город умоется белым снегом

город умоется белым снегом,
тьма самый лучший врач,
на стадионе эхом — время прямых подач,
прячь свои слёзы за смехом,
если не можешь — плачь
;
не поводя итоги и не смотря вперёд,
он стоит на твоём пороге
и беспросветно врёт
врёт, когда обнимает,
и отвергает — врёт,
сладкий, густой ткемали
льётся на бутерброд
;
нас так смешно спаяли,
соединили — прочь,
на тетрадном листке с полями
в тысячу клеток ночь.
ночь — и чернее, и гуще,
чернильная клякса — ночь,
и март впереди идущий
не может ничем помочь
;
апрель ничего не знает
о наглости, наготе
на солнце сверкает знамя,
скрывая границы тел
ну, где там они, пунктиром
попробуешь прочертить?
бывает мне так противно
внутри этих рамок жить
;
раздеться, стянуть твоё платье,
бежать со всех ног к реке,
смеяться над шутками братьев,
и жаться к твоей руке
на кухне шипят оладьи,
в саду запах диких роз,
и лето течёт по кровати —
как золотистый ром.
нам хватит его, наверно,
на жизни! и в жизни вот:
он держит тебя за колено
и беспросветно врёт
он врет, когда обнимает,
и отвергает — врёт,
и солнце внутри сверкает,
когда ты глядишь ему в рот
;
а после в каком-нибудь мае
ты улыбнёшься вслед
всем тем, кто тебя сломает,
и сделает тебя злей
и сделает тебя проще,
но наизнанку, чёрт:
такая сияет роща,
такая река течёт!