Гроза

Предельно монотонен пейзаж;
Очерчена небесная граница,
Что удивляет глаз;
Над рыхлой почвой тепловой мираж;
Сухой травой утыкали мир спицы.

А под ногой сереет конопля,
Мертвеющее поле усевает.
Избитая земля,
Что мёртвые усыпала поля,
Трещит и повсеместно умирает.

Там хмурое сереющее небо,
Легонько приоткрывшее уста:
Кусочек света –
Под ним ластится, словно в клети,
Оборванная жёлтая трава.

По полю там бежит полёвка,
Об землю щёлкая своим ребром.
Голодная головка
Лишь озирается по пустоши неловко,
Ища, чем поживиться в поле том.

Грызун ведь помнил сытые минуты,
Которых никогда не проживал.
Его отцов желудки
В дни сбора в узкой тёплой лунке
Там колосок зерна когда-то забивал.

Теперь там ничего уж не растёт,
Полёвка больше там не проживает,
И больше мышьих троп,
Где у кузнечика давно играл смычок –
Культурно так играл, – там не бывает.

Покажется лишь изредка то хвост,
То нос, то мышьи худенькие лапы.
И стукнется ребро,
Пока урчит пустой растянутый живот,
О придорожный хрупкий камень.

Но вот уже не прорастает колос,
Земля нага, гола, осталась неглиже.
Издастся злобный голос
Ветров у рваных драных полос
Земли, размешанной в сухом песке.

И станет приближаться туча,
Пожрав последние ласкавшие лучи.
Недолго будет скучно,
Сверкнёт в ней раз изгиб пурпурный,
И станут тягостны минуты тишины.

Ударит вспышка, следует вторая.
В слепящем свете больше не видны,
Как запятая,
Сверкающие вечно рядом с краем
От молний длинные ревущие следы.

Сгустятся краски, тёмным станет мир,
И небеса покроют множащиесь взрывы.
И громыхнет эфир,
Наполнит звуками, ударами взгремит
И станет оставлять большие дыры.

Как грохнет молния в мертвеющее поле,
Взметнётся комьями и полетит земля.
И грохнет снова,
Вновь землю серую порвёт волною,
И воздух воспалит огромная искра.

Огни взметнутся, громыхнут, погаснут.
Смешаются, сплетясь, холодные цвета.
Так синие опасно,
Целуя землю нечестивой пастью,
Уйдут, и воздух трахнет тьма.

Удары стихли, и спокойный слышен шёпот.
Земля вздохнула, тихо замерла.
И слышен клёкот,
Полёвке очень громкий страшный клёкот.
Однако тише, чем была гроза.

Взглянул я: ничего не сделал шторм.
Земля мертва, как было до него.
Давно забытый дом,
Разбитый, дорогой, здесь не силён огонь.
Нельзя убить ведь то, что уж теперь мертво.

Ах, если, небеса, вы были бы милы,
То дали бы живительную влагу.
Но вы лишь гордецы,
В своём вы милосердии живые мертвецы.
Зачем издрали труп, не дав отраду?