгляд.

АЛЬ-НАХЛИ.
Ты знала.

АМНЕРИС.
Двадцать лет.

АЛЬ-НАХЛИ.
Какого фига!
Здесь не интрижка брезжит, а интрига.
Слетаю, granted — но, Аллаха ради,
Кто я в ней?

АМНЕРИС.
Друг по гарнизонной банде.
Весь город наш — последний сад нехожен.
Тебе двенадцать. Мне двенадцать тоже,
Мы делим мир под туями у сквера,
И я добыла узел Искандера.

Камера (на северо-западе, на уровне пояса) берет слабо освещенные силуэты Амнерис (смотрит на юг, в пространстве камеры — справа) и аль-Нахли (соответственно, слева).
Оба молчат, но это умиротворенное (хотя отчасти растерянное), а не напряженное молчание.

АМНЕРИС.
На базах редко, что песок — и в воду.
Без свай, мостков…

АЛЬ-НАХЛИ.
Ну, наши тут пытались…

АМНЕРИС.
Люблю Сахару в это время года,
Особенно когда нырнуть куда есть.

АЛЬ-НАХЛИ.
Теперь на берегу и без метафор.
Ведь это махр, Айя?

АМНЕРИС.
Это махр.
Полжизни позади, но атом мечен.
Я не взяла б — и ты не дал бы меньше.

АЛЬ-НАХЛИ.
Все сходится. И это очень странно.

АМНЕРИС.
Бывает. Без луны все тени сиры.

АЛЬ-НАХЛИ.
Я думал, ты играешь для охраны…

АМНЕРИС.
Вино в хрусталь, как говорят кафиры.

АЛЬ-НАХЛИ.
Любой из нас на этом свете временн.
Я приводил к дробям Синай и Йемен,
В руках довольно, вроде, этой клади,
А поскребешь — воспоминанья немы.
Хотелось бы сказать: беру не глядя —
Но наглядеться как?

Призывающим жестом показывает на полупотухший смартфон в руке Амнерис.

Шли. Выйду в небо
И с родом аль-Нахли без славы сгину.

АМНЕРИС.
Я дни сочла. Ты мне оставишь сына.

Фотовспышка (опционально — с невозможными для смартфона падающими искрами) и сразу за ней монтажная склейка. Тот же берег, но видно только озеро в нижних 28-30% экрана и звезды в верхних 70-72%. Положение созвездий прибавило 7-10 градусов к западу.

На усмотрение режиссера склейку можно растянуть музыкальной композицией на фоне звезд. Эстетического смысла в этом нет, но так, если нужно, можно сбалансировать хронометраж.

АМНЕРИС.
Как Орион горит.

АЛЬ-НАХЛИ.
И это явь.

АМНЕРИС.
Да, мукаддим.

АЛЬ-НАХЛИ.
Раид.

АМНЕРИС.
Еще поправь!
Халиф в Египте не стреляет мимо:
Здесь, в этом ранце, форма мукаддима.

АЛЬ-НАХЛИ.
Тут не субординации, а чести
Предмет же: отвечать инвентарю.

Шорох уплотняемого песка, крик какой-то водяной птицы.

Пошли в тепло? Я шоколад сварю,
Открою чарт…

(СКОРЕЕ АМНЕРИС).
…продолжим…

(СКОРЕЕ АЛЬ-НАХЛИ).
...и расчертим.

Визуальный ряд опережает последние реплики так, что они становятся перформативными: Амнерис упирается подбородком в подушку; Мохамед рисует горячим шоколадом на ее спине. По плотности и детальности узор примерно соответствует йодной сетке, но менее регулярен. Ось камеры направлена от левой лопатки Амнерис к правой. Единственный источник света — локальный (слева и выше на расстоянии где-то метра), вне кадра и не точечный (тени выразительные, но не четкие, а с градиентом в дюйм); скорее всего, это настенная лампа.

Изображение полностью пропадает (в кадре черно и пуассоновский шум); зато наконец включается соответствующий помещению звук.

АМНЕРИС (смеется).
Вот научила я озорника.
Не, не наружно. Просто шоколада.

Крупный план: расширяющиеся к краю (пси-образное сечение, белый фарфор, алая или красно-оранжевая глазурь) чашки, полные на две трети, ударяются ободками в воздухе.

(ОБА).
За наше небо.

Вид справа-сзади (положение камеры — на четыре часа от направления взглядов): Амнерис (слева) и аль-Нахли (справа) сидят обнявшись в приземистом кресле перед кофейным столиком. На столике обе чашки, кувшин с шоколадом, смартфон халифа экраном вниз и мини-планшет пилота экраном вверх. Окно выходит на озеро, и в стекле отражается освещающий комнату оранжевый торшер. Амнерис без накидки. Мохамед, кажется, держит ее за руку, но это чистая спекуляция: камера расположена с его стороны, и точно понять невозможно.

АМНЕРИС.
Для Исламабада
Ты полетишь бомбить "Изиду-К".

АЛЬ-НАХЛИ.
Вуаленосцы предупреждены,
Что ставка в этот раз не призовая?

АМНЕРИС.
У нас на грунте быстрые слоны.
Они и повод уж нарисовали.

АЛЬ-НАХЛИ.
Маяк в порту?

АМНЕРИС.
Три длинных, два коротких.
Запустят по отмашке, чтоб хватило.

(СКОРЕЕ АЛЬ-НАХЛИ).
"И будут нити для крестов в наводках…"

(СКОРЕЕ АМНЕРИС).
"…ночь для стрельбы и яблоки для тира".

АЛЬ-НАХЛИ.
Смерть хороша, когда такое в венах.

АМНЕРИС.
Тогда храни.

АЛЬ-НАХЛИ.
Застряло слово…

(СКОРЕЕ АМНЕРИС).
"Джанна".

Монтажный переход просвечиванием. Тесный вестибюль базы (на стенах — карманы из оргстекла для постеров и объявлений; заполнены ли они, не видно) освещают вспыхивающий раз в 5-7 секунд плафон дневного света на потолке и настольная лампа за стойкой регистрации.

ПОРТЬЕ (вставая и отдавая салют).
И дом, и путь!

АЛЬ-НАХЛИ.
Мы с Командиром верных
Поехали в Файюм.

Портье кивает.

АМНЕРИС (подмигивая).
Не ждите рано.

Все трое понимающе смеются.

Монтажная склейка. Пустое или почти пустое четырехполосное (2+2) шоссе, пустыня, звезды.
У аль-Нахли в ногах полевая сумка, Амнерис за рулем.

АМНЕРИС.
Катар ждет "Сушку" с дозаправкой в Дохе.

АЛЬ-НАХЛИ.
Да мне б "Рафаль".

АМНЕРИС.
Ну вот. Чем "Сушки" плохи?
Что за жена, беда — не угадала.

АЛЬ-НАХЛИ.
Вопрос, так скать, не в качестве металла.

АМНЕРИС.
Ты прилетал их…

АЛЬ-НАХЛИ.
Там двуликий янис:
Я — прилетал. Зенитки — пристрелялись.


СЦЕНА 2. ДЕВЯТЫЙ ГОЛЛИВУДСКИЙ ЛЕГИОН

Рассвет над Аравийским морем. Слева серые скалы Белуджистана, впереди Карачи и устье Инда. Позади Оманский залив. Скорость примерно три маха (километр в секунду).
Аль-Нахли кладет машину на левое крыло, заворачивая на север.

АВИАДИСПЕТЧЕР (молодой вежливый мужской голос).
"Рафаль" для выполнения задачи
Приветствует районный центр Карачи.
На ленту обувь, всю ручную кладь…

АЛЬ-НАХЛИ.
Ахмед, надоедает.

АХМЕД.
Скукота же…

АЛЬ-НАХЛИ (задумчиво).
Привет, страна, которую назвать
Боятся даже в ходе инструктажа.
Кох-и-Султан по левую?

АХМЕД.
Да. Грубо,
Берете на восток еще полрумба.
Потом повыше.

Последнюю фразу перебивает треск помех.

АЛЬ-НАХЛИ.
Ни черта ни слышу.

АХМЕД.
Над Регистаном, говорю, повыше.
Напомните мне потолок "Рафаля"?

АЛЬ-НАХЛИ.
Да тысяч пятьдесят. А что?

АХМЕД.
Стреляли.

Смешон и Фарзона дремлют в соседних креслах зала ожидания хератского аэропорта.
Маршал стережет главный вход в терминал. Залегко, по-видимому, в комнате для умывания.

Сухая трель, больше даже похожая на раскат трещотки.

ФАРЗОНА (дергая брата за рукав).
Смешон! Сигнализация?

СМЕШОН (замерев).
Похоже.
Не торопи — дай, отслежу построже.
Могла не дергать — сон с отъезда чуткий…
Детектор дыма?

(трель)

ФАРЗОНА.
Не-а. Звук от будки.

Смешон заглядывает в кабинку международной связи, из которой звонил в Египет. Трель.

СИНТЕТИЧЕСКИЙ ГОЛОС (в трубке).
История, века и мирозданье
В эфире не потерпят опозданья.

(короткие гудки)

ЗАЛЕГКО (в дверях).
Кто там звонит?

СМЕШОН.
Какой-то робот Вертер…
Ах, блин. Маяк.

ФАРЗОНА (поднимаясь).
Пошли работать ветром.

Все четверо стоят на крыше и крутят лопасти ветряка: Смешон и Залегко слева, Фарзона и Дустум справа. Напарники в каждой паре толкают лопасть по очереди. Оранжевый огонь на маяке то и дело вспыхивает и снова гаснет. Плечи антенн остаются в прежнем положении.

СМЕШОН.
Как… штиль некстати… в середине л… лета.

Из люка раздается уже знакомая сухая трель.

ЗАЛЕГКО (встряхиваясь).
Пущу хотя б сигнальную ракету.

Залегко исчезает в люке. Смешон спускается следом, чтобы взять трубку, но пропускает вызов. Со ступеней парадного входа раздается характерный хлопок.

ДУСТУМ (ныряя в люк).
Что за…

Фарзона прикладывает ладонь к глазам.
На юге, примерно на два часа от солнца, в небе растет короткая белая игла.
На миг она становится ярче — но это, кажется, солнечный блик.
Маршал изменившимся лицом бежит шлюзу.

Рев турбин. Тень. Взлетной полосы касается немного оплавленный "Рафаль"; его брюхо напоминает сковороду со счищенным тефлоном. По краям брюха торчат застывшие зубцы пластика, напоминающие халявно сбритые усы.
Дустум подает сигнал, поднимая и опуская разведенные руки.
"Рафаль", развернувшись, подруливает к ожидающим.
Из шлюза выглядывают Фарзона и Залегко. Смешон подбегает к ним сзади.

ДУСТУМ (оборачиваясь ко всем троим).
Ладони вширь!

(в сторону "Рафаля")

Свои!

На "Рафале" поднимается стекло кабины. Аль-Нахли приветливо машет левой ладонью от запястья. В его правой руке взведенный Sig Sauer P226.

Простите.

СМЕШОН.
Что это было?

ФАРЗОНА.
Вероятно, "Стингер".

СМЕШОН (к Залегко).
Где ты его нашла?

ЗАЛЕГКО (хлопая ресницами).
В углу стояло.

ДУСТУМ (голосом моего обычно тихого дедушки, когда я бросил камень в колодец).
Коллеги. Руки прочь от арсенала
Хотя б до пониманья маркировки!

АЛЬ-НАХЛИ (ставя "Зауэр" на предохранитель и нервно посмеиваясь).
Меня уже сбивали из винтовки.
Накладки неизбежны на работе.

Прячет "Зауэр" в кобуру и протягивает Залегко правую ладонь.

Мир?

ЗАЛЕГКО (ужасно смущаясь).
Мир.

АЛЬ-НАХЛИ (голосом злого мужа из "Тысячи сияющих солнц").
Антирадарную зашьете.

Переключение камеры. Смешон с Дустумом и аль-Нахли разгружают ящики с оружием в терминал. Смешон и Дустум тащат продолговатый деревянный ящик в четыре руки. У аль-Нахли двухколесная тележка, нагруженная до верхнего конца рукоятки.

Камера, остающаяся отбалансированной по дневному свету, следует за разгружающими в полумрак терминала.

АЛЬ-НАХЛИ.
Сейчас вам нужен?

ДУСТУМ.
Позже. Вы б поели…

АЛЬ-НАХЛИ.
Поспать часок бы.

ДУСТУМ.
В капсульном отеле.
Аппаратурой вашей…

АЛЬ-НАХЛИ.
Чем богаты.

ДУСТУМ.
Есть сканер для радиоперехвата?

Дустум, Смешон и Фарзона в арсенальной комнате. Смешон с Фарзоной в дверях. Дустум роется в ящике с гранатометами.

ДУСТУМ (доставая похожий на гобой инструмент бронзового цвета с раструбом).
Моя вам командирская зарука:
Вот этот проще.

ФАРЗОНА.
М1?

ДУСТУМ (кивая).
Базука.

Те же в зале ожидания с кабинками международной связи. К прежней обстановке добавлен стол и несколько выделяющихся по высоте стульев из ресторанного дворика. На столе вырванный из блокнота лист бумаги с пометками. В руке у маршала зеленая ручка с обрывком лески. В углу прислонены несколько АК и гранатометов.

ДУСТУМ.
В Форт-Кохандаж почувствовали шило.

ФАРЗОНА.
Они проснулись?

ДУСТУМ.
Стягивают силы.

ФАРЗОНА.
Что не напали сразу, чудесато.

ДУСТУМ.
По виду-то садился взвод десанта.
Цель номер раз — казарма.

СМЕШОН.
Не колонна?

ДУСТУМ.
Колонна — цель второго эшелона.
Потом дочистить сбоку из засады.

Дорисовывает около шоссе звукоизоляционные ограждения и дренажный арык.

Здесь хорошо приветствовать парады.

Маршал перед капсулой аль-Нахли. Из-за приоткрывшейся дверцы показывается ствол "Зауэра".

ДУСТУМ.
Молитва и планерка: город делим.
"Рафаль" заходит по наземным целям?

АЛЬ-НАХЛИ.
Зашили?

ДУСТУМ.
Нет.

АЛЬ-НАХЛИ.
Я не настолько профи,
Чтоб подставлять такой радарный профиль.

ДУСТУМ.
Там двести человек.

АЛЬ-НАХЛИ (вылезая).
Двуликий янус…

Дустум, Смешон и Залегко стоят возле "Рафаля". Аль-Нахли в кабине. Стекло поднято.

АЛЬ-НАХЛИ (с ревом подкатывая "Рафаль" хвостом к стене аэропорта).
Вперед зайдите, поднимите за нос
Примерно там, где я. Чуть ниже пасти.

ЗАЛЕГКО.
Он легкий?

АЛЬ-НАХЛИ.
В общем, да: титан и пластик.

Отодвинув Залегко жестом, Смешон подходит к передней стойке шасси и опрокидывает "Рафаль" на хвост. Аль-Нахли жестко упирает машину в стену и заглушает турбины.

Стол в зале ожидания. Те же, кроме аль-Нахли. Два листа бумаги с пометками придавлены поставленной на торец черной walkie-talkie с короткой антенной.

ДУСТУМ.
Я так однажды вкапывал "Антонов".
Теперь наш друг примерно равен доту.

ЗАЛЕГКО.
А если цель со стороны перронов?

ДУСТУМ.
"Кемаль" в пути способен к развороту.
Там крылья, геометрия…

Рация пищит. Маршал принимает вызов.

АЛЬ-НАХЛИ (по рации).
Скорее.

ДУСТУМ (в микрофон).
Мост миновали?

Крупный план: лапка гвоздодера выламывает замок ставни или баррикады вместе с петлей. Баррикада, грохоча, опрокидывается на мраморный пол.

Монтажная склейка. Дустум опирается спиной о барную стойку. Смешон крутит в руках небольшую флягу из прессованного олова с орнаментальным рисунком и шнурком, продернутым в ушко возле пробки. На стойке — начатая бутыль виски "Известный тетерев".

Я ношу на шее
Как знак своим, что нет пути назад.
Ты можешь тоже.

СМЕШОН.
За нее казнят?

ДУСТУМ.
Обычно да.

СМЕШОН (надевая флягу).
Давайте две.

ДУСТУМ.
От пойла
Прямая стратегическая польза:
Идет за шибболет. Условно свой
Любой, кто хоть росину пьет с тобой.

СМЕШОН.
Так нет предела, вроде, их нахальству.
Соврут же!

ДУСТУМ.
Говоришь, что сдашь начальству.

ФАРЗОНА (подходя с гранатометом через плечо со стороны света: виден один силуэт).
Есть белое?

ДУСТУМ (поднимая навесную дверцу и проглядывая полку).
Увы.

ФАРЗОНА.
Как это мило.
Тогда, за неимением, текила.

Смешон и Дустум ждут на насыпи с наружной стороны звукоизолирующего ограждения шоссе. Слева сухой арык с бетонированным дном. У Смешона АК, у Дустума гранатомет.

ДУСТУМ.
Без вертолета? Трогательно.

СМЕШОН (оглядываясь направо в сторону аэропорта).
Ну, и…

Схватив за пояс, Дустум рывком опрокидывает Смешона под насыпь. Свист. Оглушительный удар. Кирпичное ограждение вздрагивает и проламывается в полусотне метров за арыком.

ДУСТУМ (удовлетворенно).
От головы.

Смешон следит за проломом. Дустум добивает уцелевшие бронетранспортеры из гранатомета.

По бетонированному дну арыка, приравниваясь к участку с пологим склоном, подъезжает "Хамвей" с Фарзоной. Смешон и Дустум по очереди втискиваются на заднее сиденье, поджимая ноги: пол салона завален гранатометами и АК от коврика до сидений.

Теперь на объездную.

ФАРЗОНА.
Ремни.

СМЕШОН (пристегиваясь).
Какой удобный водоем.

ФАРЗОНА (извиняясь).
Багажный до замка.

ДУСТУМ (кивая).
Все очень верно.

СМЕШОН.
Зачем нам столько? Мы дворец берем?

ДУСТУМ.
Тюрьму. Тюрьма всегда берется первой.

Подъехав на захваченном где-то БТРе, Смешон с Дустумом обстреливают караул из гранатомета. Подобрав выпавшую у часового винтовку, Дустум выцеливает охрану корпуса.

СМЕШОН (зовет из люка).
Товарищ маршал?

ДУСТУМ.
Сделаем иначе:
Приманкой. Брось на первой передаче.

Охрана корпуса стреляет по бронетранспортеру, а Дустум стреляет на движение в окнах и звуки выстрелов. Бронетранспортер упирается в стену барака, проламывает ее и глохнет.

Смешон свинчивает с проходной флаг Эмирата.

Заключенные представители несистемной оппозиции выбрасывают из пролома тело последнего охранника со странгуляционной бороздой на шее.

ПРЕДСТАВИТЕЛИ НЕСИСТЕМНОЙ ОППОЗИЦИИ.
Дустум-паша!
Сотру слезу скорей…
Мы победили, правда?

ДУСТУМ (нажимая что-то на walkie-talkie и поворачиваясь к Смешону).
Встреть "Хамвей".

Выйдя на улицу, Смешон дает Фарзоне отмашку. Слышно, как собравшиеся у барака заключенные разбирают бутыли с водой, пайки с шоколадом и оружие.

К воротам подъезжает красный Nissan Patrol. Смешон стволом винтовки показывает ему остановиться.
Из "Ниссана" выходит странный тип с серьгой в ухе.

СТРАННЫЙ ТИП С СЕРЬГОЙ В УХЕ.
У нас в три тридцать, уточнить детали…

СМЕШОН.
Вверх руки. Есть оружие?

СТРАННЫЙ ТИП С СЕРЬГОЙ В УХЕ.
Не дали.

СМЕШОН.
Спиной… Лицом… Сойдет. Вперед полшага.
Штаны до ху спускаем, как в Чикаго.

Странный тип с серьгой в ухе стягивает штаны до колен. Пояса шахида на нем не оказывается.

ДУСТУМ (по рации).
Кто здесь?

СМЕШОН.
Какой-то безоружный дурень.

СТРАННЫЙ ТИП С СЕРЬГОЙ В УХЕ (наклоняясь, чтобы попало в микрофон).
Осматриваем содержанье тюрем!

Подойдя ближе, маршал недоверчиво осматривает незнакомца.

ДУСТУМ.
Не из Кабула, верно?

В "Ниссане" опускается переднее окно и приоткрывается задняя пассажирская дверь.

ДАМЫ ИЗ "НИССАНА" (40-45 лет, европейской внешности, но в хиджабе).
Из ООН!

СМЕШОН (показывая медаль Премии мира с голубем).
Мы с ведома ООН.

ДАМЫ ИЗ "НИССАНА" (ничему не удивляясь).
Но что за сила?

СМЕШОН.
Девятый голливудский легион.
Два славных парня — Рембо и Данила.


СЦЕНА 3. СУД СМЕШОНА

Шестое июня 2024 года, четверг. Рождество Искандера ибн-Серхи, основоположника русского хамрийята. Международный аэропорт Херата, охраняемый моджахедами. Один час после асра.

"Рафаль" по-прежнему стоит у шлюза в положении, максимально удобном для пуска "Кемалей" по наземным целям. Смешон (немного поспал, но в основном на кофе) развлекает разговором сидящего в "Рафале" аль-Нахли (тоже немного поспавшего, но в основном на кофе). Залегко с Фарзоной, вытащив прямо на поле два пластиковых стула, заняты рукоделием — ткут полотно противорадарной обшивки. Рядом с каждой по пластиковому стакану дуга с соломинкой.

В тени шлюзового коридора (двигаясь вместе с тенью, а сейчас метрах в семи) выставлен пластиковый стол с бумагами и горкой питы. Сидящий за столом полевой секретарь Дустума — бородатый узбек с АК — принимает звонки и радиограммы.

ПОЛЕВОЙ СЕКРЕТАРЬ ДУСТУМА (в микрофон рации).
По буквам повторите вилайят!

На летное поле из здания терминала выходит боевик — тоже бородатый узбек с АК.

БОЕВИК (качая головой).
Как приложили!

АЛЬ-НАХЛИ (устало).
"Стингер", говорят.

БОЕВИК (восхищенно).
Умеют же французы, паразиты,
Сверхпрочные ##ярить композиты.

(поворачивается к полевому секретарю)

Кто за Абдул Рашида?

СЕКРЕТАРЬ (показывая на Смешона).
Вот скрипач.

БОЕВИК (уже Смешону).
Где кази?

СМЕШОН.
Он сбежал.

БОЕВИК.
А ты назначь.
В холодном зале двое ждут суда.

СМЕШОН.
Бандиты?

БОЕВИК.
Тяжба.

СМЕШОН.
Б^дь… Пошли туда.

Под окнами зала ожидания через кресло друг от друга под охраной двух автоматчиков сидят двое афганских феллахов — пожилых, но еще крепких.

СМЕШОН.
Оружие?

АВТОМАТЧИК СПРАВА.
Обысканы.

СМЕШОН.
Зачет.

(протягивает руку)

Смешон Имманули.

ФЕЛЛАХ СЛЕВА (жмет руку).
Азад.

ФЕЛЛАХ СПРАВА (жмет руку).
Озод.

СМЕШОН.
А по отцу?

ОБА ФЕЛЛАХА.
Ибн-Данияр!

АВТОМАТЧИК СЛЕВА.
Два брата.

АЗАД.
Все началось…

СМЕШОН (оглядываясь).
А есть присесть куда-то?

Левый автоматчик делает правому знак. Правый автоматчик со Смешоном тащат низкий стол-тумбу из угла зала и выравнивают ее длинной стороной к феллахам. Смешон садится.

ОЗОД.
Мы пастухи. И дух наш…

СМЕШОН.
Не сейчас.
В чем спор?

АЗАД.
Отара общая у нас.
От батюшки…

ОЗОД.
(Аллах приветствуй!)

АЗАД.
Пал
В боях за Анджуманский перевал.

СМЕШОН.
Чем сыновей героя-то уважить?
По-братски поделить отару?

ОЗОД.
Пажить.

СМЕШОН.
А пажить тож отцовская?

АЗАД.
Соседа.

ОЗОД.
Он тоже умер смертью моджахеда:
Освобождал аэропорт Фараха.

СМЕШОН.
Бездетен, попущением Аллаха?

АЗАД.
Без сыновей.

СМЕШОН.
А дочери?

ОЗОД.
Одна.

СМЕШОН (приподнимаясь).
Так-так.

ОЗОД.
В меня безумно влюблена!
Я пол-отары отдаю в калым.

АЗАД.
Вот-вот! И пажить остается с ним —
Ходи без платы денно и в ночное.
А где пасти оставшихся со мною?

СМЕШОН.
Чем возразить-то браку по любви.
Не замужем?

ОЗОД.
Была; а нынче вдОва.

СМЕШОН.
Пока не вижу ничего худого.
Вам счесть овец?

АЗАД (показывая на Озода пальцем).
Аллаха не гневи!
Мать говорила, что из нас один
Не Данияра, а соседа сын?

ОЗОД (показывая пальцем встречно).
В маразме!

СМЕШОН.
Интересное начало.
А кто, она сказала?

АЗАД.
Промолчала.

ОЗОД.
В суде словам безумных и калик
Цена невелика.

АЗАД.
Но риск велик!

ОЗОД.
Да разве в трезвой памяти посмею
За пастбище жениться на сестре я?
Зачем лишаться доли мне в раи,
Когда луга вперед и так мои?

АЗАД.
А вдруг — мои?

ОЗОД.
Тогда позор открой
И луг дели с законною сестрой.

АЗАД.
А если мать слезами крокодила
В свой смертный час себя оговорила?
А ты толкаешь старого Азада
На то, чтоб мы наелись без награды?

СМЕШОН (отступая за стол-тумбу и поднимая-опуская темные очки).
И вправду очертанием лица
Несхожи вы.

Феллахи мгновенно, будто взметнулась стрелка осциллографа, показывают друг на друга пальцами.

Есть карточка отца?

АЗАД.
Все фото из альбома мать посеяла.

СМЕШОН (жмет плечами).
Сравнить с соседкой. Как, сказали?

ОЗОД.
Лейла.
Черна, как ночь!

АЗАД.
Хвастун! Как ты, седая.

ОЗОД.
Родства не вижу в этом ни следа я:
Седеют камень, бронза и латунь,
Седеют все. И ты, брат, бел, как лунь!

АЗАД.
Не в силах выносить я этой чуши.
Все знают — с Лейлой вы родные души!

ОЗОД.
Ах ты хитрец.

АЗАД.
Хитрец, да прав.

ОЗОД.
Анзор
Всегда, торгуясь, так же был хитер,
Отец же прямодушен. Нет позора
На мне никак — а ты, байстрюк, в Анзора!

(поворачивается к Смешону)

Зажат в углу увертливый старик?

АЗАД.
Ты с умыслом ей выкопал арык.

ОЗОД.
А ты забор построил.

АЗАД.
Вычитая
Из платы молоком.

ОЗОД.
Чтоб жил до ста я —
Хитришь, баля-булюкская порода!
Арык прорыт — и нет водопровода,
И взнос платить не надо. А не чтобы…

АЗАД (показывая пальцем).
Хитер в отца от самыя утробы.

ОЗОД (показывая пальцем).
Едино утешение — нытье.
А пастбище и так, и так мое!
Зачем и поднимать туман былого?

АЗАД.
Уж не на то, чтоб сочинить тарих.
Подумай сам: любой из "так" твоих
Разрушен вероятностью второго!

СМЕШОН.
Но спор еще о браке, как я понял:
Харам? Халяль?

ОЗОД.
Все верно! В корень! В корень!
Чтоб Друга не прогневали мы трое,
Я жить согласен с Лейлой, как с сестрою.
Конь я ль кататься к старости в траве?

СМЕШОН.
Так и благотворите как вдове.
Уже ведь долг, возложенный Кораном.

АЗАД.
Все это так, пока жива вдова.
А покорится кругу естества —
Все будет покровенно словом бранным.

СМЕШОН.
В наследство пусть отпишет.

АЗАД.
На кого?
И слухи…

СМЕШОН.
Бросьте жребий уж, не знаю.

АЗАД.
Да я-то брата знаю. Он его,
Нарезав плугом дерн, продаст Китаю.
Сам говорил, не правда ли, Озод?

ОЗОД.
А если жребий на тебя падет,
Ты сам его…

В двери терминала, напевая, входит маршал Дустум.

ДУСТУМ.
Нас ждет угар похмельный,
Но бессилен он:
Сомненья в прах — уходит нах отдельный
Девятый голливудский легион,
Девятый голливудский легион…

(машет рукой, подходя к тяжущимся)

Салям! Не в тупике ли?

СМЕШОН.
Тут дело очень сложное у нас.

ДУСТУМ.
Давно его выслушиваешь?

СМЕШОН (глядя на запястье).
Час.

ДУСТУМ (феллахам).
По-моему, вы оба охренели.
Все письменно!

ОЗОД.
Так дорога бумага.
И грамоте не учены.

АЗАД.
Ни шага
Не сделаешь без писаря за плату —
А он всему и выдаст вилайяту.

ДУСТУМ.
Так. Оба на ноге единой стоя:
Что делите-то?

ОБА ФЕЛЛАХА (встав, как повелено).
Пастбище!

СМЕШОН.
Чужое.

ДУСТУМ.
А что свое?

СМЕШОН.
Овец отара.

ДУСТУМ.
Ша.
Все упростит сейчас Дустум-паша:
Потребуй, чтоб уплачивал клиент
Овцу за каждый устный аргумент.

ОБА ФЕЛЛАХА.
За справедливость? Дар Аллаха?!

ДУСТУМ.
Нет.
За то, что он вас терпит, надоед.

Зажав рты ладонями, феллахи встают и в сопровождении охраны выходят из терминала.

СМЕШОН.
Не резко ли?

ДУСТУМ.
Ты время-то цени.
Теперь, скупясь на пошлину, они
Укажут сами брод в потоке мутном.

АВТОМАТЧИКИ (возвращаясь в зал).
Предупредили, что вернутся утром.

Смешон и Дустум проходят через здание терминала на летное поле.

ДУСТУМ.
Ты щедрым будь, да время не губя!
##рней страдает каждый за себя.
Пусть борода не чешется чужая.

СМЕШОН.
Зато вкусил. А то "салям" — "салям"…

Дустум и Смешон стоят на летном поле рядом со шлюзом. Вокруг Дустума собираются заинтригованные слушатели.

ПОЛЕВОЙ СЕКРЕТАРЬ ДУСТУМА.
Забрали?

ДУСТУМ.
Даже не перегружая.
Нашли объезд по грунту, по полям.

ПОЛЕВОЙ СЕКРЕТАРЬ.
Переписав дорожные листы?

ДУСТУМ.
Да просто занимая блок-посты.

ФАРЗОНА.
Вы маг.

ДУСТУМ.
Нам не светило бы успеха,
Каб не начальник транспортного цеха.

СМЕШОН.
Не рано?

ДУСТУМ.
Я просил их постараться
Взломать порог немедленных реакций —
Чтоб не раздумать дать в покое тыла,
А вызвать с ходу основные силы.

СМЕШОН.
А корпус двести девять?

