Смех против страха. Страх против страха. Дети в ми

ГЛАВА 1. Страхи и тревоги.
   
   Страх принадлежит к категории фундаментальных эмоций человека, можно представить, что эмоция страха возникает в ответ на действия угрожающего стимула. В свою очередь, понимание опасности, ее осознание формируются в процессе жизненного опыта и межличностных отношений, когда некоторые индифферентные для ребенка раздражители постепенно приобретают характер угрожающих воздействий.
   
   Понимание опасности, ее осознание формируются в процессе жизненного опыта и межличностных отношений, когда некоторые индифферентные для ребенка раздражители  постепенно приобретают характер угрожающих воздействий. Страх можно определить как аффективно заостренное восприятие угрозы для жизни, самочувствия и благополучия человека. Страх -  это своеобразное средство познания окружающей действительности, ведущее к более критичному и избирательному отношению к ней. Страх таким образом может выполнять определенную социализирующую или обучающую роль в процессе формирования личности.

   В некотором роде страх - способ ограничения "Я" от чужеродного, неприемлемого влияния извне, т.е. страх - это демаркационная линия личного безопасного пространства, в котором сохраняется единство "Я" и уверенность в себе. Несмотря на свою отрицательную окраску, страх выполняет разнообразные функции в психической жизни человека. Как реакция на  угрозу страх позволяет избежать встречи с  ней, играя таким образом защитную адаптивную роль в системе психологической саморегуляции. Несмотря на свою отрицательную окраску, страх выполняет разнообразные функции в психической жизни человека.
 
   При большем, чем в норме, количестве страхов и их невротическом характере возникает состояние психического напряжения, скованности, аффективно заостренного стремления к поиску опоры, чрезмерной зависимости от внешнего поля. Поведение становится более пассивным, атрофируются любопытство, любознательность, избегается сам риск, связанный с вхождением в новую, неизвестную своими последствиями ситуацию общения. Вместо непосредственности и открытости развивается настороженность и аффективная замкнутость (отгороженность), уход в себя в свои проблемы. Усиливается несвойственная детям ориентация на травмирующее прошлое, которая все более предопределяет настоящее, исключает из психического репертуара положительные эмоции, оптимизм и жизнеутверждающую активность. Тогда неумение радоваться пропорционально умению тревожиться, беспокоиться, быть озадаченным. Во всех этих случаях страх теряет свои приспособительные функции, указывая на неспособность справиться с угрозой, переживание бессилия, потерю веры в себя, в свои силы и возможности.

    По степени  выраженности страх делится на ужас, испуг, собственно страх, тревогу, беспокойство и волнения. Страх и тревога - два понятия, объединяемые одними и разделяемыми другими авторами. На наш взгляд, в страхе и тревоге есть общий компонент в виде чувства беспокойства. В обоих понятиях отображено восприятие угрозы или отсутствия чувства безопасности.

   Условно различия между тревогой и страхом можно представить следующим образом: 1) тревога - знак опасности, а страх - ответ на нее; 2) тревога скорее предчувствие, а страх чувство опасности;  3) тревога обладает в большей степени возбуждающим, а страх - тормозящем воздействием на психику. Тревога более характерна для лиц с холерическим, страх с флегматическим темпераментом. 4) стимулы тревоги имеют более общий, неопределенный и абстрактный характер, страх - более конкретный и определенный, образуя психологически замкнутое пространство; 5) тревога как ожидание опасности проецирована в будущее, страх как воспоминание об опасности имеет своим источником главным образом прошлый травмирующий опыт; 6) несмотря на свою неопределенность, тревога в большей степени рациональный (когнитивный), а страх эмоциональный, иррациональный феномен. Соответственно, тревога скорее левополушарный, а страх правополушарный феномен. 7) тревога - социально, а страх - инстинктивно обусловленные формы психического реагирования при наличии угрозы. Как показывают наблюдения, тревога в большей мере присуща людям с развитым чувством собственного достоинства, ответственности и долга, к тому же повышенно чувствительным к своему положению и признанию среди окружающих. В связи с этим тревога выступает и как пропитанное беспокойством чувство ответственности за жизнь и благополучие себя и близких лиц.

   В отличии от так называемых естественных, или природных, страхов социальные страхи приобретаются путем научения в процессе формирования личности, выражая определенные ценности, принятые в той или иной общественной среде. Так рост самосознания детей школьного возраста связан прежде всего с новой социальной позицией - позицией школьника. Социальная активность личности проявляется формированием чувства долга, обязанности, всего того, что объединяется понятием "совесть" как совокупность нравственно-этических, моральных основ личности. Переживание своего соответствия групповым (коллективным) стандартам, правилам, нормам поведения сопровождается выраженным чувством вины перед мнимыми или реальными отклонениями, что особенно заметным в старшем школьном возрасте. Поэтому, несмотря на уменьшение общего количества страхов, одним из ведущих страхов будут страхи: опоздания в школу, в более широком плане страх опоздать означает не успеть, боязнь получить порицание, сделать что-либо не так, как следует, как принято. Особенно большая выраженность этого страха у девочек, поскольку они раньше чем мальчики, обнаруживают принятие социальных норм; страх получить неудовлетворительную оценку и, как следствие, наказание  от родителей (взрослых); страх за то, что сделать что-то не так как того требуют от тебя правила установленные взрослыми и наказание за это, которое чаще всего воспринимается подростками как несправедливое. В этом возрасте, в отличие от дошкольного и младшего школьного, когда родители (взрослые) ассоциировались у детей с защитниками, взрослые: учителя, родные, и  в том числе родители, становятся для детей источниками угрозы наказания и душевного дискомфорта.

ГЛАВА 2. Детский фольклор как противостояние воспитательной стратегии взрослых
 
   С начала 80-х годов началось открытие городского детского (мы будем говорить о школьном) фольклора, фольклора наших детей, который лишь отчасти соотнесен с деревенским "двойником, внимание к которому отечественной фольклористики было привлечено во второй половине 19-го - первой половине 20-го века, и представляет собой особое образование.

  Основой фольклорной культуры русской школы является традиционный фольклор. Это обусловлено тем, что в большинстве учебных заведений преобладали дети, которые пришли в школу, уже обладая определенными и сформированными навыками общения. Они так же испытывали новичков, дразнились, ссорились и мирились, как это делалось в любой уличной компании. Многие из школьных кличек, дразнилок, бранных выражений идут их традиционного детского обихода. Оттуда же происходит и большинство игр, в которые играют наши школьники.

