Полёт из ада

1.В нашей, всё-таки славной, истории
 Есть один уникальный случай.
 Он из фантастической категории,
 Когда смерть уж была неминучей.
 Но начнём, как всегда, издалёка,
 Как рассказывал сам наш герой.
 И рассказ тот правдив, без намёка,
Как бывает в жизни порой ...
 Михаил Девятаев в Казани
 Постигал курс "речных моряков".
Этот техникум был без званий
И учил он простых пареньков
 Всем основам речного вождения
Катеров, пароходов - судов.
 Курс последний, все учреждения
И посёлков и городов
Были заняты перепиской,
 Всесоюзной она была.
Это связано с местом, пропиской
 И поэтому все дела
Подконтрольны были чекистам.
 Миша с другом своим ходил
 По переписным тем листам
 И знакомства, порой, заводил.
 Друг его пригласил раз в гости,
 Припозднились, остались там.
 Утром Миша сказал другу: "Брось ты
 Эту бабу! Не по летам
 Тебе эта рябая,
За тобой вон девчат хоровод!"
 Но по пьянке того "раздолбая"
 Разговор тот "дошёл до ворот"
 Этой ушлой не в меру бабёнки,
 Та дала "адекватный" ответ -
 Переписные его "картонки"
 Вдруг пропали, исчез их след!
 Девятаев "попал по-полной" -
 Взяло парня ОГПУ!
 Это было бедой огромной,
 На допросах, стуча по столу,
 Всё допытывались, кому продал
 Пачку переписных листов! ...
 (Ну, а тридцать седьмого года
 Не такой был "расстрельный ров" -
 Им пугают нас те "историки",
Кто в одну кучу всех сгребли ...)
 После долгой и нудной "риторики"
 Мишу всё ж оправдать смогли.
 Взяли только с него подписку,
Все, что видел, не разглашать!
 Он не стал подвергать себя риску,
 Из Казани решил сбежать.
2.Через год уже был в Красной Армии,
 А там в Чкаловскую школу лётчиков ...
В сорок первом в военном звании
 Уже бил ненавистных захватчиков
И на третий день "юнкерса" сбил.
 "В первый день - как он сам вспоминал -
 Я боезапас весь "спалил",
 А по лётчику не попал!
 И меня хорошо обстреляли,
 Фюзеляж был как то решето.
Самолёт сразу мне поменяли,
 А я к вечеру то "пальто"
 "Изорвал" при атаках по-новой"
Да-а, тяжёлые были бои ...
Эпизоды войны суровой
 "Хронос" многие утаил.
 Полк, где Девятаев служил,
 Делал вылеты целый день.
 Ну, а ночью "пути сторожил",
 Но не "взлётку" и "свой плетень" -
 Выходили они на дороги,
 Проверяли подводы, машины.
 Ведь приказы уже были стрОги
 И подлежащие службе мужчины
 Тут же "ставились в строй" - направлялись
 В близлежащий военкомат.
 Большинство и не сопротивлялись,
Сами жаждали взять автомат.
 Но бывало и по-другому,
 Девятаев нам так рассказал:
 "Подъезжает машина к "залому"
(Этим словом я рифму связал),
 Из кабины начальственный голос:
 "Как вы смеете, мать - перемать! ...
На машине рвёт женщина волос,
 Что они хоронить везут мать.
 Как положено, гроб ... В это время
 Подъезжает Захаров, комдив.
Я ему, как положено, "в стремя" -
Вот такой-то у нас "рецидив",
 Что начальник какой-то, и с гробом ...
 Генерал: " Гроб долой, а авто - забрать!" ...
 Но решили в порядке особым -
 Этот гроб не могли отодрать,
 Оказался он неподъёмным.
 Вскрыли крышку, блеснуло золото!
 Кучи денег! Таким вот "скромным"
 Оказался тот гроб. А что с вором-то?
 Дело было в лесу, расстреляли,
 Его сразу от нас увели,
 Я не знаю подробно детали...
Снова в небе. Увидел вдали
 Наших, пушки на конной тяге,
 "Мессершмидты" их крепко "клюют".