ДУСТУМ.
Ну, стоят.
Сломали сами связь; сдадутся сразу.
Все нити сведены, чтоб вилайят
Свободен был уже к джума-намазу.
Дипольный переход в афганском стиле —
Как началось, сверяйте по часам.

ЗАЛЕГКО.
Что ж сами их не воодушевили?

ДУСТУМ.
Я б разочаровал, приехав сам.
Вернейший знак, что сзади не стена —
Есть командиры среднего звена.

(секретарю)

Что пишут нам из хижин и дворцов?

ПОЛЕВОЙ СЕКРЕТАРЬ.
Двумя словами — тысяча отцов.
Из Гора…

ДУСТУМ.
Славно.

ПОЛЕВОЙ СЕКРЕТАРЬ.
Самангана…

ДУСТУМ.
Странно.
Спешат.

ПОЛЕВОЙ СЕКРЕТАРЬ.
И губернатор Джаузджана.

ДУСТУМ.
Змея блестит, подкрадываясь тенью,
И, вырвав миг, бросается, шипя.
Вот этому — послать мое почтенье
И ни единой фразы от себя.

ПОЛЕВОЙ СЕКРЕТАРЬ.
Конечно.

БОЕВИК (бородатый узбек с АК в дверях шлюза).
Посетитель!

ДУСТУМ.
Кто он?

БОЕВИК.
Нищий.

ДУСТУМ.
Принять. Аллах велел делиться пищей.

(поворачиваясь к аль-Нахли)

Кто там?

АЛЬ-НАХЛИ.
По виду — деятель культуры.
Без двух зубов. И без аппаратуры.
Но вижу сигнатуру двух стволов.

ДУСТУМ (входя в терминал и раскрывая руки для объятия).
Омар Омарыч! Заносите плов.

Дустум, Смешон, Залегко, Фарзона и боевики принимают пишу и бродячего звездочета в том же углу зала ожидания, где шло заседание суда — только к столу-тумбе сдвинуты дополнительные ряды кресел.

ЗВЕЗДОЧЕТ.
Абдул Рашид! Я рад — но мне тревожно.
Я на дороге видел…

БОЕВИКИ С АВТОМАТАМИ.
Можно?

ДУСТУМ.
Можно.

ЗВЕЗДОЧЕТ.
Простите, йод полью, а не олифу.
Все ль отдаете Мазар-и-Шарифу?

ДУСТУМ.
Всем прочим в свой тактический черед.

ЗВЕЗДОЧЕТ.
Но, обнадежив…

ДУСТУМ.
К джиннам. Как пойдет.
Без твердых ног все обещанья ложны.
Я не с надеющимся. Я — с надежным.

ЗВЕЗДОЧЕТ.
Абдул Рашид!

ДУСТУМ.
Я слышал это имя.

ЗВЕЗДОЧЕТ.
Вы не с надежным, нет. Вы — со своими.
В Панджшере гибнет Северный альянс,
А тюбетейкам этим все кальян-с!

ДУСТУМ (качает головой).
Я слушаю его и бородею.
Они уже устроили Вандею.
Была одна избушка ледяная…
Как воевать, людей не сохраняя?

ЗВЕЗДОЧЕТ.
Абдул Рашид!

ДУСТУМ.
Вы голодны, Омарыч.
Берите плов. Я видел эту ярочь —
Она мне сорок лет сводила скулы.
Я был при первом взятии Кабула.
Прошу, Омар, довольно этой тяжбы!
Я не хочу спускаться в реку дважды.

ЗВЕЗДОЧЕТ (показывая ладони).
Я не боец. Бойцам судить. Но все же:
Одумайтесь. О вас поэму сложат!
Вам жить в веках…

ДУСТУМ.
Пускай нас славят в прозе.
Мне проще, честно, в неофициозе.
А вот бежать за бабочкой — позорно.

Летное поле. Почти призыв на магриб.

ДУСТУМ (протягивая полную миску аль-Нахли).
Хотите плов?

АЛЬ-НАХЛИ (принимая).
Благодарю покорно!
Когда подъем?

ДУСТУМ.
Не позже фаджра. Скажем.
Придется примерять, но с вашим стажем…
Надеюсь, мукаддим, мы не в обузу.
Да. Переставьтесь к запасному шлюзу.

Маршал со Смешоном отходят в сторону.

СМЕШОН.
Кто этот звездочет?

ДУСТУМ.
Омар хороший.
Но хочет, чтобы я ушел в загул.

СМЕШОН.
Зачем?

ДУСТУМ.
Бывают люди с тонкой кожей.
Как ты вот.

СМЕШОН.
Не ловушка ли Кабул?

ДУСТУМ.
Ловушка. И ужаснее всего
Не жажда, не предательство, не драка —

СМЕШОН.
А что?

ДУСТУМ.
В горах Афгана, кроме мака,
От века не родится ничего.
В раю вселил Аллах — а сатана
Прижег клеймом: "Преступная страна".
Наш хлеб — наркотик, проданный кафирам.
Как тут явиться чистым перед миром…

СМЕШОН.
Да что такое — "как явиться чистым"!
У вас природа, древности туристам…
Устроится ведь жизнь, разнообразясь.

ДУСТУМ.
Как Маркс сказал, "надстройка". Опий — базис.

СМЕШОН (встряхивая головой).
Не верю. Щедр Аллах.

Монтажная склейка. Ночь. Зал терминала после утренней молитвы — уже не совершенно темный, а освещенный расставленными по углам и у колонн масляными лампами.

Хотите плова?

ЛЕЙЛА.
Смеетесь? Мы волнуемся.

ДУСТУМ.
Готовы?

ОЗОД.
Нам с братом только б выйти из затора.

Лейла приоткрывает лицо.
Маршал последовательно освещает лица братьев и Лейлы телефонным фонариком.

ДУСТУМ (обоим братьям).
У вас двоих изгиб бровей Анзора.
Но чтоб не ошалели от удара,
Добавлю сразу: Лейла — дочь Джафара.
Простите, что так поровну и грубо.

ЛЕЙЛА.
Как? Льва Герата?!

ДУСТУМ.
Да. И женолюба.
Что молодым желаем?

СМЕШОН (едва сдерживая смех).
Полной чаши.
Луг — пополам.

ОЗОД.
А овцы?

СМЕШОН.
Тоже ваши.
Мы никому не скажем. Верно?

ДУСТУМ.
Верно.
И так уж объяснились откровенно.

АЗАД.
Как нам позор носить теперь до гроба?

ДУСТУМ.
Мы не из Кандагара. Нам плевать.
А если "У#бан" придет опять,
Сразиться с ним пожалуете оба.

У маршала на поясе пищит walkie-talkie. Маршал разводит руками.

Зовут.

СМЕШОН (машет).
Совет-любовь!

Монтажная склейка. "Рафаль", стоящий у запасного шлюза, прогоняет диагностику. Кабина пуста. Стекло поднято. Дустум, стоящий рядом с "Рафалем", показывает аль-Нахли что-то на его планшете. Смешон заглядывает через плечо.

ДУСТУМ.
…а здесь — отлого;
Саланг лежит на этой закорюке.
Восстанию одна развяжет руки
Уже и перебитая дорога:
Хотя Мухлис испытанный танцор,
Три дня в обход— не хмели и сунели.
Но идеал — обрушить с двух концов,
Когда колонна целиком в тоннеле.

АЛЬ-НАХЛИ.
Понятно — чтоб с гарантией увяз.
Я раз пройду: мне нужно быть на сборах.

ДУСТУМ.
Салангу хватит. На БЧ фугас
В сто — девяносто раз сильней, чем порох.


СЦЕНА 4. ТОСКА ПО САМАРКАНДУ

Сумерки. Особняк в пенджабском стиле — бывшая резиденция британского консула на 7-й улице Саида Мухтара. Внутри — в проходной комнате — горят только светодиоды пожарных датчиков. Золотистый свет фонаря за окном прячет апельсины в листве апельсинового дерева.

СМЕШОН (останавливаясь перед зеркалом).
И даже обошлось без шелухи:
Проходят дни; читаются стихи.

Шумный базар на Тахера Фушанджи. Смешон и Залегко идут с корзинами вдоль хлебного ряда.

ЗАЛЕГКО.
Какой ажур! Смешон, возьмем лаваш?

ПРОДАВЕЦ.
Красавица! Второй берите даром!

Рабочий кабинет маршала Дустума. В углу — знамя Объединенного исламского национального фронта (зелено-бело-черное с золотом; для знатоков — верхняя полоса именно светло-зеленая).

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР НУКЕРОВ
Через Гильменд?

ДУСТУМ (последовательно перечеркивая красным карандашом два моста на карте).
Мечтатель! Через Хаш.
И семьдесят седьмой за Давлет-Яром.

Час до магриба. Ворота особняка. Смешон встречает Фарзону, выходящую из "Хамвея" — в этот раз с переднего пассажирского. Автоматчик с заднего сиденья внимательно следит за улицей.

ФАРЗОНА.
Там офигенно.

СМЕШОН (вздыхает).
Знаю.

ФАРЗОНА (протягивая Смешону кулон-подвеску из жадеита).
Это Зуле.
При верхней, типа, носят при луне.

Степь. Пыльная обочина шоссе А-77. Звездочет в синем халате со звездами встает на колени перед караваном верблюдов. Караван короток, но груз плотен и угловат.

ЗВЕЗДОЧЕТ (со слезами).
Абдул Рашид! Вы думаете, мне
Лишь книги были дороги в Кабуле?

Музей джихада. Смешон с мужской туристической группой, Залегко и Фарзона с параллельной женской. На обеих хиджаб с открытым лицом (в группе в целом — два к одному).

Экскурсовод — культурный работник в национальной одежде — показывает размытые черно-белые фотографии.

ЭКСКУРСОВОД.
Сгорел, но не отрекся, как Лазо!

Дастархан в саду британского консула. За дастарханом пируют Смешон, Залегко, Фарзона, звездочет и несколько автоматчиков.

ЗВЕЗДОЧЕТ (объяснимо пришамкивая, но с выражением).
Давно еще: по нефтяному цеху.

Дустум и Смешон объезжают пойму Хери на двух арабских скакунах.

ДУСТУМ.
Где встанешь сам, где выставишь дозор?

СМЕШОН.
Нигде: все слышно в горлышке по эху.
А от воды и ровный фон в ИК.

Обсерватория днем. Аппаратный зал радиотелескопа. Фарзона почтительно слушает звездочета. На Залегко широкие, похожие на шлемофон, наушники.

ЗВЕЗДОЧЕТ.
Приют души Хайяма-старика!
Со звезд, быть может, шепчет рубаи нам…

Кадры становятся реже без перемены скорости съемки. Звучит песня группы "Сплин" "Сигнал из космоса" (sic; если в вашей реальности она утеряна, замените на "Рубайят" гр. "Сиблинги").

Поминальная служба в Синей мечети Херата. Дустум у гроба. Смешон слушает, склонив голову.

ДУСТУМ (тихо и твердо, но без слез).
Свет и пример афганским фидаинам.

Гостиная в особняке британского консула. Вечер.

СМЕШОН (обессиленный отчаянием и обезоруженный облегчением).
А мы?

ДУСТУМ (укоризненно).
А связь?

ФАРЗОНА.
Мы в озере купались.

ЗАЛЕГКО (раскрывая сумочку).
Две амфоры. Обожжены при Кире!

Рабочий кабинет эмира Смешона — архитектора, казначея и гражданского реформатора. Совещание узким кругом: эмир, стенографист, секретарь Дустума и еще кто-то из нукеров.

СМЕШОН (морщась и качая головой).
Дорожным трестам дай один лишь палец…
Уж я-то знаю.

Вечер. Гостиная в особняке британского консула.

ДУСТУМ (голосом уже начинающего привыкать).
А сегодня?

ФАРЗОНА.
В тире.

ДУСТУМ.
Закрыты же еще при прежнем кази?

ФАРЗОНА.
На брошенной американской базе.

ДУСТУМ.
Как?!

ФАРЗОНА.
Триста афгани на лапу.

ДУСТУМ (оседая в кресле).
Ловко.

ЗАЛЕГКО (хлопая ресницами).
Я честно всю читала маркировку.

По Тахера Фушанджи движется шумный караван с дарами. Музыканты бьют в бонги.

ЗАЛЕГКО (Смешону).
Мне нравится, как здесь играют свадьбы…

Особняк британского консула между магрибом и иша. Смешон и Фарзона сидят на подоконнике.

ФАРЗОНА.
Ты смотришь ТаджТВ?

СМЕШОН.
Настройку знать бы.

Рассвет. Возвращаясь с патрульного объезда на двух арабских скакунах, Смешон и Дустум сокращают дорогу через сад университета.

ЗВЕЗДОЧЕТ (навстречу им с тротуара).
…а внука — в вашу честь!

ДУСТУМ (совершенно растрогавшись).
Омар Омарыч…

Гостиная особняка британского консула. Сиреневые сумерки. Медитативное соло на ударных. Смешон, заслышав шум бронеавтомобиля, ждет в дверях.

ЗАЛЕГКО (распахивая дверь и падая в объятия Смешона).
Я в тряпочку.

СМЕШОН (придерживая Залегко за плечи).
Пора молиться на ночь.

ЗАЛЕГКО.
Дай мне воды.

СМЕШОН (отходя к бару-холодильнику).
Хоть дуга, хоть айрана…

ЗАЛЕГКО.
Воды, Смешон. Простой воды из крана.
Все дребезжит, как в госпитале койка.
Воды.

СМЕШОН (догоняя Залегко в дверях ванной).
Возьми хотя бы кружку!

Керамическая кружка падает и ударяется о край раковины, чудом уцелев, но отбив в месте падения несколько чешуек эмали.

ЗАЛЕГКО.
Горько.
Пусти меня!

СМЕШОН.
Зуль, что ты завелась?

ЗАЛЕГКО.
Домой хочу, где буквы, а не вязь!

В лестничной шахте грохочут створки двери и шаги маршала.

ДУСТУМ.
Врач нужен?

ФАРЗОНА (прямо с улицы, не сняв сумки, у раскрытого бара-холодильника).
Климатический налог.
Немедленно холодного на лоб,
Покоя и питья.

ЗАЛЕГКО (уже на диване; закрывая глаза и переносицу предплечьем).
Не этой гнили…

ФАРЗОНА (от бара).
Камрады, где походные бутыли?

ДУСТУМ (наклоняясь с открытой флягой).
Давайте-ка походным ароматом.

ЗАЛЕГКО.
Я не могу. Грозите автоматом,
Заковывайте в цепи, режьте вены…

СМЕШОН.
Все хорошо же было?

ЗАЛЕГКО.
Было, Гена.

ФАРЗОНА.
Я б не недооценивала.

СМЕШОН.
Шьорт.
Вот так сниматься, и по курсу "норд",
Когда с визитом…

ЗАЛЕГКО.
Погоди. Что вы там
Придумали? Кто это к нам с визитом?

СМЕШОН.
Зуль, я уже привык, но ты задира.
С тобой звонить ходили.

ЗАЛЕГКО.
Вы про ту…

ДУСТУМ.
Что выручила в аэропорту.
Шаджар ад-Дурр. Царица из Каира.

СМЕШОН.
Ты помнишь же, единственной страной…

ЗАЛЕГКО.
Она, я знаю, хороша собой.
И откровенна очень.

СМЕШОН.
Зуля!

ЗАЛЕГКО.
Что "ля"?
Ты господин — твоя была бы воля.
Отправь меня в Душанду ли, Куляб,
А сам…

ФАРЗОНА (делая шаг вперед).
Мой брат…

ДУСТУМ.
Смешону не до баб.
В нем зреет хватка старого Райкома.
Мы все растем скорей вдали от дома.
Вы, городские, как без соли, что ли…
На курсах год идет за месяц в поле.

СМЕШОН.
Да. Две недели можно же без паник?

ФАРЗОНА.
Я кое-что скажу, Смешон?

Смешон оборачивается.

Племянник.

Вечерние краски, но еще не магриб — небо не розовое. Особняк британского консула.
Смешон с Залегко одни.
Смешон обнимает Залегко за плечи. Она смотрит в окно, но невозможно понять — на апельсиновый сад или поверх веток.

ЗАЛЕГКО.
Все хорошо? Мы будем дома? Или…

Херат. Примерно полтора часа до зухра. Перекресток А-76 и А-77.
Навстречу Дустуму и таджикам подъезжают двое конных нукеров.

СМЕШОН.
Что за стрельба?

1-й НУКЕР.
Гарем освободили.

Камера наводится на процессию афганских культурных работников в колоритной национальной одежде и косметике — без каких-либо оков или пут, но очень деморализованных.

ЗАЛЕГКО (присматриваясь).
Из юношей гарем?! Какое б^дство…

СМЕШОН.
Позорный пласт восточного ликбеза.
Пустить немедля!

2-й НУКЕР.
Их скрепила клятва
Перед Творцом миров.

ФАРЗОНА (заинтересованно).
Но не железо?
…хотя что я тут с розой на ланите.
Беру не глядя. Почтой заверните.

СМЕШОН.
Мать, ты в себе?

ДУСТУМ (беря Смешона за плечо).
Не наша боль, эмир.

СМЕШОН.
Нет, я сестру любой приму —

ДУСТУМ.
Прими.
Мешает, что они в тряпье и гриме?
Душанда и Ташкент полны такими.
Как есть ансамбль народных обалдуев,
Которым тексты шьет Исо Орзуев.

ФАРЗОНА.
Нет, если лучше не, то я могу не…

ЗАЛЕГКО.
Да что вы все насели, как в коммуне?

(поворачивается к Фарзоне)

Ты, мать, святая!
Но они другие.

(роется в сумочке)

Возьми преднизолон от аллергии.

Гостиная в особняке британского консула. Напротив дивана теперь установлен столик, на столике — широкий черный телевизор. Телевизионный мастер уже подключил антенну и сосредоточенно давит кнопки на пульте.

ТЕЛЕВИЗИОННЫЙ МАСТЕР.
Душанду ловят многие по селам.
Язык родной…

Смешон и Дустум смотрят новости, развалившись на диване. Оба вооружены.
На экране — блок-пост "Чинор-восточный" и проезжающий его пятнистый бронетранспортер.

ДИКТОР КАНАЛА "ТАДЖИКИСТАН" (мужчина).
…по-прежнему тяжелым,
Но без прямой угрозы горожанам.

ЗЕЛЕНОВАТЫЙ ОФИЦЕР В НЕОПРЕДЕЛЕННОЙ ФОРМЕ (на экране).
Все под контролем, без ажиотажа.
Снабжаются афганским Бадахшаном,
Но мы сильней.

Камера переключается на мирные кадры проспекта Измаила Самани.

ДИКТОР КАНАЛА "ТАДЖИКИСТАН" (девушка).
Парад цветов…

ДУСТУМ (выключив звук).
Что скажешь
По этому кино из ваших весей?

СМЕШОН.
Что зря я сторонился скучных версий.
Мы с той "Тойоты" знали напрямик —
Одна рука и вор, и подрывник.
Отцовской смерти ждали, карауля,
В Херате — руки, мастермайнд — в Кабуле.
А Гарм и Бадахшан — вторая фаза.
Но если четкий фронт — столица с нами!

ДУСТУМ.
Я все на исполнение заказа,
Не списывал бы.

СМЕШОН.
А на что?

ДУСТУМ.
А сами.
На север к вам все беженцы стекали.
Они делить бы рады пополам —
Да только их умеренный ислам
На севере идет за радикальный.
Сухой тростник. Кто поднесет огниво…
Аллаха волей это было ПИВО.

СМЕШОН.
Что с нашим рейсом? Зуля как на шиле.

ДУСТУМ.
Из-за войны бы небо не закрыли…
Я жду ответа, удочки забросив.

Ночь. Рабочий кабинет Дустума. Присутствуют маршал, Смешон и полевой секретарь.

Да ты же б^дский на##й франц-иосиф.

СЕКРЕТАРЬ.
Пиромани и Мегаломани.
На погранпункте прямо.

СМЕШОН.
Кто они?

ДУСТУМ.
Надежда КСИРа и любимцы шаха.

СМЕШОН.
И обвинили нас?

ДУСТУМ.
В руке Аллаха.

СЕКРЕТАРЬ.
"Изиду-К".

ДУСТУМ.
Заманчиво, но мимо:
Для мира мы от них неотличимы.
На то и ждем партнеров из Каира.

СЕКРЕТАРЬ.
Поторопить их как-то?

ДУСТУМ.
Нет эфира.
Возможно, едут черепашьим шагом.

БОЕВИК С АВТОМАТОМ (в дверь).
К вам человек какой-то с белым флагом.

За дверью рабочего кабинета показывается бородач в черной чалме и камуфляжной одежде.
Его правая рука сжата в кулак. В левой — взятый за острие короткий кривой клинок с белым платком, повязанным на рукоятку.

СЕКРЕТАРЬ.
Аль-Мухаджир!

ДУСТУМ.
Шайтана помяни…

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
А вы решили, что вы тут одни?


СЦЕНА 5. ТОВАРИЩИ

Там же, те же.

ДУСТУМ.
Какие-то дешевые придирки.
Шахаб, кладите саблю. Вы не в цирке.
Что к нам?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
Предупредить.

ДУСТУМ.
Хитер, татарин.
Хотите кофе?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
Только если сварен.
И прежде…

Раскрыв кулак, полевой командир протягивает маршалу две полоски бумаги с надписями вязью.

ДУСТУМ (поднимая обе записки).
Что здесь?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
Пара фраз урана.

ДУСТУМ (поворачивая чернилами на свет).
"Желанный самый гость". "Не ждите рано".
Вот чудеса превыше ожиданий.
И как давно?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
С задания в Судане.

ДУСТУМ.
Пакт века, и она у вас в мамашах.
Зачет. Вас сколько?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
Половина ваших.

ДУСТУМ (секретарю).
Где был Урман оглы? На сеновале?

СЕКРЕТАРЬ.
Как мы бы за день их профильтровали?
И части без доверия не сваришь.
Война одна на всех. "Свисти, товарищ…"

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА" (улыбаясь).
"Иди в народ на тяготы и брань,
Незаменимым будь — и главным стань".

ДУСТУМ.
Джафара Рудаки.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
Его не вы ли
Товарищам цитировать любили?

ДУСТУМ.
Любил. У нас была такая пропись
В мактабе.

(показывает на Смешона)

Вы знакомы?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
Нет.

ДУСТУМ.
Знакомьтесь.

СМЕШОН (протягивая руку).
Смешон. Таджик.

ДУСТУМ.
Партнер торговый Айи.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА" (пожимая руку).
Какой судьбою к нам?

СМЕШОН.
Сестру спасая.
Ее в плену держали. Но куда им…

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
Кто?

СМЕШОН.
"У#бан".

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
Зачем бы им?

ДУСТУМ.
Гадаем.

(в дверь)

Где кофе?

(снова полевому командиру "Изиды")

Не тянуть резину чтоб:
Чей Догарун и эти двое ##п?
Из-за кого нас шах секир башка?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
Не наши.

СЕКРЕТАРЬ.
"У#бан"?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
Погранвойска.

СЕКРЕТАРЬ.
Мы говорили вам, Дустум-паша.

ДУСТУМ.
Откуда там крупнее "калаша"
Калибры?

СЕКРЕТАРЬ.
Неучтенные.

ДУСТУМ.
Зер гут.
И мы. И ровно ждем, когда учтут.

СЕКРЕТАРЬ.
Вы не блюли так раньше целибат.

ДУСТУМ.
Иное — муж, иное — кандидат,
Как, с гор спустившись, доложил Муса.

(полевому командиру "Изиды")

У вас глаза там были?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
Голоса.

Взяв с угла стола темно-зеленый томик, маршал кладет его лицом к командиру.

ДУСТУМ.
Я перед шахом буду рвать рубаху.
Клянитесь на Коране.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА" (прикладывая руку).
Ля илляху…

ДУСТУМ (убирая Коран на место).
Зачет.

БОЕВИК С АВТОМАТОМ (в дверях).
Урман оглы!

В дверях появляется один из нукеров Дустума. В его руках несколько листов исписанной бумаги.

ДУСТУМ.
С докладом в мыле.
Садись, Зариф, тебя опередили.

(в дверь)

Шайтан в ноздрю, нас кофе напоят?

Монтажная склейка: там же, те же, но уже равномерно рассевшиеся вокруг стола с картами и подносом пахлавы.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА" (откусывая от ромба).
А кто спешит?

ДУСТУМ (показывая на Смешона).
Его умм аль-валад.
Примерно на седьмом.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
Подъемно.

ДУСТУМ.
Точно?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
И правил, и свидетельствовал очно.
Летают плавно, как аэропланы.

СМЕШОН.
Хадбаны?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
Много лучше, чем хадбаны.
У четверых вас сколько будет груза?

ДУСТУМ.
Три сумки.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
И до берега Кундуза?
Вам точно лучше там, а не пониже?
Кто переправит, знаете?

ДУСТУМ.
Да вы же.
Еще с Кабулом счет сравняв обидам.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА".
У нас нет минометов.

ДУСТУМ.
Я вам выдам.
И наведу до полурумба в галсе.

СЕКРЕТАРЬ.
Дустум-паша, вы точно…

ДУСТУМ.
Я поклялся,
Что им не повредит афганский климат.

НУКЕР.
Но съезд вождей? Прием?

ДУСТУМ.
Вожди и примут.
Начальник цеха в курсе откровенных…

СЕКРЕТАРЬ.
Вы нас предупреждайте о заменах,
Дустум-паша! Хотя бы о примерных.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР "ИЗИДЫ ХОРАСАНА" (протягивая секретарю руку).
Уж мы дождемся Командира верных.

Монтажная склейка. Особняк британского консула. Глубокая ночь перед призывом на фаджр. Никто не спит.

ДУСТУМ.
Обстрел границы, пункт за камышами.
Кем отвечать приедут? Латышами.
А у меня на двести первой базе
Еще с Наджибуллы остались связи.

ФАРЗОНА.
У мин, учтите, номера. Улика.

ЗАЛЕГКО.
И из-за нас прольется кровь таджика?

ДУСТУМ.
Я подыскал, где нету мирняка —
Два на бумаге только кишлака.
Но нет. Мы ставим лучшую картину.

СМЕШОН.
По капищу пальнем: Тахти-Сангину.

ДУСТУМ.
Сегодня утром молимся в мечети.

ЗАЛЕГКО.
Ждут?

ДУСТУМ.
Да. И выступаем на рассвете.

Десяток афганских скакунов серой масти несутся по склонам хребтов Гиндукуш на восток. Копыта бьются о гранит и лед так тихо, что соседним наездникам слышно друг друга.
Таджикские гости пристегнуты позади пассажирами.

СМЕШОН.
Мечта Анушервона.

ФАРЗОНА.
Я скакала.
На них реально не пролить бокала.
Удар едва-едва, как молотком.

СМЕШОН.
Не мерзнешь, Зуль?

ЗАЛЕГКО.
Как повезло с платком!

Маршал Дустум впереди. Он не ведет, но держится за деканом плечо в плечо.

ДЕКАН.
Где высадить тебя и постреленка?

ДУСТУМ.
"Зеленка" в Хош-Тюбе.

ДЕКАН.
Там есть "зеленка"?

ДУСТУМ.
Все на тандыры вырубили, что ли?
А ##р тогда. На стрелке в Багри-Коле.

Северные отроги Гиндукуш. Солнце слева. Льда нет.
Кони пасутся в можжевельнике. Всадники, поставив тент, разжигают костер из хвороста.

СМЕШОН (соскакивая со скалы и взмешивая сухую глину).
Четыре дня? На мхах с тимьяном?

ФАРЗОНА.
Шустро.

Артиллерийский расчет из троих боевиков "Изиды" в скалах над Амударьей (полтора километра к востоку от поймы) прицеливается из M-224 по раскопу парсийского храма. Наводчик машет платком.

РАСЧЕТ ХОРОМ.
Велик Господь!

НАВОДЧИК (выглядывая из-за скалы).
Попали в Заратустру.

Берег Кундуза. Залегко завернулась в спальный мешок, но не спит. Фарзона любуется мальками. Маршал колдует с рацией. Смешон, выглядывая за травянистый обрыв, водит биноклем.
Время примерно аср.

СМЕШОН.
Есть вертолет!

ФАРЗОНА.
По-моему, неплохо.

ДУСТУМ.
Сперва должна начаться суматоха.
Ответ в ответ и на него ответ.

Монтажная склейка. Примерно магриб. Канонада.

Что я сказал?

ЗАЛЕГКО.
Ведь шум! Как воду ситом…

ДУСТУМ.
При взрыве надо рот держать открытым.

Монтажная склейка. Далеко за магриб, но видимость еще хорошая.
На травянистый берег над обрывом садится разведывательный Ми-2.

ЛАТЫШСКИЕ СТРЕЛКИ (их меньше, чем реплик, поэтому некоторые стрелки произносят больше одной реплики — но, конечно, не подряд).
Дустумище, долбать! Сто зим, сто лет!
Ты завязал?
Сел на велосипед?
Ты тут гулял?
Кто рядом, не жена ли?

СМЕШОН.
Сестра.

(показывает медаль Ахмада Шаха Масуда)

Мы тут Панджшеру помогали.

1-й ЛАТЫШСКИЙ СТРЕЛОК.
Куда забрать-то вас? Могём на базу.

2-й ЛАТЫШСКИЙ СТРЕЛОК (пилоту).
Курган-Тюбе спроси.

ПИЛОТ (возвращая в пульт гарнитуру рации).
В Душанду сразу.
Часы — как боевые.

ЛАТЫШСКИЕ СТРЕЛКИ (мгновенно вскидываясь).
Экипажу?

Пилот уклончиво кивает.

3-й ЛАТЫШСКИЙ СТРЕЛОК (протягивая кулак Дустуму).
Афган!

ДУСТУМ (ударяя).
Афган!

ЛАТЫШСКИЕ СТРЕЛКИ (хором).
Афган не терпит лажу!

Монтажный переход. Перевалив несколько горных хребтов, "Ми-2" снижается над Лолазором.

СМЕШОН.
Не во дворец?

ПИЛОТ.
Такого нет порядка.

ВТОРОЙ ПИЛОТ (которым оказался 1-й стрелок).
Сказали — вертолетная площадка
На Рудаки. Чуть-чуть правей "Рохата".

Вертолетная площадка на крыше вспомогательной резиденции первых лиц на проспекте Рудаки. Ночь. Нарядные огни банков и отелей столицы. Ми-2 встречают комендант правительственных зданий и резиденций первых лиц и две нарядных девушки в национальных костюмах. У правой девушки на голове поднос с хлебом-солью. У левой в руках ключ с инкрустированной ручкой.

КОМЕНДАНТ (с двумя светоотражающими дисками по одному в каждой руке).
Прошу сходить, пожаловать в пенаты!
Здесь все по плану Лидера Райкома.
В Республике ремонт.

СМЕШОН (помогая Залегко сойти по трапу).
Вот мы и дома.

ЗАЛЕГКО.
Не верю.

СМЕШОН.
Дом. Как был — по всем приметам.

ДУСТУМ (обнимая пилота).
Давай, с десантным Лацису приветом!
Так и скажи ему — он made my вечер.

КОМЕНДАНТ (услужливо ныряя в вертолет).
Позвольте — помогу вам вынуть вещи.

ЗАЛЕГКО (оборачиваясь).
Моя с цветком!

