Сказки Ивушки

             Колыбельная
             (Ивушки)
Глазки закрываются
Ротик улыбается
Пальчики играются
Светлый мир весь спит

И котенок маленький
Попугайчик аленький
Видят тебя маленького
В их веселых снах

Ты летишь под облаком
Серебришься месяцем
Смело звезд касаешься
Росы льёшь рукой

И зайчонок маленький
Попугайчик аленький
Гномик бородатенький
Играются с тобой

Радуга рогатая
Облако косматое
Солнышко лохматое
Баюкают тебя.


Снится тебе солнышко
Зайчик с попугайчиком
Снятся сны весёлые
Весь прекрасный мир

Глазки закрываются
Ротик улыбается
Пальчики играются
Светлый мир весь спит



                Стихи дедушки Валеры
Ивушка весёлый
Смотрит в окно
Небо давно
До снега далкёко

Дождики теплые
Струйки повесили
Капельками стеклами
Ивукше весело

Колючий ежик
Топ-топ по дорожке
Но ежик не ножки
Ежик – колючки

Яблочко на солнышке спело
Чуть-чуть не пело – высоко висело
Солнышку улыбалось, птичкам качалось
Ивушке на зубок попалось

Бука пальчики грызет
Така песенки поёт
Бяка куксится угрюмо
Сяка это видит умно




Однажды один беленький маленький зайчик пошел в большое белое поле поискать красную морковку. И потерялся беленький маленький зайчик в большом белом поле. Долго беленький маленький зайчик искал себя в большом белом поле. Увидит сугроб, обрадуется, – подойдет поближе,- нет, это не беленький маленький зайчик, а занесенный снегом пень. Увидит холмик, обрадуется, – подойдет – нет, это не беленький маленький зайчик, а запорошенное снегом тетеревиное гнездо. Увидит торчащие ушки, обрадуется, – подойдет – нет, это не беленький маленький зайчик, а зиндевелый лопух. Увидит чёрненький хвостик, обрадуется,- подойдет – нет, это не беленький маленький зайчик, а берестяной сучок, торчащий из наста. Устал беленький маленький зайчик и присел отдохнуть.
--- Охо-хо! Где же он, беленький маленький зайчик?- вздохнул он. И встрепенулся.
--- Это кто же говорит «Ох-хохо. Где же он, беленький маленький зайчик?»? Это я говорю «охо-хо».  Где же он, беленький маленький зайчик?. Если я говорю «охо-хо», то это я – беленький маленький зайчик!
Так беленький маленький зайчик нашел себя в большом белом поле.
С тех пор беленький маленький зайчик, отправляясь в белое большое поле сначала говорил себе:
--Это я, беленький маленький зайчик, отправляюсь в большое белое поле. И больше в большом белом поле он себя не терял. И поле уже не было таким большим, хотя и оставалось белым.
А красную-красную морковку маленький беленький зайчик так и не нашел –
Ведь зимой всё становится белым-белым...



В самой середине дикого леса жила сова.
Днем она спала, засунув ушастую голову под крыло, а ночью – охотилась.
Проснется, бывало, среди самой ночи, даже не оглядится вокруг. Откроет обольшие круглые светящиеся желтые глаза,- и ну шнырять  за маленьким мышиным народцем под деревьями. Только и видела их маленькие красные глазки, и хватала промеж их. Это – если была голодной. А голодной она была всегда..
Однажды сова проснулась сытой. И впервые оглядела лес вокруг. Задрожал маленький мышиный народец от взгляда круглых желтых светящихся  глаз совы, и попрятался по норкам.
Но сова вдруг увидела луну – большую, круглую, светящуюся, желтую.
«Да это одноглазая сова!- решила сова.- И сидит прямо на облаке. И маленький мышиный народец ее не боится, а только умывается благоговейно передними лапками, глядя на неё».
И решила сова стать луной – такой же большой, круглой, светящейся и независимой, и не гоняться больше за маленьким мышиным народцем там, под листвой И чтобы маленький мышиный народец благоговейно умывался лапками, глядя на нее.
 «Ей, наверно, грустно, что никто не смотрит на неё так же, как она смотри она всё. Да Ии всё было бы веселее, если бы у небесной совы было бы два глаза».-Подумала мудрая сова.
Она закрыла один желтый круглый  светящийся глаз, и стала смотреть на всё неподвижно..
Обрадовался маленький мышиный народец, что теперь в лесу будет две луны, и ни одной совы, и принес сове червяков и гусениц.
«Как хорошо,- решила мудрая сова, - теперь не надо гоняться за маленьким мышиным народцем,   проливать красную, как их глаза, кровь. Сиди себе и сиди».Она всё видела, всё слышала, всё знала, и к ней стали почиительн обращаться за советами.»Уф»,-отвечала она во всех случаях, и была всегда права.
Но иногда старая небесная сова закрывала глаз, и ночь становилась непроглядной. Тогда мудрой сове приходилось открывать второй глаз, и в лесу снова было две желтые круглые луны, что веселило маленький мышиный народец с красными светящимися глазками, похожими на звезды, мерцающие вверху.
Но небесная одноглазая сова всё время ходила слева направо, и никогда – наоборот. И Мудрая сова всё время смотрела на неё, и шея её всё время поворачивалась слева направо, и никак не наоборот. И стала она задыхаться, и упала с дерева. И только мудрый мышиный царь решил, что сове надо станцевать двести пятьдесят два тура вальса с дятлом, у которого не бывает головокружения. Так они и сделали, под звуки бегущего поблизости ручейка.. И маленький мышиный народец хлопал в ладоши.
«С вальса можно было и начать, - подумала сова.- И если в небе две луны, они должны вальсировать.» Одинокая древняя луна продолжала сой прямой, невальсучий ход, и всё слева направо, слева нараво.
И в небе снова стала одна луна.
А маленький мышиный народец перестал  боятся лунных ночей, когда совам так легко за ними охотиться. Хотя  благоговейно умываться передними лапками при восходе луны они не перестали.Но иногда сова очень скучала по одинокой небесной одноглазой сове и сочувствовала ей. «Трм-пам-пам, трам-пам-пам», напевала она тогда. И подмигивала желтым круглым светящимся глазом, которого так не хватало сове небесной.





Жил-был кот. Он был старый, поэтому у него были усы. Он их поглаживал в двух случаях – полизав сметаны из белого блюдечка с голубой каёмкой или придя к хорошей мысли. Из дома он никогда не выходил, поэтому никогда не видел мышей и  сторонних котов. Поскольу, что же он их никогда не ловил, но боялся, что когда-нибудь заставят, и потому сон его был беспокоен. Он в основном спал на диване, напротив которого, у стены, стояло белое блюдечко с голубой каёмочкой, в которой была сметана. Иногда кот просыпался, и поглаживал усы, либо потому, что полизал сметаны, либо потому, что пришла мысль полизать сметаны, либо потому, что пришла мысль сметаны не лизать, что былоочень редко. Иногда он гладил усы во сне, потому что и во сне ему виделось белое блюдце с голубой каемочкой со сметаной.
Однажды коту приснилась голодная мышь. Кот мышей никогда не видел – но догадался, что это мышь, - что же еще может сниться коту?
Кот переполошился: «Видно, теперь придется охотиться за мышами! И разве пристало сытому коту охотиться за мышами?»
«Не беспокойтесь!»- Пропищала мышь тоненьким  умирающим голоском и так завиляла  хвостиком, что он попал прямо в белое блюдце с голубой каёмкой, в самую сметану.«Я обежала всех здешних котов и мне ничего не дали скушать. А воровать я не умею. Я умираю с голоду! Хотелось бы напоследок попробовать – что такое сметана, это всегда было моим последним желанием.  Говорят что она есть только у Вас!» Мышь побывала во снах  разных котов, и везде ей не давали ничего  попробовать – сливки, молоко, овсянку. Она совсем отощала... Теперь ей не давали попробовать сметану из белого блюдечка с голубой каёмочкой, - такой она ей снилась.
Кот заметил, что хвост мыши в сметане и погладил вдруг усы. Он был ужасно брезглив. Кроме того, на голодную мышь нельзя охотиться – она ни в чем не виновата.
«Можешь, о, голодная мышь, слизнуть сметану со своего хвоста. Но не больше. Иначе мне придется за тобой охотиться!»-Кот не знал, как охотятся за мышами, но знал, что после этого ей уже никакой сметаны не достать.
Мышь с радостью стала облизывать хвост, и так увлеклась, что слизнула второпях сначала свои задние лапки, потом животик, потом передние лапки. Оставшуюся мордочку кот как трофей налепил над белым блюдечком с голубой каёмочкой  со сметаной внутри. Теперь он знал, как охотиться на мышей, и мог спать спокойно. Если бы не незнакомые коты.
Однажды он так увлёкся лизанием сметаны, что весь перепачкался – себя не узнать, да и только. Он и не узнал  в этом беляке себя, доброго дымчатого кота. «Он измазан моей сметаной!»- Догадался кот» .-Надо сначала отобрать свое». И стал вылизывать лапы – и слизнул лапы, стал вылизывать брюшко – и слизнул брюшко, стал вылизывать хвост – и слизнул хвост. Остался один язык. Но и этого было достаточно, чтобы лизать сметану из белого блюдечка с голубой каёмочкой. И еще остались усы, хотя поглаживать их уже было нечем, и поэтому от них было ужасно щекотно.. Но теперь он знал, как охотиться на мышей и драться с незнакомыми котами. И стал спать спокойно.  Только усы мешали – всё время топорщили