 Мы вступились, не по отваге,
 Мысли совестливые снуют
 В голове. А их вдвое больше,
 Мне на встречном ударило в ногу.
Моя скорость была хорошей,
И ушёл я от них, слава Богу!
Река Пчёл там течёт до Полтавы,
 Вот по руслу её и ушёл.
Оторвался от той облавы,
 Вроде, место посадки нашёл,
 Но при развороте увидел -
 Хутор немцами занят, стреляют.
 "Потянул" дальше и сел,
 Как, - не помню, меня "оживляют"
 Прямо на крыле самолёта
Кровь напрямую вливают
 И в госпиталь. После "ремонта"
 Вместе с Володей Бобровым, тем донором,
 Кто со мной кровью своей поделился,
Фронт, давимый "немецким гонором",
 Уже до Москвы докатился.
 Мы с Володей и в Минске были,
 Защищали потом Телюши.
 А когда Кишинёв "накрылся",
 Мы с остатком своих машин
Перебрались к Орлу, там сражались.
А потом перелёт на Москву.
 Отдыхали и вооружались...
 Пересел я потом на "У"..."
 Забраковала его медкомиссия
 И до мая сорок четвёртого
 Санитарной была его миссия.
Ну, а лётчика, боями "тёртого",
Впечатлят разве "тихоходы"
"Тут ещё ко мне друг приехал,
С кем прошёл и "огни и воды"
 И сказал, - для тебя "утеха"
У Покрышкина есть!" - " А переводы? -
 Я спросил. ... Но сложилось удачно
 И Покрышкин к себе меня взял.
 Для него было то однозначно -
 Человек, кто летал и стрелял,
 Не нуждается в подтверждениях.
 Был допущен к полётам я сразу
 И воюя во всех сражениях,
 Возвращался всегда на базу.
 Продвигались войска на запад,
 С нашей базой был рядом Львов..."
 И виднелось предгорье Карпат.
(Про предгорье с моих только слов)
 Продолжались обычно полёты:
 Там прикрыть, там врага штурмовать,
 Там немецкие самолёты
Поезд свой собрались прикрывать.
 Эта новость пришла нам по рации,
Мы "свалились" на них из-за туч.
 И в начале самой операции
Получаю удар, очень жгуч,
По плечу и по левой ноге.
 Затянуло в кабине всё дымом,
 Промелькнуло в мозгу - эге,
Что пора о себе любимом
Позаботиться. Но по рации
 Кричу другу, - "Веди, Бобёр!"
 А Володя кричит (вариации
Мои): "Мордвин, прыгай! В костёр
 Превращается твой самолёт!"
 А как вылез, не помню совсем.
И крылом, может, вдарило влёт.
 Приземлился я с кучей проблем,
3.Как очнулся, увидел, что немцы
Стоят рядом в блестящих плащах.
 С медицинских проблем-компетенций
 Увидал, что дела мои - "швах"!
 Нога сломана при ударе,
 К ней уже привязали доску,
Тело жгло и во внутреннем жаре
Оно мне нагоняло тоску.
Один немец ко мне подошёл,
 Наклонился, что-то поправил
 И ладонью хлестнуть меня счёл
 По щеке обожжённой. Я "вставил"
 Своё слово в ответ на ту "ласку",
 Что конкретно, не помню сейчас.
Осознавал ли свою опаску?
 А что думать в последний час" ...
 В сорок четвёртом, в июле, тринадцатого
 Оказался у немцев в плену
И, поправившись после факта того,
 Сделал то, за что нашу страну
 Ненавидят, боятся вороги,
 Попытался из плена бежать.
Но "расчёты" за это дороги,
 Их задача - уничтожать.
 Тех, кто может сопротивляться,
 Отправляли всех в лагерь смерти.
Но там тоже пытались сражаться
 И, возможно, попытки эти
Дали выжить и  Девятаеву,
 Так попал он на Узедом .
 По дороге туда помогал ему,
 Сам страдая, с большим трудом
 Пленный Фёдор - Фатых, татарин.