   Первое знакомство с этим явлением городским детским школьным фольклором вызвало некоторый шок. Такие популярнейшие жанры, как страшные истории и "садистские стихи", наполненные жестокостями и "фрейдистскими" извращениями (особенно в том, что касается взаимоотношений детей и родителей), пародийны и даже кощунственны по отношению к миру взрослых, ведь часто источником боязни окружающего мира является зависимость ребенка от взрослых и как это не печально от родителей.

   Если в обществе традиционного типа (имеется в виду период примерно  до 60-х годов 20-го века) дети были включены в культуру взрослых, то для нынешней ситуации характерна существенная самостоятельность детской субкультуры ) в целом и детского фольклора в частности. Пути социализации  прелагаемые взрослыми нынешним детям оказались настолько несовершенны, разрыв между декларируемыми ценностями и бытовой конкретикой столь велик, что детская субкультура вынуждена была вырабатывать свои собственные механизмы социализации, в значительной степени противостоящие воспитательной стратегии взрослых.

   В то же время детский фольклор сложным образом соотнесен с миром взрослых. Само усвоение текстов, предназначенных взрослыми для детей, может протекать как своеобразный перевод на язык детской субкультуры, при котором существенно трансформируются все жанровые характеристики. Одним из наиболее важных структурообразующих принципов детского фольклора является инверсия (перестановка) ролей взрослого и ребенка (взрослый оказывается беспомощным перед воздействием враждебных сил, а ребенок их побеждает).

   Детский фольклор не является чем - то односоставным или однородным. Термином детский фольклор можно обозначить как всю совокупность словесных произведений, известных детям и не входящим в репертуар взрослых.

   Влияние взрослых - посредственное в одних случаях, и непосредственное  в других - несомненно. Безошибочно распознать в напеваемых или пересказываемых детьми стихотворений, различных историй самобытное или усвоенное от взрослых не всегда удается. Однако внимательные наблюдения во многих случаях обнаруживают в них следы творческой обработки, принадлежащей детям, или приурочение их к тем или иным потребностям, выполненное детьми.
 
    Современный детский фольклор представляет собой гетерогенное (неоднородное)  образование. Из разнородных элементов  культуры  (мультфильмы, кино, литература, традиционный фольклор и т.п.) он создает некие новые структуры, существующие по собственным, вполне самостоятельным законам. Помимо различий, обусловленных возрастом, полом, характером малых групп, весьма значительный отпечаток накладывают различия между городом и деревней. В деревне детский фольклор продолжает активно взаимодействовать с традиционным фольклором взрослых. В городе он более независим от традиционной культуры, но и здесь продолжает испытывать ее влияние (летние поездки в деревню, миграция из сельской местности в город и т.п.). В то же время происходит обратное влияние городского фольклора на деревенский (пионерские лагеря, больницы, интернаты и т.п.).

  Нормы, которыми определяются взаимные отношения различных групп детского сообщества, своей сложностью и разработанностью заслуживают право на внимание не только этнографов, но и психологов и юристов.

  Особо активной  жизнью школьный фольклор живет в наиболее острых и напряженных точках детской культуры, где она соприкасается и контактирует с внешним миром: будь то мир таинственного и сверхъестественного или же взрослый мир, к которому приобщается  и с которым конфликтует молодежь. Именно здесь, в этих "горячих" точках, и проявляется ее творческий потенциал, благодаря которому к 80-м годам нашего века сформировался столь яркий и своеобразный феномен современной культуры, культуры, каким предстает школьный детский фольклор.
 
  Каждый вид или жанр словесных произведений создается и живет в определенных условиях и призван выполнять то или иное, только ему данное назначение. На эту сторону мы и будем обращать внимание при попытке уловить существенные признаки изучаемого явления и обозначить явление тем или иным словом.

  Очень много в фольклоре школьников соответствует нашим культурным традициям. Возьмем одну из основных сторон подростковой жизни - половое созревание. В это время у подростков появляется интерес к эротическим текстам. Подростки начинают прислушиваться к "срамным" разговорам в мужских компаниях и воспроизводить их в своей среде. Того кто избегает таких разговоров в подростковой мальчишеской среде обычно называют "девчонками". Довольно частое распространение имеет наличие "заветных тетрадей" с "сальными стишками", и прочими непристойностями (поэмы, баллады, рассказы, рисунки и пр.).

  Свойство  - умение найти "шевелящее, задирающее за живое" - обнаруживается в детском словесном творчестве, едва ли даже не в более едкой форме, чем у взрослых. Детскому творчеству ирония еще недоступна; в нем - смех жестокий, едкость ничем не смягчаемая. (Эта черта детского характера отмечается не только специалистами в области изучения психологии детского возраста; на ней останавливают внимание художники слова; достаточно вспомнить утверждение Эврипида, что "страдания детей не занимают" ("Медея"), или Ф.М.Достоевского, у которого читаем: "Дети в школах народ безжалостный: порознь ангелы божии, а вместе, особенно в школах, весьма часто безжалостны" (Собр. Соч. Просвещение, XVI, 351). Кажется, невозможно указать, что не дает поводов для проявления детской издевчивости. Поводом может послужить одно желание "донять", который может родиться из определенного чувства или настроения. Чувства и настроение, которое выражает произведение детского фольклора, приняв законченную форму, всегда служит целям осмеяния, издевательства.
   
ГЛАВА 3. Смех против страха.

   Термин детская сатирическая лирика в наше время утратил свое первоначальное значение (сатирическая лирика) и в привычном для нас употреблении недостаточно полно и точно передает характер имеющейся в виду группы словесных произведений, не выражая полностью того, что мы имеем в детской лирике осмеяния. Если мы и можем остановиться на нем, то только условившись вкладывать в него содержание, связанное с понятием сатира: "всякая всячина, поэтическая мешанина, стихотворные произведения разнообразного, часто меняющегося содержания, почерпнутого непосредственно из жизни". Нередко новые стихотворения получаются путем комбинирования отдельных частей разных текстов, когда старые формы и рифмы перестраиваются в иные, новые связи.
 
    Комический эффект достигается внесением элемента несоответствия ожидаемого с наблюдаемым (причем комизм положения наблюдается гораздо чаще, чем комизм речи).

