Деревья играют на скрипке таинственной ночи

Деревья играют на скрипке таинственной ночи,
Что тенью бросает чулки отражений над мглою;
И движутся резко, и когти проворные точат,
Несчастного вновь до утра не оставят в покое…
И ночь спешит бросить заклятье стоглавой денницей.
Над крышею звезды померкли в туманном томленьи.
Но что же мне боязно так? Отчего же не спится?
В безумном дрожаньи все так же безмолвствуют стены…
И стрелки часов режут плоть, разрывая на части,
Затем на часы и минуты рвут скоропостижно!
Покровом горячки под пламенной исхожу страстью,
Я мученик слова, фантазий бесплодных подвижник!
Приходят из памяти призраки за отпущеньем,
И снова пускаемся в ритм греховодный мы с ними.
Пишу, как признанье, стотомное произведение,
Но только мое над бумагой стирается имя...
Луна, шаловливая бестия, прячется в облаке
От воя собачей тоски, рвущей ласковость в клочья!
И стелются красные тропы, сознанья осколки,
Меня приглашая в путь прошлого сквозь бездорожье.
И мысли, как пальцы, массируют мозг скипидаром,
Внутри прожигая всю душу каленым железом.
Что дорого было – становится дряблым и старым.
Часов механизм по живым проползает порезам!
И ветви могучие сквозь полусонные окна
Все так же внушают мне ненависть и отвращение.
Темнеют фасады. И синие шепчутся кроны.
И страх не исчезнет, и не прекратится движение!
И прежде чем разум мой смоет сном небытия,
Задам себе главный вопрос и пущу целый ход
Из домыслов и оправданий... уйду за края
Тетради иллюзий и непререкаемых од...
Когда отыграет в груди мой последний рефрен,
Попятится день и вовек не вернется рассвет!
Но если снега с переливчатостью кантилен
Пройдут зимним кружевом ахроматических лент,
Туманом и блеском сияющей дали над тьмой,
То совестен буду я все в этот миг превозмочь!
И тысячей искр в повседневной палитре густой
Над миром расстелется самая светлая ночь!