СМЕШОН (подхватывая ремень).
Пока что я.

ЗАЛЕГКО.
Зануда.

Коридор второго этажа особняка Райкома. Маршал стоит с сумкой у ног возле огромного портрета национального лидера в молодости.

ДУСТУМ.
Мне здесь или в отеле?

СМЕШОН (подходя и обнимая маршала).
Гадом буду.
Мой дом — ваш дом, товарищ маршал.

ДУСТУМ.
Бросьте.
У вас я благодарным буду гостем,
Но как же здесь, на севере, угрюмо…
Бабура рай — чужбина для Дустума.

Уладится — давайте к нам, эмир?
А то сбежали, не приняв парада.

СМЕШОН.
Как отойду. Все лето…

(ОБА).
…в краткий миг —
Усталый свет, осенняя прохлада.


АКТ IV. ВАТАН
СЦЕНА 1. КУШКА

VIP-комната в международном аэропорту великого Сапармурата, отца всех туркмен, выделенная делегации Межнаркоконтроля ООН для ожидания.

Химик-органик на всякий случай пересматривает запас реактивов. Психолог спит в шезлонге. Врач, сложив журналы "Туркменистан" и томик "Бердымухамы" аккуратной стопкой, развернул на столике лаптоп и пытается прокинуть VPN через аэропортовский Wi-Fi.

В двух параллельных креслах у двери ждут Рамфис и Амнерис. У Амнерис кобура и дамская сумка с орнаментом. У Рамфиса полевая сумка на полу у кресла, а кобура прикрыта курткой.

Все присутствующие — в гражданской одежде "под туристов" без знаков отличия. Психолог в шортах до колен, у остальных мужчин скромные брюки. На Амнерис ее обычная розовая накидка.

РАМФИС.
Вот не пойму, зачем им это надо.
Какой нас протокол сюда занес?
Ни обыск не устроят, ни допрос.
Могли и не лететь до Ашхабада.

АМНЕРИС.
Страхуются, видать. Как говорится,
Чего у них ни хватишься — в столице.

РАМФИС.
Я точно бы погиб без шоколада
И шанса поглазеть на эстакаду.

В дверь стучат. Амнерис подходит к двери, приоткрывает ее (внутрь) и пожимает плечами. Дверь закрывается снова.

РАМФИС.
Ну, что?

АМНЕРИС.
Зовут смотреть руины Мерва.

РАМФИС.
Они нарочно точат наши нервы!
Хотят, покуда нива горяча,
Гарантию иметь магарыча.
Чтоб было, понимаешь, как при Гани.

АМНЕРИС.
Как? Фонды под отчетом.

РАМФИС.
Не деньгами.

АМНЕРИС.
А чем?

РАМФИС.
Все подношенья в их адате
Заносятся долями в конфискате.

АМНЕРИС.
Их не устроит доля от нуля?
В конце концов, все это лишь слова, и…

РАМФИС.
Они себя не обойдут, деля.
Устроит, Айя. Но ненулевая.

Под окном проезжает длинный раскрашенный "Боинг" Turkmenistan Airlines. С борта глядит скромное лицо младшего отца всех туркмен.

С крыши грохочет отбойный молоток или воздушный компрессор.

ХИМИК.
Что, снова косметический ремонт?

ПСИХОЛОГ (просыпаясь).
Да. Возрастное. У страны за тридцать
Включается потребность молодиться.

РАМФИС.
По-моему, тут соль не в смотре мод.
Да, Айя?

АМНЕРИС.
"Гоп" не говори.

РАМФИС (козыряя).
Есть, чадо!
А все ж, друзья, готовность пять минут.

ВРАЧ.
Мы с ночи ждем — нас тоже подождут.

ГОЛОС ИЗ-ЗА ДВЕРИ (говорящего, как и в первый раз, не видно).
Все на посадку до Серхетабада!

Монтажная склейка. Процессия выходит на крышу, где на вертолетной площадке ожидает заведенный и прогретый Ка-50, расширенный за счет багажного отсека до пяти мест.

ХИМИК-ОРГАНИК.
Я вот о чем. Афганистан большой.
До Кушки или все же до Херата?

ПСИХОЛОГ (присматриваясь).
Пуст?

РАМФИС.
Без пилота — это хорошо:
Есть шансы, что и выдан без возврата.

ВРАЧ.
А что нам Кушка? Прямиком не ближе?

РАМФИС.
Орлы, ну, мы ж ООН. Ноблесс оближе.

Воздух над шоссе Аннау — Кака — Теджен. По сторонам хлопковые поля.
Примерно два часа дня.
Рамфис и Амнерис впереди, специалисты и багаж — сзади.
Шторка Рамфиса повернута вдоль движения и прикрывает правый глаз.

ВРАЧ.
Эх, с ветерком!

РАМФИС.
Да мы едва ползем.
Пиявка, а не черная акула.

АМНЕРИС.
Быстрей и смысла нет. У нас гвоздем
Программы будет виза из Кабула.

СПЕЦИАЛИСТЫ (хором).
А нам еще не дали?!

АМНЕРИС.
Не хотят.
Девица — неудачная примета.

РАМФИС.
Мандат не общий разве?

АМНЕРИС.
То мандат,
А индивидуально право вето.

РАМФИС.
С пяти каме я лично бы плевал.
Какой нам, Айя, придан арсенал?

АМНЕРИС.
Мой "Зауэр" с твоим.

РАМФИС.
Неполновато.

АМНЕРИС.
На штурм Багдада не было мандата.
Напомню, кстати: нормы шариата.
Надумал, за кого продашь меня ты?

РАМФИС.
С твоим отцом, на небо в клетку глядя,
Мы побратались.

АМНЕРИС (радостно подпрыгивая в кресле).
Значит, ты мой дядя!

РАМФИС.
Машину не шатай. Тут воздух тонок.
И турбулентность…

АМНЕРИС.
Трудный я ребенок.

Монтажная склейка. Солнце на пять часов вечера. Тонкие облака над горизонтом. Воздушный коридор спустился в долину Теджена. Справа громада предгорий и Иран. Слева плато.

ПОГРАНИЧНИК (по рации, на дари, с густым пуштунским акцентом).
Поймите же, ответственность двойна:
Идет война. Народная война!

РАМФИС (отключая радио).
И не поспоришь.

АМНЕРИС.
А былая слава
Особого командного состава?

РАМФИС.
Меня поцеловали в этом чате.
Там сколько надо бит в сертификате.

АМНЕРИС.
Какой-нибудь эксплойт — и то бы хлеб.

РАМФИС.
Есть РЭБовский прием на миллирэб.
Заскремблить-то эфир ума не надо.

АМНЕРИС.
А кабель?

РАМФИС.
Кабель из Серхетабада.
Кусачки, ломик…

АМНЕРИС.
Вот охоч до дела.

РАМФИС.
Чем ты бы?

АМНЕРИС.
Циркуляром "Туркментела".
О, почта!

Ка-50 действительно облетает вышку, подозрительно похожую на базовую станцию мобильной связи. Амнерис достает из сумки смартфон (тот же, что на базе отдыха — noname, LineageOS).

АМНЕРИС (разочарованно).
"Ждите".

ВРАЧ (сзади).
Там о ком?

РАМФИС.
Пакетом.

АМНЕРИС.
Пингуют хоть — спасибо и на этом.
А вот клиент ругает за прореху.
Гляди-ка.

РАМФИС (наклонив взгляд).
Кони.

(СПЕЦИАЛИСТЫ).
Что?!

РАМФИС.
Мейлбокс на "Йеху".

АМНЕРИС.
Что это значит? Можем спуфнуть?

РАМФИС.
Бодро.

Монтажная склейка. Время примерно то же, может быть, через десять или пятнадцать минут. Солнце за лобовым сместилось градусов на тридцать-сорок, но это маневр самого вертолета.

ПОГРАНИЧНИК (по рации, на дари, с густым пуштунским акцентом).
Ка-пятьдесят, спуститесь для досмотра.

Монтажная склейка. Рамфис и Амнерис потягиваются на сиденьях, специалисты удобно располагаются в багажном отсеке.

ПОГРАНИЧНИК (захлопывая дверь и наклеивая на ее кромку зеленый ярлык).
Валите. То есть велком в Эмират.

РАМФИС.
Спасибо, дорогой. Я тоже…

АМНЕРИС (заглядывая на приборную панель).
Бак — сотня миль.

РАМФИС.
Заправим на привале.

АМНЕРИС.
Кто наш теперь диспетчер?

РАМФИС (жмет плечами).
Не сказали.
Но курс-то нам один, по крайней мере:
Вдоль до Херата вверх по этой Хери.

ПСИХОЛОГ (философски).
Где только служба нам не выпадала.

ХИМИК.
А неуютно все ж без арсенала.
Вон, на шоссе прохожий смотрит косо.

РАМФИС.
В руке-то у него не "Стингер", Ай?

АМНЕРИС.
По толщине ствола — скорей, Redeye.

РАМФИС.
Пли!

Амнерис стреляет, почти не целясь, на одном взмахе приоткрываемой двери.
Вертолет опускается на обочину шоссе.

АМНЕРИС (подходя к раненому).
Идиот ты, Рамфис. Это посох.


СЦЕНА 2. ОТКРОВЕНИЯ

Рассвет, нежный, как сама Залегко, осторожно крадется по одеялу, вышитому изречениями из "Шах-наме". Стену над изголовьем едва заметно подсвечивает забытая с ночи лампа. Черные кудри невольницы растрепаны галактическими рукавами по щекам и подушке. Выползший из-под одеяла Смешон осторожно влезает в брюки, но, потеряв равновесие, топает о ковер.

Залегко моментально открывает глаза.

СМЕШОН.
Я ненадолго.

ЗАЛЕГКО.
Что не спишь?

СМЕШОН.
Сушняк.
Возьму воды какой-нибудь и питы.

Залегко тянет из-под одеяла руку с часами.

ЗАЛЕГКО.
Так семь утра всего.

СМЕШОН.
Как так?

ЗАЛЕГКО.
Вот так.
Тут не Худжанд, Смешон. Ларьки закрыты.

СМЕШОН.
Ну, прогуляюсь.

ЗАЛЕГКО.
Карта-то цела?

СМЕШОН (подсматривая гравировку на свет).
"Ноль девять — двадцать пять" — не истекла.

(вытаскивает из кармана ком банкнот сом в четыреста)

Вот налом, если на счету сгорели.

ЗАЛЕГКО.
Тогда еще креветок там, форели?

(подмигивает)

И дюжину… ну, их.

Монтажная склейка. Смешон отодвигает дубовую дверь в просторный вестибюль. Стены отделаны розовым мрамором и украшены бронзовыми цветами и наградным оружием. Какая-либо мебель, кресла, вешалки и т. д. отсутствуют. В окнах охраны по обе стороны прохода ко входной двери горит свет. За правым окном сидит тонкий лейтенант Национальной гвардии, за левым — толстый капитан ее же (по-видимому, начальник лейтенанта).

ТОНКИЙ.
Куда пошел?

СМЕШОН.
Да мне купить воды бы, пепси-колы…
Нам надо встречи ждать по протоколу?

ТОНКИЙ.
У следака подпишешь протокол.

СМЕШОН.
Какой следак, ребята? Что за лажа?

ТОНКИЙ.
Не лажа мы, а стража. Вы — под стражей.

СМЕШОН.
Погодьте, что, и не договориться?
Я быстро только…

ТОНКИЙ.
Забалуешь — чпокну.

ТОЛСТЫЙ.
Квартал оцеплен, под прицелом окна.
Не гости вы, а пленники столицы.

ТОНКИЙ (поднимает и зачитывает бумагу со стола).
"Таджподданный Смешон Имманули
Рождения двухтысячного года
Из зависти к законным членам рода
В попытке всех помножить на нули
Взорвал театр с актерами — и ПИВО
В мир обреченный вызвал с места взрыва"!

СМЕШОН.
Да что у нас, сухой закон, поди?

ТОНКИЙ.
Еще смеется, гад, собой доволен!
Исламских возрожденцев не тобой ли
Отпущены партийные вожди?

СМЕШОН.
Че?

ТОНКИЙ.
Мы вас, поджигателей войны,
Допросим — по-другому запоете:
По телефону освобождены
И в Гарм отвезены на вертолете.

ТОЛСТЫЙ.
Не отпирайтесь: вы же и убили.
И телефонограмма есть, и биллинг,
И код фамильный…

ТОНКИЙ (подсказывая).
"Своды мавзолея".

ТОЛСТЫЙ.
…и звукозапись.

Один из караульных (не слышно, какой) щелкает кнопкой портативного диктофона.

СМЕШОН (в записи).
"Только поскорее".

ЗАЛЕГКО (показываясь в коридоре в ночной рубашке).
Я сплю, а тут какой-то диспут ражий…

СМЕШОН.
Не приближайся, Зуля! Мы под стражей!

Залегко резко вдыхает, но вместо крика плачет без слез, беззвучно вздрагивая.
Обняв и поддерживая на ступенях, Смешон отводит ее в гостиную.
На неудобных подъемах Залегко, дергая рукой, толкает или ударяет Смешона, будто сопротивляясь ему, но, кажется, не сознательно, а рефлекторно или от огорчения.
Камера отстает от идущих, следуя за ними с 1/3 — 2/5 их скорости.
Монтажный переход на одном из резких движений Залегко (оптимально — на втором).

Небольшая гостиная с высоким окном-бойницей под потолком и единственной дверью (белой, двустворчатой, открываемой наружу) напротив окна. Электрический свет. Присутствуют все четверо: Смешон, Залегко, Дустум и Фарзона. Залегко скрючилась на диване, обняв колени; она уже не плачет, а молчит. Смешон сидит рядом, положив руку ей на плечи. Напротив (через придвинутый к дивану столик почти в длину сиденья) стоит маршал; собственно, он не стоит на месте, а прохаживается туда-сюда, размышляя вслух, но пространство его маневра ограничено примерно метром. Позади маршала сервант с сервизом. Против часовой стрелки от маршала (дальше от окна и ближе к двери) на плетеном стуле сидит Фарзона и заинтересованно слушает.

ДУСТУМ.
…как это назвала б туркменка мать —
"Не по баштану вырыты арыки".
Не дело караульных обвинять,
Тем паче с предъявлением улики.
И, значит, с разделением труда
У наших оппонентов…

ФАРЗОНА.
Швах. Беда.

ДУСТУМ.
Я даже не о воинской морали.
Мундир? Шевроны? Например, украли.

ФАРЗОНА.
Вы думаете, это чистый блеф?
И их на самом деле, скажем, рота?

СМЕШОН.
Меня, с других углов не рассмотрев,
Лезть это проверять не тянет что-то.

ДУСТУМ.
Разумно. Я бы тоже не спешил.
Но есть и третья мушка: латыши.

ЗАЛЕГКО (тихо).
Да может быть, они в игру играли.
Как кошка — позабавится и съест.

ДУСТУМ.
Зачем бы им? Будь ордер на арест
Смешона с нами сколь-нибудь легален…
Они же одного с Душандой клуба:
ОДКБ. Впрямик везли в тюрьму бы.

ФАРЗОНА (поднимая руку).
Вношу подпункт. Все это очень мило,
Но я бы дом получше изучила.
Используй, как там, то, что под рукою…

СМЕШОН.
В контексте бег…?

ФАРЗОНА.
Как бегства, так и боя.
Обычно очень прибавляет шансы.

ДУСТУМ.
Сходите с братом. Я легко не дамся.

Монтажная склейка. Смешон и Фарзона спускаются по винтовой лестнице, покрытой ковром (алый с черным рисунок с ярко-циановым выделением контуров) на цокольный этаж.
На поясе у каждого по кобуре.

СМЕШОН.
Я кегли бил в одной из этих комнат.
Когда-то дом, теперь передовая…

ФАРЗОНА.
А я тебя в особняке не помню.
Выходит, нас с тобой чередовали.

СМЕШОН.
Да как бы он нам объяснил обоим…

ФАРЗОНА.
А, вот. Ты колошматил по обоям?

СМЕШОН.
Я рисовал.

ФАРЗОНА.
Не то. Пустоты в кладке…
Но он хотя б играл с тобою в прятки?

СМЕШОН.
Играл. Постой. В мой дыр, в канун Навруза…

ФАРЗОНА.
Где прятался?

СМЕШОН.
Где спрячешь это пузо?
Смешил: то под ковром, то в галерее
За фикусом…

ФАРЗОНА.
А где всего смешнее?
Выскакивал с таким, допустим, кличем?

Незаметный монтажный переход.

Смешон и Фарзона стоят в проходной комнате с П-образным столом, диваном и несколькими мягкими скамьями-пуфами. С одной стороны в нишу в стене встроен холодильник, с другой — гардероб. Дальняя дверь — стальная, с вишневым контуром и черной обивкой. На уровне дверной ручки в стену у дальней двери встроен цифровой кодовый замок.

СМЕШОН.
Сюда он приходил, как намагничен.
Я этот шкаф привык смотреть вначале.

ФАРЗОНА.
Забавно. Бункер часто открывали?

СМЕШОН.
Два раза. Мы с отцом там даже ели.
Там стол, диван, приборные панели…

ФАРЗОНА.
Ты помнишь код?

СМЕШОН (набирает).
Мой дыр.

Стальная дверь с тугим щелчком отходит от проема.

ФАРЗОНА (заглядывая).
Очистки ради…
Нет, не сначала — тут раскопок на день.
Потом еще залезу. Или оба.
Зайдем с дивана…

Смешон и Фарзона в четыре руки откидывают спинку дивана и простукивают стену.
Звук везде однороден.

ФАРЗОНА.
Или гардероба.
Какие если вспомнятся детали…

Смешон закрывает дверь бункера и защелкивает ее кнопкой с замком (на месте телефонной *).

СМЕШОН.
Держи деталь. Меня везде пускали —
Был либеральный, в целом, распорядок —
Но не в тряпьё. Помимо, то есть, пряток.
Он говорил: "Поймешь, как станешь старше".

ФАРЗОНА.
Возможно, просто прятал секретаршу.
Вот это, скажем, платье — не его же?

Смешон осторожно притрагивается к кожаному футляру с петлей на одном конце и тремя хвостами на противоположном.

СМЕШОН.
Что это?

ФАРЗОНА.
Плетка из ослиной кожи.
Я думаю, что в этой альма матор
Найдется даже ротор… или статор…

СМЕШОН.
Жир.

ФАРЗОНА.
Очень нарочито. Жди лайфхака.

СМЕШОН.
Он не похож был вроде на маньяка.

ФАРЗОНА.
Притон для первых лиц две дроби лис.
Ты шантажист две дроби журналист.
Тебе сюда тайком случилось влезть.
Что сделаешь?

СМЕШОН.
Оставлю все, как есть.
Нарочно так не выдумать узорно…
Да если и с толпой — канат продерну
И назову "музей буржуазии".

ФАРЗОНА (присев и рассматривая потолок шкафа и рейку для вешалок).
А также храм бессмысленного зла.
А вот декора самых два узла
Бессмысленных тебя не поразили.

Куда ложатся пальцы, видишь?

СМЕШОН.
Где же?

ФАРЗОНА (подзывая ладонью).
Подлезь, как я.

СМЕШОН.
Вот эти две? Упоры ж.

ФАРЗОНА.
По виду — но они ее не держат.
Вот гонится какой-нибудь упорыш,
И ты влетаешь, как от Тома — Джерри,
Лицом от двери… или даже к двери…

Фарзона вертится, примеряясь в объем узкого шкафа. Смешон, пожав плечами, жмет кнопку, торчащую из боковой стенки в желобок-углубление в дне рейки. Ничего не происходит.

Давай синхронно. Помнишь же, у бати
Размах обеих рук, как на плакате?

Двери шкафа с треском захлопываются перед камерой. В кадре совершенно темно.
Слышны короткое ворчание магнитного или электронного замка и звук проскальзывания или падения с небольшой высоты трех или четырех освобожденных штифтов.

Монтажная склейка. Электрический свет. Смешон и Фарзона поднимаются по ковровой лестнице обратно в надземную часть особняка.

ФАРЗОНА.
Тяжелый, гад.

СМЕШОН.
Надежный: вся своя
Энергия. Автономизм на совесть.

ФАРЗОНА.
Четвертый пруф, что это не семья.
Как можно позабыть про бронепоезд.

СМЕШОН.
Когда бы не ловушка.

ФАРЗОНА.
Да, смешно.
Но дизелю чего бояться, кроме…

За половину пролета до общего этажа (гостиная-столовая-игровая) Смешон и Фарзона останавливаются от резкого звука — будто лопнула пила или упал рельс.

Ты слышал?

Смешон снимает пистолет с предохранителя и поднимается первым. Сквозь личинку замка не видно строго ничего — но, по крайней мере, за дверью не слышно шума. Смешон дает знак Фарзоне, и они резко распахивают створки двери.

СМЕШОН.
Здесь стреляли?

ДУСТУМ.
Не дошло.
Но Залегко расплавила патронник.

Маршал находится примерно там же и в той же позе, как в минуту, когда Смешон и Фарзона уходили. Раскрасневшаяся и необычно даже для себя растрепанная Залегко стоит в тесном проходе между столиком и диваном. На столике лежит дымящийся прибор, похожий на неосторожно брошенный паяльник (если присмотреться, можно заметить, что под прибором также немного дымится сам стол).

ЗАЛЕГКО (в ярости показывая трясущим пальцем).
Джинн! Древний джинн!

ДУСТУМ.
Как неприлично, леди.
Мы не друзья, но, как-никак, соседи?

ФАРЗОНА.
Мы вовремя, похоже.

СМЕШОН.
Зуля, тут…

ДУСТУМ.
Эмир, возьмите собственной рукой мой…

(отстегивает с пояса кобуру и протягивает Смешону)

Возможно, леди будет так спокойней.

ЗАЛЕГКО.
Покой, Смешон? Тебя казнят, убьют,
А этот дух безжалостный из фляги
Уйдет живым из всякой передряги!
Ты в рот ему глядишь, как рыба, нем.
Ты так и не опомнишься, пока ты…

СМЕШОН.
Он угрожал тебе?

ЗАЛЕГКО.
Грозить? Зачем?
Он подменил тебя, Смешон, по капле!
Ты заигрался в шахматы, поверь —
В живых людей. Так видеть было внове
Кровь на тебе, Смешон — и я теперь
С тобой сама повинна этой крови.
И я тебе не смела отказать!

СМЕШОН.
Ты не стреляла.

ЗАЛЕГКО.
Ты просил совета.

СМЕШОН.
Такая вышла в жизни полоса.
Мы все делили…

ЗАЛЕГКО.
Лучше бы не это!
Я по приказу мыла бы полы,
Гребла навоз, мела метлою лужи…

СМЕШОН.
Родная. Залегко. С какой поры?
Я б никогда не при…

ЗАЛЕГКО.
А это — хуже!
Я все ждала — ты упадешь с каната,
Пока еще надежда не пропала
Упасть живым.

СМЕШОН.
Я думал, мы команда?

ЗАЛЕГКО.
А я-то, дура, думала, что пара!
Прости. Не уследила я, слепая.
Но помнишь, как мы жили, не влипая?
Ведерко груш, "Раммштайн" и одеяло…

СМЕШОН.
Без чести? Без борьбы? Без идеала?
Тебе самой-то было бы не мало?
А кто назад в Душанду…

ЗАЛЕГКО.
За-же-ва-ло.

СМЕШОН.
Ты дом мой, Зуля. Родина моя.
Хоть думай о себе…

ЗАЛЕГКО.
Свет бытия,
Полярная звезда, святыня-мать?
Ты б знал, как тесно пальцы подгибать
В предмете долга, в невесомом чуде!

СМЕШОН.
А кто мы, Зуль? Динамика двух тел?
Чтоб я, как дыню, съесть тебя хотел?

ЗАЛЕГКО.
Да я, быть может, съеденной хочу быть!
Когда, Смешон, с тобой честны мы? Лежа!
Я по тебе такому голодна.
Я быть желанной, как сотворена,
Хочу: вот эти пальцы, нервы, кожа,
Чтоб рай тебе была — не символ рая!
Ты первый раз спросил, кто я такая.
Я первый раз тебе отвечу прямо:
Кто я, Смешон? — Миндаль Канд-и-Бадама.
Я алых самаркандских яблок тяжесть.
Я андижанских груш плененных счастье.
Я бок ахсыйской дыни. Я все та же,
Которой ты стонал: "Не прекращайся!" —
Объятья ветра в мае, ярость селя;
Я базилик мостов, кунжута семя,
Я…

С вызовом ставит ногу на стол. Маршал незамедлительно подбирает со стола уже успевшие остыть оплавленные останки пистолета.

Я никто. Меня развеет ветер.
Мне поздно что-то значить, что-то весить —
Я растворюсь. Дай мне, Смешон, зачахнуть —
Я бесполезна в вашем мире шахмат.

Лови свои неоновые глюки,
Беги за славой в золотую клеть —
Один! Дай мне забыться и истлеть —
Или продай кому-то, кто полюбит.

На слове "продай" у Залегко первый раз за все утро прорезаются слезы. Всхлипывая, она выбегает из комнаты (дверь ударяется с размаха, но не захлопывается).
Фарзона останавливает вскочившего Смешона движением руки.

ФАРЗОНА.
Сиди, не спорь. До завтра разум спит.
Найду в аптечке нашатырный спирт.

(выходит)

СМЕШОН.
Простите, маршал.

ДУСТУМ.
Я женат. Не ново.

СМЕШОН.
Я даже не про этот праздник слова.
Но как же удалось…

ДУСТУМ.
Не быть убитым?
Просчет: последним был патрон с термитом.
Smart gun для бедных — есть такой прием.

СМЕШОН.
Откуда он?

ДУСТУМ.
Сейчас и разберем.
Пока сестрица помогает хворым,
Считаем до поры, что двое — кворум.
В белье копаться то еще веселье,
Но здесь у нас не суд, а экспертиза.
Ты различаешь "глоки" разных серий?
По мушке, скосам…

СМЕШОН.
Рукоятка снизу.

ДУСТУМ.
Мне минус. Было время же в Афгане…
Но вот хотя бы ссадины на раме:
Поверхность — всем, чем можно, бередима.

СМЕШОН (проведя пальцем по рукоятке).
Резина?

ДУСТУМ.
Просто плотная резина.
У стран коммунистического блока
Черта одна есть: тащат и несут.
Панджшерский лев — коллега Шах Масуд —
Звал это упражненье "Тульский глокарь".

Чем пахнет?

СМЕШОН (принюхавшись).
Солидолом?

ДУСТУМ.
Этой мази
Не держат на американской базе.
Но черт бы запах. Запах эфемерен.
Давай серийник выбитый проверим.

Смешон осторожно поворачивает покореженный пистолет в руках.

ДУСТУМ.
Над спусковым. Не тут. Снаружи, прямо…

СМЕШОН.
Тут мелко. "Алабама"?

Маршал достает из шкафчика с посудой небольшую, но плотную в дне водочную стопку, подходящую в качестве цилиндрической линзы. Подбросив, передает ее Смешону.
Держа пистолет на весу, Смешон поворачивает нижнюю грань ствола и линзу к свету.

ДУСТУМ (не глядя).
"Алабяна".

Дорога дальше, в общем-то, без кочек:
Я и во сне узнаю этот почерк.
Пока что заключение плохое,
Но я могу для твоего покоя
Еще придумать версию вторую:
Пусть РУ воюет дамами со мной —
Я, не считая круга в подкидной,
Ни дамами, ни с дамой не воюю.

СМЕШОН.
Да я уже собрался жить с потерей.
Зачем вторую…

ДУСТУМ.
Практика — критерий.
Бойцом в отряде меньше — но жена
Жива и в ощущениях дана.
Отсюда и пляши.

СМЕШОН.
Ее простив,
Не погублю ли друга?

Тихо звучит труба Согда.

ДУСТУМ.
Почему же?
Кто выбрал нужным быть, пока он жив,
Останется в живых, пока он нужен.
Нас прежде срока не убить, Смешон:
Скрипит на раме груз — бредет бродяга,
Упал — отдал. Ну, а об остальном
Не волноваться помогает фляга.
Когда заметишь, что Дустум одрях —
Дай знать. Сыскали что-то в погребах?

На несколько секунд звук пропадает, артикуляции не видно — видны только жесты; затем монтажная склейка без перемены места (но, наверное, с переменой ракурса), пропускающая приблизительно пять минут.

СМЕШОН.
А затуманит?

ДУСТУМ.
Умножай на три.
Не будет фонаря — рукой помашем.

Смешон протягивает оплавленный пистолет обратно Дустуму.

ДУСТУМ.
Сестре отдашь.

Монтажная склейка. Смешон стоит в комнате Фарзоны. Фарзона разбирает дорожный саквояж — сортирует вещи, раскладывает по стопкам одежду.

СМЕШОН.
Мы с маршалом пошли:
Он по своим по пабам, я — по нашим.
Что с Залегко?

ФАРЗОНА.
Заклин, но не кирдык.
Физически цела. Малец не хуже.
Стресс, паника, постгормональный взбрык
И акклиматизация к тому же.
Потом — поход, спасение меня…
Охотно верю, что до крика тесно.
Моя вина.

СМЕШОН (протягивая Фарзоне продолговатый предмет размером с паяльник или щипцы, завернутый в наволочку).
Вот эта головня.
Что ты в ней прочитаешь, интересно.

ФАРЗОНА.
Какой чудесный розовый сатин.
Запрусь от мира, почитаю, что ли…
Ты, кстати, если будешь не один,
Придумай знак — по собственной ли воле.

СМЕШОН.
Давай — луна на небе, если волен,
И полумесяц, если под контролем.

ФАРЗОНА (задумчиво глядя на гиперболический параболоид на пачке пластинок адсорбента).
А новолунье если?

СМЕШОН.
Все пропало.
Беги не глядя, начинай с начала.


СЦЕНА 3. КАПЛИ

Коридоры цитадели Херата, в которой снова устроен музей для приема официальных делегаций. Примерно два часа до полуденной молитвы. Из вождей племен и других официальных лиц соседних провинций успели прибыть только бездельники и перестраховщики.

Амнерис (в компании остальной делегации Межнаркоконтроля, вождей туркмен и таджиков, губернатора Херата и нескольких бездельников и перестраховщиков) неспешно следует вдоль стендов экспозиции. Вдоль всего коридора расставлены столы с угощениями — персидскими и пакистанскими сластями, размоченным черносливом, орехами — и напитками: кувшинами с водой, щербетом и мятным напитком хус. Процессия уже осмотрела каменные топоры древних пуштунов и идет через зал сасанидской керамики, нумизматики и оружия.

Недостаточно длинная юбка Амнерис усилена дополнительным цветастым покрывалом, но накидка завернута по ханафитскому предписанию, как была в туркменском аэропорту.

ФАРСИВАНСКИЙ ВОЖДЬ (показывая на россыпь серебряных монет).
Эмблема клана: два зеркальных гуся.
Дуумвират!

ВОЖДЬ АФГАНСКИХ ТАДЖИКОВ (показывая на противоположный стенд).
Тут все, как у Фирдуси.
Рустам в таком же шлеме воевал.

ВОЖДЬ АЙМАКОВ (скромно).
Как вам десерт?