    Обратимся к материалам собственно "школьного" фольклора - текстам, посвященным учебе. Это - прежде всего тексты мнемонического (запоминающего) характера. Известные фразы "Каждый охотник желает знать, где сидит фазан" и "Иван родил девчонку, велел тащить пеленку" помогают запомнить и воспроизвести последовательность цветов в спектре и падежей в русской грамматике. Очень полезны в деле изучения иностранных языков так называемые - макаронические тексты (шуточное пересыпание речи иностранными словами или словами, исковерканными на иностранный манер). Однако далеко не всегда макароническая поэзия и даже фольклорные "правила" придумываются для того, чтобы помочь учиться. Веселая беззаботная игра, которой пронизан школьный фольклор, порождает и чисто смехотворные тексты, вроде макаронической  версии начальных строк пушкинской "Сказки о царе Салтане":
               
                Три герлицы под виндом
                Пряли лэйтли ивнингом.
                "Кабы я была кингица", -
                Спичет ферстая герлица …

   В то время, как мнемонические тесты играют конструктивную роль, помогая школьнику справиться с трудностями его жизни, чисто комические "правила", "определения" и т.п. только высмеивают эти трудности, профанируя опостылевшую многим учебу. Итак, в "школьной словесности" выражаются два разных отношения к учебе: конструктивный подход соседствует с отрицательным, деструктивным. Есть основания полагать, что эта коллизия является основополагающей для школьного фольклора.
   
  Она довольно отчетливо просматривается в переделках известных текстов, которыми издавна занимаются школьники. А между тем с простыми переделками, с использованием "взрослых" текстов граничит намеренное искажение и снижение этих текстов, когда в результате возникает профанный анти-текст. Это явление непосредственно связано с деструктивной тенденцией "школьной словесности", распространяющейся и на хрестоматийные тексты учебной программы. Вслед за высокими поэтическими образцами, изучением и заучиванием которых мучают школьников, в поле зрения весельчаков и насмешников попадают надоевшие и опостылевшие стихи и песни. Возникает обширная область современной пародии, которая пользуется неизменным успехом в школьной среде. В ряду кличек для преподавателей и комических историй об их глупостях, анекдотов о Пушкине и других русских писателях располагаются и тексты, осмеивающие и дискредитирующие навязываемую им "взрослую" культуру.

   Произведения пародийного школьного фольклора различны в жанрово-стилистическом отношении, но объединены одной общей чертой: все стихотворения и поэмы возникли как результат поэтической интерпретации литературных и литературно-музыкальных источников. С этой точки зрения наиболее близкими к литературной пародии можно считать две группы текстов:
   - Прежде всего, это стихотворения, «вторым планом» которых служит авторский стиль. Примечательно, что стать объектом таких школьных пародий «посчастливилось» лишь поэтической манере Маяковского. Все эти пародии скабрезны по содержанию, и активно используют обесцененную  лексику, что,  по-видимому, объясняется восприятием школьниками стиля поэта в первую очередь как «грубого», чему, вероятно способствовал в большой мере его собственный литературный имидж : поэт – грубиян, поэт – скабрезник, поэт  - циник, для которого не существует иных ценностей, кроме «пользы стране»:

Вы любите розы?
А я на них с--л!
Стране нужны паровозы
И драгоценный металл.

   Не обошли школьники внимание и других известных поэтов:

Во глубине сибирских руд
Два старика сидят и с--т.
Не пропадет их скорбный труд
И дум высокое стремление –
Дерьмо пойдет на удобренье.

   - Другую группу школьных фольклорных стихотворений, которые могут быть сближены с литературной школьной пародией, составляют тексты, имеющие определенную жанрово – стилистическую пародийную ориентацию, но не направленные на пародирование индивидуального стиля  поэта. Они направлены на комическое снижение сентиментально – лирической поэзии. Сильный пародийный эффект достигается путем сочетания в них утрированной эмоциональности поэтических штампов и скабрезного содержания:

Вкусно пахнет свежим мясом
У костра на вертеле.
Хороша была Наташа,
Лучше не было в селе
                (С.А. Есенин)

Осень настала,
Холодно стало,
Птички дерьмо перестали клевать.
Выйдешь, бывало,
Раскроешь хлебало –
Ну и погодушка, ешь твою мать
 
   Помимо стихотворений, в которых комическому снижению подвергается поэтический стиль, в репертуаре школьников есть тексты, воспроизводящие в искаженном  виде конкретные произведения, и именно такие «переделки» стихов и песен составляют основную часть подростковой пародийной поэзии. На первый план выходит не шаржирование жанрово – стилистических особенностей оригинала, а снижение «высокого образца». Тенденция к минимальному изменению текста оригинала объясняется стремлением «взорвать изнутри» серьезное произведение, сохранив в возможной целостности его формальную оболочку:

Как-то утром на рассвете
Заглянул в соседский сад:
Там смуглянка -  молдаванка
Вытирала пальцем зад.
Я краснею, я бледнею,
Захотелось вдруг сказать:
«На тебе бумажку,
Хватит пальцем вытирать».

   Для наиболее выразительной дискредитации того космического, созидательного – вообще позитивного, что несут в себе «официальные» стихотворения и песни, многие их пародийные переделки основываются на идее деструктивности. Все, что в первых живет, движется, растет и процветает, в последних гибнет, разрушается, гибнет, уходит безвозвратно:

  У лукоморья дуб срубили,
Кота на мясо зарубили,
Русалку в бочке засолили,
 А леших на костре сожгли.

    Связующим звеном страхов у детей, начиная с дошкольного возраста, является страх смерти. Он тесно связан со страхами нападения,  заболевания, смерти родителей, страшных снов, темноты, сказочных персонажей, животных, стихии, огня, пожара и войны. Все эти страхи имеют своей мотивацией угрозу для жизни, если не напрямую, то связанную со смертью родителей, появлением в темноте и снах чудовищ.

   В школьном возрасте у детей часто возникают вопросы  "зачем живут люди?", "зачем и почему они умирают?", "откуда и что взялось?". Подобные вопросы говорят о развитии абстрактного мышления, способности к обобщениям, предвосхищению событий, пониманию категории времени и пространства. Возникновение страха смерти означает осознание необратимости происходящих возрастных изменений. Ребенок начинает понимать, что взросление на каком-то этапе знаменует собой смерть, неизбежность, которой вызывает беспокойство как эмоциональное неприятие рациональной необходимости умереть.