 Он, видать, был не раз в переделках,
Знал, как выжить в вагонном "угаре"
 И во время стоянок, на стрелках,
 "Когда нас всех шатало и било,
Он окликнул меня: "Киль манда!"
 Я ж с Казани, меня осенило,
Он же звал, мол, иди сюда!
Я пробрался с трудом среди пленных,
 Так вагон был набит людьми,
В герметичных и толстостенных
Было нечем дышать, чёрт возьми!
 А Фатых протолкнул меня к двери:
 "Держись рядом, потом поймёшь!"
 Сожаление тёплой потери
 Прошло сразу, когда словно нож
 К моим лёгким проник свежий воздух,
 Прояснилась моя голова.
 Из-под двери тянуло, как в продух,
 И какие сказать слова ...
 Умер Фёдор - Фатых в январе,
Он уже не ходил на работу
 И лежачим был к той поре.
 Их убили через охоту
 Всё подряд есть, сварили картошку.
 Никогда её раньше не чистили,
 А тут чищеной дали плошку...
 Я пришёл, он без памяти, был вдали,
 Мне француз, сосед, - выкинь тело!
 И с окошка рогожу содрал.
 Я ему говорю - не дело,
Чтобы он в грязи умирал.
 Погоди,- говорю,- камрад,
 Пусть в тепле полежит напоследок.
 А к утру остыл названный брат,
Не оставив на свете деток.
 Уж потом, через много лет,
 Приезжали его родители,
 Мать - старушка и старый дед:
"Может, сына вы нашего видели?..."
 Что я мог этим людям сказать,
 Как их сын меня спас от смерти?!
 Возвращенье моё как связать?
Я не смог ... Не сумел ... Уж поверьте!
4.Стал побег я готовить в уме,
 Всё прикидывал, искал способы.
Самолёт подошёл бы вполне,
 Нужно, чтобы рядом он был.
Познакомился с парнем с Поволжья,
 Он знал немецкий, как свой родной.
 Попросил в этом деле помочь я,
 Соколов согласился со мной.
 Нас использовали для раскопок
Невзорвавшихся авиабомб.
 Век копателей был короток,
 Потому что выкапывать "тромб"
 Из земли было очень трудно,
Все нас смертниками считали.
 С Соколовым мы обоюдно
 Обговаривали детали...
 И однажды он оберблок-фюреру
Подарил самоделку-кольцо.
 Через день мы прибыли к "фурору" -
 Нас "шмонали" аж трое "спецов".
 Оказалось, подарок похищен,
 Вот его-то искали у нас.
 Вечер был до предела "насыщен",
 "Фюрер" с нас не спускал своих глаз.
 Но конфуз получился с тем обыском
 И тогда обыскали немцев,
Тоже "зэков", но только с допуском.
 И нашли. У "капо" в полотенце.
Все набросились на бедолагу,
 Закон в лагере был суров.
Он, конечно, хотел "дать тягу",
 Но ему кто-то "выпустил кровь".
 Вот так сложно решили задачу -
 Убрать слишком назойливый "глаз".
 Я попробую, обозначу,
Что "капо" - это старший для нас
 И всегда назначался из немцев,
Преступивших нацистский закон.
 Статус этих "переселенцев"
 Был довольно высоким и он
Очень кстати бы нам пригодился.
 Вот для этого был тот "спектакль".
 Соколов только в "замы" пробился,
 Но и это хороший был знак.
 Дальше - больше: бригаду "тряхнули",
 Там всегда "интернационал".
Собирать русских вместе - под пули
Они бросятся, если и мал
 Был процент убежать из-под стражи.
 Вот Володя и выгнал чужих,
Он, конечно, врагов себе нажил,
 Но сумел подобрать из своих,
Чтобы каждый стоял за другого
 До конца, если "выгорит шанс".
Этот шанс наступил. Часового,
Что всегда был поблизости нас,
 Соколов уже стал бригадиром,
Вот он "фрицу" и говорит,
Что прораб приказал капониром
 Им заняться. И очень сердит
 Был, когда уходил он.