АМНЕРИС.
Он выше всех похвал!
И не хрустальный, и почти без жира.
Но как же это чудо звать?

ПОВАР ВОЖДЯ АЙМАКОВ.
Ширпира.
Щербет с сухим мешаем молоком
И сахар густо варим, но не плавим.

АМНЕРИС (Рамфису).
Спиши рецепт.

ПОВАР ВОЖДЯ АЙМАКОВ (с тайной гордостью).
Арабам не знаком?

АМНЕРИС.
Египет больше пастилою славен.
Ей заедаем отдых, труд, учебу…

(делает знак химику)

Мы вам немного привезли на пробу.

Химик достает из кармана коробку пастилы "Шармель-Шейх", открывает на весу, но еще не протягивает вождям, будто чего-то ожидая.
Пастила белого цвета и необычно дробно нарезана: долька не больше кубика рафинада.

АМНЕРИС.
Для самых смелых.

ДИРЕКТОР ЦЕМЕНТНОГО ЗАВОДА (принюхиваясь).
Отдает щербетом.

АМНЕРИС.
Вкус прежний — послевкусие с секретом.

ФАРСИВАНСКИЙ ВОЖДЬ.
С чем-с чем?

АМНЕРИС (поднимая одну дольку; в глубину она еще тоньше, чем казалась).
У этой сахарной пластины
Уменье есть показывать картины.
Здесь каждая каирская звезда:

(забирает коробку у химика и обводит ей удивленных вождей)

Вот Самия Гамаль… Наима… Дина…

Вождь узбеков — самый смелый — первым протягивает ладонь и разжевывает пастилку.
Амнерис распрямляется и отступает, наталкиваясь на стол с напитками.

ВОЖДЬ АФГАНСКИХ УЗБЕКОВ (хлопая глазами).
Вода!

АМНЕРИС (смутившись).
Вот я медведь.

ВОЖДЬ АФГАНСКИХ УЗБЕКОВ (оборачиваясь к слуге).
Самир, вода!
Еще летела капля из кувшина!

АМНЕРИС (психологу; разбирая промокшие салфетки).
Абд, помоги.

ВОЖДЬ АФГАНСКИХ УЗБЕКОВ (перебивая Амнерис и вообще требуя внимания).
Щипни меня, Самир!
В одной ли я обители со всеми?
Она читала десять сур за время,
Когда бы я едва сказал такбир!

ФАРСИВАНСКИЙ ВОЖДЬ (выступая вперед).
Отведаю!

НАЧАЛЬНИК ТРАНСПОРТНОГО ЦЕХА.
И я.

Коробка пастилы идет по кругу.

ВОЖДЬ АФГАНСКИХ ТАДЖИКОВ (хлопая глазами).
Велик Господь!

ФАРСИВАНСКИЙ ВОЖДЬ (оживляясь).
Почем?

ПРЕДВОДИТЕЛЬ ТУРКМЕН-КЫЗЫЛБАШИ.
А оптом?

ХАЗАРСКИЙ ВОЖДЬ (торопливо).
Да! Хотя бы грубо?

РАМФИС.
С собой у нас еще два фунта в дар,
А прочее обсудим полным кругом.
Обговорим и цены, и заказы,
И спецзаказ…

В ретрохронном направлении к делегации, расшаркиваясь, приближается мулла.

МУЛЛА.
Почтенные, к намазу!

Делегации собираются к зухру на площади перед мечетью. Шииты с исмаилитами, сжав зубы, идут на общих основаниях.

НЕПРИМЕТНЫЙ СОВЕТНИК (другому неприметному советнику).
Не отставай. Вон наши все, хазары.

ВОЖДЬ ПУШТУНОВ-ШЕРАНИ (полевому командиру).
Кафирами не пахнет?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ПУШТУНОВ-ШЕРАНИ.
Я сказал бы.

ХИМИК-ОРГАНИК (увязавшемуся за делегацией повару).
Нам раз на раз случалось замечать
Каскад эффектов, тонких и неплотных,
Когда мы совершенствали печать
На рибонуклеиновых кислотах…

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР БЕЛОЧЕЙ (вождю).
Как вышло так с Сардаром?

ВОЖДЬ БЕЛОЧЕЙ (тихо).
Friendly fire —
Лицом к лицу, своя своих не зная.

МУЭДЗИН (с минарета).
Аллаху слава!

Монтажная склейка. Зал диспутов медресе полон на две трети, но почти все присутствующие теснятся с одной из его сторон. С противоположной стороны сидят докладчики — делегация Межнаркоконтроля без Амнерис. На средней линии стоит кафедра модератора, по старшинству присужденная начальнику транспортного цеха. Мулла сидит позади всех, но на возвышении.

МУЛЛА (без обвинения, но все настораживаются).
Так они из мака.

РАМФИС.
И он халялен, братья. Вот бумага.

(разворачивает внушительный свиток с печатями на веревочках)

Считать ваш мак лекарственным ООН
Для нас согласна волей и неволей.

ХУДОЩАВЫЙ СТУДЕНТ-МУЭДЗИН.
Вы впрямь Наркоконтроль?

РАМФИС (со всей хмурой твердостью советского МИДа).
Конечно, он.
И мы — последний из Наркоконтролей.

Руку тянет посол пуштунов-дуррани. Модератор жестом передает ему слово.

ПОСОЛ ПУШТУНОВ-ДУРРАНИ.
Есть фатва шейха ибн-Абдулбасыра,
Что мак халялен только для кафира;
По разъясненью шейха ибн-Аззама —
Лишь в дар аль-харб, а не в земле ислама;
По разъясненью шейха ибн-Вадида —
Лишь для вооруженья муджахида!

Модератор дает знак Рамфису для оправдания.

РАМФИС.
По разъясненью шейха ибн-Бурхана,
Вино халяльно, если лить на рану,
Дым табака — окуривать от гнили
И, по прочтенью шейха ибн-Асыля,
Любой прием, где выгода прямая,
И яд ее несет, не опьяняя.

ХУДОЩАВЫЙ МУЭДЗИН.
Где выгода? Не выгода — забава!
Коран прочесть и я способен, право,
Без пляшущих девиц!

ОЧЕНЬ ТИХИЙ ГОЛОС ИЗ ЗАЛА (в полной тишине).
Храбришься рано.
Тебе он нарисует мальчугана.

Выдав оскорбителю и оскорбленному по кривой сабле, стража синхронным пинком удаляет обоих из зала.

РАМФИС.
И польза будет вечера не позже.
У вас под боком есть аэропорт же?

ГУБЕРНАТОР.
Людей у нас для башен и для раций…

РАМФИС.
In other words, простор для демонстраций.

Женская часть делегации, состоящая из одной Амнерис, посещает областную больницу.
Гонца из племени белочи (со стабильным пульсом, но без чувств) стережет жена-белочка.
У белочки накидка с шестиугольно-симметричным орнаментом — темно-синим с цианом.

МЕДИЦИНСКАЯ СЕСТРА (с грустной гордостью за заведение).
Побились со смещенным центром масс,
Но собраны и ребра, и рука, и…

АМНЕРИС (жене гонца).
Как с вечера?

ЖЕНА ГОНЦА.
Не открывает глаз.
А я от самой иша не смыкаю.
Хотела капли пить, а здесь приказ —
Могу лежачим повредить парами…

(переводит взгляд между Амнерис и мужем)

Он там один. Хоть знал бы.

(смотрит в глаза Амнерис)

Ведь у вас
Пластинки эти были?

АМНЕРИС.
Между нами.

Пауза и монтажная склейка. Аэропорт. Площадка перед диспетчерской башней. Присутствуют губернатор, несколько наименее ленивых уважаемых людей, несколько несложных афганских феллахов, Рамфис и специалисты из делегации.

ВРАЧ.
Я скептик был. Сомнения мои
Развеяла комиссия ГАИ:
Хоть "Шахнамой" корми, хоть пеньем арий —
Не больше в группе опытной аварий.

1-й АФГАНСКИЙ ФЕЛЛАХ (раздумчиво; 2-му и 3-му).
Да сахар — он и есть. Не яд, не йод…

3-й АФГАНСКИЙ ФЕЛЛАХ (со всем крестьянским прагматизмом).
Беру-ка, коль ГАИ не тормознет!

ГУБЕРНАТОР.
Простые мусульмане, что поделать.
Видали только в небе самолет.

(раздает пастилу)

Все ясно?

1-й ФЕЛЛАХ.
Девять девять девять девять!

2-й ФЕЛЛАХ.
В начале смены — метеоотчет.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР АФГАНСКИХ ТАДЖИКОВ (показывая в небо).
На сколько гусь летит?

3-й ФЕЛЛАХ.
На третий час!

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР.
Фигассе.

РАМФИС (отсыпая еще пастилок).
Бустер поутру пропейте.

2-й ФЕЛЛАХ.
Там девушка такая же?

РАМФИС (гордо).
У нас
Нет некрасивых гипнотерапевтов!

МУЛЛА.
А может, скажем, проповедь сказать?
Мою?

ХИМИК-ОРГАНИК.
Нуклеотидная печать
Свивать спираль готова непрестанно.
Газель сложили — сразу в сахар стих,
Сказали хутбу —

РАМФИС (глядя на полевого командира).
Дикторов таких
Нет ни у Моди, ни у Эрдогана.

Монтажная склейка. Магриб. Отель "Аргх" через гастроном от университета. Двухкомнатный номер Рамфиса на мужском этаже.

Лежа с обернутой в полотенце мокрой головой в кресле у обогревателя под углом в сорок градусов к горизонту, Амнерис устало пытается до кого-то дозвониться. (Звонить приходится через IP-шлюз и VPN, поэтому манипуляции сложней обычных "сбросил-вызвал".)

РАМФИС.
Хоть вечер отдохни.

АМНЕРИС.
Да ну. И так
Приснится — уложили и раздели.

РАМФИС.
Что там за, м-м, неотзывчивый судак?
Кто невзлюбил племянницу?

АМНЕРИС.
Да Дели.
Я просто тут подумала — Нарендра
Пол-двести первой держит в субаренду.
Попробовал бы не подбросить даму.

РАМФИС.
Он может. Он аскет.

АМНЕРИС.
А я упряма.
Каб, блин, со связью не было заминки…

РАМФИС.
Борьба со спамом? Минус на счету?
Эмир-то как звонил тебе?

АМНЕРИС (нехотя поднимаясь из кресла).
В порту.
Я даже знаю, из какой кабинки.

В гостиничном лобби ждет женщина в знакомой накидке — мелкий, темно-синий с цианом, шестиугольно-симметричный орнамент.
Амнерис машет ей левой рукой. Правая на кобуре.

ЖЕНА ГОНЦА (кланяясь).
Благословенна будьте!

АМНЕРИС (обнимая гостью).
Как Сардар?

ЖЕНА ГОНЦА.
Боюсь. Но дышит, кажется, ровнее.

(колеблется и наконец осмеливается)

Я плюшек напекла. Примите в дар.
Без тайн, увы. Обычных…

РАМФИС (показывая левой рукой на коробку, стоящую в кресле).
Это в ней ли?

ЖЕНА ГОНЦА (поднимая крышку).
Гуляб-джамун из роз белуджистанский.
Все честно — не свинина, не вино…

РАМФИС (со всей суровостью ответственного родственника).
Гостинцы Айе брать запрещено.
Она при исполнении.

АМНЕРИС.
Оставьте
Для мужа, как очнется, и долечат!

Достает из сумки пузырек пилюль для рассасывания примерно нитроглицеринового калибра. Протягивает его целиком белочке.

Коран и Руми: под язык, полегче.

Монтажная склейка. В аэропорту пусто, но уже тихо ноет вентиляция и горит дежурный свет.
Перешагнув разделительный канат, Амнерис входит в кабинку международной радиосвязи. Слышен длинный гудок готовности к набору.

АМНЕРИС (тихо и с правой ладонью у сердца).
Умерь, Всевышний, этого факира.
Да будет так.

Рамфис ждет снаружи, но достаточно близко, чтобы слышать оба голоса. Амнерис не возражает.

Монтажная склейка перебрасывает вглубь разговора (примерно в исход дебюта) и в ракурс, в котором трубку и внутренность кабинки видит сама Амнерис.

АМНЕРИС.
…теперь ориентира
Довольно просвещенному рулю!

НАРЕНДРА.
Я Шиву-разрушителя молю,
Чтоб уничтожил затрудненья ваши,
Но пост у нас: ананда экадаши.

АМНЕРИС.
Мы в силах ждать. Нам не грозят шторма.

НАРЕНДРА.
Быть, как заколосится куркума,
В святилище Ганеша — долг вайшнава.
А после асы летного состава
Паломничают в город Холи-Кау,
Чтоб отвести кармическую кару,
И по ступеням на карачках лезут
Во имя жертвы, долга и аскезы.
Возможно, исключительная мера,
Но Бхарат такова и предков вера!

Рамфис, больше не в силах это медведь, подходит к будке и втыкает в USB-разъем серебристую плоско-прямоугольную флешку с выгравированным у торца глазом Гора.

Отпущенная дверь медленно опускается на пружине.

НАРЕНДРА.
Другое дело. Понимаешь — Си,
Баграм, Панджшер, которого не стало,
Воздушное пространство Пакистана,
Земля вокруг еще одной оси,
Хан с подозреньем к нашим ВВС,
Памир расколот, возвращенье ПИВа,
И Тегеран почти противовес —
Но лучше без правителей Залива
И их друзей. И неполна картина
Без судорог под кожей Жу Бей Дина.

АМНЕРИС.
Смотри, Нарендра. И еще считай:
Движение на "У" недаром кличут.
Исламабад и Тегеран — Китай,
Кабул — Китай, но с Тегераном в клинче.
Так чей Герат? И кто в нем дует в трубы?
Не Иерусалим; не Жу Бей Дин;
Фронт оседлав, он фронт не разрядил —
Они гадают руку в нем друг друга.
У вас безотносительно к ООН
Есть повод загрузить сюда шпиона…

Монтажный переход затемнением и падением громкости (громкость достигает нуля первой).


СЦЕНА 4. НАРОДНОЕ ОПОЛЧЕНИЕ

Подземная станция о двух платформах (высокой и низкой) с двумя путями.
Смешон (в плотных вельветовых брюках, крррепких сапогах, алой рубахе и бежевой рабочей куртке, расстегнутой до пояса) стоит в восточной кабине заведенной и прогретой дизельной автомотрисы-дефектоскопа. Головной фонарь высвечивает овал тоннеля в конце платформы. В зеркале заднего вида плывут огни: бронепоезд тронулся и набирает ход в сторону Термеза.

Отводясь по неровной, с инерцией, траектории от зеркала заднего вида, камера захватывает приклепанную к дверце табличку с инструкцией по управлению на немецком, русском и таджикском. (Текст пунктов не обязан быть разборчив — достаточно слова "ИНСТРУКЦИЯ".)

Вместо рычага с тремя положениями переключатель режима хода зачем-то сделан на трех прямоугольных кнопках с подсветкой:

    • ЗАПИСЫВАТЬ ДЕФЕКТЫ 60 КМ/Ч
    • ОТМЕЧАТЬ ДЕФЕКТЫ 70 КМ/Ч
    • ХОЛОСТОЙ / ПЕРЕГОН 90 КМ/Ч

Смешон нажимает "ОТМЕЧАТЬ", затем "ХОЛОСТОЙ" и поворачивает ключ-контроллер.

СМЕШОН (поет во весь голос в унисон с двигателем).
Штиль —
Ветер молчит,
Упал белой чайкой на дно.
Штиль —
Наш корабль забыт,
Один в мире, скованном сном.
Между всех времён,
Без имён и лиц,
Мы уже не ждём,
Что проснётся бри-и-и-и-и-и-и-из!

(протянув последнее слово, поет на мелодию Владимира Шаинского что-нибудь повеселее)

Галактика — тяжелая страна,
Галактика небес полным-полна.
Галактика — спиральный небосвод,
Галактика — туманность круглый год!
Галактика — безумная страна,
Галактика п%%ц полным-полна…

Над колеей вспыхивает и разгорается лобовой фонарь встречного локомотива или автомотрисы.

Прими, Всевышний.

Растерявшись, Смешон давит "ОТБОЙ" вместо тормоза, отсекая топливо, но не заклинив осей. Встречный фонарь, тоже притормозив, продолжает сближение, все больше уходя вкось. Из стены на доли секунды показывается лобовое стекло локомотива с машинистом в алой рубахе и расстегнутой до пояса куртке.

Зеркало. Уклон…
И поворот. Красиво. Экономно.
Цивила довело бы до инфаркта.
Мы в колее?

Заглядывает в оба зеркала заднего вида. Габаритные огни автомотрисы видны на прежнем расстоянии от стен и опор тоннеля.

Ну да. Хватило фарта.
А дизель заведется снова?

Жмет зеленую клавишу "ПУСК".

С#ка.

Повторяет попытку. Перебрасывает ключ, повторяет снова.

А, молодца. Сработало на третий.
Руби бразды, стучи квадратом круга,
Сверби закрытый космос, глаз столетий!

Оглядываясь, замечает ручку в стенке кабины на уровне колен. Пробует вытащить сиденье, присев. Встает обратно.

Заклинило. Чтоб даже и соблазна…
Ну, как же, б…, единодикобразно.
Внимания вам? Нате, подавитесь.
Хоть "Тетрис" надо было взять, хоть "Сникерс".

Едва заметный монтажный переход.

Что там за свет — не пропустить бы. Ах ты…
Не зеркало. Окно? Колодец шахты?

На мгновение в тоннеле вокруг кабины проступают шпалы и балки, и вновь остается один луч переднего фонаря.
Смешон всматривается в зеркало заднего вида. Едва заметный конус света пропадает целиком — то ли гаснет, то ли скрывается за поворотом.

Навроде, без ступеней. Черт с тобой —
Поймем. Шестидесятый верстовой.
Была бы где-то схема, хоть обзорно…

Смешон с усилием продавливает какую-то педаль, ускоряя время в шестьсот раз и сжимая оставшийся час пути до шести секунд. Это именно ускорение съемки — все его эффекты кинематические, а не динамические: нет ни перегрузки, ни сверхзвукового хлопка — только размывшийся в начале и распавшийся в конце ореол огней. Частоты шума двигателя и колес пропорционально поднимаются до скрадываемого дискретизацией ультразвука.
Тоннель заворачивает вверх. С потолка свисают корни травянистых растений.
Срываясь от вибрации, на крышу кабины падают комья земли.

Похоже, что приехали. Платформа.

Пропустив отсечку — три косые черты — Смешон начинает тормозить на двух. Впереди вместо обозначенного тупика рельсы просто уходят в землю.
Смешон застегивает куртку, глушит двигатель, но, поколебавшись, оставляет дежурный свет и габариты. Не рискуя захлопнуть дверь кабины, вместо этого он приматывает ее проволокой.
От платформы — промасленного дощатого настила — не идет ни тропы, ни лестницы.

Нет, папа, эта хитрость не нова.
Потычем стены…

Боковая стена тоннеля — плотная глина, но грунт над рельсами оказывается мягким и проседает. Смешон жмурится от яркого света.

МАЛЬЧИК-ПАСТУХ.
Мастер, голова!

Приподняв дерн, Смешон выглядывает на склон пастбища с колючей и сухой травой.
Солнце уже зашло за гору — виден только край его гало на юго-западе.
Всполошившись от крика пастуха, на Смешона мекает ближняя коза. Всего их около пятнадцати.

ГОЛОС МАСТЕРА.
Что это за феномен там нечаян?
Кто коз пугнул?

СМЕШОН (высовывая правую руку, чтобы помахать мальчику).
Привет! А где хозяин?
Сведешь меня к хозяину?

МАСТЕР (показываясь).
А вот он.
Смешон, не ты ль?

СМЕШОН (высовывая обе руки и подтягивая ногу).
Шонкуль! Как жизнь, чудила?

ШОНКУЛЬ.
Тут много без тебя происходило.

(обводит руками)

Вот — обзавелся малым козоводом.
Снабжаю весь Куляб. "Сыр в Шонкульснабе —
Сырей на свете нет!"

СМЕШОН (оглядываясь).
Так мы в Кулябе?

ШОНКУЛЬ.
Почти: на правом берегу Яхсу.
А ты откуда в пятом здесь часу?
Из-под земли, сам в чем-то неказистом…
Ты записался, что ль, геодезистом?

(осторожно смотрит на замешкавшегося Смешона)

Нет, если опасаешься угрозы…

СМЕШОН.
Ты смотришь телек?

ШОНКУЛЬ.
Да куда? Всё козы.
Что происходит — не пойму ни в жись.
Мне кази говорит: "Семьи держись".
Памир горит — у нас глубинка, штиль.
Вот — жгут костры. Я думал, не пойти ль.

СМЕШОН.
Кто?

ШОНКУЛЬ.
Ополченцы.

СМЕШОН.
Горожане, что ли?

ШОНКУЛЬ.
Да. Встали в парке лагерем, как в поле.

СМЕШОН.
Тревога или массовый психоз?
Схожу-ка сам дворами лоз и коз,
Взгляну — пойму, за чем тут дело стало.
В Центральном парке или в Самани?

ШОНКУЛЬ.
Тебя, похоже, только помани!
Перед музеем, у мемориала.
Где сам-то встал?

СМЕШОН.
Где выделит Гисмет.

ШОНКУЛЬ.
Заночевать придешь?

СМЕШОН.
Надеюсь, нет.

ШОНКУЛЬ.
Решителен!

СМЕШОН.
Где вырос, там врасту.
А можно перейти не по мосту?

ШОНКУЛЬ (показывая на юго-запад).
Крюк тридцать километров. Или грязь.

СМЕШОН.
Лесопитомник?

ШОНКУЛЬ.
Вот туда не лазь
Без приглашений.

СМЕШОН.
Шутишь? Вира.

ШОНКУЛЬ.
Майна.
Просили упреждать; и это тайна.

СМЕШОН.
Кто может?

ШОНКУЛЬ.
Да.

СМЕШОН.
…те знают — я строптив.
Конюшней и пойду: там путь короткий.

Смешон подмигивает. Шонкуль просто улыбается. Но отсутствие сопротивления уже является знаком согласия.
Смешон спускается вниз по склону, помогая себе отломанной тростиной. Впереди лежит село Дарнайчи и километровый проселок на Саричашму.
Перейдя тракт Саричашма-Пахтакор, Смешон решительно направляется в раскрытые ворота фермы. Туда ведет грунтовая дорога, чуть подкрепленная гравием с просыпанными опилками.

Чинары и тополя бросают обильную тень. С северо-востока — почти сразу слева от ворот — начинается сплошной забор, вдоль которого вытянуты денники с породистыми скакунами. Из ближнего денника уже слышится негромкое породистое ржание.
От конюшен (в глубине) в сторону хозяйственных построек (у входа справа) навстречу Смешону идет конюшиха в национальном костюме. На плече у нее широкая, но легкая хозяйственная сумка — по-видимому, со щетками для чистки лошадей.

Увидев Смешона, конюшиха вскидывает руки. Одна лямка падает с плеча, раскрыв сумку; в ней действительно оказываются щетки.

МАРКСИЗМА.
Райком!

СМЕШОН.
Не прямо, но…

МАРКСИЗМА (очень смутившись).
Смешон, прости —
Я милого узнала по походке.
Один?

СМЕШОН.
Шонкуля видел.

МАРКСИЗМА (отмахивается).
Он не в счет.
Кто куртку подбирал? Тебе идет!

Подойдя ближе (и не бросая сумки), она обхватывает Смешона, скорее ощупывая, чем обнимая. У нее худые и жесткие, но осторожные руки.

С ума сойти. Все пополам и хрусть,
А ты живой.

СМЕШОН (не сопротивляясь и не вторя объятиям, как всякий муж ревнивой жены на его месте).
Спасибо, мама…

МАРКСИЗМА.
Ладно,
Как раньше — "тетя Изма" — будет пусть.
Привычно и тебе, и мне не жадно.
Пойдем от глаз.

Порфироносная вдова отводит от забора левую створку ворот. Смешон помогает ей с правой.
Они отходят под тень раскидистой чинары. Она ветвится так низко, что на ствол можно даже сесть — но Марксизма (и за ней Смешон) только облокачиваются о противоположные ветви.

МАРКСИЗМА.
Ты воевал в Герате?

СМЕШОН.
Да. И…

МАРКСИЗМА.
Молчи. Мне будет знать некстати.
Мы вне игры. Созвон, Анушервон —

СМЕШОН.
Они все живы, тетя Изма?

МАРКСИЗМА.
Живы.
Довольно же мне плакать надо рвом!
Нам все равно — Генштаб у власти, ПИВО —
Мы ни одной не оппоненты силе.

СМЕШОН.
А самого Созвона-то спросили?

МАРКСИЗМА (подчеркивая подлежащие).
Он не желает. Он другого склада!

СМЕШОН.
Да я ведь не зову на баррикады:
Сам знаю, где и пеших брать, и конных,
Но есть права. По мне же пустят дезу!
В огонь вперед наследников законных
Чтоб даже вида не было, что лезу,
Чтоб не винил никто, что самый хитрый —
Мне знак бы, что не выскочка-Лжедмитрий!
Не речь, не манифест, не штамп, не вензель —
Хотя б один намек, что без претензий.
Не имя, ничего. Ни даже контур.
Лишь подытог: "В РТ открытый конкурс".

МАРКСИЗМА.
Нет.

СМЕШОН.
Почему?

МАРКСИЗМА.
Зарок мой крепче жалоб.
Ты держишь слово?

СМЕШОН.
Да.

МАРКСИЗМА.
И я держала б.
Мы здесь не для словесного улова.
При свете дня — ни выстрела, ни слова.

СМЕШОН (протягивая ладонь).
Идет. Ценю такую твердость.

МАРКСИЗМА (пожимая по-женски одну лишь кисть одной лишь кистью).
Верю.
В любой другой к твоим услугам сфере.
Увидеть, догадать…

СМЕШОН.
Вот это в масть.
Спрошу-ка прямо самую матчасть.
Весь полный ряд хранителей короны?

МАРКСИЗМА.
Маджлис…

СМЕШОН.
Рустам.

МАРКСИЗМА.
Наследники…

СМЕШОН.
Созвон.

МАРКСИЗМА.
И армия с министром обороны.

СМЕШОН.
Кто был отцом последним утвержден?
Особенно буквально накануне?

МАРКСИЗМА.
Акулов…

СМЕШОН.
Был на пенсии к июню.

МАРКСИЗМА.
Бакулов — зам.

СМЕШОН.
"Часы за миллион".
Ташкентским взрывом в ноль испепелен.

МАРКСИЗМА.
Я остальных припомню, но не быстро.

СМЕШОН.
Бакулов — это первый замминистра,
А вглубь за ним какая-то ризома.
Второй — Викулов…

МАРКСИЗМА.
Этот умер дома.
Отстал от всех почетных караулов,
Но не спасло.

СМЕШОН.
А дальше — Гомункулов?

МАРКСИЗМА.
Похож. Он был Викуловым представлен.
Твердил взаед: "Ковал победу Сталин!"
Призер по биатлону, плавал кролем…
Из десантуры.

СМЕШОН.
В августе — уволен.

МАРКСИЗМА.
А дальше переводится каретка:
Дракулов.

СМЕШОН.
Кто?

МАРКСИЗМА.
Армейская разведка.
Из вечно молодых и вечно рьяных.
При папе — чуть ходил не в капитанах.

СМЕШОН.
В майорах?

МАРКСИЗМА.
Но не в президентском пуле!
По нашим меркам, вошь из-под дивана.
Из-за границы выдернут в июле.

СМЕШОН.
Заманчиво. Откель?

МАРКСИЗМА.
Из Еревана.

СМЕШОН.
Какой географический майор.
Шпион?

МАРКСИЗМА.
Легально: "Вихрь-антитеррор".
Учения.

СМЕШОН.
А Гомункулов где был?

МАРКСИЗМА.
Уже не вспомню. Двадцать лет как мебель,
А до того вел группу санитаров
От Паши Грей.

СМЕШОН.
Кого?

МАРКСИЗМА.
Клочков, Чударов…
Интернациональный долг.

СМЕШОН.
ГВ?

МАРКСИЗМА.
Она-она.

СМЕШОН.
А что-то ближе к маю?

МАРКСИЗМА.
Смотри! Рустам. Теперь-то понимаю —
Он как ударен был по голове.

СМЕШОН.
С отцом…

МАРКСИЗМА.
Рустам был тихим, но не слабым!
Нет. Точно после брифингов с генштабом —
Как будто знал и гнал одно и то же
Из головы. Раз выдавил: "Я должен".

СМЕШОН.
А папа перед смертью?

МАРКСИЗМА (припоминая интонацию).
"Все сошлось, —
Он говорил, — в экзамен поколенью".

(задумывается)

Еще про ферму будто, про колхоз —
Не поняла. А: "Разведу правленье".

Монтажный переход просвечиванием, как на шелкограмме. Смешон, радуясь сапогам (а наипаче сцеплению подошв), перешагивает по выпирающим камням пойму Яхсу — к сентябрю, конечно, загустевшей, но не дотверда. Вжавшись в плотную стену растительности на деревенском берегу, Марксизма украдкой машет ему платком.

В полутора километра ниже по течению виден мост. Насколько можно разобрать на этом расстоянии, он совершенно пуст — ни автомобилей, ни людей.

Солнце наконец тонет и за дальними горами. С минарета уже прозвучал призыв на магриб.

Подойдя с запада по улице Худоёра (не опечатка) Назарова, Смешон стоит в углу парковки мемориального парка 2700-летия Куляба. В парке действительно собираются люди, стоят палатки и горят костры. В дальнем углу парка под тентами стоят несколько столов, похожих на стойки регистрации или сбора подписей.

Гражданские сумерки переходят к концу диалога в навигационные.

ПРАЗДНЫЙ ЗЕВАКА (читая подпись на единственном знамени, поднятом над лагерем).
"К-у-л-о-б".

СМЕШОН (никому конкретно).
Кипучий муравейник тут.

ЗЕВАКА.
Сегодня, полагаю, не уйдут.

СМЕШОН.
А раньше приходили-уходили?

ЗЕВАКА.
Смешон!

СМЕШОН (приглушенно, но воодушевленно).
Реза!

РЕЗА.
В твоем невинном стиле!
Тебе на государственном канале
Заслуги шили…

СМЕШОН.
А, таки сказали.
Часовню тоже я.

РЕЗА.
Да без сомнений.

СМЕШОН.
Как сам живешь-то, капитала гений?
Из списка мечт укоренилось что-то?

РЕЗА.
Перегонял китайские "Тойоты",
Но больше из Хоругвы не рискую.
Открыл зато гараж и мастерскую.
Откат, занос…

(подмигивает)

А если вдруг приложит,
Могу и башни-гусеницы тоже.

СМЕШОН.
Наш человек.

РЕЗА.
Ты на разведку?

СМЕШОН.
Смотр.
Кулябцы не стрельцы, и я не Петр.
Пущу-ка снова в ход дуду факира…
Пароль наш помнишь?

РЕЗА.
Помню.

СМЕШОН.
Вира?

РЕЗА.
Вира.

Реза протягивает Смешону мизинец правой руки. Смешон цепляется своим.

