О шуте

Заплатили шуту за угодные власти остроты.
Подарили копилку: копи, да спокойно старей.
Начал шут выступать не по зову души – по расчету -
иногда и шуты опускаются до королей.
Он немало скопил – дорога беспорочная служба,
был допущен к столу и пожалован знаком на грудь,
но шутил с каждым годом всё хуже, и хуже, и хуже,
а в глазах поселилась шуту непристалая грусть.
Начал он попивать, выходить на манеж на карачках.
Кто жалел, кто ругал – но в него, как вода в решето.
И уже его шуткам, то пошлым, то глупым, то мрачным,
не смеялся в угрюмой толпе совершенно никто.

Но однажды, вступив на манеж, освещенный огнями,
и репризу избитую наскоро пробормотав,
он увидел старуху, как будто в неясном тумане,
и увидел косу в исхудавших до кости руках.
Опустившийся шут распрямил занемевшие плечи
и отбросил копилку, как будто отбросил змею.
Пьяный голос окреп, и впервые за годы весь вечер
он играл на манеже забытую правду свою.
Перепало тут всем: и начальству, и их подпевалам.
Шут смеялся от счастья, себя ощущая собой.
Так, смеясь, и ушёл он туда, где его ожидала
терпеливая зрительница с терпеливой косой.