                *                *                *

                Проснулся медведь ранней весной, когда еще похожие на последние снежинки подснежники только-только пробудились под твердым ещё настом. Проснулся – и возмутился: на небе не было солнца. Сколько себя помнил, с самых медвеженковских времен – его весной будило солнце. Но теперь – на небе были злые, с синим пдвоем тучи, и неслись они быстро. С юга на север. «Наверно, тучи с ветром унесли солнце на север, и оно теперь в пену у белых медведей», подумал медведь. Сам он был бурый, как весенняя  земля. «Надо его вручать»  И направился вслед облакам. Долго он шел, пока не повстечался ему белый медведь. «Долго  вы будете держать солнце у  себя в северном плену?»-зарычал бурый медведь. «А мы думали, что оно совсем поселилось у вас, на юге, и вы него не пускаете на небо»,-отвечал белый медведь.  «Где же оно. Нам без него плохо»,-вместе подумали медведи и сели, подняв головы к небу.
А тучи всё темнели, из сиих становились черными.
«Это тучи удерживают солнце в плену!»- догадались медведи. «Надо сильно подуть, чтобы тучи разлетелись!» Они набрали побольше воздуха в грудь, и стали дуть на тучи. Но тучи обиделись и бросили им в нос заряд снега. «Мы тут не питутчи!» Заявили они и стали чернеть еще больше. –«Мы сами ждём-недождемся солнца, чтобы стать весёлыми весенними облаками и устроить всем на радость весенний гром. Но солнце выше нас, и витает где-то высоко-высоко. Ему, видно, не до нас, не до весны. Обленилось, должно быть, за зиму». «Это наверно»,- подумали медведи, которые сами за зимнюю спячку обленись. «Но нам хорошо,- сказал белый медведь,- у нас под ногами земля, и мы по ней прочно ходим, а оно в небе, того и гляди сорвется от усталости». «Ему негде сесть.»- сказал бурый медведь.-«Ведь всё  еще кругом занесено снегом, и солнце застынет, если встанет в снег.» Они долго думали, как помочь солнцу встать так, чтобы сразу не замерзнуть от снега. Наконец, они нашли высокую-высокую гору и стаи сгребать с нее снег вниз. Они трудились усердно, так, что к темноте получилась большая поляна, и на ней даже нашлись подснежники. Медведи устали, и улеглись спать.
Наутро встало яркое, теплое весеннее солнце. Оно встало и в лесу, и на прогалине, и на носу белого медведя и на боку медведя бурого. Оно встало и на полянке, которую расчистили для него медведи. И его окружили расцветшие подснежники «Пойду к свом, сообщу, что солнце  пробудилось. Как раз за восходом успею. Ведь есть еще медвежата, которые не видели весеннего солнца»..
А солнце было везде, и радовало и зайцев, и оленей, и енотов.
«Что-то рано в этом году солнце засияло по-весеннему»,-говорили все. Как бы не настали хода».
«Не бойтесь!»- говорил медведь, - «Мы ему расчистили от снега  поляну высоко на горе, там ему не страшен холод снега.». И зажмурился от благодатного солнечного луча.




Был древний, может быть, самый древний город. Он был вокруг башни, а башня вокруг часов. Это были древние часы, и никто  не знал их конструкции, кроме создателя их и его потомков. И люди жили по часам, и  им было счастье. В нужный час они сходились для работы, и мышцы приготовлялись по часам к работе; в нужный час сходись они к обеду, и желудки приготовляли их к обеду; в нужный час собирались они для утех любви, и вожделение соединяло их для утех любви, в нужный час они сходились в кафе, и кафе гостеприимно открывалось для их разговоров.
--Солнце водит стада и стада идут за солнцем, они хотят то спать, то есть, о пить - объяснял немногим старый мастер.—Но солнце непостоянно в своих ходах, да и облака играют с ним злые шутки. Часы же никогда не подведут, у них точная механика. Горожане внимали ему и становились исправными поклонниками часов. Многим даже не надо было глядеть на них, чтобы сказать, который час, только иногда сверяли время.
Но нашлись лукавые люди, которые подговорили наследника часовщика удлинить время рабочее, и рабочие работали на три часа дольше, чем раньше. И очень уставали, но верили часам. Это было очень выгодно, и они наживались, а сами эти три часа спали дольше И хитрецы  стали платить часовщику по одной золотой монете в месяц, хотя сами наживали больше..
Так было долго, но солнц они уже не понимали, и работникам не удавалось заметить пропажу. .Но нашлись смелые люди, которые решили уговорить часовщика перевести часы назад. И поставить часы правильно. Но часовщик забыл, который теперь час, ведь все часы ставили по башенным, а обманщики, точно измерявшие время работы, отказались помочь. Тогда смелые люди сговорились покарать обманщиков в их собственных постелях. Они договорились собраться у башни ранним утром, выправить часы и напасть на расхитителей. Об этом узнала полиция. И сам главный полицейский пришел к часовщику.
--Ты передвинешь стрелки на четверть часа вперед, чтобы мы могли схватить  собравшихся заговорщиков!- Приказал он.
Заговорщики узнали об этом, и попросили часовщика передвинуть стрелки на четверть назад, чтобы схватить собравшихся полицейских. Часовщик же не перевел часы, и полицейские с заговорщиками перебили друг дуга. Только главный полицейский остался жив, и пришел к часовщику с большим пистолетом.
    --Ты знаешь время. Поэтому тебя  надо убить,-. Сказал он, и выстрелил часовщику в грудь. И все стали жить по своим часам, спешащим, отстающим, останавливающимся. И стали сами то спать, то есть, то пить ... И в городе нужны были общие часы. Но башенные часы  уже давно остановись на половине седьмого;  все сговорились, что каждое воскресенье, как только сядет солнце, сходиться у часов и сверять свои по стоящим.  Заодно решали свои дела. Но главный полицейский с большим черным пистолетом бы недоволен, что они всё решают сами, и отвернул стрелки у больших башенных часов.
Сверять часы стало невзможно. Прекратились назнчене встреч. Влюбленные напрасно искали друг друга. Священник совсем закрыл свою церковь – вовремя в неё никто не ходил Рабочие работали круглые сутки. Кое-кто очень похудел, и даже  умер с голоду, потому что не знал, когда обедать. Поезда перестали останавливаться около города – их не встречал стрелочник. Муку стали возить мимо, туда, где в строго назначенный час возчиков ждал мельник. Школа закрылась – никто не знал, когда начинать урок,- поэтому горожане разучились цифрам и не знали ни  годов, которые то растягивались, то сжимались, ни недель, в них было то два то два десятка дней, ни часов, которые, какие не поломались, уже не к чему было заводить. А жить по солнцу, Луне и звездам, ходить стадами они не научись – долгое  время   это было ни к чему, а учитель астрономии  сбежал из города одним из первых, как только часовщик перевел часы.
--Да-да, - сказал призрак старого мастера, явившейся однажды.—Стада идут за солнцем – то спать, то есть, то пить. И, прищурившись взглянув  на солнце. призрачной от времени рукой –а часовые мастера не умирают, -вновь завел городские часы...У них точная механика...





Однажды один лисенок, маленький, рыжий и лохматый, как солнце, в первый раз выбрался из глубокой тёмной норы на свет. И сразу увидел Солнце. Оно было большим, лохматым, ласковым и рыжым и ослепительно сияло. Долго маленький лохматый рыжий лисенок искоса рассматривал солнце краем глаза- прямо смотреть было больно. И солнце смотрел она него.»Какой замечательный лохматый рыжий лисенок!»-Подумало солнце.»Пусть у него будет тёмный лохматый добрый братик».  «Это, наверно, великий лохматый рыжий всевидящий лис».- решил лисенок и наклонил голову. И увидел черного лохматого лисенка, который поднял голову и смотрел прямо на него. Но он был черным, и не понравился лисенку. Лисенок ощерил зубы и зарычал тоненько. Серный лисенок продолжал молча смотреть на него. «Он, должно быть, сильнее меня, если не рычит и не скалится».- решил маленький рыжий лохматый лисенок и попятился в сторону. В ту же сторону попятился и черный лисенок. «ОН меня не боится»,-решил лисенок. «И я не буду бояться тоже». И протянул лапу. То же сделал и  черный лисенок. «Это мой брат!»- решил лисенок и обрадовался. И стал прыгать по лесу рядом со своим братом. Но вот на солнце нашла туча. И брат исчез, будто не было. «Как же я буду один?»-пригорюнился маленький рыжий лохматый лисенок. –«Великий огненный лис рождает нас подвое, а потом почему-то второго забирает».»Не горюй»,-сказала мудрая старая ворона, устраиваясь под большой веткой.-«Сейчас пойдёт дождь, и он может совсем смыть черного лисенка. А ты- лохматый и рыжий, как солнце. И тёплый, ты останешься. И с солнышком вернется братик». Прошел дождь и стало смеркаться.»А куда денутся тени, когда Великий небесный Лис уйдет под землю?»-Спросил маленький лохматый рыжий лисёнок мудрую старую ворону. Ворона сказала, выдёргивя перо из-под крыла: «Наступит царство теней. И само Солнце станет тенью. И все будут тенями друг друга. Так что иди к своей маме и стань её тенью, а она – твоей, ведь вы оба рыжие. Иначе придут тени, которых днем не видно и испугают тебя». По пути к норе одна тень из тех, что днем не видно, подбежала к маленькому лохматому рыжему лисенку. И остановилась. «Ты маленький, лохматый и рыжий, как солнце, которого я не люблю, потому что оно заставляет отбрасывать тень, а она показывает, какой я злой и плохой и сама становится злой и плохой, и я прячусь от неё в ночь. От тебя, рыжий, может упасть моя тень. И наброситься на меня. Так что иди подобру-поздорову».-и отпрыгнула в чащу самых густых теней. Наутро маленький лохматый рыжий лисенок вышел из норы и сказал восходящему солнцу «Я тоже вышел. Мы – два рыжих и лохматых. Я буду твоей тенью на земле». С тех пор все звери в лесу подходили ласково к маленькому лохматому рыжему лисенку, и весем казалось, что они отбрасывают две добрые тени, одна другой добрее.