        Энергия противостояния страху смерти порождает, наконец, фольклорный жанр, который имеет исключительно деструктирующий характер. Это - появившиеся в 70-е годы "садисткие стишки". Основой этих "стишков" является заведомая "небылица". Характерно, что излюбленный припев этих текстов, когда они еще были песенными куплетами, был посвящен старушке, погибшей в высоковольтных проводах. Однако отрицательное отношение взрослых к "садистским стишкам" вызвано не столько особенностям их содержания, сколько стилем "стишков". Очень сильное впечатление производит нарочитая "неправильность" выражения. "Садистские стишки" лишены сентиментально - патетической тональности, в которой полагается говорить о несчастьях и смерти. Они предпочитают сухой, деловитый стиль информационного сообщения, чаще всего вызывающий смех. Это явная провокация по отношению к нормам взрослой культуры. Она венчает собой длинный ряд демонстративных шалостей, намеренных нарушений детьми предписанных им правил поведения.

   Вместе с тем следует иметь в виду, что дети относятся к смерти иначе, чем взрослые. Отношение детей к смерти близко фольклорному: умерший в игре оживает точно также, как мертвец в народном театре. В этой связи, смех сопровождающий смерть в "садистский стишках", напоминает древний смех при убивании, который "превращает смерть в новое рождение, уничтожает убийство" (Пропп В.Я. Фольклор и действительность. М., 1976. С. 188.). А сами "садистские стишки" родственны "средневековому и ренессансному гротеску, проникнутому карнавальным мироощущением", который "освобождает мир от всего страшного и пугающего, делает его предельно не страшным и потому веселым и светлым". (Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1965. С. 55). Очевидно, что "садистские стишки" - это современные "смешные страшилища", изготовлены из тех "страхов и ужасов", которые постоянно нагнетаются "взрослой" культурой. (например, фильмами ужасов).
   «Садистские стишки» представляют собой дву или четырехстрочные «куплеты», которые отличаются глубоко своеобразным подходом к «страхам и ужасам» действительности. Эти «страхи и ужасы» описывались здесь совершенно иначе, чем в обычных наших текстах, муссирующих всяческие опасности и разнообразные бедствия.   
   Изображая страшные события, «стишки» чаще всего подают их в таком гиперболизированном и карикатурном виде, который делает «страхи и ужасы» совершенно неправдоподобными. Опасностей на улице хватает, но никто еще, кажется, не был раздавлен катком:

Маленький мальчик в песочек играл,
Сзади неслышно каток подъезжал.
Долго рыдала над мальчиком мать,
Пытаясь ребенка в рулончик скатать.

   А если дети и гибнут под колесами трамвая, то не сразу же целым отрядом:

                Ножки в ряд и ручки в ряд
                Трамвай переехал отряд октябрят.

   Могут причинить зло ребенку и взрослые, в том числе и родители, которые иногда убивают даже своих детей, однако обстоятельства, при которых погибает девочка, попросившая у мамы конфетку, слишком невероятны (1), и уж совсем невозможен случай со сторожем, пристреливающий сорок второго ребенка (2):

1. Дочка просила у мамы конфетку,
Мама сказала: «Сунь пальцы в розетку!»
Быстро обуглились детские кости.
Долго смеялись над шуткою гости.

    2. Маленький мальчик на вишню залез.
Дед Афанасий взял свой обрез.
Выстрел раздался. Пронзительный крик.
«сорок второй!» - улыбнулся старик.

   Вымышленным и граничащим с фантастикой происшествиям вполне соответствует главный герой «куплетов». Он должен воплощать собой типичный и универсальный образец легкомыслия и неосторожности. А между тем в его образе проступают черты самого настоящего «дурачка», который не знает что творит. Исключительная наивность, крайнее безрассудство и совершенно не развитость, которого опасны не только для него самого, но и для окружающих:

Маленький мальчик нейтронную бомбу нашел,
В портфель положил и в школу пошел.
Долго смеялись над шуткой в РУНО:
Школа стоит, а в ней никого.

Маленький мальчик варенье варил.
Вместо лимона «лимонку» ложил.
Мама пришла попробовать пенки.
Долго ее отскребали от стенки.

   Легкомыслие и неосторожность ребенка утрированы до такой степени, что герой «стишков» оказывается столь же неправдоподобным, как далеки из происходящих с ним событий:

Маленький мальчик нашел «Першинг-2»,
Красную кнопку нажал у крыла.
Долго китайцы понять не могли,
                Что за грибок показался вдали.

                Дочка полковника именем Надя
  Красную кнопку нажала в Неваде.
  С ревом из ямы взлетела махина …
  Хорошей страной была Аргентина.

     Изображается чисто условный, гротескный мир, дискредитирующий «страхи и ужасы»: страшное становится смешным.

    Осмеиваются отнюдь не реальные опасности и несчастья, высмеиваются так же пороки взрослых: вредность, невнимательность к детям, скупость и жадность и др.:

                Маленький мальчик на лифте катался.
                Все хорошо. Только трос оборвался.
                Роется мама в куче костей:
                "Где же кроссовки за двести рублей?"

  Воссоздается и дискредитируется фон, на котором возникают «стишки». Осмеивая словесность, отличающуюся особой эмоциональной экспрессивностью, «стишок» противостоит привычной манере повествования о связанных с детьми несчастьях, страхах и ужасах. От «чужого слова» и «чужого утверждения» об опасностях и несчастиях, как правило и отталкиваются «стишки», высмеивая те самые «страхи и ужасы», которые муссируются в нашем обществе. (теле -  передачи, СМИ, кино и т.п.).

   Общий конструктивный принцип этих текстов, представляющих «ужасное» событие таким образом, что неожиданно становится смешным, сближает их с анекдотами, о чем знают и сами дети, которые иногда называют их «анекдотами» или «садистскими анекдотами».

   Основным объектом освещения в "стишках» является непрерывный поток родительских поучений и предостережений, когда детям постоянно твердят о том, чем чреваты их злополучные находки и к чему могут привести их безумные игры, что грозит им в том или ином «страшном» месте, - сколь вообще опасны детское легкомыслие и неосторожность. Вокруг этого тематического стержня и концентрируются «садистские стишки», дискредитирующие взрослую дидактику, которая отличается назойливым преувеличением, как детской глупости, так и ее роковых последствий. Они противостоят запугиванию, высмеивая страх смерти, который владеет взрослыми  и от которого свободны наши дети.

