Владимир Ершов

ВЛАДИМИР ЕРШОВ
(1949 – 2018)

Я жил, как яблоком хрустел.
В ковчеге тесном коммуналки.
Среди родных бесхозных стен,
В очередях, в трамвайной давке.
От ссор, от липкой шелухи
Я укрывался по читалкам
И были первые стихи
Просты, как детская считалка.
А век полуторкой пылил,
Горело солнце вполнакала
И долго гасло на мели
Волны ленивое лекало.
Мелькал все реже чёрный креп,
В развалинах стрижи сквозили,
И каждым утром тёплый хлеб
В повозках сиплых развозили.
И местный милиционер
Бывал суров при исполненьи,
Хоть в кобуре не револьвер –
Тарань домашнего копченья.
Все было праздничным тогда:
Реки запретная прохлада,
И окон мутная слюда,
И дебри городского сада.
Я чтил язык морских узлов
И подбирал на шпалах камни,
И норовил, всему назло,
Углы срезать проходняками.
Мне в тягость был надёжный кров
И в жизнь мою врывались круто
Названья новых городов,
И новых праздников салюты.
Я жил, как яблоком хрустел,
Сын победившего народа,
И в гильзу медную свистел.
С клеймом тридцать седьмого года.

* * *

Бредём впотьмах, среди корзин и крынок.
Так ветрено, что хочется курить.
Вся родина моя — закатный рынок —
Всё продают, да нечего купить.
Мы суетливы, как плебеи Рима
С неистребимой тягой к грабежу —
Фонарь патрульный просигналит мимо,
Но лишь добавит тьмы и куражу.
В тупой тоске — нездешней, беспричинной,
Забыв свой меч и не надевши крыл,
Трясясь верхом на бочке керосинной
Трубит в рожок небритый Гавриил.
Горят костры, как в дни переворотов
И люди молча на огонь глядят.
Там, у огней, как древние народы,
Убогие на корточках сидят.
Гляжу на мир с печалью пилигрима —
Спроси, зачем — и я не расскажу,
Но то, что вижу в рваных клочьях дыма,
Сопутствует войне и мятежу.
Гори, сгорай, хламье закатных торжищ,
(Так некогда горел и древний Рим)
Зови, сзывай своих калик и бомжей,
Дуди в свой рог, похмельный серафим.
А я стою, докуривая "Приму",
Который год не в силах докурить,
И все гляжу, гляжу куда-то мимо,
Словно ищу, кого благодарить.

* * *

Как после долгого недуга
Неузнаваема округа...
Очнусь от грохота трамвая.
Ночь.
Остановка кольцевая.
Оттаиваю понемногу.
Живу размеренно и строго.
И только изредка ночами
Припоминаю:
Жизнь — прощанье!
Она отходит — вечный поезд,
В котором мы с тобою порознь,
Где дни похожи на вагоны,
Где наша встреча вне закона.
Наверно в давке на вокзале
Нас друг от друга оторвали,
И чтобы вновь соединиться,
Меняем имена и лица...
Нет ни заботы, ни досуга.
Болимая!
Пуста округа!
Очнешься где-то за Казанью
С перегоревшими глазами.

* * *

Затерявшись в маленьком посёлке,
Имена и даты позабыв,
В шуме ветра, бьющегося в стёкла,
Вдруг услышу давешний мотив.
От огня слепого вдохновенья
Раскурю погасший "Беломор" —
Бог с тобой, ушедшее мгновенье,
Мир тебе, таинственный простор.
Будет так же биться в окна ветер,
Унося с небес мою звезду.
Вы желанье загадать успейте
До того, как вовсе пропаду.
Тонкий лучик, догорев, оставлю,
Тоньше золотого колоска...
Пусть его положит меж листами
В томик друга добрая рука.