Однажды в песке  на солнечном припеке
Из пёстрого, краплёного яйца родилась  змейка.
Она была без лап, просто голова и хвост.  И, когда она
Стала узнавать зверей, это её очень опечалило.
«Как же я буду ломать ветви и топтать землю»-печалилась она
  Один только извивистый след в  песке останется от меня»
Но на заметила, что все звери её сторонятся, обходят поотдаль. И только мудрая ворона объяснила ей: «ты ядовитая. От твоего укуса в всякий станет жителем страны теней, а не подсолнечным существом.»  Опечалилась змейка,  что ей такая участь дана. И стала прятаться в камышах, подальше от зверей. Но её нашел медведь, который собрался искупаться. «Ты не печалься, - сказал он. - Все мы без чего-то. Я,  вот, например, без рогов. И ничего, живу. Зато ты – ядовитая. У тебя нет дружбы» И змейка поняла, что любого зверя может ужалить и тот перестанет жить. Ещё больше опечалилась змейка: за какие провинности я буду их жалить? За то, что не понравились мне? Но это не провинность а достоинство – он сам себе зверь, а не мой пособник .  НУ и что, что к него лапы, он таков, каков есть.  И я такова, какова есть -  решила змейка и уползла в норку.
Наутро солнце вызвало всех зверей наружу. Вылез и бородатый медведь, и хвостатя лиса,  и пугливая белка. Только змейка не вылезла, чтобы не пугать солнце ядовитым зубом.»Вдруг и солнце будет меня бояться? А если я его случайно укушу, то весь мир останется без солнца!»-думала змейка и печально вздыхала. Так весь день она и пролежала в норке, и только ночью выползла из нё – ведь ночь – это тьма, а она бессмертна. «Я могу любого зверя отправить в ночь навсегда, но зачем? Звери так любят свет, и прыгать, и скакать. Ночь и так сама по себе настает, и все звери спят, будто мёртвые, без задних ног.»-подумала змейка. И стала жить по ночам. Но она очень любила погреться на солнышке, и  скоро вползла днем, на всякий  случай крепко сжав губы, чтобы не поранить кого-нибудь ядовитым зубом.
«Этот зуб – моё несчастье, - думала она. От него все звери становятся как я, будто без лап, и начинают источать яды. И извиваются всем телом, прежде, чем уйти в ночь. Но и простой ночи им довольно, а после этой не наступает день. Что же мне делать?»
«А ты жаль тех зверей, которые тебе больше всего не нравятся. И будешь, как Бог!»-Подсказала мудрая древняя ворона, на всякий случай взлетая повыше на ветку березы.
«Кого же я ненавижу больше всего?»- задумалась маленькая змейка.»Медведь могуч и добродушен. Лиса весела и красива. Белка добра и  изящна... Больше всего я ненавижу себя!»- пришла к выводу змейка. Она с  грустью посмотрела на солнце, кивнула головкой качающимся под ветром кустам орешника, попрощалась с белым светом, и укусила себя в хвост. И стала ждать ухода в вечную ночь. Лапки она не сложила- ведь не было у неё лапок. Но яд её, пройдя всё тело, соединился в ядовитом зубе со старым ядом и оберегающим змейку  от него слюной и превратился в мЯд. Сладкий-пресладкий, будто липовый мед, исцеляющий сам от себя и еще, вдобавок, приносящий радость и бодрость, как после хорошо проведенной ночи.
И стала змейка кусать уставших, больных или старых  животных, и мЯд делал их бодрыми и сильными, и лапы их двигались в танце в ритм ветру и они радовались жизни и говорили, что у змейки есть самая главная конечность, что она  очищает белый свет, и у неё стало много-много любимых животных и ни одного ненавистного. И её полюбили. И когда надо было что-то сделать лапами, другие звери охотно делали это за неё. А когда солнце уставало светить, и закрывалось облаками, змейка жалила его мЯдом, и солнышко начинало блестеть еще ярче. Змейка называла это  «пожалеть».



В самой середине дикого леса жила сова.Днем она спала, засунув ушастую голову под крыло, а ночью – охотилась.
Проснется, бывало, среди самой ночи, даже не оглядится вокруг. Откроет обольшие круглые светящиеся желтые глаза,- и ну шнырять за маленьким мышиным народцем под деревьями. Только и видела их маленькие красные глазки, и хватала промеж их. Это – если была голодной. А голодной она была всегда..
Однажды сова проснулась сытой. И впервые оглядела лес вокруг. Задрожал маленький мышиный народец от взгляда круглых желтых светящихся глаз совы, и попрятался по норкам.
Но сова вдруг увидела луну – большую, круглую, светящуюся, желтую.
«Да это одноглазая сова!- решила сова.- И сидит прямо на облаке. И маленький мышиный народец ее не боится, а только умывается передними лапками, глядя на неё».
И решила сова стать луной – такой же большой, круглой, светящейся и независимой, и не гоняться больше за маленьким мышиным народцем там, под листвой.
Она закрыла один желтый круглый светящийся глаз, и стала смотреть на всё неподвижно..
Обрадовался маленький мышиный народец, что теперь в лесу будет две луны, и ни одной совы, и принес сове червяков и гусениц.
«Как хорошо,- решила мудрая сова, - теперь не надо гоняться за маленьким мышиным народцем, проливать красную, как их глаза, кровь. Сиди себе и сиди».Она всё видела, всё слышала, всё знала, и к ней стали почтительно обращаться за советами.»Уф»,-отвечала она во всех случаях, и была всегда права.
Но иногда старая небесная сова закрывала глаз, и ночь становилась непроглядной. Тогда мудрой сове приходилось открывать второй глаз, и в лесу снова было две желтые круглые луны, что веселило маленький мышиный народец с красными светящимися глазками, похожими на звезды, мерцающие вверху.
Но небесная одноглазая сова всё время ходила слева направо, и никогда – наоборот. И Мудрая сова всё время смотрела на неё, и шея её всё время поворачивалась слева направо, и никак не наоборот. И стала она задыхаться, и упала с дерева. И только мудрый мышиный царь решил, что сове надо станцевать двести пятьдесят два тура вальса с дятлом, у которого не бывает головокружения. Так он и и сделали, под звуки бегущего поблизости ручейка.. И маленький мышиный народец хлопал в ладоши.
«С вальса можно было и начать, - подумала сова.- И если в небе две луны, они должны вальсировать.» Одинокая древняя луна продолжала свой прямой, невальсучий ход, и всё слева направо, слева направо.
И в небе снова стала одна луна.
А маленький мышиный народец перестал бояться лунных ночей, когда совам так легко за ними охотиться. Увидят вторую луну – и вальсируют. Хотя умываться передними лапками при восходе луны они не перестали.
Но иногда сова очень скучала по одинокой небесной одноглазой сове и сочувствовала ей. «Трм-пам-пам, трам-пам-пам», напевала она тогда. И подмигивала желтым круглым светящимся глазом, которого так не хватало сове небесной.









Жил-был кот. Он был старый, поэтому у него были усы. Он их поглаживал в двух случаях – полизав сметаны из белого блюдечка с голубой каёмкой или придя к хорошей мысли. Из дома он никогда не выходил, поэтому никогда не видел мышей и  сторонних котов. Поскольу, что же он их никогда не ловил, но боялся, что когда-нибудь заставят, и потому сон его был беспокоен. Он в основном спал на диване, напротив которого, у стены, стояло белое блюдечко с голубой каёмочкой, в которой была сметана. Иногда кот просыпался, и поглаживал усы, либо потому, что полизал сметаны, либо потому, что пришла мысль полизать сметаны, либо потому, что пришла мысль сметаны не лизать, что былоочень редко. Иногда он гладил усы во сне, потому что и во сне ему виделось белое блюдце с голубой каемочкой со сметаной.
Однажды коту приснилась голодная мышь. Кот мышей никогда не видел – но догадался, что это мышь, - что же еще может сниться коту?
Кот переполошился: «Видно, теперь придется охотиться за мышами! И разве пристало сытому коту охотиться за мышами?»
«Не беспокойтесь!»- Пропищала мышь тоненьким  умирающим голоском и так завиляла  хвостиком, что он попал прямо в белое блюдце с голубой каёмкой, в самую сметану.«Я обежала всех здешних котов и мне ничего не дали скушать. А воровать я не умею. Я умираю с голоду! Хотелось бы напоследок попробовать – что такое сметана, это всегда было моим последним желанием.  Говорят что она есть только у Вас!» Мышь побывала во снах  разных котов, и везде ей не давали ничего  попробовать – сливки, молоко, овсянку. Она совсем отощала... Теперь ей не давали попробовать сметану из белого блюдечка с голубой каёмочкой, - такой она ей снилась.
Кот заметил, что хвост мыши в сметане и погладил вдруг усы. Он был ужасно брезглив. Кроме того, на голодную мышь нельзя охотиться – она ни в чем не виновата.
«Можешь, о, голодная мышь, слизнуть сметану со своего хвоста. Но не больше. Иначе мне придется за тобой охотиться!»-Кот не знал, как охотятся за мышами, но знал, что после этого ей уже никакой сметаны не достать.
Мышь с радостью стала облизывать хвост, и так увлеклась, что слизнула второпях сначала свои задние лапки, потом животик, потом передние лапки. Оставшуюся мордочку кот как трофей налепил над белым блюдечком с голубой каёмочкой  со сметаной внутри. Теперь он знал, как охотиться на мышей, и мог спать спокойно. Если бы не незнакомые коты.
Однажды он так увлёкся лизанием сметаны, что весь перепачкался – себя не узнать, да и только. Он и не узнал  в этом беляке себя, доброго дымчатого кота. «Он измазан моей сметаной!»- Догадался кот» .-Надо сначала отобрать свое». И стал вылизывать лапы – и слизнул лапы, стал вылизывать брюшко – и слизнул брюшко, стал вылизывать хвост – и слизнул хвост. Остался один язык. Но и этого было достаточно, чтобы лизать сметану из белого блюдечка с голубой каёмочкой. И еще остались усы, хотя поглаживать их уже было нечем, и поэтому от них было ужасно щекотно.. Но теперь он знал, как охотиться на мышей и драться с незнакомыми котами. И стал спать спокойно.  Только усы мешали – всё время топорщились











                *                *                *

                Проснулся медведь ранней весной, когда еще похожие на последние снежинки подснежники только-только пробудились под твердым ещё настом. Проснулся – и возмутился: на небе не было солнца. Сколько себя помнил, с самых медвеженковских времен – его весной будило солнце. Но теперь – на небе были злые, с синим пдвоем тучи, и неслись они быстро. С юга на север. «Наверно, тучи с ветром унесли солнце на север, и оно теперь в пену у белых медведей», подумал медведь. Сам он был бурый, как весенняя  земля. «Надо его вручать»  И направился вслед облакам. Долго он шел, пока не повстечался ему белый медведь. «Долго  вы будете держать солнце у  себя в северном плену?»-зарычал бурый медведь. «А мы думали, что оно совсем поселилось у вас, на юге, и вы него не пускаете на небо»,-отвечал белый медведь.  «Где же оно. Нам без него плохо»,-вместе подумали медведи и сели, подняв головы к небу.
А тучи всё темнели, из сиих становились черными.
«Это тучи удерживают солнце в плену!»- догадались медведи. «Надо сильно подуть, чтобы тучи разлетелись!» Они набрали побольше воздуха в грудь, и стали дуть на тучи. Но тучи обиделись и бросили им в нос заряд снега. «Мы тут не питутчи!» Заявили они и стали чернеть еще больше. –«Мы сами ждём-недождемся солнца, чтобы стать весёлыми весенними облаками и устроить всем на радость весенний гром. Но солнце выше нас, и витает где-то высоко-высоко. Ему, видно, не до нас, не до весны. Обленилось, должно быть, за зиму». «Это наверно»,- подумали медведи, которые сами за зимнюю спячку обленись. «Но нам хорошо,- сказал белый медведь,- у нас под ногами земля, и мы по ней прочно ходим, а оно в небе, того и гляди сорвется от усталости». «Ему негде сесть.»- сказал бурый медведь.-«Ведь всё  еще кругом занесено снегом, и солнце застынет, если встанет в снег.» Они долго думали, как помочь солнцу встать так, чтобы сразу не замерзнуть от снега. Наконец, они нашли высокую-высокую гору и стаи сгребать с нее снег вниз. Они трудились усердно, так, что к темноте получилась большая поляна, и на ней даже нашлись подснежники. Медведи устали, и улеглись спать.
Наутро встало яркое, теплое весеннее солнце. Оно встало и в лесу, и на прогалине, и на носу белого медведя и на боку медведя бурого. Оно встало и на полянке, которую расчистили для него медведи. И его окружили расцветшие подснежники «Пойду к свом, сообщу, что солнце  пробудилось. Как раз за восходом успею. Ведь есть еще медвежата, которые не видели весеннего солнца»..
А солнце было везде, и радовало и зайцев, и оленей, и енотов.
«Что-то рано в этом году солнце засияло по-весеннему»,-говорили все. Как бы не настали хода».
«Не бойтесь!»- говорил медведь, - «Мы ему расчистили от снега  поляну высоко на горе, там ему не страшен холод снега.». И зажмурился от благодатного солнечного луча.



