СМЕШОН (поднимая и опуская сцепку).
Иди в народ на тяготы и брань,
Незаменимым будь — и главным стань.
Ты, вижу, тут почетным и нечетным…

РЕЗА (расцепляясь).
Заметано, хоть график будет плотным.
Тебя укрыть, подкинуть в личном кабе?

СМЕШОН.
Есть тихий возле ямы холм в Кулябе.

Реза взмахивает брелком, отпирая стоящий у отбойника коричнево-оливковый Land Rover.
Монтажная склейка точно в момент звукового отклика. Реза со Смешоном выезжают к мосту.

РЕЗА.
Я там один?

СМЕШОН.
Шонкулем продублируй.

РЕЗА.
Он в курсе?

СМЕШОН.
Будет в курсе. Майна?

РЕЗА.
Вира.


СЦЕНА 5. ВАРИАНТ "ОМЕГА"

Пульсирующее сияние распадается на шпалы и скобы опор. Целыми остаются лишь два указующих клинка рельс. Слышен ветер и удары на стыках. Двигатель молчит.

Смешон несколько раз давит "ПУСК". Из машинного отделения ворчит стартер. Тишина.

СМЕШОН.
Люблю уединенные места!
Привет, шестидесятая верста.

Пригасив фары, чтобы сэкономить аккумулятор, и сняв со стены фонарик, он заглядывает в машинное отделение, бегло освещает кожух картера, стучит по стенке топливного бака; не придя ни к каким выводам, возвращается в кабину, еще раз внимательно осматривает пульт (лампочки-индикаторы зеленые, топлива две трети), отпирает дверь и слезает на пути.

Каждая колесная пара исправно стоит на рельсах. Смешон принюхивается; пожимает плечами.

Фонарь, направленный по ходу движения, выхватывает в потолке тоннеля широкий — полтора на полтора метра — проем колодца. На уровне тоннеля его границы продолжает полуметровой глубины ниша без каких-либо выступов или ступеней. Стены колодца и ниши покрыты какой-то крупной сеткой.
Смешон подходит ближе. Крупная сетка стен оказывается облицовкой из искусственного камня. В центре ниши выгравировано (с зачернением, но без позолоты) символическое изображение спутника — окружность с четырьмя рогами-антеннами. Вблизи оно оказывается шире обхвата. В колодце не видно источников света, и до его верха не достает свет фонаря.

Звучат далекие мужских голоса, различающиеся по ширине спектра. Прикрыв фонарь ладонью, Смешон бросается обратно в кабину и слушает, сняв "Макаров" с предохранителя.

УЗКИЙ ГОЛОС.
Не до утра.

ШИРОКИЙ ГОЛОС.
Ну, адский сатана…
Мы кто вам — служба одного окна?

УЗКИЙ.
Казулов так сказал, по крайней мере.

ШИРОКИЙ.
А что с собой?

УЗКИЙ.
Теплач на БТРе.

ШИРОКИЙ.
Вам глазок, что ль, не выдали казенных?

УЗКИЙ.
Просили не светить в диапазонах.
Вы в шарике — у вас обзор на шару.

ШИРОКИЙ.
Куда вам?

УЗКИЙ.
На Куляб через Дангару.

Цокот клавиш и двадцатисекундная пауза.

ШИРОКИЙ.
Тут два маршрута пишет "Яндекс-карта".

УЗКИЙ.
По северам.

ШИРОКИЙ.
Рехнулись?

УЗКИЙ.
Это Спарта.

ШИРОКИЙ.
Через Бульон быстрее. А в Наврухе…

УЗКИЙ.
Кто, "духи"? Это точно?

ШИРОКИЙ.
Просто слухи.

УЗКИЙ.
Делов-то, б… Накроете "Рапирой".
Ты спутник мне читай, не спекулируй.

ШИРОКИЙ.
Не мороси, спецура. Не запорем.
За чем еще смотреть?

УЗКИЙ.
За летным полем.
Плоты, квартал манадцать, вышний волок,

(ОБА — на фоне нарастающего гула в пятьдесят герц).
Штурм логосферы, Туркин-методолог,

ЧАРУЮЩИЙ ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (грудной, с присвистом на сверхвысоких).
Извечный путь. Небесная Россия!

Свист продолжает звучать и после окончания фразы, обогащаясь частотным дрейфом.
Акустический зум усиливает шорохи до раската горной лавины.

СМЕШОН.
#баться в зубы, это ж гипоксия.

Натянув куртку до переносицы, Смешон глубоко вдыхает из-под воротника. Немного ожив, прихлопывает дверь кабины, отводит дверцу распределительного шкафа, вдыхает и оттуда. Несколько секунд прислушивается к себе. Морщится.

Проветрилось. Да крымский бутерброд…
Не це о два. Аргон или азот?
Смешон, ты лох. Протратил батарею.

Расклинив оси и повернув ключ, он еще раз пытается завести двигатель. Затем оседает на пол, водя руками, будто потерял равновесие.
Дизель молчит. Опоры тоннеля за окнами медленно плывут вперед.

А те квадрат на… Господи, скорее.

Опоры тоннеля полностью сливаются в муаровый узор: частота их мелькания сравнивается с кадровой разверткой. Резко встав, Смешон с силой вдавливает зеленую "ПУСК".
Из-под затяжного кашля стартера вдруг выступает мерный бой дизеля.
Смешон повисает на отодвинутом окне. Глаза заливает лимонная пелена, медленно гаснущая до темно-малинового и распадающаяся в звездную пыль.

Теперь на хвост, и в горы полным ходом.

Встав по очереди на каждую из ног, чтобы проверить чувство равновесия, Смешон выходит в тускло освещенное машинное отделение.
Дверь южной кабины замотана стальной проволокой. Порезав ладонь, Смешон вытаскивает пистолет Макарова и использует ствол как рычаг.
Потолочная лампа вырезает на полу машинного отделения вытянутый треугольник.
Смешон оглядывается на синий бок со стершейся маркировкой.

Так вот зачем баллоны с кислородом.

В светло-бежевой эмали захлопнувшейся двери, вращаясь по часовой стрелке, просвечивают костры в парке 2700-летия Куляба.
Ополченцы замечают идущего Смешона примерно с пяти метров его движения вглубь лагеря.

1-й ОПОЛЧЕНЕЦ.
Э, началось?

2-й ОПОЛЧЕНЕЦ (приноравливая телефон).
Стой, наведу порезче.

3-й ОПОЛЧЕНЕЦ.
Милиция!

4-й ОПОЛЧЕНЕЦ (5-му).
Я слышал, перебежчик.

6-й ОПОЛЧЕНЕЦ, СТАРШЕ ОСТАЛЬНЫХ.
По признакам, заговорен от пуль.

7-й ОПОЛЧЕНЕЦ (протягивая руку).
Дружище, рады видеть! Тут Шонкуль.

8-й ОПОЛЧЕНЕЦ (расталкивая остальных).
Когда уже выходит манифест?

Смешону преграждают дорогу представители политического руководства ополченцев — по-видимому, самоназначенные.

1-й ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ПОЛИТИЧЕСКОГО РУКОВОДСТВА.
Вы к нам руководить?

СМЕШОН.
А что?

2-й ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ПОЛИТИЧЕСКОГО РУКОВОДСТВА (придерживая Смешона).
Есть тест.
Представь, контакта жаждой обуяны,
Тебя поймали инопланетяны.
За рамой мотылек. Окно двуслойно.
Отпустишь — человечество достойно,
Проходишь мимо — стрелки на нулях.
Допустим, отпускаешь. А наутро…

СМЕШОН (отпихивая политрука и разворачиваясь к толпе).
Иди ты на##й с бабочкой. В Куляб
Вовсю пылят отряды Разведупра!
Прошли Нурек. В Дангаре будут скоро.

(выдерживает паузу, давая толпе кристаллизоваться)

Шофера мне. Радиста. И сапера.
"Стрелу" или любой ПЗРК,
И хоть двоих, но с опытом Памира!

N-Й ОПОЛЧЕНЕЦ.
Вот это, глядь, отцовская рука!

ОПОЛЧЕНЦЫ С РАЗНЫХ СТОРОН.
Эмир!
Райком!
Вот это глас эмира!

ТОЛПА ХОРОМ.
Полковник целый, а не сын полка!

РЕЗА (подбегая).
Я тут водилой свежезапеченным.
Какой идут дорогой?

СМЕШОН.
Балчувоном.
Зачем-то им прижало трактом старым.
Наврух без двух под авиаударом,
Связь держит им нурекский мирный атом,
А я б через Советский вышел в зад им.

К центру стихийного собрания приближается полевой комантир кулябских ополченцев.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ.
Есть БТР. Стреляет, но с осечкой.

СМЕШОН (натыкаясь в кошеле на медаль Блохина и вытаскивая ее на свет).
Вот легкий путь гуманного укола:
Срубить связных. Мне б "Скорую" с аптечкой…

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ.
Попробуем.

(поворачивается к толпе)

Кто горбольница?

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС ИЗ ТОЛПЫ (лица не видно, но видна поднятая рука).
Школа.

Смешон и Анзурат идут по коридору школы, пока Реза в черной "Волге" ждет снаружи.

АНЗУРАТ.
И лучше места даже не ищите.

СМЕШОН.
Директор?

АНЗУРАТ.
Нет. Заслуженный учитель.
Мы каждого иранского поэта…
Пришли. Налево — дверь медкабинета.

Яркий свет. Смешон копается в холодильнике, пока Анзурат придерживает дверцу. У их ног сумка со льдом.

СМЕШОН.
Трицетамол… Экстракт манчжурской сливы…
Опяты?

АНЗУРАТ (качает головой).
Сейф.

СМЕШОН.
Любые седативы?
А, вижу — аварийная корзина.

Смешон вытряхивает из отдельного аптечного ящика мешочек ампул и бросает в сумку на лед.

АНЗУРАТ.
Для сна?

Смешон кивает.

АНЗУРАТ.
Я долила бы амнезина.

Стоянка парка. Анзурат со Смешоном переходят из "Волги" в фургон санэпидемстанции. Реза ждет за рулем. На всех троих белые халаты эпидемической защиты.

СМЕШОН.
И был в Афгане — а мороз по коже.

АНЗУРАТ.
Что делать.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ (кому-то позади).
Гюлистан прикройте тоже.

Монтажная склейка. Тимурмалик. Реза выходит из скромного домика с одним горящим окном.

РЕЗА (захлопывая водительскую дверь изнутри).
Прошли Хираб на максимальной прыти.

Монтажная склейка. Фургон санэпидемстанции стоит перед шлагбаумом службы одного окна.

СМЕШОН (в окошко проходной).
По области приказ. Все отоприте.

ЧАСОВОЙ.
Все отпереть? С какого же разбега?

СМЕШОН (поднимая в левой руке шприц, а правой указывая на медаль Блохина на груди).
Коронавирус. Вариант "Омега".

Звучит песня группы "Агата Кристи" "Любовь идет на дело". В видеоряд можно включить статические снимки сцен внутримышечной инъекции крупным планом и макросъемкой.
Смешон с Анзурат идут от шара к шару.

СМЕШОН.
Удвоить, может быть?

АНЗУРАТ.
Ни в коем разе!
Летальная.

СМЕШОН (подходя к парадной двери одноэтажного корпуса и читая вывеску).
"Центр сверхглубокой связи".

Сверхглубокий связист протягивает Смешону локоть и умиротворенно откидывается в кресле.

СМЕШОН (глядя на экран видеофона).
И вот четверки достигает синус.

ЗАЛЕГКО (с экрана и из динамиков).
Смешон, ты здесь? Ты там? Ты жив? Спаси нас!
Я наугад все кнопки нажимала…

СМЕШОН (наклонившись).
Попробуем без грустного финала!
Фарзона как?

ЗАЛЕГКО.
Мне помогала очень.

СМЕШОН.
Держись ее.

ЗАЛЕГКО.
Когда?

СМЕШОН.
Два дня, две ночи…
Из двух дорог идем пока пологой.
Короче, жди и ничего не трогай.

Выключив видеофон рубильником, Смешон пробегает взглядом пульт с тумблерами. Приподняв панель (макросъемка), он отрывает дальний конец проводка от тумблера "Аргон", скручивает его с соответствующим контактом тумблера "Воздух" и со щелчком ставит панель на место.

Оставшись без радиоэлектронной поддержки, колонна войск специального назначения попадает в окружение под Девдар-Базаром и быстро гибнет. О ней снимают фильм.

* * *

Коридор кулябского военного комиссариата. Прислонившись к табличке "Отдел снабжения", Шонкуль слушает рассказ Смешона.

СМЕШОН.
И голоса.

По коридору подходят полевой командир кулябских ополченцев и самоназначенный политрук. Голосом и интонациями (nothing personal, just правда) политрук напоминает Максима Бундина.

САМОНАЗНАЧЕННЫЙ ПОЛИТРУК.
Есть тема для совета
Важней, чем приключения в астрале.

СМЕШОН (поворачиваясь).
Всегда готов.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР.
Они нам, вообще-то,
На помощь шли.

САМОНАЗНАЧЕННЫЙ ПОЛИТРУК.
Да. Скажешь, врали?

СМЕШОН.
Врали.

САМОНАЗНАЧЕННЫЙ ПОЛИТРУК.
Эмир, у вас забористая ганджа.
Или вы сами, пользуясь раздраем…

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР.
А возрожденцы на шоссе вдоль Пянджа —
Вранье?

СМЕШОН.
А далеко?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР.
Уже не знаем.
Нехорошо выводит колея.

САМОНАЗНАЧЕННЫЙ ПОЛИТРУК.
Как обоснуешь нам, что вы не в сламе?

Расстегнув куртку, Смешон поднимает висящую на шее подаренную маршалом флягу.
Тихо звучит песня группы "Дом детского творчества" "Эй, ты, кто ты?": "Над нами — медведица-татуировка, / Слышишь времени лютую связь?.."
Аромат виски "Известный тетерев" пропитывает коридор военкомата до ворсинок ковра.
На глазах Смешона выступают слезы. Голос не меняется.

СМЕШОН (завинчивая пробку).
Я сам к ним выйду с вашими послами.
Они таджики тоже, как и я.

Все четверо уходят по коридору. Камера берет их со спины.
Остаток куплета доигрывает во весь акустический канал.


АКТ V. ГРАНАТОВЫЕ ЗЕРНА
СЦЕНА 1. ЗАВЕТ ИСЛАМА

Узловая станция под особняком. На запасном пути с зажженными габаритными огнями стоит бронепоезд, на котором уезжал Дустум. К платформе №1 подъезжает дефектоскоп Смешона с друзьями детства и полевыми командирами обеих партий с телохранителями.
Исламские возрожденцы отличаются от кулябских ополченцев зелеными повязками.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ.
Гляжу, столица с каждым годом краше.

ШОНКУЛЬ (сидящий у левого стекла).
Что это за арба?

СМЕШОН.
Должны быть наши.
Но есть еще один табличный метод.

Мигает лобовым прожектором. Бронепоезд мигает в ответ.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ.
Вы "свой-чужой" назначили?

СМЕШОН (холодея).
Не этот.

(в выключенный мегафон, используя его просто как рупор)
Кто тут в метро по президентской льготе?

(Резе, через плечо)
На хвостовой. Взбрыкнет — назад уйдете.

Из двери головного вагона бронепоезда показывается рука в светло-синей милицейской гимнастерке с листом бумаги. Лист не чисто белый, а с черно-белой шапкой учреждения, но что за шапка и что за учреждение, не разглядеть.

Из бронепоезда на платформу, продолжая держать лист в далеко отставленной руке, выходит человек в форме майора узбекской милиции. Второй лист он держит свернутым в виде рупора.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ.
Гляди-ка, нетаджикская хламида.

МАЙОР (в рупор).
Мы делегаты от Адбул Рашида.

СМЕШОН (в выключенный мегафон).
Вас сколько?

МАЙОР.
Трое. Я, полковник Ал…

СМЕШОН.
Да вашу мать, так сразу б и сказал.

Монтажная склейка. Лобовой фонарь бронепоезда погашен, двигатель дефектоскопа заглушен. Таджикский отряд стоит вокруг полковника Алмазарова полукругом, оба майора за его правым плечом. Позади узбеков стена. Головные уборы (у кого они были) в руках.

АЛМАЗАРОВ.
…у здания вокзала в Джаркургане,
Где рядом мастерская — "диски-шины".
Пошло не как в исходном было плане,
Но он опережал — и поспешили.
Все нити — тайна, честно скажем, даже
От следствия. Но главари — под стражей.

СМЕШОН.
Чем помешал? Что друг мой?

СТАРШИЙ МАЙОР (которая махал белым листом).
Что боярин.
По разговорам — слишком популярен.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ.
Как колею нашли? Следили?

АЛМАЗАРОВ.
Ишь ты…
Мы говорили в госпитале трижды.
Он знать хотел, что мы вас не провалим,
И я поклялся Мустафой Кемалем.
Он в честности твоей поклялся встречно,
Эмир и сын эмира.

СМЕШОН.
Это… строго.

АЛМАЗАРОВ.
Вот его фляга.

Смешон встряхивает потертую походную флягу из авиационного дюраля. Во фляге плещутся последние пол-глотка.

СМЕШОН (прижимая флягу к груди).
Сохраню навечно.

АЛМАЗАРОВ.
Но мы не одного для некролога
Прокрались под Душанду тайным лазом.
Я в отпуске одной присягой связан —
Не должностью. Мы действуем вслепую.
Во имя двух трансоксианских наций
Настало время для импровизаций.

СМЕШОН.
Заманиваете.

АЛМАЗАРОВ.
И интригую.

СМЕШОН.
Спросить бы надо беков в нашем стане.

РЕЗА.
Смешон, прости: почти уже на грани.
Тимур оглы нас старше вместе взятых!
Прими его уже в своих палатах
И дастархан накрой. А там, как люди,
В тепле и предложения обсудим.

Смешон пристыженно кивает.
Полковник Алмазаров согласно протягивает Смешону ключ-брелок от бронепоезда.
Смешон набирает, ошибаясь и стирая, сложный код и отпирает дверь наверх. На лестнице царят полумрак и непроницаемая тишина.

СМЕШОН.
Простите, дальше азбукою жеста:
Спят и сестра, и Залегко-невеста.
Реза, замкни.

Вверх по лестнице идут Смешон — как хозяин дома, полковник Алмазаров — как почетный гость, оба майора, Шонкуль — как друг хозяина дома, полевые командиры, их телохранители. Реза встраивается в процессию последним и туго затягивает дверь до щелчка.

Процессия выходит из платяного шкафа в приемно-шлюзовой отсек бункера, рассаживаясь на гостевом диване и по стульям.

СМЕШОН (проверяя холодильник и шкаф с чаем).
Все есть. Вернусь — накрою,
Но надо верх проверить. Кто со мною?

Оба полевых командира встают, приглашая телохранителей.

АЛМАЗАРОВ.
Мы отдохнем пока.

Смешон приглашает полевых командиров на лестницу в жилые комнаты. Камера некоторое время берет шаги, карманы курток на уровне поясницы, убранство стен на этой же высоте крупным планом. Курящая на лестнице Фарзона давит тонкую сигарету и быстро оборачивается.

ФАРЗОНА.
Ты что-то рано.
О, мальчики!

СМЕШОН.
Весь цвет Таджикистана.

(представляет полевых командиров с телохранителями)

Из Гарма, Бадахшана… Из Куляба.

(указывает на Фарзону)

Сестра моя.

ФАРЗОНА (косясь на зеленые повязки).
Пардон, что без хиджаба.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ.
С… сойдет.

СМЕШОН (Фарзоне).
А где луна моя в зените?
Где Залегко?

ФАРЗОНА.
Пьет уголь. Извините.
Есть разговор короткий до эмира —
Семейное.

Тянет Смешона за руку и отводит на несколько шагов — достаточно, чтобы не различить шепот на низких частотах.

СМЕШОН.
Что за?

ФАРЗОНА.
Всю ночь штормило.
То штиль, то, так сказать, порыв метели.

СМЕШОН.
От инцидента дым?

ФАРЗОНА.
Через неделю?
Мальца каприз, угар ночных радений —
Но не отрава вроде. Не рутений.

СМЕШОН.
Поберегу.

Рваная монтажная склейка.

АЛМАЗАРОВ (вставая и кланяясь от груди).
Мое почтенье даме.

СМЕШОН.
Сестра моя. В единой лодке с нами.
Была в Афгане.

АЛМАЗАРОВ.
Солнце, наркотраффик…

ФАРЗОНА (уважительно).
Вы следователь?

АЛМАЗАРОВ (очевидно балагуря перед дамой).
Следователь нафиг.
Как назовете: с дамами не спорю.
Эмир, мы в сборе?

СМЕШОН.
Я считаю, в сборе.

Полковник достает пять фотокарточек из лежащей на столе папки.

АЛМАЗАРОВ.
Казань — не брал…

ФАРЗОНА (вглядываясь в лица).
Халлас. Пардон, что матом.

АЛМАЗАРОВ.
Троих пока держу под Зангиатом,
Один на Мехржон как впавший в детство,
А пятый — минус при попытке к бегству.
Считаю это соразмерной карой.

ФАРЗОНА.
Вы смелый человек.

АЛМАЗАРОВ.
Всего лишь старый.

(с артритным хрустом расправляет пальцы)

Мне их не то, чтоб очень было жалко,
Но в целом по Ташкенту кризис жанра.
У нас от политического класса
Остались два лежалых она…

МЛАДШИЙ МАЙОР (услужливо подсказывая).
…наса.

АЛМАЗАРОВ.
Нам нужен свежим и в товарном виде
Уже вчера…

СТАРШИЙ МАЙОР (услужливо подсказывая).
Национальный лидер.

ФАРЗОНА (осторожно).
Его не знают.

АЛМАЗАРОВ.
Эти тропы гладки:
ЦИК выдает стабильно три девятки.
Что с юга, воевал — свежо и пряно,
К тому же — победитель "У#бана".
У классовых врагов не брал печенье,
Таджикам лесть, узбекам облегченье.
Я тимурид, хоть непривычен к роли;
Народа воля? Вот народа воля.

Показывает себе на грудь папкой, сложенной полуцилиндром.

СМЕШОН (оглядываясь).
Я понимаю — форм непостоянство,
Но есть законы все же. Ценз…

РЕЗА (подхватывая).
Гражданство…

Полковник Алмазаров разворачивает на столе внушительный рукописный документ, украшенный соловьями, розами и решетками из Альгамбры.

АЛМАЗАРОВ (подзывая Смешона).
Эмир…

ФАРЗОНА.
Что это? Карта из "Скайрима"?

АЛМАЗАРОВ.
Почти. Завет Исламова Карима.
Он раздвигает очень рубежи те.

СМЕШОН.
Я не один. Всем нашим покажите.

Алмазаров передает документ полевому командиру кулябских ополченцев, который сразу же поворачивает его так, чтобы было видно полевому командиру исламских возрожденцев. Документ идет по рядам.

1-й ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ ПОЛЕВОГО КОМАНДИРА ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ.
Старинная.

2-й ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ ЕГО ЖЕ.
Тридцатый год натикал.

АЛМАЗАРОВ.
Вы помните, эмир, свой полный титул?

СМЕШОН.
Не то, чтоб на слуху был постоянно…

ФАРЗОНА.
Худжанда. И правитель Согдианы.

АЛМАЗАРОВ.
Карим писал: "Как сложится моментум,
В одних руках сложить Ходженд с Ташкентом".
Что разумел он, их с Аллахом дело,
А буква — вот. Лежала и созрела.

МЛАДШИЙ МАЙОР.
Нет, правда? Есть же парню восемнадцать?

Все молчат.

СМЕШОН.
Какой оригинальный способ сдаться.

Полковник и Фарзона смотрят на Смешона с равным удивлением.

При выборе, чужбина или пуля,
Бери, за что заплачено.

(встает и оглядывает командиров)

Шонкуля
С Резой на наблюдательные вышки,
А дальше — как в одной старинной книжке.
Одна нам на суде надежда грешным:
Играем Гамлу. Звукореж, нарежь нам!

Протягивает ключ-брелок от бронепоезда командирам строго по биссектрисе. Полевой командир исламских возрожденцев жестом уступает брелок полевому командиру кулябских ополченцев.

Дом примет сотню. В поезде казарма…

АЛМАЗАРОВ.
…на двести человек.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ.
Ребят из Гарма
Я отрядил бы на передовую.
План города…

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ.
Я помню так, вживую.
Ведь мы на Рудаки?

СМЕШОН.
Вблизи "Рохата".

(показывает на стену приемной за спиной у полевых командиров)

Вот карта… актуальная когда-то.

АЛМАЗАРОВ.
Абдул Рашид в конце пути земного
Сказал такие два последних слова:
"Соль передал".

СМЕШОН (тихо).
Соль принял. Что ж, пируем.

(еще раз оглядывает собравшихся)

Пойдемте — кабинеты подберу вам.

Процессия из Смешона, полевых командиров и полковника обходит особняк. Полевой командир кулябских ополченцев занимает комнату бойницами на юг (к Дворцу Республики), полевой командир исламских возрожденцев — комнату бойницами на юго-запад (к Мекке).

Алмазаров со Смешоном идут по этажу вдвоем.

АЛМАЗАРОВ (тихо).
Ты осторожней. Выскочит из плавок.

СМЕШОН.
Да я играл уж без подъема ставок.
Но есть предел эквипотенциали.

АЛМАЗАРОВ.
А все ж гляди. Мы и таких знавали.
Тебе чтоб из недавних, для примера:
ИСДУ в судьбу подводит очень вера.
Почти самопоклонство. Нехаляльно.

СМЕШОН (подходя уже к лестнице, озадаченно).
Тимур оглы, а в бункере нормально?

АЛМАЗАРОВ.
Почту за честь, эмир Ходженда.

Они спускаются в приемную, уже покинутую всеми остальными гостями. Смешон набирает код.

ЗАЛЕГКО (нервно выглядывая из распахнувшейся двери кабинета Райкома).
Ой.
Смешон. Живой. И алмазавр с тобой?

АЛМАЗАРОВ.
Вам можно, леди. Никому другому!

СМЕШОН (окидывая взглядом саму Залегко, бункер, книжные полки и плед в кресле).
Здесь лучше?

ЗАЛЕГКО.
Я к семейному альбому.
А маршал где?

СМЕШОН (неожиданно для себя почтительно).
В дверях… другого сада.

ЗАЛЕГКО (с нарастающим ужасом).
Как ты сказал?

Алмазаров набирает в грудь воздуха для пояснения.

Не говори! Не надо…

Залегко падает, складываясь в поясе и коленях. Смешон и полковник не успевают воспрепятствовать ее падению.


СЦЕНА 2. ЛЕБЕДИ

Тихий час в особняке Райкома. Время после призыва на аср. Первая партия бойцов спит по комнатам, вторая — по коридорам на всем мягком, что нашлось, третья не спит. В приемной бункера, кроме командиров, собрались связные и звеньевые. Их человек семь.

В карту Душанды — поясами от особняка — вместо флажков воткнуты цветные скрепки.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ.
Подстанции, высоты, интернет,
То есть сперва, конечно же, высоты.
Потом поймем. А если их там нет,
Или на деле их не больше роты…

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ.
…тогда мы блох ловить сойдем с ума
Без автопарка и поддержки снизу.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ.
В загонах МВД фургонов тьма.
"Шериф Анискин к вам спешит на вызов".
Там и броня…

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ (качает головой).
Наплакал кот.

(показывает на 1-го звеньевого)

Он помнит.
А вот стволы из оружейных комнат…

2-й ЗВЕНЬЕВОЙ.
Салям, стратеги. Не до автопарка.
Сейчас на пятачке нам будет жарко.
Чтоб не упасть на шкурке от банана…

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ.
Он прав. Мы что-то знаем про охрану?

СМЕШОН.
Они меняют в девять караул.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ.
Я так и начинал бы — на ночь глядя.
Что, моджахеды, кто не сачканул
В военном семинар по деблокаде?

3-й ЗВЕНЬЕВОЙ.
Контакт решает все. Потом попрут,
Заметные, тогда — бери навынос.

КООРДИНАТОР ОГНЯ (невысокий и в капюшоне).
Нужна прозвонка точек. Камень в пруд.
Хоть чучело, болван.

ФАРЗОНА (из-за двери).
Чтоб проявились?

Фарзона входит, отодвигая дверь коленом. Платье у нее скромней, чем утром, на голову повязан легкий шарф, в левой руке бокал, на правом плече (придерживаемая правой рукой) — картонная коробка с дамским бельем на три размера ее больше.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ.
Смешон, в штабу с оружием вино!

ФАРЗОНА (смущенно выливая бокал в кадку с фикусом).
Да тут всего четыре оборота.

Присев, опускает коробку на стол. Из-под обширной, но по-советски скромной чаши купальника блестит иссиня-черный ободок окуляра.

Адаптер нужен, но в шкафу полно.
Предельная чувствительность — пехота.
Немного пробивает на аноде
И батарейку жжет, как нефиг де…

СМЕШОН.
Откуда это, мать?

ФАРЗОНА.
Достала.

СМЕШОН.
Где?!

ФАРЗОНА.
Чутка порылась в мамином комоде.
"Как станешь старше" был, похоже, мем.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ.
Проверить надо. В гараже, в пенале…

ФАРЗОНА.
Исправных девять. Хватит?

(ОБА КОМАНДИРА, переглянувшись).
"Кошкам" — всем.

(протягивают друг другу руки)

Вечерняя молитва — и погнали.

Монтажный переход затемнением и переменой цветового пространства.
Звучат инопланетные сигналы из фильма "Москва — Кассиопея". Никаких других звуков нет.
Снайпер в камуфляже, раскрашенный в психоделические тона сообразно температуре, теряет прочность и устойчивость позы, соскальзывает и падает с крыши.
Сцена повторяется еще дважды с переменой здания и ракурса.
К торговому центру с черного хода приближаются антикварные "Жигули". Из них поднимаются двое вооруженных людей в закрывающих лицо повязках.
Двое других вооруженных людей на нижней площадке многоквартирного дома жестом приглашают консьержа последовать за ними.
На черно-белом экране камеры наблюдения армейский грузовик резко приседает на обе передних шины и, покачнувшись, останавливается. Пассажир справа от водителя (его не видно за бликами на стекле) выпускает за приспущенное окно несколько очередей в темноту.
Освещенные вспышкой изнутри, двустворчатые ворота с протянутой поверху колючей проволокой падают в сторону камеры и оседают на скобах. Стеклянный "стакан" охраны (слева) разлетается веером осколков. В нем смутно видно движение, похожее на взмах руки, но пламя гаснет слишком быстро, чтобы различить детали.
Седой пожилой мужчина в одних трусах и майке, сидя на стуле за почти пустым столом, лихорадочно крутит наборный диск. У стула полукруглая деревянная спинка. Стол накрыт листом оргстекла, под который вложены какие-то листки с записями (номера телефонов?).
Цвета возвращаются к обычным (видимым глазом), но сцены остаются ночными.
На четвертом этаже здания Национального банка (бывший "Душанда-Плац") в нескольких окнах подряд загорается свет.
Крупный план: строго одетая женщина в черном платье с покрытой головой протягивает связку ключей в полуоткрытую дубовую дверь. Принимающего или принимающих не видно.
Еще один армейский грузовик причаливает к высотному зданию. Вооруженные люди, высыпавшие из грузовика, бьют прикладами подвальные окна.
Крыша склада, шевелящаяся от нагрева, как от ветра. Ни дыма, ни языков огня не видно.
Крупный план: от тепловой рефракции над горизонтом встают два солнца в полуободе-гало.
Он же: на штоке спутниковой антенны прорисовывается примотанный алюминиевой проволокой красно-бело-зеленый с золотыми звездами флаг.
Музыкальная фраза обрывается на середине.

