Виктор Блинов

ВИКТОР БЛИНОВ
(1919 - 1986)

Принесу, войдя не постучав,
Запах дыма, горький привкус пота.
Скинешь ватник с хрупкого плеча:
Покрасивей быть тебе охота.
Только это вовсе ни к чему.
Кто наряд ославит и осудит?
Я, целуя, крепко обниму,
И любовь все горести остудит.
Я пока за тридевять земель.
Здесь ребята яростны, ершисты,
И свинца такая карусель,
Что летят ко всем чертям фашисты,
И дымится рваная земля.
…Через доты, надолбы, траншеи
Я приду к тебе, и тополя
Под окошком вновь похорошеют.

***

Здесь, подо Мгой, такие же рассветы.
И если нету шквального огня,
То слышишь соловьиные дуэты
И землянику видишь возле пня,
И шмель гудит над бруствером покатым,
Как будто сенокосная пора.
В минуты эти память у солдата
Бывает по-особому остра.
А в том и жизни нашей, видно, сила!
И я пройду через железный шквал.
Вот только б ты, родная, не забыла,
А я тебя нигде не забывал.

***

Я не учился ползать и стрелять.
Земля воззвала – и оставил парту.
В военкомате старенькая мать
То на меня смотрела, то на карту.

И я крепился, чтоб не крикнуть: «Ой!»
Сказал ей только коротко: «Так надо».
Шатаясь, мама шла по мостовой,
Рукой касаясь гладкого приклада.

А он мне чуть ли не по пяткам бил.
Но по разбитой вдребезги дороге
Я в неизвестность гордо уходил,
Хотя и ныло сердце от тревоги.

Чем дальше шел, от гнева распалясь,
Тем беспощадней делался и строже,
И становилась мне родная власть
От боя к бою ближе и дороже.

В ГОСПИТАЛЕ

Бой, грохоча, Дубровку выжег.
А я упал, потом привстал,
Но сил ни капельки не выжал
И жить, казалось, перестал.
Потом почуял: кто-то поднял
Меня, хотя и нелегко.
И я чутьем каким-то понял,
Что медсанбат недалеко,
Что я лежу на волокуше
В каком-то жарком полусне,
Что дует ветер прямо в душу
И шарит лапой по спине…

А я метался и в постели –
Она была остра, как нож.
Но слышал:
– Что ты, в самом деле?
Не умер – значит, поживешь!

И наклонялась санитарка
С холодной грелкой надо мной.
А я кричал ей:
– Жарко, жарко!
Когда остудят шар земной?