Однажды один лисенок, маленький, рыжий и лохматый, как солнце, в первый раз выбрался из глубокой тёмной норы на свет. И сразу увидел Солнце. Оно было большим, лохматым, ласковым и рыжым и ослепительно сияло. Долго маленький лохматый рыжий лисенок искоса рассматривал солнце краем глаза- прямо смотреть было больно. И солнце смотрел она него.»Какой замечательный лохматый рыжий лисенок!»-Подумало солнце.»Пусть у него будет тёмный лохматый добрый братик».  «Это, наверно, великий лохматый рыжий всевидящий лис».- решил лисенок и наклонил голову. И увидел черного лохматого лисенка, который поднял голову и смотрел прямо на него. Но он был черным, и не понравился лисенку. Лисенок ощерил зубы и зарычал тоненько. Серный лисенок продолжал молча смотреть на него. «Он, должно быть, сильнее меня, если не рычит и не скалится».- решил маленький рыжий лохматый лисенок и попятился в сторону. В ту же сторону попятился и черный лисенок. «ОН меня не боится»,-решил лисенок. «И я не буду бояться тоже». И протянул лапу. То же сделал и  черный лисенок. «Это мой брат!»- решил лисенок и обрадовался. И стал прыгать по лесу рядом со своим братом. Но вот на солнце нашла туча. И брат исчез, будто не было. «Как же я буду один?»-пригорюнился маленький рыжий лохматый лисенок. –«Великий огненный лис рождает нас подвое, а потом почему-то второго забирает».»Не горюй»,-сказала мудрая старая ворона, устраиваясь под большой веткой.-«Сейчас пойдёт дождь, и он может совсем смыть черного лисенка. А ты- лохматый и рыжий, как солнце. И тёплый, ты останешься. И с солнышком вернется братик». Прошел дождь и стало смеркаться.»А куда денутся тени, когда Великий небесный Лис уйдет под землю?»-Спросил маленький лохматый рыжий лисёнок мудрую старую ворону. Ворона сказала, выдёргивя перо из-под крыла: «Наступит царство теней. И само Солнце станет тенью. И все будут тенями друг друга. Так что иди к своей маме и стань её тенью, а она – твоей, ведь вы оба рыжие. Иначе придут тени, которых днем не видно и испугают тебя». По пути к норе одна тень из тех, что днем не видно, подбежала к маленькому лохматому рыжему лисенку. И остановилась. «Ты маленький, лохматый и рыжий, как солнце, которого я не люблю, потому что оно заставляет отбрасывать тень, а она показывает, какой я злой и плохой и сама становится злой и плохой, и я прячусь от неё в ночь. От тебя, рыжий, может упасть моя тень. И наброситься на меня. Так что иди подобру-поздорову».-и отпрыгнула в чащу самых густых теней. Наутро маленький лохматый рыжий лисенок вышел из норы и сказал восходящему солнцу «Я тоже вышел. Мы – два рыжих и лохматых. Я буду твоей тенью на земле». С тех пор все звери в лесу подходили ласково к маленькому лохматому рыжему лисенку, и весем казалось, что они отбрасывают две добрые тени, одна другой добрее.














Однажды в песке  на солнечном припеке
Из пёстрого, краплёного яйца родилась  змейка.
Она была без лап, просто голова и хвост.  И, когда она
Стала узнавать зверей, это её очень опечалило.
«Как же я буду ломать ветви и топтать землю»-печалилась она
  Один только извивистый след в  песке останется от меня»
Но на заметила, что все звери её сторонятся, обходят поотдаль. И только мудрая ворона объяснила ей: «ты ядовитая. От твоего укуса в всякий станет жителем страны теней, а не подсолнечным существом.»  Опечалилась змейка,  что ей такая участь дана. И стала прятаться в камышах, подальше от зверей. Но её нашел медведь, который собрался искупаться. «Ты не печалься, - сказал он. - Все мы без чего-то. Я,  вот, например, без рогов. И ничего, живу. Зато ты – ядовитая. У тебя нет дружбы» И змейка поняла, что любого зверя может ужалить и тот перестанет жить. Ещё больше опечалилась змейка: за какие провинности я буду их жалить? За то, что не понравились мне? Но это не провинность а достоинство – он сам себе зверь, а не мой пособник .  НУ и что, что к него лапы, он таков, каков есть.  И я такова, какова есть -  решила змейка и уползла в норку.
Наутро солнце вызвало всех зверей наружу. Вылез и бородатый медведь, и хвостатя лиса,  и пугливая белка. Только змейка не вылезла, чтобы не пугать солнце ядовитым зубом.»Вдруг и солнце будет меня бояться? А если я его случайно укушу, то весь мир останется без солнца!»-думала змейка и печально вздыхала. Так весь день она и пролежала в норке, и только ночью выползла из нё – ведь ночь – это тьма, а она бессмертна. «Я могу любого зверя отправить в ночь навсегда, но зачем? Звери так любят свет, и прыгать, и скакать. Ночь и так сама по себе настает, и все звери спят, будто мёртвые, без задних ног.»-подумала змейка. И стала жить по ночам. Но она очень любила погреться на солнышке, и  скоро вползла днем, на всякий  случай крепко сжав губы, чтобы не поранить кого-нибудь ядовитым зубом.
«Этот зуб – моё несчастье, - думала она. От него все звери становятся как я, будто без лап, и начинают источать яды. И извиваются всем телом, прежде, чем уйти в ночь. Но и простой ночи им довольно, а после этой не наступает день. Что же мне делать?»
«А ты жаль тех зверей, которые тебе больше всего не нравятся. И будешь, как Бог!»-Подсказала мудрая древняя ворона, на всякий случай взлетая повыше на ветку березы.
«Кого же я ненавижу больше всего?»- задумалась маленькая змейка.»Медведь могуч и добродушен. Лиса весела и красива. Белка добра и  изящна... Больше всего я ненавижу себя!»- пришла к выводу змейка. Она с  грустью посмотрела на солнце, кивнула головкой качающимся под ветром кустам орешника, попрощалась с белым светом, и укусила себя в хвост. И стала ждать ухода в вечную ночь. Лапки она не сложила- ведь не было у неё лапок. Но яд её, пройдя всё тело, соединился в ядовитом зубе со старым ядом и оберегающим змейку  от него слюной и превратился в мЯд. Сладкий-пресладкий, будто липовый мед, исцеляющий сам от себя и еще, вдобавок, приносящий радость и бодрость, как после хорошо проведенной ночи.
И стала змейка кусать уставших, больных или старых  животных, и мЯд делал их бодрыми и сильными, и лапы их двигались в танце в ритм ветру и они радовались жизни и говорили, что у змейки есть самая главная конечность, что она  очищает белый свет, и у неё стало много-много любимых животных и ни одного ненавистного. И её полюбили. И когда надо было что-то сделать лапами, другие звери охотно делали это за неё. А когда солнце уставало светить, и закрывалось облаками, змейка жалила его мЯдом, и солнышко начинало блестеть еще ярче. Змейка называла это  «пожалеть».







Один крот всю жизнь провел под землей и рыл норы в разных землях, ловил гусениц, грелся от своего брюшка и видел волшебные сны давней-давней давности кротиного племени про свет. Сам он был слеп. Во снах ведалось, что есть свет, и есть мир, который видят во снах вековечных обитатели верхнего светлого мира, но никогда не видел солнца, хотя и знал о нем., что это – Сон-це, общий для всех сон. И втемяшилось ему наконец, в его одиночестве, посмотреть солнце, хоть он и знал, что был слеп, поскольку одинок, и ничего не увидит, но про солнце говорилось, что оно настолько сильно, что просвещает всё. «Может быть, и мою тьму просветит?»- подумал крот.-«Там, на верху, все мои сны станут явью, а значит, стану явью и я, никому не ведомый копатель одиноких нор. Но у них есть еще сон-нце! Я отберу его у них, пусть тоже живут снами вековых своих предков о свете. И будет не так одиноко». Крот знал, что солнце вверху, где тепло, и всегда рыл норы поглубже, где только его шубка давала достаточно тепла, и слепые глаза давали уверенность, что в потьмах – темно и никого нет. И лапки отталкивали грунт так легко, что он становился продолжением этих лапок. И чуткие уши слышали лишь тишину – что значило, что ни один другой крот не роется поблизости. За свою жизнь он прорыл очень глубокую нору, и путь наверх был неблизок. Но Крот взялся за дело. Он расчищал завалы, протискивался сквозь узкие места, торопился мимо боковых ответвлений, где были его спальни.. И вот тот, кого никто не видел на поверхности земли, расшвыряв верхний слой, выглянул наружу. Его сразу обдало свежим ветром, запахами и еще - теплом невиданного им светила. Крот повернулся другой стороной, и почувствовал тепло там, где его не было, чего никогда не было под его теплой меховой шубкой. Его нос ни во что не упирался, а это значило, что спереди могут быть враги. «Но где же мои вековечные золотые мечты о ярком сон-нце, от которого можно смотреть, и видеть всё вокруг?»- спросил крот в никуда. -Я возьму его вниз, и буду жить прекрасно, а те, наверху, станут слепыми одинокими кротами и будут и дальше видеть вечные сны о свете» «Ты на свету,- сказал пробегавший мимо муравей,- поэтому любая ворона или сокол могут сделать тебя добычей!»  «Но мне так хочется посмотреть светлый мир наяву, который много раз видел во сне, и показаться ему, что я живой и существую! И убедиться, что, кроме света, существует Сон-нце! И потрогать его! Увидеть его сквозь свою одинокую слепоту вековечных одиноких снов о свете!»-ответил Крот.- «И унести его, и сделать солнечным мир подземный! У вас и так светло!» «Но ты слеп, и всего лишь видишь свой очередной сон! - прощебетала стрекоза.- Тебе надо к жуку-резачу, чтобы он прорезал тебе глаза!» Жук-резач открыл глаза Кроту, и тот первым делом посмотрел вверх. И сразу снова ослеп от ярких лучей, и в глазах поплыли чёрные круги.Всё вокруг совсем потемнело. «Да они, жители поверхности и без того слепы, если смотрят на такое яркое сон-це. К чему, мне, слепому, ослеплять себя еще и ослепительным сиянием солнца! - сказал крот.- Они забывают древние сны о свете, и у них каждый день общее Сон-це, новые заботы и кругом враги.  И приходится всё рассматривать и высматривать. А одинокие сны повторяются, и заботы мои одни и те же. Это они – слепцы, что смотрят на поверхность земли, я знаю её изнутри и пусть их слепые детеныши еше поучатся у меня жить впотьмах!» «Жаль, что меня видели другие, жаль, что я был ослеплен сиянием сон-ца!»- заключил крот и отправился в свою нору, в самый глубокий ее ход. И снова он прокладывал ходы, и снова ему снились древние сны о свете, только теперь ему еще снилось и незрячяя одинокая чернота сон-ца. И мамы на земле рассказывали своим незрячим детенышам, что смотреть на солнце может только слепой крот, и детеныши видели вековечные сны о свете.