   Отвергается все, что было особенно чуждым и враждебным для молодежи в официальной культуре; а – это не только ее гнетущая серьезность, доведенная до предела в «страхах и ужасах», но и стремление стеснить и ограничить человека, подчинить своей власти, запугивая его множеством опасностей и всяческими несчастьями. Осмеивается самое ненавистное для свободных людей.

    Любопытно, что и форма осмеяния «страхов и ужасов» достаточно традиционна; вновь гротеск «освобождает мир от всего страшного и пугающего, делает его предельно нестрашным и потому предельно веселым и светлым» (Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1965. С. 55.). Одна и та же культурная коллизия приводит к общему результату. Возникновению современных «смешных страшилищ» способствовало противостояние официальной культуре, пронизавшее молодежную словесность полемикой с господствующими взглядами, дискредитацией общепринятых ценностей, пародированием стереотипных речевых форм, идеологического и художественного ширпотреба. Энергия противостояния порождает альтернативную словесность, к которой и принадлежат.
 
ГЛАВА 4. Страх против страха.
 
   Возрастные страхи, т.е. страхи присущие определенному возрасту в некоторой степени отражают исторический путь развития самосознания человека. Вначале ребенок боится остаться один, без поддержки близкого лица, опасается посторонних, незнакомых ему лиц. Далее он боится боли, высоты, гигантских (в его представлении) животных. Временами он преисполнен страхами перед Бабой Ягой и Кащеем как символами зла и жестокости. Далее он боится темноты, огня и пожара, стихии, и т.д. Человек не смог бы выжить, пренебрегая этими страхами, передаваемыми из поколения в поколение и составляющими часть его жизненного опыта.
 
   В младшем школьном возрасте образ Бабы Яги трансформируется в образ Пиковой дамы, страх перед роковым, фаталистическим значением которой больше всего представлен у девочек, сообщающих друг другу "ужасные" подробности ее небывалых, леденящих кровь способностей. У мальчиков подобным значением обладает скелет - все, что осталось от прежнего Кащея Бессмертного, ставшего таким образом, смертным. У них же выражен страх черной руки - вездесущей руки мертвеца, ассоциированной с черным, высохшем от злости, скупости, зависти и злорадства Кащеем. В младшем школьном и подростковом возрасте на фоне повышенной внушаемости появляются страхи покойников, вурдалака, Вия, Всадника без головы, космических пришельцев, роботов, и т.д. Большей частью подобные персонажи аффективно воздействуют на воображение детей перед сном и во время его после прочтения книг, просмотра кинофильмов, рассказов сверстников. Таким образом, время перед засыпанием, темнота и сон образует своего рода замкнутое пространство, населенное у эмоционально чувствительных и впечатлительных детей пугающими образами из противостоящего жизни мира.

    Страх смерти в младшем дошкольном возрасте олицетворяет страх перед Бабой Ягой и Кощеем. Некрофильный, противостоящей жизни характер этих персонажей, угрожающих разлучить ребенка с матерью или расправиться с ним, носители зла и жестокости представляет контраст, жизнеутверждающему, созидательному и доброму началу в человеке, воплощенному в лице матери и отца. В старшем дошкольном возрасте угроза для жизни ассоциируется с таким сказочным персонажем как Змей Горыныч. Страх перед ним, поднимаясь из глубины подсознания, внезапно овладевает воображением ребенка. Отождествляясь, как и в древние времена, с похищением людей, с испепеляющем все вокруг огнем и пожаром. И вне этого страхи огня и пожара получают свое развитие в старшем дошкольном возрасте. Будучи одним из проявлений страха смерти.
   
   Специфика страхов в этом возрасте обусловлена и развитием так называемого магического настроя - веры (и вытекающие из нее боязни) в несчастливые цифры, дни, черную кошку, Пиковую даму и т.д. Более широко - это страх несчастья, беды, рокового (фаталистического) стечения обстоятельств, т.е. всего того, что потом получает развитие в страхах перед судьбой, роком, таинственными явлениями, предсказаниями и т.д. Подобные страхи, опасения, предчувствия  являются отражением зарождающейся тревожности, мнительности, как и внушаемости.

   В то же время новые элементы детского фольклорного творчества возникают и на противоположном от комического полюсе школьного фольклора. Это происходит в такой важной и серьезной области как "страшные рассказы". Они издавна пользуются большой популярностью среди школьников. Есть все основания полагать, что долгое время "страшные рассказы" состояли из пересказов взрослых быличек и бывальщин, пока не появились тексты, которые представляют собой их особую, "детскую" разновидность, названную исследователями "страшилкой". Основным сюжетом "страшилки" является история о том, как дети становятся жертвами не только ведьм и колдунов, но и некоей вредоносной силы, которая исходит из определенного места или действует посредством различных вещей и ли отдельных органов и частей тела. От быличек и бывальщин отличается еще неразрывной связью с пародийными текстами, "анти-страшилками", что создает определенный комплекс текстов, предназначенный для борьбы с детскими страхами и их преодоления. В новейших исследованиях этот комплекс рассматривается как мифологический. (Чередникова М.П. Современная русская мифология  в контексте фактов традиционной культуры и детской психологии. Ульяновск. 1995.).

   О страшных историях, которые рассказываются среди детей, известно с прошлого века. В работах, посвященным детским "страшилкам",  устанавливалась их генетическая связь с волшебной сказкой и быличкой), определялась социальная функция страшных историй как "имеющих целью вызвать переживание страха, которое в заведомо защищенной и безопасной ситуации доставляет своеобразное наслаждение, приводит к эмоциональному катарсису" (Гречина О.Н., Осорина М.В. Современная фольклорная проза детей. Русский фольклор. Вып. 20. Л., 1981. С. 96-106; 57).

   "Страшные рассказы", подобно архаичным мифам, возникают из естественной потребности ребенка, из необходимости преодолеть психическое и интеллектуальное противоречие. Это позволяет определить "страшилки" и предшествующий им комплекс представлений о мире как современную детскую мифологию. .)
 
    С точки зрения, внешней по отношению к культуре, вопрос будет идти о реальных субстратах мифа, о механизмах его создания. Хранения и воспроизводства. В обществах архаического типа важнейшими механизмами такого воспроизводства являются ритуал и сновидение. Ритуал "разыгрывает" миф, сновидение "преподносит" его сознанию как некую объективную данность.