Из бункера, чтобы не разбудить полковника Алмазарова, на проводах вытянуты клавиатура Cherry SPOS со встроенным тачпадом и 21-дюймовый монитор.

ДЕЖУРНЫЙ.
Глядите-ка, страна встречает нас.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ (скептически).
Не зная в лица?

ДЕЖУРНЫЙ.
Биржа поднялась.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ (пожимая плечами).
"Хозяева: оперативны, дерзки…"
Сама стабильность поднимает рынки.

1-й СВЯЗНОЙ.
"Тадждак" как налетел на тренд поддержки.

СМЕШОН (подходя, присматриваясь, но не наклоняясь).
Ты, Ардавон, другие дай картинки.

ДЕЖУРНЫЙ.
Вот сборная с обзором главных улиц.
С рассвета так.

СМЕШОН.
Фигать мы растянулись…

2-й СВЯЗНОЙ.
Нацбанк нам сдали. Это не обманка?
Ключи считай, что вынесли на блюдце.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ.
К нам перешли охранники Нацбанка.
Приказ, сказали. Чей — не признаются.

ФАРЗОНА (все-таки в своем лучшем платье и с бокалом вина).
А что гадать. Фируза и Озода.
Должна еще СБ водопровода:
Они жил-ком и в стороне от путча.
Но это так. НЗ на всякий случай.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ (усмехаясь).
Кто ж против дополнительного шанса!

ДЕЖУРНЫЙ.
#бать. Открылись данные Минтранса.
По именам все вылеты, прилеты,
Как на ладони…

СМЕШОН (подсаживаясь).
Гляну?

ДЕЖУРНЫЙ (доверительно).
Ждешь кого-то?

СМЕШОН.
У нас, арийцев, нет таких имен.
У нас, таджиков, нет таких фамилий.

От пояса кого-то из командиров, дискутирующих у карты, раздается звучное "курр, кулль…"

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ (проверяя SMS).
Хвали Творца за гармский батальон:
До телецентра коридор пробили.
Считай, проходим из дебюта в миттель.
Представишься стране, освободитель?

СМЕШОН.
Реза, почелночишь, пока смотрины?

Реза кивает. На заднем плане кто-то из бойцов перезаправляет кофеварку.

Монтажная склейка. Смешон и кулябский ополченец, приданный в телохранители, поднимаются по ступенькам телецентра следом за боевиками ПИВО.

Процессия входит в отсек вращающейся двери.
На стекле, как ни удивительно, отсутствуют следы от пуль.

1-й БОЕВИК.
Еще пол-оборота, и внутри мы.

Смешон с сопровождающими оказывается на первом этаже телецентра: колонны, воздушные шарики, плакат во всю стену с распростертыми руками Райкома.
Паркетный пол на этаже натерт до зеркального. За неимением смежных прав на запись балета "Лебединое озеро" сотрудники Центрального телевидения Таджикистана, одетые в пачки, исполняют танец маленьких лебедей самостоятельно.

2-й БОЕВИК (читая надписи на дверях).
Художественных фильмов… Новостная.

1-й боевик зажигает в студии свет. Включаются три лампы из двенадцати, по-видимому, неосновные. Студия (сцена, рабочий стол на сцене, камеры перед сценой, места в зале для контролирующих комиссий) озаряется интригующим полумраком.

СМЕШОН (подходя к пульту).
Что жать-то, ни осла не понимаю.
Где тут гнездо хотя б для мини-джека?

КУЛЯБСКИЙ ОПОЛЧЕНЕЦ (осматривает пульт с узких граней, но коснуться не решается).
Не как моя аудиосистема.

СМЕШОН.
Ну, как бы да. Где "Долби" твой, и где мы.

КУЛЯБСКИЙ ОПОЛЧЕНЕЦ.
Я "Сони" брал.

СМЕШОН.
Поищем человека?

1-й боевик остается в студии, 2-й выходит вместе со Смешоном и ополченцем в вестибюль.
Журналисты продолжают исполнять танец маленьких лебедей.

2-й БОЕВИК.
Аквариум какой-то. Небо рыб.

Смешон подходит по очереди к нескольким танцующим журналистам.

СМЕШОН.
Простите… Пять минут… Вы не могли б?..

Журналисты продолжают исполнять танец маленьких лебедей.

2-й БОЕВИК.
Я предложил бы силовые меры.
А то мы этот синхроцифротрон…

У 2-го боевика звонит телефон.

2-й БОЕВИК (в трубку).
Вдвоем? Эмира им? Какого шхера?

Монтажная склейка. Ступени телецентра снаружи от вращающейся двери. Ко входу под эскортом 3-го и 4-го боевика поднимаются Рамфис и Амнерис. У Рамфиса за спиной рюкзак, у Амнерис на плече дамская сумка с орнаментом.

3-й БОЕВИК.
Сказали — делегация ООН.

СМЕШОН.
Хоть синее ведерко б нацепили.

АМНЕРИС (поднимая раскрытую ладонь).
Эмир?

СМЕШОН.
Надеюсь.

АМНЕРИС (с милым, но не поддающимся определению акцентом, какой возникает у иностранцев, специально тренировавших фонетику).
Я тебя узнала.

СМЕШОН.
У нас все ок, но мысли есть о шпиле.
Нам нужен коммутаторщик канала.
И кто-то с языком не будет лишний.

РАМФИС.
С подвешенным?

СМЕШОН.
Я тот еще оратор…

АМНЕРИС.
Я репортер. А дядя мой…

РАМФИС.
Айтишник.

Монтажная склейка. Резкий контраст с шумом улицы: акустика изолированного помещения.

В кадре только Смешон (справа в пространстве камеры) и Амнерис (слева). Перед ними по микрофону, как перед дикторами новостной программы. На заднике — флаг Таджикистана.

Смешон и Амнерис поворачиваются друг к другу; видно, что Смешон готовится спрашивать, а Амнерис — ответить. Камера переключается на восемь часов от направления халиф — эмир. В кадре по-прежнему только двое, Смешона видно в лицо, Амнерис — со стороны левого плеча.

В ракурсе, отличном от трансляционного, на тумбе или стойке ниже уровня стола заметны пачки карамелек от горла, блюдо с твердыми пластиковыми стаканами и графин с водой.

АМНЕРИС.
Не пыжься сильно. Не "Махабхарата".
Ты то на ужас давишь, то на жалость.

СМЕШОН.
А ты совсем тогда не волновалась?
Перед толпой?

АМНЕРИС.
А был ли путь назад?
Ты как пощады просишь.

СМЕШОН.
Тот помешан,
Кто б не просил.

АМНЕРИС.
Кто властен приказать
Эмиру…

СМЕШОН.
…сдаться?

АМНЕРИС.
…воскресить умерших?
Ты шторм схватил за зайца — либо?

СМЕШОН.
Либо?

АМНЕРИС.
Какой теперь ты оставляешь выбор?
Кому?

СМЕШОН.
Творцу миров. Кому же.

АМНЕРИС.
Варишь!
И вот ему — не нужен сотоварищ.
Да и таджику мало ли работы,
Чтоб вешать эту на него еще и.

СМЕШОН.
Шайтан… логично. Но мешает что-то.
Как не одеться.

АМНЕРИС.
Стыд? Как запрещенный
Прием? Как деньги в долг? Как мягкотелость?

СМЕШОН.
Налог, скорее. Не могу, но въелось.
Уже несет само, не отвлекая.
Как носом пожимать, когда ринит.

АМНЕРИС.
Кто никогда тебя не обвинит?
На свете есть такой… или такая?

СМЕШОН.
Смеешься.

АМНЕРИС.
Нет.

Семисекундная пауза в кино и от 15-20 секунд до минуты в театре.

СМЕШОН.
Один. Теперь в раю.
Как за руку держал.

АМНЕРИС.
…

Камера сориентирована со взглядом любого (на усмотрение режиссера) из двоих, но только одного из них — переключать нельзя.

Ну, как в прямом.

СМЕШОН.
Так честно?

АМНЕРИС.
Кто проверит?
Часы из кадра эти убери, и…

Смешон снимает наручные часы и кладет перед собой на стол. Амнерис поправляет накидку.

Махмуд, немного камеру правее,
Потом отсчет — и дубль "Александрия".

Камера ориентируется на пять часов от линии Амнерис — Смешон и задерживается секунд на двадцать — двадцать пять — ровно настолько, чтобы дать понять, что Смешон произносит законченную развернутую фразу, а Амнерис переводит.
На экране с прозрачностью 20% (Смешон и Амнерис продолжают просвечивать на одну пятую) сменяются интерьеры и пейзажи Таджикистана. На две пятых это сцены домашнего просмотра ТВ (чаще семейного, но есть и одинокие зрители, главным образом в возрасте), на две пятых — сцены людей, останавливающихся на улицах и площадях, прислушивающихся к репродукторам, присматривающихся к табло, заглядывающих в окна, заговаривающих друг с другом.
На одной пятой сцен — бойцы в окопах и на позициях.
Слов передачи или не слышно вовсе, или слышны (громкостью до 30-40%) отдельные фразы и фрагменты фраз (голосом Смешона — на языке постановки, голосом Амнерис — по-арабски):
"…ввиду неприемлемой и недопустимой агрессии…"
"…полагая возможным обмануть и расколоть таджикское общество…"
"…единодушно отверг…"
"…закона и порядка в республике и защиты конституционного строя…"
"…власть в свои руки".
Звучит, занимая весь остальной аудиоканал, песня группы "Сплин" "Линия жизни".

АМНЕРИС.
Совсем уже иначе.

СМЕШОН.
Точно ли?

АМНЕРИС.
Как от избытка. Не взаймы, не рвано.

СМЕШОН.
Ты как Коран читаешь.

АМНЕРИС.
Не хвали.
Мы все, арабы, вышли из Корана.

СМЕШОН.
Сам звук. Вот смысл…

АМНЕРИС.
А он, выходит, мимо?
Как щебет?

СМЕШОН (морщась).
Тут не учат.

АМНЕРИС.
Поправимо.

(достает из аптечки пузырек с записями и распечатывает пробку)

Запей водой.

СМЕШОН.
Взамен веревки-мыла?

АМНЕРИС.
Там клип. Я ваш персидский так учила.

СМЕШОН (хлопает глазами).
Ой.

(четырехсекундная пауза)

Сладкая.

АМНЕРИС.
Махмуд, поздравь эмира!
Впервые в жизни пять минут эфира.


СЦЕНА 3. КУРГАН-ТЮБЕ

Те же, там же, только Смешон водит глазами, пытаясь проснуться.

АМНЕРИС.
По кофе бы теперь.

СМЕШОН (показывая пальцем вверх).
"Седьмая нега".

РАМФИС.
Нас не отравят?

АМНЕРИС (показывая на рюкзак Рамфиса).
Термос и пиалы.

СМЕШОН.
А что не здесь?

АМНЕРИС.
Вдруг выглянет коллега.
И вообще сравнить, как было-стало.

СМЕШОН (жмет плечами).
На этом все померзло огороде.

АМНЕРИС.
Они придут, эмир. Всегда приходят.
Клянусь…

(раздумывает, вертя пальцами)

РАМФИС.
…своим хвостом.

АМНЕРИС.
Плохой я трагик.

СМЕШОН.
На случай, если впрямь меня отравят,
Дай термос, что ли.

Смешон, Рамфис и Амнерис бдительно поднимаются по лестнице. Рамфис идет впереди, держа ладонь на кобуре, Амнерис и (отставая от нее на одно плечо) Смешон — следом. Амнерис ступает еще осторожней, чем остальные, но ступени, к счастью, частые, а этажей всего три.

АМНЕРИС.
Что глядишь понуро?
Еще поспишь на вышитом белье.

Задержавшись на повороте, Амнерис достает из сумочки плотный черный томик с золочеными уголками и вязью ромбиком в центре обложки. На корешке мелькают какие-то двоичные цифры.

Держи.

СМЕШОН.
Чума. Арабский, не Салье?
Чем отдарить?

АМНЕРИС (не раздумывая).
"Записками Бабура".

Монтажная склейка. Выйдя в коридор, они оказываются сразу у дверей ресторанного зала.

РАМФИС.
Зачем их семь?

АМНЕРИС.
Кого?

РАМФИС.
Считаю перлы:
Седьмая NEGA равнозначна первой.
Зачем-то усложнение пустое…

АМНЕРИС (вздыхая).
Айтишники… В углу нормальный столик?

РАМФИС.
Отстреливаться — да. Просить пощады…

АМНЕРИС.
Шутник вы, дядя.

СМЕШОН (с шумом ставя на стол термос и бросая рядом томик "1001 ночи").
Кофе? Угощаю!

Общий план: ресторанный зал почти пуст. Двое боевиков у стойки заказывают афганский кебаб. Трое технических сотрудников у окна о чем-то оживленно беседуют (самый целеустремленный — красочно жестикулируя вилкой). Играет тихая народная музыка, из которой слышны главным образом партия домры и иногда бонги.

Под потолком кружатся бумажные снежинки, прикрепленные к люстрам.

Поднимаясь от кофейного автомата, к столику (по часовой стрелке, спинами к стене: Смешон, Рамфис, Амнерис) подходит корреспондент. В руке у него бумажная пиала с двойным эспрессо. Смешон не узнает его, но зрители узнают: это он вел последний прижизненный прямой президентский репортаж.

КОРРЕСПОНДЕНТ.
Райкомовские?

СМЕШОН (кивая, протягивая правую руку, а левой делая приглашающий жест).
Мобрезерв.

КОРРЕСПОНДЕНТ (ставя пиалу и пожимая руку).
Понятно.
Я так и ждал — джек-пот, и всех обратно.
С комиссией у нас?

Смешон вопросительно смотрит на Рамфиса и Амнерис.

РАМФИС.
ООН.

КОРРЕСПОНДЕНТ.
Серьезно.
Я кое-что скажу, пока не поздно?
Вы смотрите "Останкино"?

РАМФИС.
По долгу.

КОРРЕСПОНДЕНТ.
Я — спектра для. Но редко, не подолгу…
Глядишь, об нас обмолвятся немного.
Во-первых — ожидается подмога:
Сто танков с юга.

СМЕШОН.
Надо же.

КОРРЕСПОНДЕНТ.
И вроде
Сегодня по Москве включенье в полдень.

СМЕШОН (доставая телефон).
О этом знать сей миг должна Фарзона.

КОРРЕСПОНДЕНТ.
Прямое с объявлением.

АМНЕРИС (поднимаясь).
Таймзона?
Я что-то совпадениям не рада.
Какое время у Москвы?

РАМФИС.
Багдада.

АМНЕРИС.
А запись есть?

КОРРЕСПОНДЕНТ.
А в интернет залазьте.

(вопросительно глядя на Смешона, протягивает телефон неизбирательно Рамфису и Амнерис)

Они всю сетку держат на подкасте.

Оживший в телефоне диктор говорит что-то непонятное по-русски.

РАМФИС (растягивая изображение двумя пальцами).
HD? Four-K? У нас есть шанс на чудо.

АМНЕРИС.
Неужто?

РАМФИС.
Репортаж вели отсюда.

АМНЕРИС.
Колись, коли не тайна, как узнал.

РАМФИС.
Тут бит в секунду, как на автостраде.
По ОЭСР, в стране такой канал
В Душанде только и в Ленинабаде.

(делает стоп-кадр и поворачивает экран к корреспонденту)

Вот угол, задник, занавес, подставка.
В какой из студий эта бородавка?

КОРРЕСПОНДЕНТ.
Не новостей. Из вариантов сильных —
Культура, спорт…

ТЕХНИЧЕСКИЙ СОТРУДНИК (кричит через весь зал, размахивая вилкой).
Художественных фильмов.

Монтажная склейка. Смешон, Рамфис и Амнерис спускаются по лестнице. У Смешона в левой руке моток кабеля для микрофонов, в правой — у уха — трубка.

ФАРЗОНА (по телефону).
А цифры? Их не очень много в классе.
"Тэ" семьдесят какой?

СМЕШОН.
Второй.

ФАРЗОНА.
Не парься.
Кумулятивный в воздухозаборник
Сжигает содержимое дотла.
Мост перекрыт.

СМЕШОН.
Фарзона!..

ФАРЗОНА.
Что, позорник?
Я много где инкогнито была!

АМНЕРИС (дождавшись отбоя).
Сестрица?

СМЕШОН.
Да.

АМНЕРИС.
Наслышана. Сурова.

СМЕШОН.
Да и коллеги в очередь хитры…
Попробую дополнить добрым словом
Суровую находчивость сестры.
Хоть я и не заканчивал Парнас,
Есть адрес на уме для старикана.

Выйдя с лестницы, они стоят перед дверью в студию художественных фильмов.
Рамфис перекусывает проволоку на замке щитка в стене справа от двери.

РАМФИС.
Дай знак.

СМЕШОН (отводя правую руку с кабелем).
"Александрия".

Широкая ладонь Рамфиса перебрасывает в ноль пять рубильников сразу: "Эфир", "Кабель", "Интернет", "Свет", "Защитное поле". Амнерис распахивает дверь.
Петля микрофонного шнура приматывает военкора Эренбургиса к стулу.

Кто из нас,
Электриков, не приручил аркана?

ЭРЕНБУРГИС (немного задыхаясь).
Внезапно… Где Дракулов?

СМЕШОН.
За него.
Как там: немного званных, много сланных?

АМНЕРИС (подыгрывая).
Планированье много заняло,
А наипаче исполненье планов.

РАМФИС (умудренно и торжественно).
Цвет облетит — и плод приносит завязь.

Смешон ставит с противоположного от Эренбургиса края стола еще два стула. Троица садится.

ЭРЕНБУРГИС.
Со светом что-то.

РАМФИС.
Мы поставим запись.

ЭРЕНБУРГИС.
Тут шифром запаролено…

РАМФИС (доставая смарт-карту из нагрудного кармана Эренбургиса).
Я справлюсь.

ЭРЕНБУРГИС.
Представимся, быть может?

АМНЕРИС.
Айя.

РАМФИС.
Рамфис.

ЭРЕНБУРГИС (оживляясь).
С ума сойти. Латыш? Каким же чудом?
Земляк? С какого хутора-села?

РАМФИС.
Из Гизы. "Рамфис" мама назвала,
А за упорство прозван я Махмудом.
Айтишник.

ЭРЕНБУРГИС (кивая).
Все учились понемногу.

РАМФИС.
А я от юных лет избрал дорогу.
Мне правда предстает, как есть, нагая —
Связь между всем ищу и пролагаю.
Непросто знать меня и быти целу.

ЭРЕНБУРГИС.
Двенадцать. Может, к делу?

СМЕШОН.
Можно к делу.
Дай с Первым связь.

ЭРЕНБУРГИС.
Не по моим грехам.

СМЕШОН (привставая).
Ты, брат, не понял. Сам московский хан
Вручал мне орден питерского князя —
Попробуй-ка не дать мне с ханом связи!

ЭРЕНБУРГИС.
Не здесь.

РАМФИС.
Путь мал от молнии до грому.

ЭРЕНБУРГИС (смеется).
Айтишник?

РАМФИС.
И криптограф: по живому.
Без некоторой трудности и боли
Успеха не снискать в наркоконтроле.
В ходу приемы всяки были разны,
Народ их звал "египетские…"

АМНЕРИС (уважительно).
Там дядюшка и заработал кличку.

РАМФИС.
Ай, лапушка, подай мне косметичку.

Звучит песня группы "Чужие" "Сумочка" (кормильцевский вариант из альбома "Подполье").
Рамфис выкладывает на стол косметические принадлежности: щипчики, пинцет, кусачки для ногтей, пилочку для них же, набор булавок и швейных игл, штопор, еще один складной нож с пилочкой для ногтей и штопором, крупную булавку для подкалывания волос, еще щипчики, раковину из Красного моря с розовыми разводами, миниатюрные косые плоскогубцы, пинцет…
Руки Эренбургиса (камера то переключается на него, то отступает, беря кого-то из троицы или стол с инструментами) вздрагивают и трясутся, как на электрическом стуле.
На словах "ангелы спускаются с неба, ангелы спускаются с неба…" песня становится тише. Монтажный переход затемнением.

ЭРЕНБУРГИС.
Все смыла, смыла вешняя вода!
Я свой. Не надо больно, господа.
Забудьте все, как не было в помине.

СМЕШОН.
Тогда под запись: "Слава Украине!"

ЭРЕНБУРГИС (подскакивает на стуле, но кабель мешает).
Героям слава! Стоп. А вам куда?

СМЕШОН.
Для шантажа. И для присяги: право —
Послужишь кавалеру Ярослава?

ЭРЕНБУРГИС (в полном отчаянии).
Вертушка. Ей владеет только Лацис.

СМЕШОН.
В Курган-Тюбе?

Эренбургис кивает.

РАМФИС.
Нам рядом.

АМНЕРИС (вставая и складывая принадлежности со стола).
Собирайтесь.

ЭРЕНБУРГИС.
Там танки…

АМНЕРИС.
Нам блокада не указ:
У нас индус-водитель с общей базы.

Монтажная склейка. Военкор Эренбургис отвязан от стула, но все еще перевязан микрофонным штуром поперек пояса и поверх рук. Рамфис и Смешон держат шнур за оба концевых разъема.

АМНЕРИС (в трубку).
Со мною трое, Радж!

РАДЖ (в трубке).
Кварталь от вас.
Пока вас ждаль, тут половиль заказы.

Монтажная склейка. По солнцу — время сильно за аср и подходит к магрибу.
Синяя "Хонда" Раджа подъезжает по совершенно пустому шоссе к воротам базы.

ЧАСОВОЙ (в окне).
Сверяемся по списку! Не спеши.
Латыш?

СМЕШОН (показывая на орден Трех Звезд).
Приемный. Принят в латыши.

Троица идет по коридорам базы. На стендах (с левой стороны, чтобы камера двигалась вдоль текста) можно прочесть заголовки листка агитации: "БОЙЦОВ ПРИСЯГА ТЕОДОРУ НЕТТЕ, ЖИВОМУ ВЕЧНО В НАШЕЙ СТЕНГАЗЕТТЕ".

Монтажная склейка. Троица стоит перед входом в кабинет генерала Лациса с личным туалетом. Из двери туалета (прямо напротив входной) торчит взмыленная голова генерала.

ЛАЦИС.
Б^дь, Эриксон. Перемудрил с вистами?

Эренбургис тихо, от бедра, показывает красную книжечку.

ЛАЦИС (тяжело вздохнув, машет рукой).
Валяй.

Камера, переключившись, берет Смешона со стороны левого уха. Увесистая трубка дискового телефона на витом шнуре приложена к правому.

СМЕШОН.
…и ветеран Афганистана.
Во избежанье всяческих коллизий…
Что значит — сколько у меня дивизий?
Три миллиона кирок и лопат,
Что по комплектованью… да, стройбат.
Не самый крепкий Рембо на земле,
Но плов у нас достаточно наварист.
Вы помните — зубец стены в Кремле
Свалился? Это мы тренировались.
Нет. В том числе. Не уроните мыло,
Мы ждать не станем мартовских календ.
Как это… не у Гоголя, у Рэнд:
Построили Москву — вернем, как было.
Пойдут. Увидев жертвы этих банд…
Вам ставили коллеги плач Рахили?
У нас хороший собран фотобанк.
Нет, с той войны. Отец держал в архиве.
Да хоть в Герат. В Герате стройка века,
Там примут и таджика, и узбека —
Язык родной, и виды там красивы…
На ноль вам множить вроде не впервой?
Наш вариант — по-доброму отбой,
Но я обрисовал альтернативы.

Из трубки слышен неразборчивый рокот.
Смешон, постучавшись в дверь туалета, просовывает трубку туда.

Монтажный переход наплывом сверху.

ЛАЦИС (из той же двери, с трубкой в руке).
Прискорбные дела и жертвы эти —
Банд басмачей. За них мы не в ответе.
Без перемен приказ по нашей части:
Чтоб не мешали передаче власти,
А к вызовам стояли наготове.

АМНЕРИС (с готовностью рапортуя).
Ушло на CNN и на 4Chan.

Быстрые гудки мгновенного отбоя. Монтажный переход — неспешный, в секунду (параллельный акустический — в две, с запаздыванием).

СМЕШОН (уже в собственный телефон).
А базу оцепить, чтоб басмачам
Ни капли не пролить латышской крови!

Вечер. Закат за горами со стороны водителя. Синяя "Хонда" Раджа набита доверху: впереди Смешон, на заднем сиденье пятеро — Рамфис, Амнерис на его коленях и трое специалистов инспекционной делегации — медик, психолог и химик-органик.

Смешон растерянно вглядывается в телефон, но звонит не он, а медаль глав государств Центральной Азии.

СМЕШОН
Все по епломатической науке:
Как хан сказал, что не пойдет браниться…

(приподнимает земной шар на медали, как створку раковины, и подносит медаль к уху)

ШАРАПОВ.
Смешон, у нас тут руки есть и луки.

СМЕШОН.
Стреляйте, если перейдут границу.
А то еще мы на водоканале
Осколки ваших стрел не подобрали.

(вешает трубку, вздыхает)

Еще поедет в мае на парад.
Но надо ж… Тушкой вылезли из штиля.


СЦЕНА 4. ПРОЩАНИЕ

Поднявшись по опоясывающим ступеням, Смешон стоит рядом с белой боковой стеной здания — с кондиционером, но без окон. Композиционно (кроме цвета) место похоже на левое крыло ДК молодежи в Худжанде. Во сне здание гораздо больше, и это Дворец Республики.

Заканчивая разговор по телефону и убирая его в карман, Созвон выходит из стены в сияющих золотых сандалиях. Они не отражают солнце, а именно светятся всей поверхностью.

СМЕШОН.
У нас пока война на всех парах.
Тут не опасно?

СОЗВОН.
Мама отпустила.
"Беги, — сказала. — Полно. Не томись".

СМЕШОН.
В семье надежный самый пессимист?
Теперь и я спокоен.

СОЗВОН.
Было жарче.
Не по моим, а по ее словам.

СМЕШОН.
В гражданскую?

Созвон кивает.

Ну, что — я жезл отдам?

СОЗВОН.
Не понял.

СМЕШОН.
Я ведь не взаправду сварщик.

СОЗВОН.
А кто? Не я же.

СМЕШОН.
Как же?

СОЗВОН.
Please forgive.
Моя среда — торговля.

СМЕШОН.
Я растерян.

СОЗВОН.
Есть у всего издержки. Кровь пролив,
Я не сумею проходить сквозь стены.

СМЕШОН.
Война не все же время?

СОЗВОН.
Кровь пролив
Любую — на войне, не на войне ли.
Короче, благородный твой порыв
Ценю, но зря. Ты не Гаспар Арнери.
Из камня пар не сделаешь.

СМЕШОН.
А мама?
Согласна?

СОЗВОН.
Для семьи ты просто манна:
Герой, из ниоткуда, свой, красивый,
Четверкой барсов въехал — балансируй.
Считай, судьба открыла паранджу:
Ты правь — а я курьером послужу.

Да, есть и у тебя запретный круг.
Имей в виду.

СМЕШОН.
Какой же?

СОЗВОН.
Честный труд.
Зато вести на бой, нести патроны…

СМЕШОН.
Не говори.

СОЗВОН.
Судьба Анушервона.
Последний недогляд у мамы в жизни.

Поднимаясь во весь рост над позициями, юный Анушервон мчится через парк Рудаки на белом ахалтекинце. Во сне у него лицо и голос десятилетнего.

АНУШЕРВОН (полуоборачиваясь).
На штурм, за мной!

Он не успевает снова посмотреть вперед: из-за обеих линий кустов проливается град стрел.

СМЕШОН.
Зачем вы, тетя Изма…

Смешон вскакивает на топчане, оборудованном в комнате для прислуги, и внимательно смотрит на Шонкуля, дежурящего при его постели.

ШОНКУЛЬ.
Приснилось что-то?

СМЕШОН.
Я кричал?

ШОНКУЛЬ.
Так, стон.
Но до мурашек.

СМЕШОН.
Где Анушервон?

ШОНКУЛЬ (жмет плечами).
В Кулябе, где и должен быть по праву:
Зачет сдает по вскачу и стремглаву.
Точней всего должна бы знать сестрица.
Что снилось-то?

СМЕШОН.
Врагу не дай присниться.
И, гад, реальный — ровно, что маячит.
Нет, все, подъем, а то расклеюсь в клячу.

Встает, натягивает брюки и выходит из комнаты в коридор рядом с приемной бункера.
В приемной почти так же людно, как на первом военном совете, но непривычно тихо. Командиры вместо обсуждения ковыряются в телефонах. Телохранители просто молчат.

Что тишина? Где выкладки, детали?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ (поднимая глаза).
Матч выигран, эмир.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ.
Мы их дожали.
Они бегут…

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ.
…как газы от гороха.

СМЕШОН.
Что ж тишина?

РЕЗА.
Смешон… невесте плохо.

Монтажная склейка. Смешон выходит из импровизированного лазарета в коридор. Военно-полевой врач из ополчения выходит следом, плотно прижимая дверь.
Звучит песня "Мамнунам" на стихи Орзу Исо.

ВОЕННО-ПОЛЕВОЙ ВРАЧ.
Ритм Черт-те-Чтокса.

СМЕШОН.
Не хватает брани.

ВОЕННО-ПОЛЕВОЙ ВРАЧ.
И данных для клинической картины.

СМЕШОН (дежурному).
Центральная больница, номер?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ.
Брали.
Все в отпуске, эмир.

СМЕШОН.
Корона?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ.
Мины.

ДЕЖУРНЫЙ (поднимая ладонь).
Сейчас я главврача мобильный выну.

Монтажная склейка. Смешон слушает голос в трубке, опершись в углу и запрокинув голову.

ГЛАВВРАЧ (по телефону).
Вы должность дайте, должность, а не имя!
Вы кто такой? Начхалзамкомпоморде?

СМЕШОН.
Герой Таджикистана. Есть и орден.
Вас удовлетворяет этот фетиш?

ГЛАВВРАЧ.
Давайте транспорт.

Монтажная склейка.

СМЕШОН (Шонкулю).
В "Гюлистан" заедешь?

ШОНКУЛЬ.
Ты говорил — ООН лечить не может?

СМЕШОН.
Бойцов для боя.

ШОНКУЛЬ.
Четко. Будут тоже.

Коридор возле входа в лазарет. Присутствуют военно-полевой врач (с тетрадью записей в руках), главврач из ЦКБ (с лентой энцефалограммы), терапевт и психолог из ООНовской делегации, позади них — химик-органик и Амнерис, Смешон — чуть позади военно-полевого врача.
Где-то в хвосте за Амнерис — Фарзона.

ТЕРАПЕВТ (главврачу).
Что, психосоматическое?

ГЛАВВРАЧ.
Вроде.
Внедренная программа на исходе.

(поворачивается к психологу)

Мы вместе же читали?