Далеко-далеко, на самом юге, где никогда не кончается лето, жил жираф. У него была такая длинная шея, что головою он доставал до солнца. Выйдет солнышко поутру, поднимется повыше,  и окажется на рожке жирафа.
— Здравствуй, Солнце!- говорил жираф
.— Который сейчас час?¬— спрашивало солнце.
— Полдень!— говорил  жираф и перекидывал солнце на другой рог и пускал его плыть по небу дальше, к закату. В полдень, в самую жару, всё радовалось, застывало в мареве и жаре, но потом оживало. С закатом  наступала ночь, и все звери, птицы и растения занимались своими тайными делами, отдыхали, закрыв глаза и вытянув хвосты. Отдыхало под землей и Солнце. Жираф жил одиноко, на самом берегу озера Чад, и никто не знал о его ежедневном подвиге. И решил жираф прославиться.
Следующий раз, когда Солнце достигла рога жирафа, оно опять спросило, который теперь час, и жираф, хитро подмигнув, ответил:
— Полночь!
— Ох, ох, как я припозднилось!. И жираф пленил солнце между своими рогами, а оно закрыло глаза, как в полночь, заснуло, но светило непрерывно.
Три дня держал в плену жираф солнце. Все джунгли стали вянуть от жары, а звери немели от зноя и не отходили от водопоя, едва успевая перекусить желтеющей травы. Все беспокоились, когда им спать, и очень устали от бессонницы И очень стеснялись всевидящего Солнца – ведь некоторые дела можно делать лишь без его глаза..
И вот Слон решил послать обезьян в сторону Солнца, чтобы узнать, не случилось ли чего худого.. Они нашли жирафа, держащего Солнце между рогами и, помолчав, вежливо спросили его:
— А когда настанет ночь?
— Когда пожелаю!- отвечал жираф, и качал хвостиком.
А солнце всё спало и светило, потому что не сдвинулось с одного места и считало, что всё еще полночь. Уж таково оно, Солнце И снились ему звёзды, и подруга-Луна..
— Наверно, жираф солнечное божество, и объявил вечный полдень!- решили обезьяны и сообщили об этом другим зверям.
— Жираф остановил солнце, и отменил великие дела ночи. Будто он не знает, что главные дела совершаются ночью!¬— проговорил мудрый крокодил.— Вот уже три дня я не могу охладиться в своём болоте... Камыш пожелтел, и на полях жухнет рис.
Можно было подумать, что жираф устанет стоять стоймя или проголодается и опустит голову, но до того всё живое изнурилось бы светом и жарой, и погибло бы, потому что жираф долго упражнялся в стоянии на месте и предварительно наелся камней, чтобы не чувствовать голода.
Но звери этого не знали, и стали приносить жирафу  просьбы и жертвы – гроздья бананов, корзины киви, авокадо, свежие ростки бамбука и кучи ананасов.
— Ничего этого мне не надо. Я лишь хочу, чтобы у вас был вечный веселый полдень, когда вы отдыхаете в тени деревьев и опускаете свои листья вниз, к прохладной земле, и ничто вас не тревожит!—отвечал жираф.¬— И не было этих мерзких ночей, когда ничего не видно, и мир просыпается для охоты и тёмных делишек, или прозябает во сне.
— Почему же тогда твоё солнце спит?¬— закричал лев.— Пусть и для него настанет вечный полдень!
«В самом деле,— подумал жираф,— Почему бы и ему не насладиться своим полднем?»
И  пошевелил спящее солнце рогами.
А солнцу приснилось,  что настала пора выглянуть на небо и вновь встретится со своим другом-жирафом. Оно проснулось— Котрый сейчас час?— Полдень!—. Жираф же решил, что если вовремя не разбудит солнце, то оно больше не будет с ним дружить. И отпустило солнце с рогов в сторону заката.— Время – полдень!¬ Сказало оно Солнцу. Всё пошло, как обычно. Ты не представляешь, какая восхитительная была эта ночь! А у жирафа на память об этом приключении по всей шкуре остались солнечные пятна.

Однажды один маленький беленький зайчик пошел в лес, разведать поляну заячьей капустки. И повстречался ему маленький седенький, как белый, сгорбленный старичок с чёрными глазами.
—Ты – маленький беленький зайчик..— Сказал он И я знаю, почему ты пошел в лес.
— А что Вы ещё знаете,— спросил маленький беленький зайчик, позабыв, представится.
— Я знаю всё!¬¬— Осерчал маленький седенький, как белый, сгорбленный старичок с чёрными глазами.
— Я знаю всё!— сказал маленький седой, как белый, сгорбленный старичок с чёрными глазами.— Потому что я маленький седенький, как белый, сгорбленный старичок с черными глазами..
.— Вы знаете всё, потому что у Вас чёрные глаза? Или потому, что сгорбленный?¬ — Спросил маленький беленький зайчик.
 — Глаза у меня черные от того, что  часто смотрю в темноту и различаю всё! И горбатенький, чтобы не поднимать голову и не видеть Солнце! Что в нем? Всегда одинаковое и ослепляет. П Не то, что тропинки и корни деревьев. Поэтому тоже я знаю всё!
— И я хочу знать всё!— закричал маленький беленький зайчик маленькому седенькому, как белый, сгорбленному  старичку с чёрными глазами.
— Хорошо!— сказал старенький седенький до белизны сгорбленный старичок с чёрными глазами.— Надо стать таким, как я — маленьким, седеньким до белизны, сгорбленным и с чёрными глазами.— Тогда я скажу, знаешь ли ты всё! —Сказав это, он повернулся в чащу леса,  посмотрел в тени, и, минуя мухомор, удалился, тыкая палочкой туда и сюда,  и иногда ударяя ею о встречные деревья и сгибаясь под их сучьями.
Долго думал маленький беленький зайчик, как ему стать стареньким, маленьким, седеньким, что не отличишь от белизны, горбатеньким и с чёрными глазами. Чтобы знать всё. И решил он дожидаться седины и потемнения от мрака голубых глаз,  и, за это время, уменьшиться; уж больно большим он себе казался. Большому и себя знать — задача, не то что маленькому, и различить себя трудно — не то, что беленькому.
И выкопал он себе норку, и стал выходить из нее только на лужок заячьей капустки в тени. И не смотрел на небо – чтобы его синие глаза стали совсем чёрными. И подолгу смотрел в темноту, чтобы различать, но ничто не различалось, кроме маленького беленького кролика и темноты вокруг. И слушал ветер, и слушал лес.
«Ну ничего, успокаивал он себя. Со временем глаза потемнеют от теней. И шкурка станет седой от страха волчьих шагов. И сам я уменьшусь от одной только заячьей капусты. И сгорблюсь, от лежания в норке..  И тогда буду знать всё.»
         Так прошло много лет. И  зайчик знал всё о дереве, под которым была его нора и о лужайке заячьей капустки, где кормился, и о тенях и корнях, сторонился солнца, которое припекало и о призраках туч, и о сырости дождей и снегов.Много знал о них самих. И о шагах лесных жителей. Но всё ему было мало. Ведь разве можно ходить далеко, не зная всё? Так и состарился он, а так всего и не  узнал, хотя был уже  маленьким, был сед от шагов волков, так, что не отличишь от белизны, и  какая была,  был горбатым от сидения в норе, ¬ таковы все зайцы.  «Скоро я буду знать всё»-думал он мечтательно.
   И вдруг однажды к нему явился  внук маленького седенького, до белизны, горбатенького старичка с чёрными глазами.
— Дед сказал навестить тебя. Ну как, теперь знаешь всё?
— Знаю всё про дерево, под которым живу, и про лужайку заячьей капустки, с которой кормлюсь, про тени и мрак, в котором живу, не поднимая головы, про шаги зверей, ходящих мимо, про птиц, здесь летающих.
 Но я никогда не ходил далеко, не глядел глубоко, не взирал высоко, не выходил на солнце.... Ведь  этого не надо, чтобы знать всё, то есть быть стареньким, седеньким, неотличимо от белого, горбатеньким  и с чёрными глазами. Теперь я готов узнать всё!.. И где теперь маленький седенький горбатенький старичок с чёрными глазами теперь?
—Под землей...
— В норе...Как я... Под деревом.. Далеко от неба, далеко от солнца... И, может быть, недалеко есть полянка с заячьей капусткой.. И звери рыщут мимо..
— Ты уже тогда был маленьким и беленьким, что не отличишь от седины— сказал внук— А черные глаза у него были потому, что он всегда смотрел, в поисках поживы, отличали всё от неё прежде, чем отправиться в новое место или посмотреть между собой разные вещи. Но у тебя были синие глаза – почти голубые. Они связывали и любовно сочетали всё.. И горбатеньким, ты был, как все зайцы.  А он горбатеньким он был, чтобы пробираться под сучьями, седеньким – от встречи с волком, а маленьким – чтобы проходить меж деревьев... Но он сказал, что оказывается, он и сам не знал всего,  не так, как ты   — хотя бы нору, дерево и лужайки и теней, и зверей. Он знал всё, но только про то, что ему самому нужно в лесу, в котором жил. А ты и есть лес. И я теперь тоже всего не знаю, надо, как он, узнавать лес...Но, кроме того, и себя.  А потом от этого я тоже стану стареньким, седеньким, как белым, горбатеньким, с зелеными глазами и всем говорить, что знаю всё про себя.. А ты теперь знаешь всё! Но старик сказал, что только перед смертью он узнал  всё! Сейчас и ты узнаешь всё! — и просунул дуло охотничьего ружья в нору. Но заяц юркнул в запасной лаз и убежал далеко в лес. И тогда он понял, что
 вовсе не надо быть ни беленьким, ни маленьким, ни стареньки, ни горбатеньким, то есть зайцем. И можно знать не только беленькое, маленькое, старенькое и горбатенькое и голубенькое. В малом, можно знать всё. И он понял, что у него не заячьи капустные глаза, а глаза всевидящие, не волкобоязненные заячьи уши, а уши всеслышащие, не заячий кормовой ум, а ум всепонимающий… И стал все всеведущим. И пожалел  старика, который знал только человечье, лесное и звериное. И ходил только по тропкам. Он не хотел горбатиться и стареть…Он не хотел быть только зайцем, но и живым свободным существом леса. И неба…Иначе станешь жареным зайцем…И он смело посмотрел своими голубыми, как небо, глазами на Солнце, которое знает всё, потому что не горбится и освещает всё, и на небо, под котором расстилались все леса, все поля, все деревья и оно не было маленьким…И он перестал быть только зайцем… он стал самим собой.






