   В своем преобладающем большинстве сверхъестественные силы "страшилок" не просто вредоносны, но в подавляющем большинстве случаев смертоносны.. Если даже героям удается избежать смерти, то она угрожает им, висит в воздухе, неотвратимо преследует их. Детское сознание, а точнее элементарная детская любознательность обращены к одной из "метафизических" проблем, занимающих человечество с древнейших времен, - тайне смерти. По мнению Топорова В.Н., детство является "зоной повышенной и открытой опасности", "зоной, находящейся под неусыпным вниманием смерти, когда всякая опасность несет угрозу жизни, неотменяемую возможность смерти"(Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: исследования в области мифоэпического. М., 1995. С. 444-445.). Обязательность смерти или ее угроза позволяет говорить о детских страшных историях не просто как рассказах о страшном, а как о рассказах о смерти, которая нередко наступает как "кара наказание за неповиновение, нарушение запрета" (Токарев С.А. Смерть // Мифы народов мира: в 2-х т. М., 1982. Т.2 С. 457.).

    Сверхъестественные силы, главные персонажи - демоны детских страшных историй, делятся на две группы:

    Первую группу, наиболее многочисленную, составляют неодушевленные вполне обычные предметы, вещи, явления окружающего ребенка мира: перчатки, пятно, лента, кукла и т.п. они двигаются разговаривают предупреждают, угрожают, душат, убивают.. В основе такого поведения - "типичное мифологическое" детское сознание, не знающее разнородности явления, не признающее логической иерархии и разделенности на признаки" (Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Миф - имя - культура // Труды по знаковым системам. VI. Тарту, 1973. С. 290.).

   Во втором случае речь идет о той отличительной черте детской психологии, которую немецкий психолог Вильгельм Вунд определил как "всегда готовую воспроизводящую фантазию ребенка, придающую объектам исходящее из каких-либо особенностей эмоциональное значение, не соответствующее, однако их действительным качествам". (Вунд Вильгельм. Фантазия как основа искусства. СПБ., 1914. С. 103, 115.).

   Итак, две особенности детской психологии - готовность к всеобщей персонализации и игровая воспроизводящая фантазия - объясняют механизм рождения демонологических персонажей, детского мифотворчества.

   Одна из главных характеристик демонического персонажа в страшных историях - его цвет: черная рука, желтая занавеска, белое пятно, зеленые глаза, красное пианино. Цвета страшных рассказов, а их в основном семь: черный, белый, красный, синий, зеленый, желтый, голубой (другие встречаются очень редко) - это цвета "некогда упорядоченной системы символической классификации" (Иванов Вяч. Вс., Топоров В.Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1974. С. 77). В ней на первом месте - черный, красный и белый, составляющие "основной общечеловеческий треугольник словесных названий цветов, совпадающий с треугольником, который выявлен в исследованиях в цветовых символов в ритуалах и мифологии различных народов" (Иванов Вяч. Вс. Художественное творчество, функциональная ассиметрия мозга и образные способности человека // Текст и культура: Труды по знаковым системам. XIX. Тарту, 1983. С. 8.). Функция цвета в детских рассказах значительна. Демонологические силы начинают действовать с обретением мифолого - символического цвета. Именно цветом инициируются их зловещие свойства и качества.

   Все сказанное позволяет сделать следующий вывод: детские страшные истории - один из жанров повествовательной традиции детей: мифологические рассказы о смерти, о страшном и ужасном, которое происходит по воле существ, предметов, явлений, наделенных сверхъестественными свойствами и возведенных в ранг демонологических сил. Эти рассказы обладают устойчивой структурой, имеют целью вызвать переживания страха, необходимое для утверждения личности. (С.М. Лойтер)

    В детском фольклоре наряду со страшными историями могут встретиться  несколько обновленные былички, называемыми "вызываниями", вполне традиционные гадания и т.д.
 
   "Вызывание" является ядром магической практики современных школьников. "Вызывают" В основном Пиковую даму и целый ряд сверхъестественных благодетелей: среди них фигурируют как более менее понятные Гном, Баба-Яга и Золотая рыбка, так и таинственная Фенька, маленькая девочка с растрепанными волосами. Любопытно, что героем детских "вызываний" в девяностые годы стал даже "дедушка Ленин". Однако не все "вызываемые" существа помогают, некоторые из них только отвечают на вопросы.

   В вызываниях участвуют в основном дети школьного возраста, чаще всего девочки 9-12 лет. Когда же "вызываемые" спускаются  к дошкольникам и первоклассникам, сюжеты о них заметно трансформируются. Дети 6-7 лет действительно верят в существование "вызываемых" персонажей, пугают ими друг-друга, выдумывают истории о встречах сними. Персонажи "вызываний" теряют жанровую закрепленность и начинают функционировать самостоятельно, как персонажи своеобразной детской демонологии.

   Рассказы 6-7 летних детей включают многочисленные элементы спонтанного фантазирования, причем на первый план в них выступают элементы наглядного восприятия. Эти рассказы изобилуют яркими деталями и эпизодами и существенно отличаются от текстов, записанных от детей более старшего возраста, так у них подобные тексты историй уже закрепились в достаточно жестких формах жанровых канонов.
 
   Описания "вызываний" могут иметь характер инструкций (надо сделать то-то, тогда произойдет то-то) или "меморатов" ( рассказов о случаях, которые якобы произошли на самом деле). Часто текст имеет смешанный характер: начинают с того, что следует делать при вызывании (инструкция), а потом описывают конкретный случай. Многие из рассказов такого рода имеют драматический финал: они не просто задают сценарий вызывания. Но и предопределяют атмосферу страха и ожидания непоправимого.

   Если посмотреть под таким углом зрения на тексты детского фольклора, то можно у них обнаружить определенный реальный субстрат. "Вызывание" представляет собой своеобразный ритуал, причем он весьма напоминает гипнотический сеанс. "Вызывание", по-видимому, потому и получило такое широкое распространение, что позволяет видеть "наяву" появление чудесного персонажа. Настроенные атмосферой таинственного. Темнотой, заранее напуганные возможностью драматического финала. Дети сидят неподвижно в тишине и пристально смотрят на чуть поблескивающую темную поверхность какого-либо предмета (чаще зеркала). Как известно разглядывание какого-нибудь блестящего предмета - обычный прием, применяемый при гипнозе. Это позволяет сосредоточить внимание, отключиться от внешнего мира и в то же время действует угнетающим образом на психику. Повышению внушаемости содействует и таинственная природа блестящего предмета (зеркала) и карт - своеобразных материализованных воплощений мифологемы двойничества.
   