ПСИХОЛОГ.
Триггер кода.
Последнему — треть или четверть года,
Потом давило мало, но удало,
Негаданно на днях сбылось — и кома.
Вопрос семье: в дому ль, вдали от дома —
К чему она стремилась? Что пугало?

ФАРЗОНА.
А ей поможешь этим декриптажем?

СМЕШОН.
Похоже, что мы знаем.

(ОБА).
Вслух не скажем.

МЕДИЦИНСКАЯ СЕСТРА (открывая дверь лазарета).
Консилиум! Дыханье Черт-те-Чтокса.
Сто пять секунд от паузы до частых.

ХИМИК-ОРГАНИК.
Взлом — пара сотен лет, как повернется.
На квантовых — быстрей. Но кто нам даст их…
И тоже долго. Год, другой — не пряник.

ФАРЗОНА.
Я кое-что скажу, Смешон?

Смешон кивает.

Племянник.

В коридоре остаются Фарзона, химик, Смешон и Амнерис.

ФАРЗОНА.
Прости, что я без этих… венераций.

СМЕШОН.
Да я бы тоже как-нибудь без притор.

(Амнерис)

Ты говорила — можно попрощаться.

АМНЕРИС (химику).
С собой железо?

ХИМИК.
Камера и принтер.

СМЕШОН.
Что я люблю, что не желал разрыва…
Хоть пять минут.

ХИМИК.
Два кубика in vivo.
Пойдем, где есть акустика, среда.

Монтажная склейка. Смешон стоит спиной к белой стене, перед ним — гладильная доска, на гладильной доске, на высоте груди Смешона — ноутбук химика. Поодаль, у окна, стол с реактивами и РНК-принтером со множеством капилляров и проводов. Возле стола — Амнерис.

АМНЕРИС (подпевая).
…тада-тада, тада-тадата… да…

СМЕШОН.
Теперь еще раз, без поддержки зала.
Она ревнует.

АМНЕРИС (смущаясь).
Правда?

СМЕШОН (вздыхая).
…ревновала.
Припоминала мне, что не жена, и…

Химик сбрасывает дубль и перезапускает запись.

Над капиллярами принтера в сложном порядке вспыхивают синие светодиоды.
Время между асром и магрибом — это видно по длине теней, которые отбрасывают пробирки.

ФАРЗОНА (без предупреждения распахивая дверь).
Так. Ты отец. И время поджимает.

ХИМИК.
До сборки полчаса.

ФАРЗОНА.
Их нет.

СМЕШОН (Амнерис).
Картины
Какие-нибудь?

АМНЕРИС (делает знак химику).
Дина. Танец Дины
И "ар-Рахман" — о милости и чуде.

Химик стремительно проглядывает сундук и протягивает Фарзоне склянку с таблетками.

ХИМИК.
Стерильные. Грамм физраствора.

ФАРЗОНА.
Будет.

Ожидание (2-3 минуты в кино, 3-5 минут в театре) длится без склеек, переключения камеры и какой-либо закадровой музыки.
На вернувшейся Фарзоне черный платок.

Передала.

Приняв склянку из рук Фарзоны, Смешон передает ее обратно Амнерис.

АМНЕРИС (смотря подпись на свет).
Шабиб, что это?

ХИМИК (подходя ближе).
"Дина…"

АМНЕРИС.
"…мика. Блок, маятник, пружина".

Знаком — коротким чирком сомкнутой ладони — она бросает Шабиба ниц.
Тот падает перед Смешоном, как обесточенный.

ХИМИК.
Казнить вели.

СМЕШОН (отступая на два шага).
Не ты убил. Иди ты…
Такую же сам ешь — и с Зулей квиты.

Из коридора звучат шаги, голоса и громкая жалоба младенца.

АМНЕРИС (химику).
Урок, Шабиб… Тебе и мне. На грани.
Вставай. Чуть-чуть слеженья за руками.

Дверь распахивается.

ВОЕННО-ПОЛЕВОЙ ВРАЧ.
Вот где они!

РЕЗА.
Давайте свет зажжем.

МЕДСЕСТРА (с младенцем на руках).
И термовентилятор. Есть тут? Холод…

ГЛАВВРАЧ.
Честь нареченья…

СМЕШОН (принимая сверток с младенцем на руки).
Голенький, как голубь.
Ты голубь мира. Маленький Пижон…

(поднимает взгляд)

Чем кормят их? Есть в доме молоко?

ТЕРАПЕВТ (медсестре).
Что там сейчас завозят в ваши веси?

МЕДСЕСТРА (Шонкулю).
Хоть "Бебимикс". Любой молочной смеси.

Смешон выходит из (действительно холодной) комнаты в жаркий коридор.
Проходя мимо лазарета, притрагивается к двери краем ладони из-под свертка.

СМЕШОН.
Прости меня. До встречи, Залегко.

Садится с Пижоном на диван в приемной бункера. Дежурный протягивает им бутылку, уже согретую на водяной бане.

Сверху звучат голоса разъезжающихся.

РЕЗА (сверху).
Вас всех до "Гюлистана"?

ГЛАВВРАЧ (сверху).
До Максуд.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ (проверяя телефон).
Весь город чист.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ.
В аэропорт бегут.
Пустить?

СМЕШОН.
Пускай уходят, в самом деле —
Что мы, Берлин берем? Не трать парней.
А есть пилот — повыше, побледней?
Подняться только. Чтоб не долетели.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ.
Найдем. В шахиды — очередь.

СМЕШОН.
Не путай.
Есть транспортный?

ДЕЖУРНЫЙ (от монитора).
"Антонов".

СМЕШОН.
С катапультой?

ДЕЖУРНЫЙ (выбирая в выпадающем меню поисковик).
Навроде, да.

СМЕШОН.
Ты точно.

ДЕЖУРНЫЙ (закрывая всплывшие окна).
Тут логины…
Да, подтверждаю: есть отстрел кабины.

Младенец жалуется.
Командир исламских возрожденцев поднимает телефон и уходит в опустевший верх дома.
По циферблату стрелочных часов с шелестом бежит секундная стрелка.
Звучит песня "Мамнунам" на стихи Орзу Исо, иногда заглушаемая жалобами младенца.

Над северо-западным углом карты Душанды, в горах, с легким "пф-ф-ф" всплывает и растворяется белое облачко.

СМЕШОН (вставая и целуя Пижона).
Отомщена. Не рой другому яму…
Я расскажу тебе еще про маму.

ДЕЖУРНЫЙ.
Безлюдный склон. Без выживших в импакте.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ (входя).
Все верно. Далер проявил характер.

СМЕШОН.
Он прыгнул? Приведи его ко мне, я…

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ.
Нет. Передал два слова: "Так вернее".

Смешон прокусывает нижнюю губу. Кровь капает на свернутое конвертом одеяло.
Смешон отставляет пустую бутыль в раковину, берет новую из кружки для водяной бани, садится в угол на корточки и поет, мелко подбрасывая Пижона на коленях.

Постепенно темнеет, но из освещения (вне кадра; в кадре источников света нет) горит только настольная лампа — или, может быть, распахнутая дверь уборной.

СМЕШОН.
Он видел землю до начала времен —
время не властно над тем, кто бессмертен.
Сотни и тысячи ложных имен,
тьма одиночества тысячелетий.

Будь
осторожен в желаниях —
путь
исполнений один:
слезы,
беда и страдания —
вот,
чем богат древний джинн,
вот
чем богат
дре-евний
джи-и-нн…

По коридору проходят вооруженные люди — не колонной, а вразнобой, по уже почти своим и почти мирным делам. Кто-то ищет воды напиться, открывает холодильник, спрашивает телефон, чтобы позвонить домой, или заряжает свой. Боец, легко раненый в запястье, делает перевязку. Слышен (искусственной примесью, а не так, как был бы через потайной ход, и произвольными наплывами, а не все время) стук буферов и воздушного блокиратора дверей бронепоезда.

Чьи-то руки подхватывают сверток с младенцем. Женский голос с неопределимым акцентом, какой возникает у специально тренировавшихся иностранцев, поет другую колыбельную.

ГОЛОС С АКЦЕНТОМ.
Когда лежит луна
Ломтем чарджуйской дыни
На краешке окна…

Младенец жалуется. Слышны шуршание одеяла, треск ленты-липучки, плеск молочной смеси.

…и духота кругом,
Когда закрыта дверь
И заколдован дом…

Шаги, скрип деревянной двери.

ГОЛОС ПОЛКОВНИКА.
Теперь-то вас с реальностью помирим.
Берете царство?

ГОЛОС СМЕШОНА.
Будете визирем?

Облака, скупые, как шерстяное одеяло, кутают каравай луны в трех седьмых.
По асфальту бьют капли конденсата из кондиционера.


СЦЕНА 5. УЗЕЛ ИСКАНДЕРА

Ослепительно солнечные небеса Худжанда.

Амнерис с Озодой (в строгих черных платьях, только Амнерис еще в накидке) обходят стоящую на набережной Набиева колонну фур гуманитарного конвоя "Alexandria Pescada — Александрия Песката". В руках у Озоды акт приема-передачи с шариковой ручкой на цепочке. За Озодой следуют двое одинаковых с лица стажеров экономического блока, за Амнерис — невозмутимый Рамфис (если бы не протокол, он бы насвистывал).

Флаг в парке Рудаки приспущен до середины. Эмблематика унии еще не утверждена (это должен делать парламент), и он на время сшит по краям из двух: одна сторона полотнища красно-бело-зеленая с семизвездьем, а другая сине-бело-зеленая с полумесяцем. Старый герб над рекой пока придрапирован брезентом. Фонари украшены треугольными растяжками на двух чередующихся языках: "ОБЪЕДИНЕНИЕ ПОЛЕЗНО ДЛЯ СЛАВЫ СОГДА И ХОРЕЗМА".

Смешон (с черным портфелем, первый раз в деловом костюме, но прическа без перемен), круто свернув с Измаила Самани и бросив президентский "Роллс-Ройс" перед Домом правительства (бывший облисполком), бежит навстречу Амнерис. Съемка переходит в замедленную.

Монтажный переход в освещенный коридор Дома правительства. Смешон и Амнерис входят в творческую студию (маски, позы, два листа прозы) эвакуированного из Душанды Союза писателей Таджикистана.

МЕСТКОМ (за столом и полностью поглощенный творчеством).
Ты, выпустивший джинна исламизма…

СМЕШОН (подходя ближе).
И что?

АМНЕРИС.
Смешон международно признан.

МЕСТКОМ.
Месткома-старца травите вы вскую?
Хвалю, хвалю я, а не критикую!
Спасение пришло от этих патл:
Так и пишу — и выпустил, и спрятал.
Я чту вас, мой эмир…

СМЕШОН.
Коровой дойной.

МЕСТКОМ (поднеся палец к губам и никак не реагируя на колкое замечание).
Есть разговор касательно покойной.
Чтоб память вознести ее, веду я…

СМЕШОН.
Касаться Зули не рекомендую.

МЕСТКОМ.
Все ж приступлю, от трепета алея:
Мы, высших муз служители, упруги.
Заказан мне диван для мавзолея
Супруги вашей.

СМЕШОН (в замешательстве).
Если бы супруги…

МЕСТКОМ.
Взываю! Извинения жевать
Не торопитесь вы, Хайяма ради.
Умм аль-валад, Смешон. Она же мать
Наследника! Я это все уладил.
По чину мавзолей положен ей
И тридцать две газели в мавзолей:
Что грудь томило, тяготило руки,
Все подвиги, борьбу, заслуги, муки
От раны сердца до болезни почек,
Суфийский диалект, куфийский почерк,
Все радости и скорби жизни тленной
От юности, манящей и блаженной,
До старости, лишеньями богатой —
И увенчаю Энгельса цитатой.
Как вам была верна, как от начала
Надежду всех таджиков распознала,
Неся — о, как тут не разговориться —
И прах дорог, и тайну материнства,
Как добродетель (о, мой дар омилий!)
Исполнив… Так по нраву?

СМЕШОН.
Затомили.
При чем тут я? Ее была бы воля.
Есть слово Залегко самой живое,
Как память чтить ее.

МЕСТКОМ (расцветая).
Эмир, внимаю!

СМЕШОН.
Пиши: часами Nordgreen осиянна,
Растрепана была, как ветер мая,
Особенно — седлая кедр Ливана.
Спой щедро про миндаль Канд-и-Бадама,
Жар самаркандских яблок; как упрямы
Две груши андижанские; как с ними
Наливом спорят две ахсыйских дыни.
Как, смысл даруя тонкой платья сени,
Звал базилик мостов, кунжута семя
И, путнику награда беспримерна,
Абу-Мансура…

МЕСТКОМ (алея и хрипло на усмотрение режиссера).
Нет. Не издаст Местком такого писка.
Не видно ль вам самим, как это низко?
У всех бывают слабости минуты,
По ним ли нас судить?

СМЕШОН.
Да фу-ты ну-ты.
То поварам не подвезут хумуса,
То вдохновенья лирикам.

МЕСТКОМ.
Без вкуса,
Без одухотворенья не творю я!

СМЕШОН.
Идет. Есть тема и для чистоплюя:
Бросающая свет в нелазной чаще,
С возвышенным концом.

МЕСТКОМ (просительно складывая руки).
Молю…

СМЕШОН.
Напой
Напев такой: о голубе летящем
И голубе, раздавленном ногой.
Сложи, гимнюк, про уксус вместо влаги,
Протянутый умершему во сне.
Сложи о мухах в ветхом пуштуне.
Сложи про дар, великий на бумаге.
Сложи про платье, сшитое так точно
По мерке, что не повернуть плеча.
Что зрение, истраченное ночью,
Спасет одно: идти на блеск меча.
Что этот миг заранее пропет
И проржавел, и поздно верить мигу —
И мы насквозь идем. Пиши, что свет,
Который в нас — рязанский сахар миру,
Что сами мы не ранены, а раны,
Черта в песке, движение резца —
И поле спит; и поле ждет косца.

Пятисекундное молчание.

МЕСТКОМ (теперь совершенно белый).
Как это возмутительно и бранно.
Я за себя скажу и за коллег:
Мы здесь ни кошек, ни щенков не мучим.
Конечно, в мире много есть калек,
Афганистан и Африка, но ввек
Я славить смерть и раны не научен.
Вы что, смеетесь темы эти низм…
Какой безумный эгоэкстремизм,
Какое равнодушие в металле!

(снова смотрит снизу вверх — тем удивительней, что не изменившись при этом в росте)

Какой проект вы первым предлагали?

СМЕШОН (полуотвернувшись то ли к Амнерис, то ли к подразумеваемой аудитории).
Лауреат на сотню киловатт
На деле оказался хиловат.
Не по зубам высокая культура?
Пиши, валяй про хан Абу-Мансура.

(поворачивается полностью и направляется к выходу)

Осла подвинуть можно к акведуку…

АМНЕРИС.
Не всех снабдишь своею головою.

МЕСТКОМ (бросаясь следом и падая на колени).
Я подержу начальственную руку?

СМЕШОН.
Я вымою ее.

МЕСТКОМ.
Эмира воля!

(держась за сомкнутые пальцы Смешона и не вставая с колен, поворачивается вглубь студии)

Видалчавон! Бегом пиши портрет:
"Боль за народ — властитель и поэт"!

Деликатный монтажный переход. Смешон и Амнерис идут дальше по коридору.

АМНЕРИС.
А старика воспитываешь зря ты:
Он тоже поведет твои отряды.
По зернышку птенцов питает птаха.

СМЕШОН.
Он ни во что не верит, кроме страха.
Я мало ль видел этого народца…
И страх-то — что получка промахнется.

АМНЕРИС.
Ты победил. К победе липнет челядь,
Но мастер в мастерской всегда один.
Вот колокол, в который муэдзин
С размаху бьет, — во что-то должен верить?

СМЕШОН.
Себя, бывает, чувствуешь, как нелюдь.
А должен кто-то мазаться в грязи…

Смешон и Амнерис заходят в никем не занятый кабинет со снятой с петель входной дверью и косо стоящим письменным столом с ящиками.

АМНЕРИС.
Ты прав во всем, но есть еще немного.
Позволишь, штрих добавлю к монологу?
Дополню, так сказать, одним аятом.

СМЕШОН (удивленно).
Конечно же.

АМНЕРИС.
О поваре, распятом
За варево из зернышек.

СМЕШОН.
Hold on.
Переварю.

АМНЕРИС.
Чем спутаннее сон,
Чем изо льда в огонь без меры средней,
Тем, растворяясь, тает он бесследней.
Тем верного у двери райской рощи
Слабее держит. Отпускает проще,
Чтоб пронеслись года земного стажа
Не пленом, болью, не загадкой даже —
Лишь удивленьем: "Что за придурь, ересь…"
Тогда душа, Всевышнему доверясь,
Еще от света яркого слепая,
Идет, в наследство вечное вступая.

СМЕШОН.
Убила насмерть. Будь…

АМНЕРИС.
Сдается мне, ты ищешь не жены!
Я, до чего дойду, и так не скрою,
И редко вообще толкую сны.
Но нам дела еще предрешены:
Я завтра встану за твоей спиною.

(задумывается)

Еще бы Моди — не было б цены…
А, впрочем, зафрахтуем ас-Сабаха.
По прутику гнездо свивает птаха.

СМЕШОН.
Еще Шарапов.

АМНЕРИС.
ЧУдно! Три страны.

(подходит ближе, но без прикосновения)

Творцу дано лишь знать, чего мы стоим.
На высоте, открытой нам обоим,
Друзьям — и тем не открывают спин.
Но мы одной, эмир, с тобою кожи.
Ты лет на пять едва меня моложе,
Всего пять лет — а ты почти как сын…
Не удивляйся моему резону:
Нужна таджичка в матери Пижону.

Смешон молчит. Сняв со стены короткий наградной кинжал, Амнерис отрезает от края накидки ленту шириной в ладонь, скорописью набрасывает тушью для век: "Подлетное время — двадцать минут" — и тихо протягивает эмиру.

Смешон куда-то прячет ленту за кадром.

Монтажный переход. Дверь коридора распахивается в оживленную галерею с колоннами. По галерее шумно пробегают люди, ища друг друга — еще не как перед заседанием или концертом, но все-таки в спешке. Грузчики вносят оргтехнику, ящики документов и мебель. Около дальней стены (самой тихой) ждут оба полевых командира. С лестницы, впуская процессию культурных работников из Афганистана, заглядывает караванщик "Таджпочты".

КАРАВАНЩИК.
Министру обороны заказной!

ФАРЗОНА (в своем лучшем платье, с бокалом вина в левой руке и телефоном в правой).
Бегу! Где расписаться в накладной?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ (с ужасом).
Гарем!

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ (с ужасом).
Парней!

СМЕШОН (подходя к командирам).
И что?

АМНЕРИС.
Парад гамет.
Вы погодите, не сушите порох:
По-моему, отличный аргумент
Обеим сторонам в газетных спорах
Вперед на годы.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ.
Да, но чем чревато?

АМНЕРИС (пожимая плечами).
Любимой темой для электората.

ФАРЗОНА (отводя в сторону одного юношу из процессии).
## ######## Фарзону-госпожу?
##### ## ###.

ЮНОША ИЗ ПРОЦЕССИИ (с улыбкой склоняя голову).
##### # ######.

СМЕШОН (медленно выдыхая).
С таким двором я в гроб до срока лягу.

ПОЛЕВЫЕ КОМАНДИРЫ (единодушно, но перебивая друг друга).
Решим уже вопрос: на чем присягу?

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ (оправдываясь).
Пока отсчет не подошел к нулю.

СМЕШОН (ставя портфель на пол и расстегивая его).
Сейчас я тоже узел разрублю.

Достает из портфеля подарочное издание "1001 ночи" с золочеными уголками.

Оригинал. Чего еще вам надо?
В ней весь Коран, поскольку в ней шахада.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР ИСЛАМСКИХ ВОЗРОЖДЕНЦЕВ (передавая томик коллеге).
Наш представитель удовлетворен.

ПОЛЕВОЙ КОМАНДИР КУЛЯБСКИХ ОПОЛЧЕНЦЕВ (растерянно листая).
А наша Конституция, Смешон?

СМЕШОН (выпрямляясь во весь рост).
Поверьте, не испортит повар блюда:
Вся наша Конституция отсюда.


ЭПИЛОГ
СЦЕНА 1. КАМИН

Дворцовые покои четыре с половиной года спустя.
Долгие дни после Навруза. Комната для чтения. Вечер.

Смешон, Пижон и Анзурат сидят на обширном угловом диване под разукрашенной лампой-тентом. Анзурат отдыхает на коротком выступе дивана, Смешон забрался с ногами на длинный. Пижон вертится в углу. Волосы у Смешона подобраны в хвост, но короче не стали.
На подносе заканчивается блюдо спелого инжира. Рядом с ним, со стороны Смешона — черный томик сказок "1001 ночи" на арабском языке с золочеными уголками.
С противоположной стороны комнаты умиротворительно потрескивает камин.

СМЕШОН.
На том мы и сошлись. И я, Пижон,
Присягу приносил на этой книге.

Ты, Анзурат, бери-ка тоже фиги,
А то потомство слипнется.

АНЗУРАТ (треплет Пижона по загривку, но фигу не берет).
Ужо!
И губы перед сном умой от сока.

ПИЖОН (рассудительно).
Одной последней будет одиноко.

(дожевав)

Ты не сказал, а кто она?

СМЕШОН.
Пижон,
Ты помнишь маму Джандаля?

ПИЖОН.
Немного.

АНЗУРАТ.
Он мал еще был. Так, глядел с порога.

(Пижону)

Ты был не очень ею поражен.
Она детей не любит. Вот пожары,
Интриги…

СМЕШОН (неожиданно).
И полазить.

ПИЖОН.
Всё, как я!

АНЗУРАТ (с улыбкой покачивая головой).
Кир, Александр…

СМЕШОН.
У колобка большая
И очень необычная семья.

АНЗУРАТ.
Вот-вот. На чем последний раз мешен?

СМЕШОН.
Чтоб я все знал. Деривативы, крипто…

(Пижону)

Автобус помнишь с верхним этажом?

ПИЖОН.
Конечно, помню.

СМЕШОН.
Это из Египта.
Ты помнишь, где он?

ПИЖОН (очень гордый собой).
Между двух широт!

Анзурат смеется, Смешон сдерживает улыбку.

СМЕШОН.
Увидишь сам. Мы к ним поедем скоро,
Залезешь в море…

АНЗУРАТ.
Надо в этот год.
А через год, глядишь, уже и школа.

(поворачивается к Смешону)

Ты, кстати, за программами следишь?
Что в Минобразе делается?

СМЕШОН.
Редко.
Надеюсь, метко.

АНЗУРАТ.
Опиум-гашиш
И вместо обучения таблетка.

СМЕШОН.
Не прямо так. Профессор Приведдин,
Бухарский институт…

АНЗУРАТ.
Но я же мама!
Дать впечатленья может гипнограмма,
Но выработать навык — ты один.

СМЕШОН.
Ну да. Но блоки вроде дат, мнемоник…
А то их учишь, бегаешь, как слоник.
Твоя-то роль при этом неизменна:
Охват, система.

АНЗУРАТ.
Именно — система.
Подросток же сейчас до клипов падок,
Все по верхам бежит, как папарацци…

(поворачивается к Пижону)

Ну, спать?

ПИЖОН (твердо).
Одну.

СМЕШОН (строго поднимая палец).
Еще одну — и набок.

ПИЖОН.
Пап, а скажи "шестнадцать" по-арабски?


СЦЕНА 2. КИТАЙ-ГОРОД

Москва. Декабрьская предновогодняя суета. Камера медленно проплывает мимо киноафиши. В прокате романтическая сага "Восточная сказка" по роману "Тысяча сияющих солнц" и военная драма "Девятая ##па" (16+), основанная на реальных событиях.

В вагон Таганской линии метро (в центр) на станции "Китай-город" в инвалидном кресле въезжает ветеран "горячих точек" с гитарой и в камуфляже.
Ноги инвалида укрыты асимметрично лежащим черным пледом или покрывалом.
Поезд трогается.
Инвалид поворачивает кресло по направлению движения и поет без предисловий.

ИНВАЛИД.
Кружились пары — блеск любимых глаз,
Куранты били, год сменяя старый,
А в этот час в ущелье под Дангарой
Огнем горел подбитый наш "КамАЗ".

Мы обещали — выполним приказ,
Писали матерям — не верить в слухи…
А из "зеленки" выступили "духи",
Гранатомет кинжально бил по нас.

Они твердили: "Совершать намаз
Хотим мы только пять раз в день по вере"…
Уж не в Афгане — в бывшем эсэсэре
Они давно не слышали отказ.

Убит Андрюха, Леха в снег упал,
И над землей осколки пели звонко…
За маму, за таджикского ребенка
Стояли мы, никто не отступал.

Я медсестре сказал: "Сестренка, режь", —
И смерти ждал, покуда нувориши,
За спинами о всем договорившись,
Трофеи выводили за рубеж.

Мне не на чем подняться больше в пляс,
Мы долг отдали свой, и не жалею…
Вдруг журналисты вспомнят к юбилею,
Как догорал подбитый наш "КамАЗ".

Вези, "Тюльпан", в московский мокрый снег,
В страну родную, как к неверной бабе…

Стоящий возле схемы метро демобилизованный стрелок отвлекается от украшенной невесты.

СТРЕЛОК.
Б^дь, Эриксон.

Инвалид настороженно смотрит на демобилизованного стрелка.

Ты был же этим, в штабе!

Между ветеранами нарастают возбуждение и разногласия. Ветеранов пытаются примирить обеспокоенные пассажиры и наряд УВД Московского метрополитена.


СЦЕНА 3. КАИР

Рабочая студия Амнерис на двенадцатом этаже дворца в Каире: вход по коридору вдоль условно-восточной стены с условного юга, вдоль южной стены — кухня и рукомойник, вдоль них — ряд квадратных колонн (к ближней ко входу придвинуто кресло), окна от уровня груди в северо-восточном углу и на запад. Стеллажи с книгами и документами, заставленный вещами диван в северо-западном углу, походное снаряжение и вообще множество вещей. Видно, что в студии не принимают посетителей, но принимают пищу, спят и работают (в пропорции 1:2:4).

Амнерис вваливается в студию с полевой сумкой (бросая ее у кресла) и трубкой у левого уха.
Зейнаб, вошедшая следом, прикрывает дверь и отходит к западному окну.
Время вскоре после зухра, который они совершили в аэропорту.
Амнерис не то, что пританцовывает, но несколько гипоманиакальна, и это видно по движениям. Звучит песня группы "КИНО" "На улицах снег…" (инструментальное вступление и первые строки первого куплета).

АМНЕРИС (в трубку).
…и три часа в Дубае.

АЛЬ-НАХЛИ (по телефону; голосу тесно в динамике, но интонации хорошо различимы).
Как набег?
Не зря?

АМНЕРИС.
Не зря! Индийский гарнизон,
Обогащенный мак, лантан, "Рапира"…

АЛЬ-НАХЛИ.
Ай, это мой гражданский телефон.

АМНЕРИС.
А то! Читай последний "Свет Каира"!

АЛЬ-НАХЛИ.
Зачет.

АМНЕРИС.
Твоя работа, ибн-Карим.
Теперь мы в википедии на пашту.
Послушай, а послом не хочешь к ним?
Всех знаешь там…

АЛЬ-НАХЛИ.
Да как-то в реку дважды.

АМНЕРИС.
Когда освободишься?

АЛЬ-НАХЛИ.
Инструктаж
И дед-на-дед. Считай, сегодня в девять.

АМНЕРИС.
Давай сейчас. Александрия наш.

АЛЬ-НАХЛИ.
Ты что, серьезно?

АМНЕРИС.
Как Садат в Camp David.
Бросай шинель. Мы в дамках. На вершине.

АЛЬ-НАХЛИ.
Двенадцать звезд?!

АМНЕРИС.
Луна и фонари,
И нет войны. Да джинн нас побери,
Поедем разлагаться, как большие!
Ты видел прежде танец рыбака?

АЛЬ-НАХЛИ.
Издалека.

АМНЕРИС.
Там партия легка.
Я научу.

АЛЬ-НАХЛИ.
С бумагами возни…
А к нам?

АМНЕРИС.
Была. Теперь в моих палатах.
Скажись больным, и все! Декрет возьми,
Как Петя Ж. в Соединенных Штатах.

АЛЬ-НАХЛИ.
Послушай, Айя. Провода кривы…

АМНЕРИС.
Сам прилетай.

АЛЬ-НАХЛИ.
Не трогай это лихо.
Вот летная моя. В ней нет графы,
В которую бы влезло "муж халифа".
Прости, но…

АМНЕРИС.
Что с тобою, ибн-Карим?

На дальнем конце слышны скрип дверей и размеренные, напряженные шаги, но динамический диапазон динамика не передает перемены акустики. (На 25-40% монолога камеру можно переключить прямо на аль-Нахли, стоящего на лестничной площадке учебно-тренировочного корпуса базы Ком-Аушим: крупный план, вид со стороны трубки сбоку или из-за плеча.)

АЛЬ-НАХЛИ.
Считай, что подавился карамелью.
Я прилечу из ада, но с одним
Условием: определенной целью.
Ты мукаддимом сделала меня,
И в небо я крыло вести кому дам?
Под Сана-а творится вновь ##рня,
А Жу-наместник отказал Саудам.
Ты обещала мерить по плодам,
И я взошел на борт, в тебе уверясь.
Потри кольцо — я кровь свою отдам,
Я честь продам. Потри кольцо, Амнерис.

АМНЕРИС.
Ты просто…

АЛЬ-НАХЛИ.
"Просто" — гибель. Нуль, земля.
Я не могу быть "просто" — только "для".

АМНЕРИС.
Ты сам не свой, Мохамед.

АЛЬ-НАХЛИ.
Я ничей.
Прижмет — зови. Талак.

Амнерис успевает отбить звонок первой. Раскрыть аптечку у нее занимает полторы секунды, вырвать пробку — половину, бросить воды запить — не дольше крика щегла, на один глоток.

Зейнаб оборачивается на шипение крана и стук стекла.

ЗЕЙНАБ.
Что там такое?

АМНЕРИС.
Покой.

ЗЕЙНАБ (взлетая с места).
Ты с дуба рухнула? Не смей!

(пытается разжать зубы Амнерис двумя пальцами)

АМНЕРИС (мотая головой).
Не яд!

Зейнаб разжимает кисть и пристально смотрит Амнерис в глаза.

Болванка: полчаса покоя.
Так и утащат сразу в мавзолей…

Зейнаб, не веря, держит Амнерис за руку ближе к запястью.

Но этот! Весь в отца невозмутим:
Штормит, а он не дернулся ни разу.
Родится парень — назову Ильясом.

ЗЕЙНАБ (отступая от кресла Амнерис и еще отходя от облегчения).
Давай.

АМНЕРИС.
"Ильяс Мохамед, мукаддим".
"Я буду грезить именем твоим…"
Я выучила, правда. Все самим.

(встряхивается, улыбается)

Переменила участь. Лысый шиш.
Мне тридцать. Невозможно. Будет сорок.
"Я в память о тебе построю город…"
Построю, джинном буду.

(еще не вставая с кресла, оборачивается к Зейнаб)

Там стоишь
Пока ты, кинь лосьоном? Смою грим.