В самой глубине Таинственного леса жила белка. У неё был пышный летучий хвост и кисточки на ушах. Всё лето она складывала орехи в дупла, известные только одной ей, орехи и шишки, и готовилась быть одной, как и всегда. Потому лес еще не был Таинственным, а просто деревьями, как и среди других зверей. Но вот наступила зима. И задумалась белка «Вот, кругом мороз, он всем нам вместе – снег, стужа и иней. А я одна. Кто знает, что я белка И кк выстоять в мороз?» И она взяла три лучших ореха из своего дупла и поскакала по ветвям к сороке. Та сразу заверещала по всему лесу-непорядок. Белка предложила ей орехи, и отступила к краю гнезда. Сороока орехоов не клевала, но клюнула пару раз в знак дружелюбства. И белка оставила орехи в её гнезде, в знак того, что ещё вернется. Сорока, перестав щебетать, полетела к зайцу, раскапывающему заячью капустку на полянке. И предложила ему червей. Заяц червей не ел, но закоппал их под кустом. И, по весне, сорока полжила орехи под оскос, заячьи черви стали кормить траву, и даже волку досталось – ветренная белечий пух И скоро все звери передружиллись между собой,птицы и зверюшки, насекомые и медведь.. Так лес стал таинственным и вечным. А белка былла радостна _ оона не просто белка, а помощьник сороки. И  заяц стал другом сорроки. И дружба превратила лес в таиннственный.  И их больше не пугали снег и мороз _ пусть они пугают волков и лис.. Которые не знают ничего  таинственного, но только добычу…
Даже мороз не мог разгадать тайну Таинственного леса. Как ни морозил…
А белка разбрасывала орешки, чтобы расли кусты, и под ними росла заячья капустка и
Водились червяки. И деловиито бегали муравьи, и жужжали пчелы для медедя… И это уже была не проосто белка – а таинственная белка… Своей тайны она сама не совсем знала… Её знал таинственный лес. Лес, ставший таинственным…А что за лес без тайны… Обиталище волков да лисиц…
И решили они, что тайна леса – в могучем зеленом дубе, самом старом во всем лесу, в самом его центтре. И сходились у его подножжья, чтобы плясать, и еще больше скрывать свою тайну…
Но вот один школяр пришел туда, где никого никогда из людей не было… И он понял, что этто – ттаинственный лес. И он заигал на свирели…. И каждый слышал свою ноту в его дудочках, и радовался, и деревья радовались, что из ихветвей можно сделать такую веселю свирель. И что тайна леса весела…Тогда медведь, покряхтев, открыл самую большую тайну леса – он свалил камнь, и под ним был куль золота.»Иди,-сказали ему звери, птицы и деревья, и прошелестела трава»»Учись музыке». И юношша пошел, но не в консерваторию, а по разным скучным, захваченным волками, лисами и дровосеками лесам. Тпа он клал золотые под камень, и играл на свирели. И леса становились таинственными. И из нихубегали жадные и гулцпые –волки, лисицы и дровосеки,-они боялись тайны. И, уже старым, тот юноша пришел в Таинственный лес, и повесил, как и везде, свою свирель среди ветвей древнего дуба. И она насвиствавала каждому свое и всем –общее, когда дул ветер.И лес стал насвистывать это даже тогда, когда свирель рассохлась.
Когда всё слишком ясно и ничего таинственного в тебе нет – иди в таинственный лес, послушать пения таинственной свирели. А золотой оставь дома, другим людям…Вдруг им нжен звон золотого, твоего. Он изветсен всем. И не нужен в Таинственном лесу…



Жила-была березка на краю леса, на опушке Известно, березки в лесу не растут, лишь по краю. Была она зеленая и весёлая летом, задумчивая и грустная зимой. Листики на ней были резные, а свол белы, шершавый, и  с черными прорезями. И шли люди, и смеялись над елками, и возвышались под соснами, но радовались только березке. И гладили её шершавый ствол. И поднимали голову-увидеть скромную листву. И радовались её скромности. И глубокой ночью, когда в лесу всё тихо, опушечный тихий ветерок шевелил её листву, она шепталась, и это навевало лесу и небу сладкие, весёлые сны. И и журавли, прежде, чем осенью улететь  из этих мест, присаживались под ней, и признавались в любви. «А мои листочки уже улетели,-говорила она. Но недалеко, на траву. Им там будет тепло, под снегом. Как там, в теплых странах? Как они называются?»- спросила их однажды березка. « Не знаем.  Там  тепло и сытно. Но потомышам мы это не показываем. Потомыши у нас здесь, у березок.- отвечали они.- Там мы только кормимся, живем же здесь.» Но наступила зима, которой нет в теплых сытных станах. Вокруг всё было белым-бело и сверкало на солнце. Такого нет в вечно зеленых тёплых странах.
Изапуржило, и завьюжило. И пришли люди,с гитарой и в шубах. И одна  сказала – «Здесь. У березки. Надоело наряжать елку.Как всё вокруг всё бело, чисто, берёЗдороово! Нарядим березку на Новый Год. И они развесили на березки шарики, гирлянды, смешных стеклянных зайцев, обезьян, слонов и белок. Закрасавилась березка. Стемнело.  И   они разожгли костер. И пели песни, и об Африке, и о Бразилии, и о таинственном южном острое Таити, и о мореплавателях, и о жирафах, и об обезьянах о диких первобытных людях, и о жарких пустынях, и о реке Лимпопо. И читали стихи о России и любви. И ели мандарины. И пили красное вино, кровь винограда, как по весне будут пить березовый сок, не хмельной, но оживотворяющий, после зимы. Его березка сохраняет и копит всю зиму. И ей было жарко от костра и от песен, и от стихов, и от смеха, как в жарких беззаботных странах..  «Журавли улетели. И скворцы тоже. А эти вышли  в  пургу разжечь костер.  Они и в стужу пришли ко мне. А не к нарядной елке.» И люди прислонились  к березке – разве можно прислониться к елке или баобабу? И она была  с ними, и она была среди них, не как украшенная елка, вокруг  которой все, а среди них. И люди приняли её в своё братство. И  она  стала побратимом людей. Потому что живет не вне леса, а с краю его, и не в гуще людей, а около их. «Давайте, не будем снимать с неё игрушки!-сказала девушка, и нежно погладила шершавый, белый ствол березки, и поцеловала его. И все согласились.. Весной, когда стали на березке распускаться певые листочки, прилетели журавли. Они присели отдохнуть. «Где были?- Спросила она. В Африке? В Бразилии? На реке Лимпопо? И были ли смешные обезьяны и изящные жирафы? Я там была этой зимой» «Нет, отвечали журавли.- Мы были просто в тёплом сытном месте, где много лягушек, в зеленом болоте, а больше-нигде. И там не неывает холодно. Не бывает снежно, бело и чисто. И деревья не отдыхают. И не бывает Нового года. От которого у тебя такие красивые игрушки. И обезьян, и слона, и жирафу мы увидели только на тебе и только что» «А вы видели сверху Россию? Какая она сверху?» «Нет, мы видели только хвост вожака.»» Возьмите осенью моих семян, чтобы и в тёплых странах  были березки? «Нет,- ответили журавли- Ты – наш мечта в изобилии,  скромная и не жадная. Мы о тебе мечтаем, ты всё наше  изобилие. Только около тебя можно передохнуть от забот. О тебе, скромной и нежадной. Там сытно, но мечты наши – о тебе, и о нашем потомстве. Оно родится и растет только здесь. Ты – не дерево, ты сень для нашего потомства.» «А любовь там есть?» «Нет. Вся  наша любовь здесь. Там жирные толстые лягушки». И березка стала  думать о птенцах, о  лесе, о соседней деревне. И о том, что вернулись её листочки.И в ней заиграл молодой березовый сок. И не только  за это ей радовались люди…
И снова она шелестела скромной листвой и радовала белой шершавой корой…И ё веселый шелест радовал, и веселил сны, и изобильные дальние страны становились ещё одним веселым сном…Таким же веселым, как и зима.
                За-ветви за - веток
               
