Слишком много кровавых драк...

Слишком много кровавых драк,
Слишком много внутри меня.
Все плохое уже случилось:
Проросло лабиринтами скал.

Годы наших с тобою тайн
И рука в моей руке:
Никуда я не убежал.
Так помилуй меня, казни,
Расскажи о нас всем друзьям,
Подкроватным своим.
Я же знаю, это не так.
Я же знаю, что я был всем.

А на дне твоём много войн
И я каждую проиграл.
Разве боли страшатся рыцари?
Разве гибнут они от ран?
Не пугай меня артиллерией,
И складами с мокрым порохом
Одолею твою стихию, лишь ударив в проклятый колокол.

Черт побрал бы эти стратегии: я придурошный ни одной не выдержал.
То проклятия на мертвом, истерики
/То любовь до гроба, то ненависть/
То берешь ты меня в заложники, то ведёшь допросы с пристрастием:
Не пугай меня артиллерией,
Ты же знаешь, я с ней не справлюсь.

Если б вышел на поле боя-я забрал бы могильный камень.
Клептомания, мать ее, сущая
И я знаю, что это неправильно.

И ты бросишься за мной под снаряды,
И тогда мы оба не выживем,
Ведь живут лишь любовники: правило,
А любить ты, увы, не умеешь.

Представь, что я просто вымысел, что ничто, ничего, не из прошлого.
Уж не вспомню, что мне обещано
Сумасшествие ли безбожное?

Жжется имя огнем в гортани,
Но оно не твое, не надейся,
Я тебя лишь звала печалью,
А тебе тогда все надоело.
Затерялось лицо это прежнее
В листопаде земельной гущи,
Закопалось надёжно и крепко
И никто уже не тревожит.

Время грезит алыми астрами,
А они на твоём подоконнике,
Испивают последнюю трапезу,
Чтобы сгинуть уже спокойно.
Это было единственным даром,
Что теплило хрустальное сердце.
Отрекусь, я устал, ты устала
Отрекусь, не знавая увечий.

Льдиста сталь в глазах твоих светится,
Не ища уже отклика в тени
Всюду судьи и палачи,
А куда мне с твоим нетерпением?
Посмотри на дырки от пуль,
Они все—преувеличенные,
Ты родимым пятном прикрыла
Свои мысли солнечно-свеченные,
Ты лгала, как эти поэты,
Ты пророчила времени вечность.

Лишь надеялась: это все сон,

Лишь ждала, что это излечится.