   "Вызывания" сближаются с девичьими гаданиями и по времени, и по общей обстановке, и по использованию таких предметов как зеркало и свечи. Есть, однако, и отличия: в частности: в частности, основная цель гаданий - узнать свою судьбу, вызывания же устраивают, как правило, чтобы загадать какое-нибудь желание или же, "просто так, чтобы попугаться". Гадание с зеркалом традиционно считалось наиболее страшным и опасным, но результаты его - наиболее надежными. Существовали многочисленные рассказы о гаданиях с неблагоприятным исходом, когда черт в образе жениха душил девушку или же от страха она сходила с ума.

   В результате пристального вглядывания в поверхность зеркала, под влиянием утомления глаз и общего подавления сферы личности  у ребенка, и без того обладающего повышенной внушаемостью. Начинаются зрительные галлюцинации. В такой обстановке в зеркале начинают видеть, то что ожидают в нем разглядеть.
 
   В традиционной культуре существовал определенный параллелизм между обрядами с зеркалом и сновидениями. Например, во время святочных гаданий девушка или вызывала жениха с помощью зеркала, или ожидала его прихода во сне. Были возможны и смешанные варианты:
               
                "…А под подушкою пуховой,
                Девичье зеркало лежит.
                Утихло все. Татьяна спит.
                И снится чудный сон Татьяне ".

   Сон - это своеобразное волшебное зеркало, позволяющее заглянуть в будущее и в мир духов, делающее явным то, что обычно скрыто от человеческого глаза. Зеркало же обладает гипнотическим воздействием и позволяет видеть "сны наяву". Таким образом, "зазеркалье" принципиально аморфно миру сновидений.

    В тех случаях, когда гадание с зеркалом перерастает в гадание во сне, появление "видения" может объясниться по-разному: или оно появилось  как бы непосредственно в зеркале по влиянием утомления глаз, или в состоянии, промежуточном между явью и сном, или в гипнотических видениях после того, как человек впал в усыпление, или просто в сновидениях. Поскольку принципиальной разницы между гипнотическим усыплением и естественным сном не существует, а человек особенно расположен к действию гипноза в промежуточном состоянии между бодрствованием и сном. Поскольку речь идет о состояниях, которые близки друг другу и могут друг в друга переходить.

    Рассмотренный материал ("страшилки", "вызывания" и "гадания")  выявляет особые мифотворческие потенции детского творчества. Уместно в этой связи напомнить известное противопоставление искусства и детской игры. Если искусство создает некий обособленный мир, противостоящий повседневности, то игры преображают сам окружающий мир. "Только в свободном творчестве детства био-психологически осуществляется почти неповторимое в дальнейшей жизни слияние сказочного и реального, воображаемого и действительного, свободы и необходимости (Шнеерсон Ф. Психология интимной жизни ребенка. Берлин. 1923. С. 164.) (А.Л. Топорков)

               
                Иллюстрирующие материалы (тексты).

1. Вызывания (Пиковой дамы):

1.1.Еще как Пиковую даму вызывают? Ее можно увидеть, а можно не увидеть. От стола до кровати протягивают белую нитку, вешают на нее конфету. Берешь листок бумаги и пишешь, что тебе нужно: килограмм жвачки там или килограмм апельсинов, или еще что. Нужно в 12 часов (ночи) встать и написать. Она все принесет. Если захочешь увидеть ее - то осторожно, сквозь зажмуренные глаза. Если она увидит, что ты смотришь, то горе будет.

1.2.Надо ночью воткнуть иголку в стену. Пиковая дама придет, может, задушит, а может желание исполнит. Все будет в полночь. Включить свет нельзя - исчезнет. Если она захочет задушить, надо крикнуть:

                -  Тари, тари, тари, нее,
                -  Исполни мое желание   

1.2.А есть еще глаз Пиковой дамы. Это надо поставить такое квадратное зеркало. Покрыть стол белым материалом. Дальше, это, поставить по обе стороны зеркала две свечки. И смотреть в зеркало. Ну, знаете, когда долго смотришь в одно место. Темнеет в глазах, особенно при свечах. И появляется глаз. Пиковой дамы глаз появляется. Такой большущий, черный. Бр-р. Глаз. Если растеряешься, то он может тебя задушить. Ну, в общем, в обморок упадешь. А если не растеряешься, загадаешь желание, обязательно исполнится.
 
 2. Страшные рассказы (страшилки):

2.1. Было в семье три человека: две девочки и отец, а матери у них не было. И как-то к ним пришли в гости два мужчины. Они начали играть в карты. У них упала карта. Одна девочка подбежала и подняла карту. Подняла ее и увидела, что у отца копыта. Она подняла, бросила пиковую даму на стол (это пиковая дама была) и побежала в милицию звонить. Когда милиция приехала, они ломились в дверь и, наконец, выломали. И увидели, что никого в комнате нету, а сестра мертвая лежит. И на стене было написано кровью: " Тебя спасла пиковая дама!".

2.2 Бабушка ловит такси и просит возить ее на кладбище. И вот последнее кладбище. Ночь. Бабка выходит с кладбища и несет мешок, из которого торчит человеческая нога. "Бабушка, ты что - людей ешь? - "Да!" (Бабушкин ответ выкрикивается, а слушатель при этом хватается за руку, оказываясь "жертвой". Все слушатели смеются.)

2.3. Мама послала дочку в магазин и сказала, чтоб купила мясо в любом магазине, кроме магазина "Чайка". Ни в одном магазине девочка не нашла мяса и пошла в магазин "Чайка". Она посмотрела на мясо, оно было какое-то странное. Вдруг мясо ожило. Оттуда вылезла рука, и рука задушила девочку.

3. Пародийная поэзия школьников.

3.1. У лукоморья дуб срубили,
Кота на мясо зарубили,
Русалку в бочку засадили.
И в бочке по морю пустили.
                (А.С.Пушкин)

3.2. Люблю грозу в начале мая
Когда  весенний первый гром
Как долбанет из-под сарая,
Что не опомнишься потом.
                (Ф.И.Тютчев)

3.3. Однажды в студеную зимнюю пору
Я с крыши свалился. Был сильный мороз
Гляжу, поднимается медленно в гору
Лошадка везущая золота воз.