Жили-были три брата. И вот они сошлись на бережку, под ивой, чтобы  каждому найти свою дорогу. Один счал, что всё безобразно и некрасиво,  и на этом все держится, и надо жить безобразно и некрасиво, и тогда будешь жить прочно, без фантазий о прекрасном. Другой же считал что всё должно быть прекрасно,, и все должны быть прекрасными, и что он пойдет искать прекрасное место с прекрасными людьми и поступками .Третий же считал, что  надо из безобразного делать прекрасное, и он решил делать это.» Посмотрите каждый на меня»,- прошептала ива.-«Как я расту..». Но никто из братьев её не расслышал. Только один плюнул под корень, другой сорвал листььев, и бросил и наземь, а третий ковырял её ствол И они разошлись в разные стороны света.
Через много лет постаревшие братья встретились под той же ивой, на берегу быстрой,, всегда быстрой, речки. По ней плыли пожелтелые листья ивы.
« Я был в городе, где всё безобразно,-сказал один..- и делали всё беобразно, потому дешево и много. Мы хвалиись свои безобразиями, и потому возвдили их в закон. К нам многие приезжали побезобразнчать и посеяться над безобраным При этом их лица и одежа, и тела становились безобазными. И они станоовлись поожиими на избитые кулаки дачунов.. Я сам поучил там много шрамов и болезней в безоббразииях. И потерял свой образ, стал подобием соседей. И даже – безобразнее их .И моя душа, как душа, восстала. Потому и ушел.»
«Я наше город прекрасных,- рассказывал другой брат.- Все и всё было так прекрасно,, что  ничего не надо было делать. К нам приезжали художники и скульпторы за натурой, балетмейстеры и оперетточники – ставить свои постановки, а больше всего – за любовь к прекрасным телам. И мы были прекраснодушны, и нам платили дорого. Но потом пришлось прибегать к румянам и подводить брови, сурьмиться и накрашиваться. И произел и новые, гордясь своей красотой, и краски и белила так въелись в мою кожу, что я стал похож на старую картину, виденную уже многими, если не всеми. И никто не мог возродить мою красоту, и оя душа совсем поблекла, вместе с красотой, от которой, как оказалось, она у меня зависела.»
«Я был преобразователем безобразного в прекрасное. И много потрудился .И видел безобразное, и брался а дело – преображал по образу и подобию своему. И через мног лет поонял, что столько соверенствователей—моего подобия—не надо, иначе это становится «ваше преподобие». И что надо было е только совершенствовать мир, но и совершенствоваться в мире. Иначе во всё внесешь только одно, свой образ. А он,, без совершенствования, то есть без истинной  красоты, несовершенен, включает безобазность  и без-обазие. Я трудился ,но надо одновременно, трудиться над собой. Тогда постигнешь многообразность красоты».
«Посмотрите на меня.-Вновь зашелестела ива.- Ми узловатые корни в тьме без-образно, земли и тайных потоков из реки, и червяки и жуки её удобряют, и немногие знают и чтут ту  тайну. Мой ствол трудится, впитывая соки и питая листву, и сам растет и наполняется мощь. И листва моя – красота моя – радует людей вверху, и посылает весточки-листья по воде и ветру, и не жалеет себя, когда осенью надо отдать листву-красу воде  и корням и отдых – стволу и ветвям. Вы – будьте как ветви одного дерева жизни, и растите из глубины вверх .Ветви – корни- и в глубине, в земле, и вверху. И сама я – ветвь дерева жизни. А она никого не отвергает, только если не отвегаете её вы сами» .И задумались братья. И обнялись крепко. Как обнимает дерево свои корни, ствол, и ветви. И поняли, что  были слишком прямолинейны, какими не бывают  дороги людей.  Особенно к ней, к иве. И около неё. И от неё, к самому себе. И это –был их за-вет вет-вей. Как братьев.




                Валенки Деда-Мороза


В самой чащобе Волшебного лес стояла маленькая ёлочка. И было морозно. И она дрожала всеми своими веточками и иголками. Она была первогодок, и не знала, что это людям на морозе надо двигаться, а елочкам – застыть, распушить иголки. И притвориться, что тебе уже холодно — невмочь.
И шел мимо по своим новогодним делам Дед Мороз. Он заметил дрожащую ёлочку.
«Что ж ты, все веселятся морозу, а ты дрожишь?»- спросил он ласково. »Надо тебе сделать праздник». И он развесил на её ветках подарки, и зажег свечи в вазочках на ветках. И ёлочка обрадовалась и согрелась. Хотя подарки были наперечет.
И Дед Мороз пошел дальше, с подарками детишкам. Хотя уже не хватало…
И пришел он к Даниле.
«Дошло до меня,-сказал он,- что ты тридцать семь раз за этот год дергал Наташу за косичку, так что она сказала: «Как у тебя руки не отвалятся». Я сейчас пойду к Наташе и попрошу прощения!»- сказал Данила. И пошел. И Наташа не только простила его, и сказала, что у него нежные руки,  и подарила теплые варежки на руки. Это и был взаимный новогодний подарок.
Потом Дед мороз пришел к Пете,
«Дошло до меня, что ты семьдесят есть шесть раз показал язык Любе за этот годю Поди и извинись, и прощение будет тебе подарком.» И петя пошел к Любе, и оона простила его, и подарила мешок леденцов, и сказала, что у него красивый язык. Так, что петя чуть его не проглотил от изумления.
И пошел Дед Мороз к Саше.
«Дошло до меня, что ты побил Колю и даже поставил ему синяк под глаз. Иди и помирись с ним, это и будет подарок,» И Саша пошел к Коле, и тот простил его и сказал, что не стал побеждать, потому что слабых бить нельзя. И подарил Саше очки с розовыми стеклами.
Когда же он пришел домой, то его дедушка похвастался, что Дед Мороз подарил ему столь нужные валенки, свои – среди подарков других не оказалось. Дед  в ответ, ставший очень  похожим на Деда Мороза, предложил в подарок свои ботинки, но Дед Мороз сказал, что они ему  малы ((чем схитрил), и что он привычный, и что пососедству ему нарисуют еще лучшие.
Если вы ждете Деда Мороза, или даже не ждете, а он зайдет к вам, нарисуте ему дедморозовские валенки, ладно?
…А  вокруг елочки в глубине волшебного леса всю ночь весело плясали зайцы, и каждый получил свой подарок – прощение от лис и волков, что они такие вкусные и сытные. И те тоже получили прощение, и притопывали, и прихлопывали пляске…И зайцы их не ели…
А наутро следы Деда Мороза в новых валенках уходили обратно, в Волшебный лес…
И у каждого остались еще валенки, для Деда Мороза, на следующий год, на следующий его приход.
Пусть в каждом доме ему будут нарисованы сменные валенки…
И как же они будут выглядеть…?
«Уф»-как подсказала из-за Луны сова…










































И вот в дремучем лесу пробудился спящий всю зиму медведь…К весне дело еще не шло и он вынул лапу изо рта, которую сосал всю зиму и посмотрел на небо. Толи вор-она закричала слишком громко, то ли праздный чижик в ухо чирикнул… Но пробудился среди зимы… И зарычал… То  ли по осени ежевики  переел, то лли грибов каких осенних… И рычит:»Кто я? Где я? Когда я?» И смотрит недоуменно на свою лапу и нюхает свой запах враждебно. «А ты сам ушел месяца три назад в берлогу,—пракаркала злая вор-онаю—Беги, может доогонишь…» И медведь побежал. Бежал-бежалл, видит —— бел-ка срреди снега.  «Где я?-спрашивает. «В лесу,-отвечает белка.-здесь везде лес. Где ни будь — всё равно лес. Тебе каждый лис скажет.» И побежал медведь по снегу дальше. Только шмотья из-под лап. Так старался догнать себя. А по  правде, оставайся он на  месте, то сразу бы и догнал себя. И встретил вол(о)ка. «Чего ищешь, миша,—спросил тот. «Да вот, себя ищу». «А ты в шкурре чььей? По-моему, в медвежьей.» «Так я – медведь?,— зарычал медведь.»Как меду на зиму наешься, всегда  рычишь, что не мед-ведь» «И правда, рычу.— согласился медведь. И побежал дальше, уже по-медвежьи, косолапо. И встретил ли((е)су. «И когда это я медведем стал»,—спросил он её. «Как на зиму залёг, так и стал. А как встал до поры, так и не стал.»—отвечала  лиса. «А почему я -  мед-ведь. «А потому что желто-оранжевый мед ведаешь.—отвечала лиса.— А время – то самое, к вечеру. Беги на опушку, там его вдосталь даюют.» «А как?» «Всё прямо». И побежал вед-медь всё пррямо.  И прибежал на опушку леса как раз, когда желтым  и оранжевым разливался закат солнца. И протянул лапы к меду… Но оказалось – далеко. «Что,  мишенька, далёко медок,—спросила его ст)орока,— раненько ты проснулся,»  «А что это,—спросил медведь,—кругом всё бело, а мед на небе,» «Это –зима,—сказал ему з(н)аяц,— и год уже другой. А ты лучше беги восвояси,» «Это где,—а откуда взялся,—проверещала сорока,» «Теперь понятно,— подумал  медведь. Я не вовремя, не на  месте, то есть не во своясях, и я – медведь без меда,» И пошел  о своим следам обратно. Когда стемнелло, он шел по своему запаху, который уже не казался чужим.  Так он и пришел назад, к своей берлоге. И завалился дальше спать, заткнув кусочком мха уши от вороньих карканий и чижиковых чириканий. И  вновь засунул лапу себе в пасть. Всё было ему ясно— и что он – медведь, и что сейчас – зима, и  место его – в берлоге. И снились ему радостные весенние поляны, и осенний мед, и вкусные грибы. Но он изредка перебирал лапами, чтобы оставить следы, по которым можно вернуться назад, к своему времени, месту и к самому  себе. И слышал своё| дыхание, а обонял свой запах, и чувствовал свой вкус – от лапы во рту…как и всегда зимой…



















