июль

музыка снаружи,
как снаружи воздух
и спешащая сквозь него вода
 
а внутри одни шторы
оседают солью на плечи,
как родится из боли-пыльцы слюда
 
заглушил мотоцикл
твой крик, разве был он?
мотоцикл взорвался на севере, ты
 
– тебя нет, только
блики боков и ложбинка
протяженностью до ломоты
 
до конца, до начала
слепого слияния,
избранный перст, как прилежный чернец
 
мотает веревку,
и сладкую вату,
и ты в продолжение меня, и Отец –
 
твой? или чей –
по позвонкам моим пальцам ловчей –
едва различимый, но все равно преданный
 
что, тобой? если хочешь – земле,
отвоеванный
у матери злой и бесцветной,
 
заполнять его место во мгле.
У нашего рода
широкие грустные вены
 
и зависть твоя, как свинцовая завязь,
даже сквозь занавес
контур, кто-то за мутным дверным стеклом,
 
тьмою
за приоткрытым ртом,
где-то ночь впереди и оно
 
отрезвление лбом,
отощало до нити
ожидания веретено
 
о притолоку,
приоткрывает ветер
изнанку твоей рубашки и пол,
 
расплавленный
под моими ступнями,
барашки из пыли, Харона обол?
 
– звук – плеска весел?
или тот, что дети гоняют сквозь зубы,
что сочился из тонкой стены
 
когда-то,
и ты замирала в постели,
относимая в душные сны
 
дурачок тот (смеешься)
снова пожаловал,
душа мотоцикл, словно член натирая песком
 
а я почти сплю
на горах в ночью сию с вечера,
заслонив целый мир затмением –

твоим марсианским соском