Уход Льва Толстого. Часть пятнадцатая

Кондуктор да ещё прислуга
Перенесли багаж его.
В класс первый, усадили в угол...
Все встали, все до одного.

Он посидел, чуть отдышался...
«Его бы на руках нести...» —
Народ вокзальный сокрушался:
«Зачем же вы взялись вести?!»

Поднялись, в палисадник вышли.
Жил Озолин недалеко.
Встречали наготою вишни,
Светилось яркое окно.

Стемнело, опустили шторы.
Блестели вдалеке пути.
Велись тихонько разговоры:
«Куда теперь Ему идти?»

Кто слышал ранее названье:
«Астапово? Не знаю, свет...»
И вдруг всемирное признанье —
Важнее места в мире нет.

Наезды из Москвы, Смоленска...
Тьма журналистов, Ксюнин здесь.
Жандармы, орденские ленты,
Синематограф даже есть.

«Снимать нельзя, запрет наложен...» —
Жандарм усатый голосил.
«Есть разрешение, положим...» —
И от кого — провозгласил.

Жандарм услышал — отшатнулся.
«Снимайте, чёрт вас побери!»
А оператор ухмыльнулся:
«Ты лучше саблю, подбери!»

Слал телеграммы губернатор,
Казалось: мир сошёл с ума.
Затвором щёлкал оператор...
Да, тяжела его сума.

«Лежит здесь тихо, умирает...» —
Сказал-пропел телеграфист.
«Как свечка, бедный, догорает,
Как сорванный осенний лист...»