                Два леса

Однажды один голодный волк   долго — несколько дней — ловил зайца. И никак это ему  не удавалось. Даже увидеть  не удавалось. Даже почуять его травопахнущий след. Даже увидеть отпечаток его лапы. Отощал волк. Устал. Прилег под березой отдохнуть, и задумался. »Раньше зайцев было хоть отбавляй. Погоняться, поохотиться, конечно, надо было. И по носу лапой. Но – каждый день. Но, что ни день, их становилось всё меньше и меньше, они становились все худее и худее, всё злее и злее. Переводилось заячье племя. А всё потому, что  ловили их каждый день. И с избытком.. Сегодня я его ловить  не буду. Даже если увижу. Да из волков остался я один». И тут как тут-заяц.
        -Не бойся,-прокричал серый волк.- Сегодня я тебя ловить не буду!
        -Я – последний  заяц в этом лесу,-отвечал заяц. Больше тебе некого будет ловить, кроме своего хвоста. И нечего кусать, кроме своего языка. А я – убегу в другой лес. Там всем привольно. А ты отощал, ты меня не догонишь!
       -И волкам там привольно?
       -Привольно. И ловить никого не надо. Сами приходят. Когда постареют или устанут от жизни. А волк справедливо решает – безболезненно съесть его или — пусть живет еще. И зайцам привольно, не надо убегать и бояться. И медведям привольно, не надо делать засаду на волков. Сами приходят.  И медведь решает. И всем раздолье. И солнцу.
      -Сказал – не буду тебя, последнего, ловить Иначе завтра  богу душу отдам. И тело вороны расклюют.
      -Зачем  же так? Пошли в счастливый лес вместе. А то и тебе голод. И мне одиноко и страшно. Завтра ты не сдержишься и поймаешь меня. И подавишься. Отощал я.  Одни кости.
      И пошли они вместе. Заяц знал дорогу  – сорока рассказала, и он  вел волка. А волк думал «Правда – хорошо, а кривда – ты от меня не сбежишь. Перед смертью подавлюсь  приятно». Позади — тёмный дремучий еловый безмолвны лес, в котором только вороны каркали. Но вот, за оврагом, они увидели другой, солнечный лес, в нем было множество весёлых  березок в окружении земляники, ландышей и заячьей капустки, много кленов в окружении волчьей ягоды и ольхи и были огромные дубы в окружении малины, калины и ежевики.  И была трава с ромашками и колокольчиками. Множество зайцев без испугу лакомилось капусткой, иногда важно проходил серый волк, нюхая цветы, и никто его  не боялся. Изредка доносилось добродушное рычание медведя, но никто этого не пугался. Весело пели птицы,  светило яркое солнце
     - Здесь так,-сказал старый заяц на опушке.-мне скоро идти в берёзы и ландыши, чему я доволен и вам я  расскажу .Здесь каждый живёт, как хочет, то есть как ему назначила природа Когда же настает в свой свой срок, или чувствуешь, что настал,  идешь к волку сам и доверяешься ему. Доверяешь себя. Уж он взвесит всё. И если решит так, то это совсем не больно и быстро, не как  от старости, болезней и голода  Ведь заячий век короток, пять зим – и всё. А душа уходит в берёзы, ландыши, землянику и заячью капустку. Другим зайцам. Век волка – длиннее, пятнадцать лет, ведь он не  голодает и не рыщет сверх сил, чтобы поймать. И, когда наступает  его срок, он идёт к  медведю и доверяется ему,  а душа его становится клёном, волчьей ягодой и ольхой. Волков меньше, поэтому и клёнов меньше. Потому и не жадничает, решает справедливо.  А птицы просто  рассыпаются  в траве и цветах, и долго  эхо их песен живёт в лесу. Когда же наступает срок медведю, а он живёт тридцать лет, и их немного, он поднимается на холм, ложится  на спину и доверяется Великому Блистающему Медведю на небе. И из души его вырастает дуб, малина, калина и ежевика.
     Заяц с волком, утомясь, прилегли на поляне на травку, как  будто на  птичий пух.
     -Слушай,-сказал волк.-Я такой голодный, что не могу ждать, когда какой-нибудь заяц придёт и доверится .мне. Давай, ты мне доверишься  первый. Ты и так отощал до такой степени, что ничто тебе  не поможет. Не сможешь даже надкусить заячью капустку. А, заяц? Ведь мы ж из одного леса…
     - Это снаружи я заяц,- отвечал заяц. Ты  не видел меня среди малины, калины и ежевики. Я – дуб среди них! Внутри я – медведь. И он пошёл на холм, лёг на спину и доверился Великому Сияющему Медведю на небе….И ночь наступила, когда все слушают и нюхают прошлых зайцев, волков и медведей, вспоминают их вой  и рык.И волк искал другого волка, потому что осознал, что он, собственно, заяц. И ел заячью капустку — такую сладкую! Но солнце, Великий Сияющий Медведь, всходило каждый день исправно и светило неизменно ярко. И доверялось ежевике, ландышам и зайцам. И в них уходил, не умирая, как и остальные. И многие зайцы хранили как талисман жёлуди с заячьего дуба. Его, дуб, уважали и волки, и медведи. Жёлуди эти помогают, когда во сне пробуждались древние страхи карканья трупоядных ворон и темного елового леса, в который  никогда не заглядывает радующее солнце, Великий Сияющий Медведь. Только Жёлудь смерти — пугающая луна. И свет её мертвит. И травы увядают. И сеет она дубы забвения.


Паук-учёный питался только истинами. Но долго ему не давалась одна истина - чем питается муха? Он развернул онкую систему паутин-понятий, в которые муха не могла не попасться. Но нет. Муха свободно витала в многомерном пространстве, жужжа крылами, которых у паука не было. Изголодавшись по истине, паук решился на всё. Он выполз на семредину изящной паутины и зажжужал по-мушиному. Муха бросилась к нему. Паук ее ухватил, как очевидность. Но надо было дожить до заседания Академии... И он стал втробливать истину. Изнутри покажу-думал он.Вскроюсь сам. Главное - паутины. Он не знал, что мухи тоже питаются истиной, только изнутри. От всей истории остается только незаписанное жужжание. Вот такое - жу-жу-жу. Но пак его сымитировал, а муха - съела.Так что это - неповторимо, и для науки не сушествует. Ни муха, ни паутина, ни паук, ни жужжание. Только - чу-щу-пиши через у










































Однажды один Заяц вышел погулять по вечернему, тающему в отсветах заходящего солнца, десу. Серебрились, как утренняя река, облака, но только не внизу, а вверху. И серая шубка Зайца тоже за засеребрилась и порозовела в вечерних отблесках. И вдруг навстречу зайцу – Лиса. Её рыжая шкура оттенялась синими отблесками с другой стороны, где вечер уже наступил, «Ну всё,-подумал Заяц.- пора линять. Притворюсь, как зимой, белым снегом. Холодное и неподвижное никто не любит». И застыл на месте, и стал белеть от страха. И так сильно, что стал насквозь белым-белым, даже его кровь, язык и вечно красные глаза. И не двигался Заяц от страха, да и сугробики никогда не движутся А лиса от предвкушения ужина не могла шагу ступить, и покрылась потом вожделения, и так сильно покрылась, что  стала вся мокрая, насквозь, так, что и кровь стала водянистая, и хвост, и вечно хитрые глаза. Так они и стояли, пока сзади к лисе не подошел Медведь. Обрадовался он. «Пусть сначала лиса проглотит зайца, а потом я – лису и, значит, их обоих». И так залохматился от ожидания, что его шкура, и без того лохматая и  подернутая тенями надвигающейся ночи,  все дохматилась и лохматилась, пока весь он не пролохматился насквозь, и мозг, и желудок, и вечно сонные, как в ночи, наступающей на них, глаза. Только маленький его, клочком, хвост не залохматился, а стал невидим во всех этих лохматках. И ждали они так долго – кто первым двинется. Но  первым двинулся Туман. Он вдруг поднялся в засыпающем  лесу, как занавес, открывающий ночь, белый, сырой и лохматый, и поглотил м водяную лису, и белого зайца, и лохматого медведя, потому что был мокрый, белый и лохматый. И до самого утра, утреннего белого тумана, мокрого и лохматого. Иначе черная ночь не только поглотит, но и поглотит всё. А м вечерний туман устаёт за ночь, и уходит в травы, почву, реки и озера. И здесь надо оставаться белым, и никого не бояться, мокрым, и никого не желать, и лохматым, и никого не жить. Иначе ночь проглотит все троих т всех-всех-всех с ними. И всё. Ведь всё зависит друг от друга. А с утренним туманом белое, мокрое и лохматое с ним, белым, мокрым и лохматым, поднявшимся из трав, почвы, озер и рек, можно стать облаком и взлететь ввысь, в небо, и стать облаком, и стать золотистыми под лучами утреннего солнца. Если останетесь только белыми, водянистыми и лохматыми, то и вы взлетите Но солнце всё вызолотит, высушит, пригладит. Оно - не  глотающая ночь, оно улыбается не только туманам.

 


Нескромье.
Я руку лишь вам предложил
е Калифорнийских златых жил
Не толстости своих карман неплодье
Не нефтяных отравных струй
Но пять перстов всеплодородье


Растерзан нефтяный карман. И со-
Дран золота кайман. И выдран толстосумок
КарманЫ. Вас много было. Но осталась
Ты.Губой некрашенной коснулась языка


Рукой некошенной встегнула пиджака.
Сказала - Завтра -После похмелья
Явлюся Я. Ни имени, ни телефона, ни мечты
Да кто же ты? Да кто же ты?


-Что явится тебе среди синья:
-В нескромности сказала я



Однажды философ ЭЭх пришел к Илье Вечняку для беседы.
-Чаю?-спроси Илья Вечняк, провожая молчаливого гостя к столу.
-Да.
-Чаю!-крикнул Илья ученику. Сахару с полфунта. И удалился к себе.
Другого разговора и не предвиделось.
 
Слово "Да!"
Никто не скаждет мне: "Молчи"
И так не часто речь моё
Скрути, сволчи, но скажу нё
"Ты не молчание моё, но крик


Никто не скажет мне :"скажи"
С-казание твердое движение мое
В нем твердость вызов - жизнь
И созиданья вечно естство


Никто не скажет слово мне "Нет"!
Само словенье скажет - "Да!"
В свержение сославленных планет
Свершается священна небо - "Да1"


И вечность- только - "Да!"
Конец же - "Нет"-и"Да"




ММОтец


И ноОтецОж священный он заложил
За голенище сапога. И тинктуры
Священная злаченная урга
Кипела среди серных стыл


И сокрашенье связных бред
Не был еще ему постыл
Но смерти священный бред
Был для нго бредственно постыл


"Ты, алхимичье божество, сразишь
Меня подчас. Свареньем туго ро
Рдество родит меняв Вифлееме
И связностью твоей во чреве


От Духа я зачах?" ""Лишь только копье
Благородье пронзет священные перста
То свяость выше продородья
Простит священные уста и взродье
Сразит невестныенежные уста


Я сам как дух? Взвопил он взотче
И сам себя ножом кольнул. Но
былоэТолько святоотчье
Споклоненье ослов и овец дул


тец безмыслых ул





Взгляд

Однажды Илья Веяняк взглянул в телескоп на Луну. "Однако и на Луне есть жизнь!"-воскликнул он. "На Луне нет жизни"-возразил астроном. "Есть!-и это - мой взгляд на нее. Он живой."-отрезал философ




Долго думал Незнайка как подловить Знайку. И придумал.
-Я ничего не знаю. Не знаю и этого. Но все знают, что я это знаю. Хотя это и порочит моё доброе имя.
Долго думал Знайка. Всё он знал. И Эверест, и Амазонку, и Бозон Хиггса...
-Не знаю признался он.
-Во то-то!-наставительно изрек Незнайка.-Надо знать не только что Да, но и то, что Не. Я знаю своё имя, хотя не должен был бы его знать. А ты знаешь всё, кроме того, что "не", а это - самое интересное
Долго думал Незнайка как подловить Знайку. И придумал.
-Я ничего не знаю. Не знаю и этого. Но все знают, что я это знаю. Хотя это и порочит моё доброе имя.
Долго думал Знайка. Всё он знал. И Эверест, и Амазонку, и Бозон Хиггса...
-Не знаю признался он.
-Во то-то!-наставительно изрек Незнайка.-Надо знать не только что Да, но и то, что Не. Я знаю своё имя, хотя не должен был бы его знать. А ты знаешь всё, кроме того, что "не", а это - самое интересное