А по времени скоро обед.
 Часовой, что глазел на ворон,
 Потащился за нами вслед.
Так добрались мы до капонира,
 Вошли внутрь, мол, прибрать надо там.
 А самим - заманить конвоира,
 И он тоже вошёл туда сам.
Я дал знак Кривоногову Ване,
 Тот поднял самолётную стойку,
А у меня железяка в кармане.
 Подошёл. Немец даже не ойкнул.
 Остальные на нас - ведь расстрел же!
 Я винтовку с земли подобрал,
 Подал Ване - скажи о "надЕже"...
Мы с Володей - в последний "аврал"!
Где ползком, ну а где перебежкой
 Подбирались мы к взлётной площадке.
 Соколов прошептал с усмешкой -
 Ну давай, выбирай по "лошадке".
5.У ближайшего к нам самолёта
 Немцы-техники с чем-то возились.
 Подготовку вели для полёта?...
 Мы гадали и тихо злились.
 Время было уже к обеду,
 Вот и "наши" засобирались
 И пошли друг за другом по следу.
 Мы с "насиженных" мест тоже "снялись",
 Самолёт в земляном капонире
И весь был маскировкой прикрыт.
Тут Володя мне о "сувенире"
 Безнадёжно так говорит:
 "Фрицы, гады, закрыли люки!
 Как мы, Миша, туда попадём?!
 Я ему, - а на что нам руки,
 Вон башмак тормозной им и бьём.
 Мы пробили дыру побольше
 И спокойно открыли замок.
Лишь бы фрицы сидели подольше,
 Не бежали сюда со всех ног.
 Сзади шорох, глядим, - ребята
Уже к нам подтянулись, спешат:
 "Заводи, у нас сеть уже снята"!
 И все передо мной "мельтешат"
. Я в кабину, включил приборы,
Вижу, тока в системе нет...
 Всем рычу,- прекратить разговоры,
 Нужны аккумуляторы, свет!
Парни - в розыск, и кто-то приметил:
 "Они сзади, куда тащить?"
 Я им снова,- вы словно дети,
 Под крылом есть разъёмный щит!
 Подключили, убрали колодки.
Запускаю мотор, второй,
 Но у кресла-то нет "серёдки",
 Парашют там быть должен... "Герой!
 На, держи!" - и суют мне дощечку.
 Я то место прикрыл и,- вперёд!
 Только б не было мне на "встречку"
 Тех, кто "вычислит" нас, разберёт!
 Я снимаю с себя свою робу
И вот так полуголый сижу.
 Немцы видят мою "особу",
 Не поймут, кто до "ниглежу"
В мороз разделся
 И пытается так взлететь?
 Понимаю - приказ пока не имелся,
Чтобы нам помешать. Потеть
 Начинаю я сам, когда вижу,
 Что силёнок моих не хватает!
 Я всем сердцем себя ненавижу,
 Но самолёт-то уже подъезжает
 К краю "взлётки", а дальше - море!
 Значит, надо прервать полёт...
 Торможу помаленьку. И вскоре
 Вижу - группа зенитчиков "прёт".
 Выжидаю, чтобы поближе
 Подошла разномастная "рать"...
 Позабыв о моём престиже,
 На меня начинают орать
 И штыком приколоть собираются
 Меня к этому бронекреслу.
 Я не слышу, чего они "лаются",
 Вырвал ствол и кого-то как тресну!
 Всех загнал в "хвост", чтоб не мешали
 Вижу, немцы "признали" меня.
 Уже выстрелы затрещали,
 Собираются сбить с "коня"!
 Сектор газа почти до упора
 И опять я на "старт" покатил,
 Чтобы эта зенитчиков свора
Не успела сказать - захватил
 Пленный наш самолёт. И попытку
 Вновь взлететь надо срочно пресечь.
 Я увидел, как кто-то в калитку
 Побежал, значит, "прибыла речь".
 Подкатили на старт, а там куча:
 Повыскакивали "едоки"!
 Но машина моя могуча,
 Пусть стреляют с любой руки!
