Притча о карме

В один из дней в пути недолгом,
Решил саньясин молодой,
Свернуть на север, чтоб просёлком,
Пройти, до мглы, к реке святой.

Но не успел он до заката,
И потому пришлось искать,
Ему ночлег под гул пассата,
Что не хотел никак стихать.

И постучал саньясин в двери -
Как гость в тот дом где брахман жил,
И тотчас брат его по вере,
В свой дом безропотно впустил.

И постелил ему он ложе,
У стен бунгало, во дворе,
И через миг иль чуть попозже,
Сказал своей родной жене,
Чтоб та омыла гостю стопы,
И уложила на ночь спать,
Но чтоб без гнева и без злобы,
Чем можно гостя напугать.

И совершив все омовенья,
Саньясин тотчас же уснул,
Но не дождался сновиденья,
Ведь кто-то в бок его толкнул.

И этим кем-то среди ночи,
Явилась брахмана жена,
Что бесконечно, что есть мочи,
Трясла его чтоб ото сна,
Тот пробудился и увидел,
Как страсть пылает в ней к нему,
И чтоб её он ей насытил,
Сквозь ночь, рождающую тьму.

На что саньясин пробуждённый,
За час до утренней зари,
И, в высшей мере, поражённый,
Таким желанием любви.
Ни разу не моргнув и глазом,
Пред ней, погрязшею в грехах,
Ответил сдержанно отказом,
Надпомнив ей, что он монах.

На что в ответ жена брамИна,
Ушла к себе обратно в дом,
И от неистовства и сплина,
Убила мужа топором,
После чего с притворным криком,
Она помчалась в местный сквер,
Где стала всем с лукавым ликом,
Как, в высшем смысле, лицемер
Кричать народу, что саньясин,
Чтоб опорочить её честь,
Схватил топор, с чем стал опасен,
И начал им, что мОчи есть,
Махать пред верным её мужем,
Не объясняя ничего,
Пока враз взмахом неуклюжим,
Не зарубил, попав в него.

И в тоже утро, на рассвете
Монах доставлен был на суд,
Где всенародно на совете,
Решили все, что отсекут -
Одну из рук ему по локоть,
После чего изгонят вон,
Чтоб в их деревне свою похоть,
Не проявлял бы больше он.

Когда саньясина изгнали,
С одной оставшейся рукой,
То он в безутешной печали,
Наедине с самим собой,
В тиши, близ леса стал у Бога,
Просить доступно объяснить,
За что с ним так и столь жестоко,
Чуть жизни призрачную нить,
Не оборвали в том селенье
Ведь сделан был немалый вклад,
Во имя Бога им в служенье,
В чём был он набожен и свят.

Спустя пол дня, когда стемнело,
И боль утихла от руки,
Монах прилёг на землю смело,
Неподалёку от реки.

И тотчас сон ему приснился,
Где в прошлом жизнь свою узрел,
В момент когда он то молился,
То мантру благостную пел.

И там увидел пред собою,
Как пробегает чуть дыша,
Корова с белой головою,
От страха будто бы дрожа.

А через несколько мгновений,
Из леса выбежал мясник, 
И без приветствий и стеснений,
К чему саньясин не привык,
Спросил у йога с нетерпеньем,
Не пробегала ли при нём,
Его корова со стремленьем,
От всех сбежать любым путём.

На что монах, недавно давший,
Обет лишь правду говорить,
Подумал, что уже сбежавшей,
Жизнь вряд ли можно сохранить,
И показал, не без волненья,
Пытаясь время не тянуть,
В каком корова направленье
Держала свой недолгий путь.

Спустя мгновенье йог проснулся,
И осознал, что тот мясник,
С которым он во сне столкнулся,
Для них не в самый лучший миг,
В сей жизни снова стал мужчиной,
А повзрослев стал мужем той,
Что в прошлой жизни столь недлинной
Была коровою простой.

А он был тем, кто безобманно
Своей рукою указал,
Куда корова неустанно,
Держала путь, что был не мал.

И потому монах лишился
Своей руки, которой он,
Как понял верно зря решился,
Помочь хозяину в загон,
Вернуть корову, ставшей ныне,
Ему как брахману - женой,
Убившей в гневе и унынье,
Его среди тиши ночной!