Таганрогский триптих. 3. В конце туннеля

...я подохну в социальном приюте,
это будет среда, двадцать первое,
безобразный скрипучий старик
в брюках клетчатых с пятнами спермы,
до сортира пройдусь весь сгорбленный,
как поганка, без тени смущения,
и сопля на груди в виде ордена
украшает рубашку Ben Sherman...

Пузырят коридора стены
голубой эмалевой краской
мертвым светом сочатся плофоны,
молодые медсестры - лаской;
где утрами носки - не помню,
проходящую докторицу
я с оттяжкой щиплю за жопу
и всплывают в памяти лица:
всех прекрасных шлюшек Таиланда,
Кампучии, Вьетнама и Бирмы,
европейских строгих эскортниц,
женщин тех, что меня не любили...
Городов прошуршат диафильмы:
где я не был, чего не видел,
****овал и писал стихи,
гонорары тратил на книги!
А теперь лишь брюзжит сверчок
по ночам, да запах котлет,
на погоду ноет плечо,
дважды за ночь - поход в туалет;
что ж, не сорок давно уже,
календарь знай, паскуда, шуршит:
я так долго страдал по душе,
что совсем не осталось души,
только руки как крючья и рот,
искривленный небритой дугой,
мне стакан воды принесет
медсестра... Скоро станет покой...
Пить не хочется. Нем сверчок,
и часы под иконой замерли,
я умру в социальном приюте,
а хотел умереть на Самуи!