 Развернул самолёт я на старте,
 Ручку газа в упор, снова взлёт!
 На доске той сижу, как на парте,
Но штурвал снова в грудь меня жмёт.
 Закричал, подбежали ребята
 И отжали колонку руля.
Хвост поднялся и высота взята,
Мы летим! До свиданья, земля!
 А ребята вдруг разом запели
В голос "Интернационал",
 Словно все сговориться успели,
 Но кто знал про такой финал!
 Ситуация вновь обострилась,
 Самолёт "лез" упорно наверх.
 Та секунда мне вечностью длилась,
 Я орал так, что перекрыл всех!
 Вновь ребята ко мне подскочили
 И нажали на руль высоты,
Тут опять чуть не переборщили,
 Ещё миг,- замочили б винты!
Но теперь уже видели сами
И вернулись на "горизонт".
 "Заключив договор" с небесами,
Увидали разрывов "зонт".
 И не только зенитки стреляли,
Немцы подняли и самолёт.
Курс мы сразу же поменяли,
 В Скандинавию стал наш полёт.
 Почти час мы летели над морем,
 Наконец появилась земля.
Я подумал, закончится вскоре
 В баках топливо, и поля
 Стал выискивать для посадки,
 Если в небе замолкнет мотор
 И, предвидя подход неполадки,
 Обратил на приборы свой взор.
Обнаружил, что топлива много,
 Объявил всем - летим на Москву!
Развернулись, вдоль берега строго
 Потянули. И вдруг наяву
 Увидали внизу караван
 Под охраной звена истребителей.
И один, нами точно не зван,
Отделился от своры губителей,
 Угрожающе стал приближаться.
Я на брюхе кресты "подвернул",
 Мол, свои, не желаю сражаться
 И свой курс повернул на Варшаву.
Там нас здорово обстреляли,
 Мы прорвали и эту "заставу",
 Шли так низко, что в нас не попали.
 Все дороги забиты войсками
И гражданских там было много,
 На машинах, подводы с тюками,
 Всё на запад движется строго.
Я машину поднял повыше,
 Сзади мне кричат,- догоняют!
Подлетел самолёт поближе -
 "Фокке-Фульф", но нас не сбивают.
 Я ещё обратил внимание,
 Что у лётчика шлем был белый,
 Необычное обмундирование,
 Подошёл совсем близко, смелый!
Как потом я узнал, он пустой был,
 Расстрелял свой боезапас.
 Отвернул, полетел в свой тыл,
 Но тут вновь обстреляли нас.
 Самолёт вдруг подпрыгнул - попали!
 Повезло, что не загорелся,
 Искать место посадки стали,
Потому что я присмотрелся -
На земле уже были наши!
 Увидал небольшую поляну,
 Ну, и "шмякнул", шасси сломавши,
 Подтащило к леску по бурьяну.
Повезло, все остались целы,
 Нас побило, мы были в крови.
До чего же мы были смелы
От великой к жизни любви!
6.Нам хватило сил снять пулемёты,
 Захватить ленты, двинуться в лес.
 Но итогом всей этой работы
Стала слабость, запал весь исчез.
 Доползли кое-как обратно,
 Ведь мы сели у всех на виду.
 Слышим, треснуло неоднократно,
 Видим, к нам осторожно идут.
Прокричали нам: "Фрицы, сдавайтесь!"
 Мы, по-русски, конечно, ответ.
Нам,- один кто-нибудь выдвигайтесь...
 Но у нас уж терпения нет,
Побежали все с криком и плача.
Этот миг помню я до сих пор!
 И когда прояснилась задача,
 Со мной был уж другой разговор.
 Я им нарисовал этот остров,
Где ракеты, те ФАУ стоят.
 И командующий Белов
 Приказал разбомбить всё подряд.
 Указал я им точно все цели
И они там бомбили пять дней,
Все практически не уцелели,
 Эта база и люди на ней.
 Нас, конечно, отправили в лагерь,
Он у озера в Невеле был.
Но Сергеев сказал мне: "Верь! ..."
