Чтобы только вернуться домой

Плошка риса, подгузник, кудрявые лица, потихоньку спускается Бог в одеяле, если я не визжал о весне и синицах, значит те кто был рядом, предательски спали.

Спал отец, в летней спальне и мать под картиной, мимо кашляя них, проносился Титаник.
Спала баба, в кладовке усыпанной грязью, распаковывая, в високосный, спальник.

Съевши розу, плюётесь от сока розы, проиграв в казино не уроните взгляда, в мире есть корвалол, и оно ему надо?
Успокаивать ваши сердца.

Мёртвым, подано больше внимания, на венках убаюканы покаяния, умирай! Похоронен, тот кто не обязан, отбиваться от родственных уз.
Туз, туз козырной, подними мою совесть, она воткнута в снег, замурована в повесть, подними, она может ещё шевелиться, отряхни, её ждёт карнавал.

Карнавал, я не дам своё имя и отчество, мне плевать! Да кого я веду, очень хочется, чтоб отрочество, встало спиной к грудине, оправдав многолетний раскол.

Сядь за стол, там уже собрались сотни Гуру, обсуждая страну, Сатану, и текстуру, сошлись на немногом, но крайне печальном, пора обезглавить глагол.

Я питаюсь зерном и водой из под стока, прижимаюсь плечами к вершине Востока, умираю на Севере, сыплю на юге, сорняки низкорослого дня.

У меня,
у меня расписная посуда,
Ссуда дня говорите? Да нет же, Иуда!
Я прикрыт этим телом, но я не зажжённый, до рождения Христово потух.
Это дух говорит? Это дух, Дао, Тао?
Вовсе нет, это плесень с махровой приправой.
Совершенство - Война; Воеводы - Изгои; Я - Ачинец; и Солнце - Луна!

Тишина,
сухостой,
кровь в просвете на сердце,
запакованный смех замурованной дверцы,
я стучал в неё силой и грыз ребро ручки,
чтобы только вернуться
домой.