Кифара

Поджигать — не моё, впрочем, как и тушить пожар.
Отчего-то не хочется даже причастным быть
к людским толпам, осуждающим Прометея дар. 

А в руках оказалась кифара — так стоит петь,
разрезая вопли людей, да треск древесины
и слышать, как рвёт плоть рабов бодро щелкая плеть,
молящих закончить муки, не узрев седины. 

Город великий горит уже пятый день к ряду,
об этом в веках прорастёт липкое семя лжи.
Расскажи, кифара, о том, был ли каков порядок,
если рухнули пеплом столь крепкие этажи. 

Лица в ожогах, руки чёрные, скарб потешный —
я читаю поэму о падении Трои
и сам становлюсь непричастным, но не безгрешным.
Господи, помоги тем, кто пишет историю — 

разорвут же их на цитаты и недомолвки,
а переиначив, подвергнут посмертной каре.
Люди ненависть носят, как и татуировки:
на сердце шрамы будут, как и от смрада гари. 

А вот Рим догорит, и Нерона настигнет суд,
коллективная месть Сената, но не народа,
и улыбка, не сходившая с его тонких губ,
филигранно выдаст виновного кукловода. 

А в веках потеряется смысл и жертвы всех тех,
решивших подливать масла или пожар тушить.
Естественный ход истории — неизбежность, смерть.