 Привезли нас, землянки я рыл.
Офицер там один в плащ-палатке
Нас построил,- здесь будете жить!
Что-то там написал на тетрадке
 И оставил солдат. Сторожить.
 Я с Сергеевым пять дней общался,
 Под конвоем меня привезли,
Но никто не открыл, не признался,
 Для чего разговоры вели.
Я три месяца пробыл в том лагере,
 А потом отпустили домой.
 И ни на Колыме, ни в Анадыре
Не был я, а к родным - по прямой.
 Проживал я тогда не в Казани,
 А на родине выживал.
 Скупал масло в той "тьмутаракани",
 Вёз в Москву, а потом продавал.
 Сказать проще, я им спекулировал,
 За неё получить можно срок.
По доходам себя "нивелировал",
 Приоделся, конечно, как мог.
 А тут - раз, и меня вызывают!
 Испугался - ведь срок же дадут,
 Если всё про меня узнают!
Я не знал - всё, что им врут,
Они всё равно проверяют.
 И вот первое, что спросили:
 "Ты на что же одежду купил?"
 Я сказал, что есть брат и он в силе
 И всё это мне подарил.
 "Где живёт брат и есть ли возможность,
 Если нужно, ему позвонить?"
 Я сказал, потеряв осторожность,
 Ведь не буду себя же винить!
 "Что ты врёшь?" - грозно так говорят -
 Там три месяца, как всё гадают,
 Где ты, как ты?" И вновь про наряд...
 Я там крепко тогда поругался,
 Думал так, - заберут, ну и пусть!
 С этим типом чуть не подрался.
 Вам смешно, а тогда была грусть ...
7.Я работал на "Метеоре",
 Тут в Казань приезжает Белов,
 Навестил и меня он вскоре,
 Нашёл время, на несколько слов.
Я в больнице лежал с сотрясением,
На крыле поскользнулся, упал.
 А Белов: "Я к тебе с приглашением,
 Чтобы к нам ты в Москву попал".
 Отказался, ведь я ж на работе,
 Но мне вызов в Москву пришёл.
 Ну, начальство, конечно, в цейтноте ...
 В Москве встретили хорошо.
 Прямо ночью куда-то поехали,
 Оказалось, я в "Звездный" попал.
 Почему-то мне слово дали,
 Про побег им рассказывать стал
 Меня очень тогда удивило,
Что Сергеев, тот, с острова, был
 Среди лётчиков. Много смутило.
 Уж потом для себя я открыл,
Что те лётчики,- космонавты,
 А Сергеев - конструктор ракет.
 Да, секретно тогда было, прав ты,
 Но он тоже пришёл на банкет...
 Как вручали награду? Да просто!
Сразу шило для дырки нашлось.
 Мне Вершинин вручал. Ну, а тост-то
 Мы потом уж, когда разошлось
Это общество генералов.
 Как велось,- на награду пол-литру,
 Сразу вылили водки немало...
 К тридцатилетью Победы - к министру,
 Потом в Монино нас набежало
 Очень много. Сидел со мной рядом
 Самого Ворошилова  сын приёмный.
 Он командовал тут "парадом".
Я ему свой вопрос нескромный:
 "Ты спроси у отца, кто старался,
 Документы писал наградные?"
Он мне сразу пообещался
 Приоткрыть те пути "проходные"...
Я опять оказался в столице
 И Пархоменко навестил.
 Он сказал, что за орден в петлице
И Звезду мне "дорогу мостил"
 Очень крупный и важный учёный,
 Но фамилию мне не назвал.
 Я, загадкой его увлечённый,
 Свою голову долго "ломал".
Эту тайну тогда мне открыли,
Когда умер Сергей Королёв.
 Вот такие, брат, люди были,
 Кто был я, а кто был Королёв!
 Занимаясь таким главным делом
 Он запомнил меня, не забыл! ..."
 Написал я всё это в целом,
 Чтоб читатель любой открыл
Для себя этих славных Героев,
Кто и жизней своих не жалел.
И среди многочисленных строев
 Не сломался, был очень смел.