Зейнаб, прицелившись, запускает в Амнерис флаконом лосьона Clearlooks с полки.
Амнерис протирает веки перед зеркалом.

"Египет. Маска. Верхний неолит".
Кто и вздохнет об этакой уморе…
На пятом в баре есть удон и нори,
Мы в прибыли, и сердце не болит.
Закрою день — поехали на море?

ЗЕЙНАБ.
Костюм, каяк?

АМНЕРИС.
Штатив, теодолит.
Линейка, циркуль, пара смен белья.

ЗЕЙНАБ.
О! То, о чем мы в "Крезе" говорили?

АМНЕРИС.
Оно, Зейнаб. Не заслужила ль я…

ЗЕЙНАБ.
Прибоя?

АМНЕРИС.
И своей Александрии.
Какая хоть, а пряжа для шитья.

Строка повторяется эхом из-за кадра с переменой тембра и добавлением нижних частот. Диафрагма камеры смыкается вокруг пары рук, сосредоточенно размечающих красным карандашом береговую линию Александрия — Аламейн.

Небо над руками и картой пересекают пассажирские самолеты, главным образом Airbus и главным образом EgyptAir.


РЕЦЕНЗИИ И АННОТАЦИИ
ДЛЯ КОНКУРСА "ГЕОРГИЕВСКАЯ ЛЕНТА"

Из-за авантюристической политики узко мыслящего национального руководства цветущий Таджикистан оказывается на краю гибели. Но благодаря смелости, находчивости и помощи верных друзей главный герой со своим неожиданным учителем и наставником — ветераном Афганистана спасают дочь президента, а с ней и молодое таджикское государство.
Для широкого круга читателей.

ДЛЯ КОНКУРСА "РУСЬ МОЯ"

Экспериментальная драма "Джинн" напоминает нам о том, каким многоликим и многогранным предстает в современном мире образ Руси-России. Авторское воображение помещает героев в жестокие пески Средней Азии, где капля воды становится и поводом к братоубийственной ссоре, и символом божественного чуда. Но и там их не оставляют славные имена князей Ярослава Мудрого и Александра Невского, бессмертные голоса Сергея Есенина и Анны Ахматовой, живое вдохновение Петра Ильича Чайковского и безыскусная муза народного певца, в фигуре которого неожиданно пересекаются есенинские ряды "калик" и "скоморохов". И даже простая сказка про колобка являет неожиданный и пророческий смысл, становясь героям путеводной нитью.
Возвращение к дому и возвращение дома — две главных темы, вокруг которых вращается действие "Джинна". Безбедная жизнь на чужбине не прельщает героев, выбирающих полный опасностей путь на родину. "Домой хочу, где буквы, а не вязь!" — восклицает героиня, и этот возглас, идущий от самого сердца, хочется поставить эпиграфом если не к самой драме, то, во всяком случае, к нашей рецензии на нее.
Для широкого круга читателей.

ДЛЯ КОНКУРСА "НАСЛЕДИЕ"

— Есть слово для романа, мон ами,
Который мы читаем с середины.
— Наследие?
— Не в бровь, а в глаз, амир!
Здесь, погляжу, примерно наследили.

У этих мест особенная стать:
Без вычур и не выразить.
— А все же?
— Изволь: страна, которую назвать
Боятся и цари на брачном ложе.

— Высот ее смущаясь? Злодеяний?
— По правде — главным образом, возни.
— Она…
— …торгует снами — но за них
Бежит весь мир платить дороже яви.

ДЛЯ СЕРИИ "МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ"

Внебрачный сын крестного отца небольшой олигархической республики, где у "семьи" "все схвачено", неформал и металлист Смешон ведет безбедную и даже в чем-то независимую жизнь представителя "золотой молодежи". Происхождение и положение оберегают его от любых проблем с финансами и законом, и самое большое огорчение в его жизни — размолвка с невольницей Зулей. Но одно хмурое июньское утро встречает его известием, что отныне ему придется надеяться только на себя.

Что за сила стоит за переворотом в Генеральном штабе и президентской гвардии? Удастся ли спасти похищенную дочь крестного отца, а с ней и седьмой ключ к золоту Райкома? Другом или тайным врагом окажется тихо живущий на вилле седой маршал, которого не берут пули? Врата в какие глубины сознания открывает неожиданный эффект мРНК-вакцины? Кто таится под личиной инспектора Межнаркоконтроля ООН? Останется ли прочным союз, заключенный в зыбком зеркальном отражении? Обо всем этом — в фантастическом боевике "Джинн".

ДЛЯ ЖУРНАЛА "НЕФОРМАТ"

"Ленинабадские панки курят т###у
В очереди за "Клинским".
Когда наши т###и въедут в М####у,
Мы повеселимся".

ДЛЯ ПОРТАЛА "КОНСТАНТИНОГРАД"

Галлюциногенные розовые слюни либерала о том, как ахмеды положат р##ню в асфальт.
Ничего нового, ей-Богу.

ДЛЯ ЖУРНАЛА "ЗНАНИЕ — СИЛА"

Эпос, былина, баллада — самая старый и вместе с тем, казалось бы, самый прочно вышедший из употребления жанр и материал поэтического творчества. Не забытый, нет: "Илиада" и "Одиссея" так же прочно отскакивают от зубов, как яблоко и красный цвет, фольклористы и этнографы так же жадно вгрызаются в "Слово о полку Игореве" и "Манас", а под рев глоток о славных воинах на слетах реконструкторов еще будет откупорена не одна бочка пива. Но там, куда современный зритель приходит пережить боль утраты, ужас, гнев, надежду, сострадание, счастливое избавление и победу — в современный театр "Глоб", чаще называемый теперь по пригороду Лос-Анжелеса — стихи прозвучат со сцены разве как цитата или эпиграф.

"Джинн" не разрывает с этой эволюционной лестницей, но закручивает ее в спираль, пригибая очередной виток обратно к театру "Глоб" вплоть до пятистопного ямба. Пусть место античных и средневековых хроник (навязших у школяров елизаветинского века в зубах не меньше, чем Ленин у наших отцов и Гитлер у наших детей) ныне заняли имена из телевизора; в "Джинне" они изжарены в той же печи и брошены на тот же стол. Достойны ли подлинные Цезарь или Клеопатра шекспировской мерки, мы оставили спорить педантам-историкам — и им же (и только им) остается спорить, честно ли автор обошелся с царем индусов или начальником таджиков. Возмутительная для историка или социолога персонификация, схлопывающая племя или государство до фигуры богатыря на коне, наоборот, непреходяще уместна в драме, где битва богов, героев, титанов — это битва обыкновенных людей из плоти и крови: единственных в своем роде существ во вселенной, по построению вмещающих бога, героя, титана.

"Джинн", хоть и помещенный в подлинные (иногда прозрачно завуалированные) декорации реального мира, неожиданно беден на объективную, материалистическую проработку — на то, что на жаргоне писателей и читателей фантастики называется "заклепками". В нем есть тонкие и точные детали —географические, технические — но они оживают лишь с приближением "меры всех вещей": камеры, движение которой описано в каждой сцене с маниакальным педантизмом. Вместо "Галльской войны" или "Властелина колец" с подробными картами перед нами своего рода "80 дней вокруг света": мир, каким он предстает человеку, вооруженному лишь проездным билетом и нерастраченным естественным любопытством. И все же отряд Смешона — не отряд Филеаса Фогга: платой за проезд по замкнутому маршруту Худжанд — Ташкент — Мазар-и-Шариф — Герат — Куляб — Душанда — Худжанд оказываются не золотые фунты, а субстанции значительно ближе к телу — в том числе (но не исключительно) кровь, пот и слезы.

Здесь — на поверхности — кажется, и лежит ответ на вопрос, в чем состоят парадоксальная уместность и изобразительная точность столь архаичной и столь неожиданно употребленной формы: это уместность и точность психоаналитического инструмента. Поэзия — особенно строгая, ритмическая, по нынешним меркам почти ритуальная — разоружает, как всякая навязанная игра по сконструированным правилам, обнажая за непритязательным дресс-кодом рационализаций базовые влечения и архетипы: высокие и постыдные, привязывающие и освобождающие, общие с первым встречным и те, истинную цену которым знают и готовы заплатить единицы — но безусловно родные, корневые, свои.

В предыдущей драме серии таким корневым архетипом оказывается волошинская _кровь_: темное, тайное, эдипово влечение к причине собственного бытия, очищаемое цепью инициаций и восходящее к жертвенному соединению с его первопричиной. Но в эмоциональный язык "Джинна" тема жертвы, долга, служения вбрасывается в готовом виде: это не самосовершение, не прорастание изнутри, а напротив — интериоризированная объективация, привычка мыслить себя средством исполнения чужих планов и желаний. На эту привычку, как на прочные латы, удобно перекладывать тяжесть возложенных на нас обязанностей и ответственностей. Но эти же латы оберегают нас — нет, не от "химеры, именуемой совестью" (совесть отлично смазывает их сочленения и шарниры) — а от ответа (и даже от надежды на ответ) на неожиданный и почти праздный вопрос: _кто такие мы сами_.

Этот вопрос бьется о главы и сцены "Джинна", как запечатанная бутылка о берег. Не случайна не только продиктованная литературной традицией тема твердого контейнера, кувшина, фляги, но и совершенно новая для волшебной сказки тема передачи сообщения спящему или умирающему: не медиумически "от", а именно "к", внутрь трагически непроницаемой оболочки. Не случайно, что в первом акте главный герой затрудняется точно очертить, что именно — национальная черта или, может быть, даже вкусовой каприз — не позволяет ему нарушить семейное табу. Не случайно и то, что спор в последнем акте — "гордиев узел", разрубаемый главным героем — ведется о том, на каком тексте должен принести присягу вступающий в должность победитель: иными словами, на каком священном основании и каким божественным или человеческим актом созвано племя, которому он присягает на верность.

Разумеется, это тот самый выбор, который волей-неволей делает всякий человек, доживший до сознательного возраста — особенно человек постмодернистской эпохи, отлитый не в готовую форму рода, касты, гильдии, а на, так сказать, широкую сковороду плоского мира. Пусть наше племя — всего лишь семья, дети, "несколько друзей из тех, что не спят", или одна беспокойная душа, до поры запертая во фляге нашего тела: по мысли Платона, развиваемой им в "Государстве", мы все призваны быть диктаторами, по крайней мере, самих себя, и именно в этом смысле для нас полезен и применим опыт диктатора в обыденном, политическом значении этого слова. Что же до священного основания, то современный человек, отвергая все священное, недостаточно податливое в его руках, еще склонен, по крайней мере, держаться мысли, что его жизнь поддается какой-то сюжетной интерпретации; что в ней обещана какая-то искупающая ее развязка; что ее события оправданы и необходимы не менее, чем события романа на двести страниц, фильма на полтора часа или рассказа на несколько ночей Шахеризады. В каком-то смысле лишь тот, кто не ищет подобного оправдания: ни справедливости, "кармы", как сказал бы министр Моди, ни божественной дразнилки, "лилы", как сказал бы он же, ни нейтрального третьего (например, формально-эстетического) — совершенно развязался с миром (а радикальные теологи вроде египетской гостьи добавят — "и совершенно свободен для рая").

Каково это — быть только героем литературного текста, главный урок которого в том, сколь маловажно его содержание? Что, собственно, означала бы категория долга по отношению к такому тексту — то есть к жизни в мире, который не лучше и не хуже ни одной из своих альтернатив? Если верить бесчисленным нигилистическим евангелиям — например, "Исповеди" Льва Толстого — долг в таком мире мог бы состоять только в том, чтобы покинуть его, уничтожив самого себя. В "Джинне" действительно звучит фраза "В этом мире больше нечего ловить", но она сопровождает не акт самоустранения, а акт утверждения: признания себе и миру (а труднее всего, как подмечает египетская гостья — себе), что долг существует и выполнен.

О долге в мире, где почва уходит из-под ног — коль скоро мы уже распечатали флягу с жанром фантастики, обычно относимым к низким, — в XX веке никто не писал лучше Кейта Лаумера; и на интересующий нас вопрос он отвечает в финале "Назначения в никуда". Перед глазами героев — полковника Байярда и барона Рихтгофена — проходят миражи возможных историй: как им уже точно известно, несбывшихся, но от этого не менее убедительных. Русский перевод — намеренно или по неловкости — размывает смысл последней фразы полковника: "Для человека достаточно одной мечты" (здесь переводчик, колеблясь между двумя смыслами слова dream, выбирает лучше звучащий, а не более точный). В оригинале она скорее звучит так: "Человеку (любому) довольно _и_ одного _сна_". Для эпикурейского наслаждения ли? Для того, чтобы покинуть его? Нет (и даже без подсказки барона, а только методом логического перебора — нет, не срастается: наслаждаться можно и целым гаремом жизней, пренебречь — тоже): одной истории, одной жизни достаточно, чтобы исполнить свое назначение. Ни один возможный мир не важней, не дороже и не значительней другого, но ни один из них не устоит без этой соли (а обнаружится ли в конце пути страна, где ждут нас самих, какие мы есть — знать не барону и не полковнику).

Здесь заключен не только философский, но и практический урок. Стандартная иммунизация от манипулятивных технологий включает в себя критический фильтр, расщепляющий априорно провозглашаемые ценности, как желудочный сок — белки (автор "Сумерек идолов" одобрил бы метафору). Благодаря этому фильтру большинство психически здоровых людей скептически относятся к коммерческой рекламе (которая в большинстве юрисдикций позитивна, а не негативна, в силу кодифицированного в закон картельного соглашения; об этом можно говорить дольше, но у нас не эссе по теории игр), как и вообще к любой похвале, исходящей от незнакомого человека. Осмеяние, в том числе исходящее из незнакомого источника, вызывает иную — и значительно более прямую — реакцию. Говоря изобразительным языком "Андрея Рублева", мы научились слышать попа без гипнотического очарования, но по-прежнему, как заколдованные, следуем за скоморохом; государевы же люди с равной легкостью пользуются риторикой тех и других.

Но неразрушающее смешение — и особенно взаимное инструментальное использование — высокого и площадного регистров "расколдовывает" оба вида риторики. Гамлет (в оригинале, а не у Пастернака) играет на грани обсценной лексики; джинны (то есть Шахеризада; то есть, разумеется, анонимный автор) макают жениха-горбуна в экскременты; дети Ноя, а затем Лота недостойно обходятся с родительской наготой — не именно с той целью, но с тем побочным эффектом, чтобы придворный поэт Местком Бхакти, не имея над нами власти писаного закона, не присваивал и власти неписаного обычая. Распятый повар — образ из того же ряда (распятие — позорная казнь: еще одна навязшая в зубах школьная истина), но чтобы напоминать об этом сейчас, нужно быть педантом или обращаться к педантам. Честный маляр ничего не доказывает, а просто подновляет Предание красками, оказавшимися под рукой; "изо всех миров изыскать Всевышний жаждет мастеров", как говорит египетская гостья перед тем, как все потерять и все обрести. Можно считать, что это ее дополнительный аят к финалу "Андрея Рублева".

ДЛЯ КНИЖНОГО ОБЗОРА "ФРЕЙД-ЛЕНТА"

Здравствуйте! По средам и каждую неделю с вами Лена Фрейд, и мы обсуждаем новые заголовки книжного рынка. Пристегните ремни, уберите детей (кашляет) Игорь, передай мне Halls… и этот абзац тоже уберите из расшифровки, пожалуйста.
Итак, "Джинн". Название настраивает или на волшебную сказку в современном антураже, или на ее циничную деконструкцию. На самом деле, самое унылое, что мне приходилось читать, — это волшебные сказки с элементами постмодернистской деконструкции: у кого там Пропп рассказывал устареллы? У Успенского, да, мир его паху. Или уже праху? Тут подсказывают, что все-таки праху. Хотя "Глаза чудовищ" я почти дочитала.
Почему? То есть почему деконструкция иногда плохо сочетается собственно с волшебной сказкой, а иногда все-таки сочетается с ней хорошо? Потому что читатель (или зритель) остается в недоумении, в какой роли он, собственно, выступает — Взрослого (иногда даже Родителя, если герои кричаще требуют опеки) или все-таки Ребенка, которого развлекают торчащим пальцем. В "Джинне", собственно, есть эпизод, где этот конфликт пробивает обмотку изоляции и взрывается — впрочем, без спойлеров. Хотя без них мы не обойдемся, consider yourselves warned.
Так вот, в "Джинне" обе эти роли присутствуют — у главного героя и у эмпатизирующего с ним читателя — и разведены по сферам обязанностей; по, так сказать, ролям ролей. И это разведение противоположно тому, что мы привыкли видеть в военной прозе, что детской, что взрослой. Мы привыкли, что Взрослый уходит на войну, чтобы защитить Ребенка. В сюжете о рыцаре и драконе рыцарь Взрослый, а принцесса — Ребенок. На инверсиях этой схемы строится новизна "Сына полка" и Жанны д'Арк, на ее же инверсиях в обратную сторону стоит сюжет банальности зла от Бабеля до Воннегута и далее до вторжения в Украину. В "Джинне" война тоже низведена до мальчиковой игры про бомбы-танки-пушки-трах-тах-тах — но в самое сердце этой игры, примитивной, как сюжет "Зарницы", врезаны несколько звезд живых человеческих связей.
Здесь возможны две крайности, в которые легко впасть в силу, так сказать, эффекта Даннинга-Крюгера. Во-первых, это изображение роли вместо живого человека. В "Джинне" есть такие персонажи, причем не все из них второго плана, — но можно хотя бы сказать, что маршала мы видим глазами главного героя, который идеализирует его до отцовской фигуры. Во-вторых, это ориентализм, ориентализация: население экзотической страны, как правило (но не обязательно) восточной, воплощениями своих надежд и претензий. Для "Джинна" — всей серии, в которую входит "Джинн" — это практически закон жанра; возможно, автор следует правилу "не можешь победить — возглавь". Но, с другой стороны, выбор сценой именно для "Джинна" постсоветской страны, вплоть до профессоров, все еще цитирующих Энгельса, дает некоторые — и не только формальные — основания для переноса знакомых нам человеческих типов, идентичностей, лояльностей в этот подсвеченный южным солнцем аквариум. Рок-группа, которую он цитирует — "Аль-Азиф" — существует в Душанбе на самом деле, во всяком случае, существовала.
Итак, Смешон. Стиляга, металлист, "психонавт" (ясно же, на какие реактивы он извел получку) — аутсайдер, архетипический третий брат, "Иван-коровий сын". С другой стороны, ордена — по сути магические предметы, которые достаются ему от погибшего брата (а косвенно — от отца) — дают понять, что он не брошен совсем на произвол судьбы. В общем-то, это ответ тем, кто призывает нас check our privilege: воображаемым, сконструированным героем будет скорее тот, у кого нет совсем никаких преимуществ по умолчанию. За любым реальным человеком стоит рывок в воздух, толчок стартера; реально интересная задача — это как раз перерасти то, что в тебя заложено. Интересна она, в частности, именно своей необязательностью: чтобы только ее поставить, о ней нужно догадаться; и подавляющее большинство умирает, не догадавшись. Но автор оставляет главного героя именно в тот момент, когда все отцовское наследство потрачено — пусть и с пользой — до конца. И это наводит на мысль, что "мальчик-звезда" — пробный заряд. Действительное авторское открытие — не он; оно где-то рядом.
Заметим, что "мальчик-звезда", в том числе, звезда социометрическая: на протяжении действия на нем сходятся четыре любовных линии. Четыре — это уже опасно близко к "лестнице" донжуанского списка, о которой с печальным цинизмом пишет Константин Арбенин. По счастью, эти любовные линии — как и их вторые геометрические вершины — соизмеримы не более, чем четыре разных греческих слова "любовь" (хотя, кажется, без точного однозначного соответствия).
Помните у Шефнера: "Я люблю еще больше их, зная, что за сила таится земная…"? В чем автора "Джинна" точно не упрекнуть, так это в картонных двумерных принцессах, "силуэтах и ликах". В нескольких сценах — ненавязчиво, но безошибочно — определяются гигиенические потребности и вполне гигиенические предметы, в одной — довольно циничной — упоминается "преднизолон от аллергии". Сила, наполняющая женские образы "Джинна", — не обязательно до буквы земная, но однозначно не эфирно-небесная. Собственно, это неодинаковые силы, разные архетипы. Попробую их перечислить.
Амнерис, первая по алфавиту, — вот она, конечно, Земля: "родная гавань" ("Аида-АидА"), "Родина-невеста" ("Египтянка"), с вызовом бравирующая своей тяжестью, основательностью ("вот я медведь"), нуждающаяся в Уране — летчике аль-Нахли, которого сама же производит (пусть только в подполковники) — для совершения полноты миротворчества-миротворения (не несет ли он, к слову, в своем титановом чреве не небесный, а вполне земной уран-235? об этом повесть молчит…) — а маленькому принцу-Смешону (вот где астрономия!) на всю жизнь остающаяся Хозяйкой Медной горы.
Залегко — Венера, "утренняя звезда"; хочется сказать, что также и Роза маленького принца, но на деле, скорее, "Роза и червь" — подозрительная кислинка в этом самаркандском яблоке несколько раз подстегивает выдохшийся было сюжет, подпуская интриги. Тема любовного соперничества и ревности (то игриво, то со всем накалом истерики) изо всех персонажей "Джинна" поднимается только ей одной. Ее выстрел в маршала (олицетворение Долга) прямо-таки басенно дидактичен; и вообще она была бы карикатурным воплощением стереотипного женского начала, не опережай жизнь на каждом шагу — ох, не спрашивайте, сами же видели, и не раз! — эту предположительную карикатуру.
Анзурат — Церера-кормилица? Веста-хранительница? Не менее, чем сожигающее Солнце (учитель и особенно учительница в авторитарной стране — это фигура власти)? Или просто родной астероид принца под номером Б-612? Все это мы поймем, когда подрастет Пижон, на которого (а не на окрепшего, как одеревеневший побег, Смешона) направлено ее материнство. На протяжении всего семейного эпизода с ее участием Смешон не проявляет к ней никакого романтического интереса, кроме дежурной заботы — и той, кажется, скорее о наследнике. Нет, это не закон брака. Мне жаль, если у вас такой брак. (Мы, правда, не знаем, что будет, когда Пижон наконец уснет. Возможно, нам не нужно этого знать.)
Фарзона — Марс. Может показаться странным, что в ее атрибутах столько белого цвета: белые ("сюрреалистически серебристые") волосы, белое вино, "снежно-белый виноград", белые порошки; по-видимому, также и светлое платье — но это, строго говоря, не более удивительно, чем кричащее отсутствие у нее видимых черт маскулинности Марса-Ареса. Она не "каратистка", не "фитоняша", не амазонка. Как будто тонкая черта проведена между ее "объектностью" и "субъектностью".
Еще раз подчеркну: и у Фарзоны-любовницы, и у Фарзоны-воительницы поразительно мало силового, телесного — и иногда даже кажется, что эмоционального — измерения победы. Торжество Фарзоны — не "перемога", не "takeover". Она не только разделяет долг (что им ни назови — сеть обязательств перед семьей, друзьями или потребность решать задачи и делать это совершенным образом) и удовольствие — не видно, чтобы какое-либо развитие событий в одной из этих сфер могло как-то повлиять на решения Фарзоны в другой — но и держит обе эти сферы совершенно чистыми от "перетягивания каната", от power play. В общем-то, все сильные эмоции, которые она проявляет "от себя", не играя по соглашению, сводятся к полустеснительному любованию собой — в своем профессиональном свершении, так сказать, собой-отличницей — чужими глазами. Фарзона, однако, способна _вызывать_ сильные эмоции едва ли не сильней, чем все прочие персонажи "Джинна". Почему? Попробуем разобраться, применяя аппарат сигнальной алгебры.
Два главных — с моей, Лены Фрейд, точки зрения — переживания человека связаны с высоким (в идеале — бесконечно высоким) передаточным коэффициентом; это, к слову, центральная для поэтики Мандельштама встреча крайней силы и крайней слабости, "горы" и "окарины". Наше восприятие может усиливать бесконечно малый сигнал до значимых (возможно, жизненно значимых) величин — это переживание тайны. И наше самоограничение, самоприглушение может модулировать наше усилие до бесконечно малых величин; это переживание нежности. Разговор шепотом — не обязательно вербальным, я говорю об амплитуде сигнала — совмещает их оба; в этом побеждающая сила шепота; она стремится к бесконечности, когда амплитуда, громкость в ее знаменателе стремится к нулю.
Выходит, что эмоциональная герметичность (не вынужденная, как болезнь, усталость, а по выбору), эмоциональный минимализм — не просто обещание нежности; с сигнальной точки зрения, это и есть нежность в собственном смысле. И там, где "какнивчемнебывалый" разговор (пресловутое ахматовское "как за чаем") незаметно пересекает границу, порог, ступеньку тета-функции, мера тайны (на приеме) и нежности (на передаче) актуально бесконечна.
И жалеешь, и по-хорошему завидуешь, до каких высот могли бы дойти эти два экспериментатора, ничего не скрывая и не стараясь скрыть друг от друга. С психоаналитической точки зрения, семейное табу без отягощающего груза бытового опыта представляет собой чисто формальное правило вроде веронской вендетты или религиозного запрета — а эти двое, по-видимому, встретились не раньше, чем заговорили. Уже взрослым, то есть ощущающим все коннотации уединения, им доводится побывать в детстве друг у друга (а это, строго говоря, опыт обнажения) — и оно оказывается одним и тем же детством, овладение которым удается им со слаженностью двух пилотов. Между ними, кажется, вообще нет трения, и от этого союза ждешь одного из двух: или сверхтекучей, сверхпроникающей куперовской пары, внезапно вырастающей за вашей спиной в запертом кабинете, или схлопывания всех квантовых симметрий, ответственных за сложность, структуру, даже просто объем материи, и короткого замыкания, коллапса, аннигиляции в ослепительный свет: "Молния, молния!" — есть чего испугаться (это я защищаю Смешона в первой их сцене).
Если перейти обратно на язык Берна, Фарзона дает нам пример зеркально равных отношений: она Взрослый со Смешоном-Взрослым, Ребенок со Смешоном-Ребенком и — в сценах, следующих за истерикой Залегко — Родитель со Смешоном-Родителем. Это не гибкость Молчалина, не юродство Мышкина; это привилегия, а не право (дегуманизацию противника — "содержимое" — у Фарзоны трудно даже назвать профдеформацией, она просто совершенно для нее органична, как и покровительственное обращение с невольниками); этой привилегии мы ищем в других людях — и, найдя, щедро награждаем ей сами. Она называется "родство" — и позволяет нам наслаждаться и пользоваться всеми благами как альтруизма, так и нарциссизма без сопутствующих им недостатков. Встретить (а если уже встретили, не потерять) такого Другого — в качестве супруга, significant other, друга, товарища, брата, может быть, даже вашего ребенка (это невероятная родительская удача) — и я, Лена Фрейд, желаю всем нашим радиослушателям, а также напоминаю, что очередной наш книжный обзор выйдет в эфир в следующую среду, ровно в девятнадцать ноль-ноль, и по традиции мы не оглашаем заранее, какой книге будет посвящена наша передача. До встречи, а теперь — реклама.

ДЛЯ ОТДЕЛА КРИТИКИ ГАЗЕТЫ "ЗАВТРА ЛИТЕРАТУРЫ"

"Джинн", согласно авторскому определению — "кооперативно-матерная фантасмагория". Имеется в виду, конечно, не русский мат (которого в ней меньше, чем в "Комсомольской правде"): любой сколь-нибудь проницательный читатель усмотрит здесь намек на "комбинации", "эндшпили" и "многоходовки", не имеющие в обществе спектакля никакого разрешения, кроме полюбовно-договорного. В центре сюжета — подавление того, что начиналось как восстание сознательной, патриотически мыслящей части офицерского корпуса (по намекам, разведки или спецназа), а заканчивается как униженное и обреченное бегство преданных и оплеванных. Для довершения этой горькой, как слеза за город Будапешт, усмешки повествование ведется со стороны в буквальном смысле царского уб##дка — представителя самой космополитически растленной части компрадорской буржуазии-рантье. ("Компрадорской" нужно понимать буквально: за главное достижение этого, с позволения сказать, военачальника выдается распечатка кубышки с папиным наследством, заработанным народным потом и кровью, и покупка на них оружия у зарвавшихся цепных псов НАТО и атлантического миропорядка.)

Но "в истории нет тупиков; на самых темных ее тропах, хотя бы и видимая немногим, горит искра надежды" (К. Маркс). Мы видим, как, оказавшись перед судом истории — "свой или пропал?" — беспомощный и мягкотелый рантье неумолимо превращается в патриотического, национально ориентированного деятеля: уже и не хочется, и неверно говорить "политика", потому что за капитанский мостик Республики его возносит не срежиссированная медийная кампания, а обнаженный штык широкого, прогрессивного народного сопротивления. И пусть олигархи, завязанные единым спрутом-"семьей", сохраняют к финалу свои позиции: воля народных масс, нашедшая свое выражение в дерзком прорыве из заблокированного бункера, при необходимости повторит этот прорыв "в другое время и в другом месте" (Ф. Энгельс).

Кто он, острие штыка, вершина айсберга, человек со "смешным" для шовиниста именем Смешон? Он не Наполеон и не Александр I, не одиночка-фаталист Лермонтова, дергающий тигра за усы, и не болезненный неврастеник Шекспира, губящий страну ради разрешения семейных проблем. Удивительно, но последняя (перед эпилогом) сцена дает все основания для сравнения его с Петром, бреющим бороды: предстоятель "сумасброднейшего собора", ниспровергатель диктатуры обычая, он рубит именно те узлы, которые идолы мира сего и их щедро оплачиваемые служители повелевают держать завязанными — святость "семейного очага", святость "конституции", святость охраняемого полицией "оскорбленного чувства".

Чтобы идея овладела массами, в массах должно развернуться пространство для идеи. Именно для того, чтобы навсегда удержать его свернутым, "второе сословие" хозяев жизни всегда уступало — то символически, то и символически, и практически — место первого "хозяевам дискурса": "говорящим головам", аристократии жрецов, поповской касте. Но оцепенение взломано, дискурс поставлен на дыбы; в какую сторону он упадет — дело следующего поколения революционеров, которые смахнут вязь "проклятых вопросов", навязанную "национальной интеллигенцией", с лица, как бессильную паутину, налипшую после пробежки по утреннему лесу. Революция пророков продолжается, в том числе, усилиями самих душителей революции, ибо "абсолютный дух дышит, где хочет" (Гегель) — и побеждает вопреки всему, "хоть и непостижимым для нас образом" (Ф. Энгельс).

ДЛЯ АЛЬМАНАХА ИНСТИТУТА ЭКОНОМИЧЕСКОГО АНАЛИЗА И ЭКОНОМИЧЕСКОГО ПЛАНИРОВАНИЯ В СТРАНАХ С РАЗВИВАЮЩЕЙСЯ И ПЕРЕХОДНОЙ ЭКОНОМИКОЙ

Ну-ну.

ДЛЯ ТАНИ ИВАНЧАЙ

В строке "Как с тем идти, кто обликом смешон" теперь можно читать как строчную, так и заглавную букву. Смысл не пострадает, общность не потеряется.
"НВ" я посмотрел. Да, сходство есть.