И снова А. С. Пушкин Станционный смотритель

Проезжий тракт, смотритель станционный,
Встречает разных, и порой лихих людей.
И всякий требует, обычно беспардонно,
Мол, запрягай скорее свежих лошадей.

Езда тоскливая, несносная погода…
Для раздраженья множество причин.
Претензий много у проезжего народа,
Особо если генерал, иль важный чин.

Зато обычно напряжение снимала
Кокетка Дуня, замечательная дочь.
Создать уют и с самоваром успевала,
Да и во всем другом отцу могла помочь.

Все Дуней любовались, все хвалили,
Курьеры оставались поболтать.
Ей барышни подарочки дарили,
А господа не торопились уезжать.

Однажды в зимний вечер тройка подкатила,
Ворвался буйный молодой гусар.
Стал что-то требовать, но тут Дуняша вдруг спросила:
Быть может я поставлю гостю самовар?

Гусар сменил мгновенно гнев на милость.
Нагайку спрятал и велел обед подать.
После обеда у него болезнь случилась,
Пришлось на станции ему заночевать.

А поутру гусару хуже стало,
Он денщика за доктором послал.
Дуняша ему лобик обтирала.
К обеду доктор немец прискакал.

Гусар с ним по-немецки стал общаться.
А врач пощупал пульс и говорит.
Больному надо пару суток отлежаться,
И укатил, взяв четвертную за визит.

Два дня прошло, болезный оклемался.
Собрался ехать, лошадей велел подать,
И со смотрителем любезно распрощался,
А Дуня увязалась провожать.

Смотритель к вечеру лишь понял что случилось.
А он к своей Дуняше так привык.
Она ж не просто по деревне прокатилась…
И от расстройства захворал и слег старик.

И вот однажды едет барыня в карете.
Карета знатная с шестеркой лошадей.
Лет семь прошло на нашем белом свете.
При ней кормилица и трое малышей.

Смотритель год как умер, барыня узнала.
Заплакала, на кладбище пошла.
И долго-долго на могилке прорыдала,
Никак уйти с могилки не могла