И шествуя важно, в спокойствии чинном
Лошадку ведет под уздцы мужичек.
С большим автоматом, с ножом перочинным,
С огромным наганом, а сам - с ноготок.

"Здорово, парнище!" - "Ступай себе мимо!" -
"Уж больно ты грозен, как я погляжу.
Откуда златишко?" - "Из банка, вестимо.
Отец, слышишь, грабит, а я отвожу". -
"А что, у отца-то большая семья?" -
"Семья-то большая, да все за решеткой,
Всего на свободе отец мой да я" -
"А как звать тебя?" - "Власом". -
"А кой тебе годик?" - "Шестой миновал". -
"Ну, мертвая!" - крикнул малюточка басом,
Нажал на курок, и Некрасов упал.
                (Н.А.Некрасов)

3.4. Наша Таня громко плачет,
По головке мячик скачет.
Это шуточки отца:
Мячик сделан из свинца.
                (Агния Барто)

3.5. Тихо в лесу,
Только не спит кабан:
Завтра кабан поедет на БАМ,
Вот и не спит кабан.

Тихо в лесу,
Только не спит енот:
Кто-то написал еноту в компот,
Вот и не спит енот.

Тихо в лесу,
Только не спит медведь:
Зайцы его научили пердеть,
Вот и не спит медведь.
        ("На сопках Маньчжурии" "Тихо вокруг, сопки покрыты мглой")

3.6. Крутится, вертится дворник с метлой,
Крутится, вертится по мостовой,
Крутится, вертится, хочет узнать,
Чья это лошадь успела на---ть.
                ("Крутится, вертится шар голубой")



Пародии - стилизации.

3.7. Солнце
                встало из-за туч,
          Стало радостно
                в этом мире!
          А хочешь
                я подарю тебе
                гаечный ключ
          Девятнадцать
                на двадцать четыре?



3.8. Листья клена
                падают с ясеня..
- Ни фига себе, -
                думал я себе.
Я взглянул в окно
                и действительно -
Листья падают
                офигительно.
                (В.В.Маяковский)


Пародии на пейзажную и любовную лирику.

3.9. Дождик капает тоскливо,
То в хлебальник мне, то мимо …

Хорошо в краю родном
Пахнет сеном и говном

Хорошо в деревне летом:
Пристает говно к штиблетам

3.10. Вот и верь после этого людям!
Отдалась я ему при луне,
А он взял мои белые груди
И узлом завязал на спине.




Анекдоты, включающие пародийные тексты.

3.12.Белая спальня. Дездемона лежит на кровати, и рядом стоит кувшин. Входит Отелло и пьет из кувшина, обращается к жене:

- Мочилась ли ты на ночь, Дездемона?
- О да, мой господин.
- Ты врешь презренная, горшок твой пуст.
- Я писала вон в тот кувшин.
- Умри ж, паскуда!
     Я пил из этого сосуда.
                Отелло душит Дездемону.


4. Садисткие стишки.

4.1. Глупость, дурость, неосторожность.

       Маленький мальчик бумажку нашел,
       С этой бумажкой в кусты он пошел.
       Долго смеялась над ним детвора.
       Эта бумажка наждачной была.

       Июльское солнце жарко палит
       Мальчик в сарае нашел динамит.
       Нежной рукою он спичку поднес.
       Кашей размазался он об овес.

       Девочка с солнечным именем Рита
       Жопу чесала куском динамита.
       Взрыв прогремел на улице Жданова
       Ноги - в Медведково, жопа - в Чертаново.

       Маленький мальчик залез в холодильник,
       Маленькой ручкой схватил за рубильник.
       Быстро замерзли сопли в носу …
       Нет, не доест он свою колбасу.

       Мальчик играл в трансформаторной будке.
       Теперь на могиле цветут незабудки.

       Маленький мальчик пошел на "Зенит".
       "Люди, - сказал он, - "Спартак" победит!"
       Долго пинали несчастное тело …
       Никто не вступился - били за дело. 

4.2. Взрослые против детей.

      Мне мама в детстве выколола глазки,
      Чтоб я в шкафу варенье не нашел.
      Я не хожу в кино, и не читаю сказки,
      Зато я нюхаю и слышу хорошо.   

      Маленький мальчик в ванне купался,
      Маленький мальчик с водичкой игрался.
      Мама подкралась, халатом шурша …
      Раз табуреткой! И нет малыша.

      Девочка Катя в мячик играла,
      Девочка мячиков в дядю попала.
      Дядя сказал: "У, стрекоза!"
      Долго на пальцах блестели глаза.

      Маленький мальчик на стройке гулял
      И в трансформатор случайно попал.
      Долго рыдала счастливая мать:
      Дите в крематорий не надо сдавать.

      Маленький мальчик бритву нашел.
      Скоро к отцу он с вопросом пришел.
      Папа ответил: "Губная гармошка".
      Все шире и шире улыбка у крошки.

4.3. Дети против взрослых.

      Дети в подвале играли в гестапо:
      Зверски замучен сантехник Потапов.
      Ноги гвоздями прибиты к затылку,
      Но он не выдал, где спрятал бутылку.

      Дедушка внука очень любил,
      На день рождения кинжал подарил.
      Тихо дедуля на кресле сидит -
      Между лопаток подарок торчит.

      Маленький мальчик нашел кимоно,
      Пару приемов он видел в кино.
      С криками "ЙА!" и ударом ноги -
      Папины яйца стекли в сапоги.

      Маленький мальчик веревку нашел,
      С этой игрушкой он в школу пришел.
      Долго над шуткой смеялися дети:
      Лысый директор висит в туалете.

      Маленький мальчик нашел пистолет.
      Больше в деревне милиции нет.


4.3. Смерть по неосторожности.

      Маленький мальчик на крыше играл.
      Ветер подул - мальчик упал.
      Гулко о землю грохнулись кости …
      Никто не поедет к бабушке в гости!

      Мальчик на крыше гонял голубей.
      Вот он бежит все быстрей и быстрей.
      Кончилась крыша. Раздался шлепок.
      Папа мозги соскребает в совок.

      Медленно едет тяжелый каток
      Маленький мальчик бежит поперек.
      Голос строителя в крике охрип.
      Маленький мальчик к асфальту прилип.
 
     Маленький мальчик кошку дразнил.
     Сзади подъехал новенький "ЗИЛ".
     Долго смотрела рыжая кошка,
     Как  на асфальте лежала лепешка.