Ката Поллитт Престарелые соседи

Ката Поллитт  Прстарелые соседи

Погода изменилась, и старики-соседи выползают
из тесных комнат, чтоб взглянуть на солнце -
вдруг с удивленьем видят, что расстались с ещё одной зимой.
Все побледнели дома в духоте, да сморщились как старые коренья.
Супруги Тоцци на дворе взялись за обновленье маленькой Сицилии,
да в ней розария с купелью для пичужек Приснодевы.
У них на воздухе растёт алоэ, одно такое на весь Манхэттен.
Судьба - обычная для многих иммигрантов.
Красавцы-дети превратились в иностранцев,
хотя родители совсем не этого хотели -
любили без ума ракушки своего Палермо.
Руками, что измазаны землёй, по-стариковски,
всё шлют приветы Стэнли. В Торговом флоте
он, благодаря татуировкам, был истым королём.
И вот он за угол идёт с лохматым колли.
Тому едва ли есть три года, но он придерживает шаг,
сочувствуя артритному кормильцу.
Для молодых привычен поиск смысла жизни,
но не для мисс Самсонович, которая уж целый час,
неспешно сходит вниз по тротуару,
и ходунки из алюминия
то приподнимет, то поставит осторожно.
так пауки, бывает, проверяют паутину.
Весною, в дни, как этот, я подолгу
стою под старою глицинией корявой.
Через одну неделю с висящх веток
посыплется пурпурный ливень её цветов.
Мне верится, что всё, что есть на свете,
и все события нас не случайно привели
к единственной реальной нашей жизни.
Всё нынче здесь: проспекты золотые, висячие сады -
на этих треснувших ступеньках,
среди герани и пожарных лестниц,
где прозябают все бродяги-чужаки,
сыскавши место, где пригрело солнце.

Katha Pollitt  The Old Neighbors

The weather's turned, and the old neighbors creep out
from their crammed rooms to blink in the sun, as if
surprised to find they've lived through another winter.
Though steam heat's left them pale and shrunken
like old root vegetables,
Mr. and Mrs. Tozzi are already
hard at work on their front-yard mini-Sicily:
a Virgin Mary birdbath, a thicket of roses,
and the only outdoor aloes in Manhattan.
It's the old immigrant story,
the beautiful babies
grown up into foreigners. Nothing's
turned out the way they planned
as sweethearts in the sinks of Palermo. Still,
each waves a dirt-caked hand
in geriatric fellowship with Stanley,
the former tattoo king of the Merchant Marine,
turning the corner with his shaggy collie,
who's hardly three but trots
arthritically in sympathy. It's only
the young who ask if life's worth living,
not Mrs. Sansanowitz, who for the last hour
has been inching her way down the sidewalk,
lifting and placing
her new aluminum walker as carefully
as a spider testing its web. On days like these,
I stand for a long time
under the wild gnarled root of the ancient wisteria,
dry twigs that in a week
will manage a feeble shower of purple blossom,
and I believe it: this is all there is,
all history's brought us here to our only life
to find, if anywhere,
our hanging gardens and our street of gold:
cracked stoops, geraniums, fire escapes, these old
stragglers basking in their bit of sun.

Ката Поллитт Пятое ноября. Риверсайд-Драйв.

Пугает небо. Гинкго пожелтел, как в лихорадке.
А я весь день гуляю. Хотя уже ноябрь,-
все эркерные окна на Вест-Энде - глядят на буйный свет.
Проспект и парк им налиты, как чаши, до краёв.
И вижу: на реке трепещет
листочком на ветру лихая парусная шлюпка.

Вид - как картина восемнадцатого века:
спокойнейший закат сияющего солнца - 
он греет мраморные портики старинных зданий.
Вдоль круглых павильонов идёт старик.
Он - в черном - вроде призрака Вольтера.
Плащ бьётся на ветру, как крылья.
Ходок гуляет с задумкою и смыслом:
"Где чистый воздух - там яснее разум".
Ах, если бы он мог идти быстрей !
На смену Солнцу тьма ворвалась, как полчище ворон.

Katha Pollit   November Fifth, Riverside Drive

The sky a shock, the ginkgoes yellow fever,
I wear the day out walking. November, and still
light stuns the big bay windows on West End
Avenue, the park brims over with light like a bowl
and on the river
a sailboat quivers like a white leaf in the wind.

How like an eighteenth-century painting, this
year 's decorous decline: the sun
still warms the aging marble porticos
and scrolled pavilions past which an old man,
black-coated apparition of Voltaire,
flaps on his constitutional. "Clear air,
clear mind" -as if he could outpace
darkness scything home like a flock of crows.

Примечание.
Риверсайд-драйв - магистраль в западной прибрежной зоне Манхэттена. Район престижной застройки с интересной архитектурой и многими памятниками.

Kата Поллитт  Ночное метро

Здесь после смены медсестра из психбольницы
вздремнула возле стойки, и пара очень нежных ног
чернеет сквозь прозрачные больничные чулки.
Два паренька из Порто Рико, взлянув, завлечены.
Они тут после трудного свиданья на Таймс-сквер.
Здесь девушка с зеленой шевелюрой. Поодаль от неё
хасид из фотомагазина, бормочущий, взяв книжку,
свои молитвы собственному Богу. Он бережётся,
чтоб никакая дама к нему не прикоснулась,
хотя бы платьем, с намереньем, не то случайно.
Мальчишка ёрзает на месте, чтоб выглянуть в окно.
А там сигнальные огни, как будто то глаза драконов.
Его мамаша курит, и каждая её короткая затяжка
ни ей, и людям никакого добра не принесёт.

Как тут не вспомнить Ксеркса: оглядывал свои войска
и плакал, подумав, что из многих тысяч его солдат
в доспехах с копьями, блестящими на солнце,
спустя сто лет уже не станет никого.

О всё, что славится сейчас, о реки,
что рады отражениям луны, и облака,
что проплвают над луной !

Katha Pollit  Night Subway

The nurse coming off her shift at the psychiatric ward
nodded over the Post, her surprisingly delicate legs
shining darkly through the white hospital stockings,
and the Puerto Rican teens, nuzzling, excited
after heavy dates in Times Square, the girl with green hair,
the Hasid from the camera store, who mumbles
over his prayer book the nameless name of God,
sitting separate, careful no woman should touch him,
even her coat, even by accident,
the boy who squirms on his seat to look out the window
where signal lights wink and flash like the eyes of dragons
while his mother smokes, each short, furious drag
meaning Mens no good they tell you anything –

How not think of Xerxes, how he reviewed his troops
and wept to think that of all those thousands of men
in their brilliant armour, their spearpoints bright in the sun,
not one would be alive in a hundred years?

O sleepers above us, river
rejoicing in the moon, and the clouds passing over the moon.